Пленники белых ночей

Костик озадаченно помолчал, очевидно, переваривая услышанное. Наконец резюмировал:

– Эстетствование в виде эпатажа… В виде мата, pardon. Допустим, это весьма любопытно. Пикантно даже, я бы сказал, – хмыкнул скелет. – Но какое отношение эта игрушечная пролетарка Пелагея может иметь к человеку во дворце?

– Кто бы мне самому это объяснил! – закипятился Митя. И с досады стукнул кулаком по столу.

– Ну зачем же так нервничать, ваше сиятельство, – холодно осадил Митю скелет. – Лучше расскажи, что ты предпринял после самоубийства Пелагеи. Не сомневаюсь, что ты постарался что-нибудь разузнать.

Митя хмыкнул:

– Постарался, конечно…

Служба НН.

За 2часа 30 минут до бала

Стива остановил свой «Руссо-Балт» последней модели – положение обязывало! – у известного всему Петербургу высокого дома на Литейном. Когда-то здесь находился Областной суд, сожженный во время февральской революции. В начале тридцатых на его месте выстроили внушительное здание в стиле раннего романовского брутализма. Здание предназначалось для весьма серьезной организации.

Лаконичная вывеска у входа гласила: «Управление службы НН».

Служба была призвана защитить город и Санкт-Петербургскую губернию от двух традиционных глобальных угроз…Нет, имеются в виду не «дураки и дороги», которые сразу приходят на ум каждому русскому человеку. Вызовы предполагаются чисто питерские.

Кстати, вездесущий городской фольклор утверждает, будто организация так глубоко законспирирована, что никто точно не знает, какие термины на самом деле скрывается за аббревиатурой «НН». Поэтому, предлагались всякие конспирологические и, как водится, весьма ехидные варианты: «Невское несчастье», например.

На самом деле никакой конспирологии в названии службы нет, аббревиатура расшифровывается просто: «Нечисть. Наводнения».

Конечно, куда грамотнее было бы именовать организацию «Служба по борьбе с нечистью и наводнениями», но почему-то утвердилась именно такая формулировка. Личному составу, привыкшему иметь дело с разного рода мистическими явлениями, подобные странности были не в диковинку.

Обычно пустынные коридоры здания в этот раз были непривычно оживлены. Множество мужчин, которых отличала от обычных граждан разве что некоторая выправка и подтянутость, спешили в одном направлении – к конференц-залу. На парадный костюм кавалергарда неодобрительно и даже слегка насмешливо косились.

Стива поморщился. Он просто вынужден был явиться на срочное собрание личного состава серьезной организации эдаким неуместным франтом. Производственная необходимость, можно сказать.

Через два с половиной часа в Зимнем начнется традиционный майский бал «белого» класса смолянок. Милых барышень будет принимать сам государь. И, конечно, Парадному отряду лейб-гвардейцев неукоснительно надлежит присутствовать там в полном составе. Государь не любит, когда кто-то манкирует своими обязанностями.

Стиву, конечно, за опоздание, да и вовсе отсутствие на балу никто не имеет право упрекнуть. Но как же не хочется лишний раз козырять своей особостью, в очередной раз объясняться и снова ловить на себе сдержанно недовольные взгляды дворцовых распорядителей и самого государя.

Да и, честно говоря, ужасно хотелось просто потанцевать на этом своеобразном балу, на котором он ни разу не был.

Несмотря на то, что срок его службы при дворе едва составлял год, Стива уже с досадой начинал ощущать себя аниматором, для которого праздник – лишь работа. А танцевальные па и лёгкий светский флирт – действия, необходимые для успешной карьеры.

И вот в преддверии бала – накатило! Так вдруг потянуло назад, в беззаботность студенчества, в прекрасную свободу от жестких рамок и важных обязательств. Ах, как славно будет покружиться и поболтать со смолянками, наслаждаясь общей молодостью, обаянием изящной скромности и невинности барышень.

Вызов на срочное собрание личного состава безжалостно смял все его предвкушения.

Чтобы оставить себе шанс, Стива и решил поехать в родное строгое учреждение в бальном наряде. Если повезет и задержат не больше, чем на два часа, то он вполне успевает. Зимний почти рядом.

– Привет! – Стиву хлопнули по плечу.

– Егор! Привет! – обернувшись, обрадовался кавалергард. – Рад тебя видеть!

Обрадовался не только потому, что встретил хорошего приятеля. Егор служил в самом управлении и узнавал все важные новости раньше других. Вот кто может сейчас ответить на интересующий Стиву вопрос.

– Слушай, а ты не в курсе, – начал кавалергард, – это заседание надолго?

– А ты, я вижу, куда-то уже собрался? – Егор окинул приятеля шутливо-ироническим взглядом. – Увы! Вынужден тебя огорчить!

– Что-то серьезное? – насторожился Стива.

– Ты давно на Сенатской был? – ответил Егор вопросом на вопрос.

– Что? На Сена… – начал было Стива. Но тут же до него дошло: – Медный всадник?!

– Да. Медный всадник повернулся к Финскому заливу.

Кошки-мышки

(Что рассказал Митя)

За 9 часов до бала

Силуэт в окне исчез, как только девушку поглотили воды Фонтанки.

Какое-то время Митя вместе со всеми, волнуясь и не в силах оторваться, наблюдал за работой спасателей в оранжевых жилетах и водолазов.

Но вот прошло уже больше часа, а девушку или её тело так и не удалось обнаружить. Возбужденно переговариваясь и всё ещё с надеждой оглядываясь на реку и оранжевые жилеты, люди начали расходиться.

Но Митя не ушёл. Он надеялся по горячим следам обнаружить хоть какую-то подсказку-зацепку для осмысления управляемого самоубийства. Хоть точечный хвостик, за который можно потянуть, разматывая запутанную нить странных событий… Да, событий! За каждым суицидом всегда стоит целая история. А уж за суицидом, совершенным в этом мистическом районе и явно связанным с дворцом Белосельских-Белозерских…О котором, кстати, как специально, заговорил именно сегодня утром Костик…

Словом, Митя решил начать с разоблачения рокового силуэта в окне.

Сперва он побродил около роскошного здания, внимательно его оглядывая.

Дворец был похож на гигантскую розово-белую резную шкатулку, хранящую неизвестное, но явно опасное содержимое. И при этом наглухо запертую на ключ.

Огромные атланты неприязненно взирали на юношу сверху и явно не радовались его настырному любопытству. Каждая из белых барочных колонн напоминала запечатывающий палец, приложенный к устам – жест, призывающий хранить молчание. Пышные белые шторы прильнули к стеклам, надежно скрывая внутреннее убранство. А круглые окна надстройки и вовсе смахивали на крепостные амбразуры, из которых отстреливаются до последнего патрона.

И только величественная наполовину застекленная дверь парадного входа открывала взору обманчиво доступную мраморную лестницу.

Надо было как-то прорываться внутрь. И для этого представлялось два способа.

Первый: постучать в дверь парадной, представиться и наврать что-нибудь швейцару-охраннику. Дескать, у меня для князя (хозяин вроде – князь?) важное известие. Очень срочное, не требующее отлагательства! Вопрос жизни и смерти! Его, конечно, жизни и смерти, не моей.

Но даже если очень повезет, и хозяин согласится Митю немедленно принять, то кроме какой-нибудь гостиной или кабинета он всё равно ничего не увидит. Конечно, есть шанс действовать по обстоятельствам. Например, сбежать от хозяина под каким-нибудь предлогом, а потом вроде как заблудиться и обшарить дом.

А может быть, и не придется обшаривать. Может, в хозяине Митя сразу и узнает роковой силуэт в окне?

Но тут сложности. Чтобы получить шанс быть принятым, надо честно назвать себя – мол, молодой князь Горчаков. Кого попало с улицы во дворец, ясное дело, не пустят.

А дальше? Ну ладно, Митя-то князь номинальный. А как потом его выходка с завиральным предлогом для проникновения и беганьем по дворцу отразится на репутации отца? Тётушек?

Нет, с этим способом лучше не рисковать. Второй вариант представлялся гораздо более перспективным.

Он предполагал использование уже полученных на необычном факультете знаний. И заключался в том, чтобы превратиться в какое-нибудь мелкое животное – мышь, крысу или кошку. А потом по крысиным ходам, которые непременно существуют в каждом старинном петербургском здании, проникнуть внутрь. И относительно спокойно прогуляться по залам.

Итак, рассмотрим все три варианта. В мышку превратиться легче всего. Но она слишком маленькая, бегает медленно. Больше шансов быть пойманным, если обнаружат.

Самый совершенный стратегический вариант – безусловно, крыса. Пролезет в любую щель, отличная реакция, мобильна и стремительна. Однако Митя крысами брезговал – наверное, опять сказывались аристократические корни, ха-ха.

Оставалась кошка, вернее, кот.

Это если вообще получится превратится.

Дело в том, что Митя превращаться-то умел, но не очень. Ведь учиться технике метаморфоз начинали вообще только на третьем курсе.

Однако на факультете существовало две концепции обучения студентов.

Автором официальной был декан факультета Психология мистических объектов профессор Мурзин-Гундоров. Вся его полнотелая вальяжная фигура рождала ощущение основательности и несуетности. Даже солидно выпущенная поверх респектабельного жилета внушительная цепь золотых часов как будто призывала заковать в кандалы и тем самым обуздать быстротекущее время.

Профессор требовал, чтобы студенты овладевали знаниями строго поэтапно, поднимаясь к сияющим вершинам истины от ступеньки к ступеньке. И шагая на следующую только после того, как будет досконально освоена предыдущая.

Другую концепцию обучения, полулегальную и оттого особенно популярную, представлял доцент Лядащев. Доцент был худ, стремителен, обожал диспуты и среди студентов-поклонников имел репутацию гения.

Лядащев ратовал за свободное посещение. Нет, вовсе не за то, что для лентяев: хочу – хожу, не хочу – не хожу. А совсем наоборот. За то, что каждый студент младших курсов имеет право посещать любую лекцию и даже практическое занятие старших курсов.

Во-первых, так ребята быстрее сами разберутся, что им надо и что по зубам. Во-вторых, так безошибочно выделится группа наиболее одаренных и перспективных студентов, с которыми надо работать особо.

Конечно, каждый первокурсник хотел заявить о себе, как наиболее одаренном и перспективном. Но ещё, пожалуй, сильнее подстегивала полудетская мечта: как можно скорее научиться превращениям. Ведь это так круто!

Весь первый курс ринулся на занятия третьего по метаморфозам. И Митя был в первых рядах.

И тут, к глубокой всеобщей досаде, быстро выяснилось, что профессор Мурзин-Гундоров хоть и ретроград, но в чем-то прав. Потому что для усвоения техники перевоплощения ребятам тупо не хватало ещё не полученных на первом и втором курсе знаний.

Большинство сдулось и оставило партизанские вылазки на занятия третьекурсников. Но только не Митя.

Ему было страшно интересно. Ну просто не хватало терпения ждать ещё два года, когда такую уникальную практику можно усвоить прямо сейчас!

Митя с отчаянным энтузиазмом бросился самостоятельно изучать недостающие для понимания темы. И уже начало вполне сносно получаться как прибавилась новая проблема. Пропадая на третьем курсе, Митя пропускал занятия на своем первом. Так что и этот пропущенный материал пришлось прорабатывать самостоятельно.

Митя худел, бледнел, засыпал на ходу, но не сдавался.

Зато Лядащев, проходя мимо, каждый раз с любопытством на него поглядывал и поощрительно улыбался. А один раз даже – нет, точно не показалось! – заговорщицки подмигнул.

И вот наконец, когда от Костика Митю отличала только буйная и толком не чёсаная за недостатком времени шевелюра, студенту удалось-таки превратиться в мышку!

Костик так радовался успеху друга, что повесил фото этой первой мышки в рамочке у себя в шкафу.

Так что технику превращения в мелких животных Митя в общем освоил. Но, если честно, получалось не всегда.

Нет, вопреки изощренным городским анекдотам, вместо пасмурно-серой мышки у него сам по себе не звучал романс «Утро туманное». А вместо крысы не являлся серый кардинал.

Потому что техника метаморфоз в принципе совсем иная. Это как если ты надеваешь чужой костюм. И если процедура выполнена с ошибками, костюм этот будет с прорехами, а то и с оторванным лоскутом, сквозь который проступит твой собственный облик. Ну, в крайнем случае, кот может оказаться не той породы, что хотелось бы. Тут опять аналогия с костюмом: перепутал и взял тот, что висел рядом.

Ещё изображение может стробить, как в старом телевизоре, либо рассыпаться на пиксели. Но никаких серых кардиналов.

Как бы то ни было, стоя перед дворцом Белосельских-Белозерских, Митя решил, что пришла пора применить своё умение не в учебной аудитории, а, так сказать, в полевых условиях.

Он уже начал озираться в поисках относительно укромного уголка для превращения. И вдруг осознал, что чувствует непонятный, но довольно острый дискомфорт. Что-то ему неуловимо, но определенно мешает. Напрягает и предостерегает от совершения, задуманного.

Может быть, кто-то наблюдает за ним из-за шторы? Митя пробежал взглядом по рядам высоких окон. Все они по-прежнему были плотно задрапированы пышными шёлковыми волнами. Ни одна складка не дрогнула.

Нет, не то. Помеха как будто существовала в собственной Митиной голове. И в то же время он не мог понять, в чем она конкретно заключается.

Парень завернул за угол здания, чтобы перестать светиться под окнами, и вышел на набережную Фонтанки. Спасатели и водолазы, так и не нашедшие утопленницу, завершили работу и собирали оборудование.

Митя принялся вышагивать по граниту, анализируя свои ощущения.

Ээээммм… Версия вырисовывалась только одна: похоже, на дворец наложено мастерски исполненное заклятие-оберег. Заклятие, настолько виртуозно сработанное, что распознать его невозможно. Его как бы и нет. В результате охота соваться во дворец у непрошенного гостя исчезает как бы сама собой. Добровольно.

Ну ладно, добровольно – это не Митин случай. Однако волей-неволей придётся признать: с мастером, способным наложить такое филигранное заклятие-оберег Митя соперничать не может. Силы слишком не равны. Во всяком случае, пока.

Придя к такому грустному выводу, Митя сокрушенно вздохнул и, не удержавшись, скорчил в сторону дворца многообещающе ехидную рожу. А для верности ещё погрозил кулаком. По-детсадовски, конечно, получилось. Но это всё, на что он был в этот момент способен. Надо же было как-то выпустить пар.

Казалось, бородатые атланты ответили ему злорадными усмешками.

Митя скрежетнул зубами и направился к метро. Несолоно хлебавши, как говорится.

Район двойников

(Продолжение рассказа)

За 8 часов 30 мин до бала

В вагоне электрички было немноголюдно и слегка пахло сыростью. Кажется, запах некоторой затхлости в этом сезоне становился уже привычен и неистребим во всех общественных местах.

Митя устроился в углу и, как все, уткнулся в телефон. Зловредный дворец Белосельских-Белозерских не давал покоя. Информации о нем в интернете вроде обнаружилось много, хотя она и не отличалась разнообразием.

Прежде всего, конечно, отмечалось, что дворец находится в так называемом «районе двойников».

Причём сам дворец как бы и задает тон этой музыке бинарности. А двоится он как по архитектуре, так и по своему названию.

Например, два почти одинаковых фасада. Один обращен на Невский проспект –сухопутную артерию города, другой на Фонтанку – его водную артерию.

А главное – двойная фамилия владельцев! Причём носить именно такую фамилию хозяевам дворца приказал самый мистический русский император Павел I.

Что касается собственно двойников, то, согласно преданиям и мемуарам, они здесь появлялись тоже дважды.

В первый раз это случилось в XVIII веке, в царствование Анны Иоанновны. Двойник явился во дворец, который располагался на участке, примыкающим к дому Белосельских-Белозерских. Там нынче находится Троицкое подворье.

Однажды за полночь, когда государыня уже удалилась в опочивальню, караульные гвардейцы и фаворит императрицы Бирон вдруг увидели, что она собственной персоной в парадном облачении разгуливает по тронному залу. Меж тем как Анна Иоанновна из спальни не выходила!

Бирон заглянул в опочивальню и убедился, что императрица спокойно спит. Рискнул разбудить – уж очень случай, вопиющий! – чтобы показать самозванку.

Увидев своего двойника, Анна Иоанновна спросила: «Кто ты? Зачем пришла?» Призрак что-то тихо отвечал – так, что его слова услышала только государыня. «Это смерть моя!» – сказала она и удалилась к себе.

А через сутки, ни слова больше не сказав, скончалась.

Второй подобный случай приключился с другом Пушкина – поэтом князем Петром Вяземским, который жил неподалёку на Невском.

Вернувшись однажды домой поздно, князь увидел, что в окнах его запертого кабинета горит свет. Он отпер кабинет, вошёл и увидел сидящего спиной к нему и что-то пишущего человека. Вяземский заглянул неизвестному через плечо, прочел написанное и лишился чувств.

Потом он говорил, что увидел самого себя, но никому никогда не признался, что же такое прочёл в мистической рукописи.

А главное, после явления двойника Вяземский, бравировавший раньше своим атеизмом, стал верующим.

Так что дворец с двойной фамилией хозяев был более чем уместен в районе нашествия двойников.

Хотя его хозяевами не всегда были Белосельские-Белозерские.

Они построили его в 40-х годах XIX века. А в конце столетия утратили свой главный источник доходов – горные заводы на Урале. И вынуждены были продать дворец в казну.

В результате в конце XIX века он стал свадебным подарком великому князю Сергею Александровичу на его бракосочетание с Елизаветой Федоровной Гессен-Дармштадской, родной сестрой императрицы. В этот период времени дворец стали называть Сергиевским.

Судьба его новых хозяев сложилась трагически.

Сергей Александрович, назначенный генерал-губернатором Москвы, погиб от бомбы террориста Ивана Каляева. Елизавета Федоровна вместе с другими членами дома Романовых в 1918 году была убита и сброшена в шахту в Алапаевске.

Поскольку пара была бездетной, дворец унаследовал племянник хозяина, великий князь Дмитрий Павлович. Тот самый, что участвовал в убийстве Распутина вместе со своим сердечным другом Феликсом Юсуповым. Кстати, чем не ещё одна мистическая линия в истории дворца?

Тем более, что после убийства заговорщики находились под домашним арестом именно в этом здании. Причём одни соотечественники считали их спасителями России и ставили свечки за здравие. Другие рвались расплатиться с убийцами. Для этого распутинцы пытались попасть внутрь под предлогом посещения раненых. Ведь во втором этаже дворца в то время находился русско-английский госпиталь – шла Первая мировая война.

Отгремели революция и Гражданская война. После победы Белой гвардии все конфискованные большевиками дворцы были возвращены прежним владельцам. Тут-то одной из ветвей потомков князей Белосельских-Белозерских, сумевшей сохранить за границей банковские счета, удалось выкупить дворец в собственное владение. Так он обрел свое прежнее название.

После всех этих потрясений в жизни хозяев дворца произошло только одно знаменательное и трагическое событие, связанное со Второй мировой войной. Молодой князь Эспер Александрович, будучи морским офицером, участвовал в боевых действиях.

Корабль, которым он командовал, подорвался на немецкой мине и затонул вместе с экипажем. Князь пропал без вести. Правда, существует и другая версия, по которой он всё-таки вернулся домой и через год умер от полученных ран.

А в целом после нового обретения дворца Белосельскими-Белозерскими владение апартаментами благополучно и без особых происшествий переходило от отца к сыну. Причём по традиции мужские имена через поколение повторялись: наследника называли либо Александром, либо Эспером. В память о славных предках, первый из которых (Александр, екатерининский вельможа) был приятелем самого Руссо, а второй (Эспер) построил этот самый дворец на набережной Фонтанки. Цепочка Эсперов Александровичей и Александров Эсперовичей тянулась до начала XXI.

Здесь мужская линия Белосельских-Белозерских обрывалась. Потому что у нынешнего хозяина дворца, князя Эспера Александровича, появилась на свет единственная дочь Лиза, ныне ученица Смольного института благородных девиц.

Кстати, фотография Лизы нашлась только одна, да и та скверного качества. Явно случайная. В отличие от щедро представленных изображений самого князя Белосельского-Белозерского – как постановочных фото, так и портретов кисти модных живописцев – в основном, разумеется, на фоне интерьеров дворца.

Кстати, дородная фигура князя никак не ассоциировалась у Мити с роковым силуэтом в окне – тот, кажется, выглядел куда как стройнее.

Но вот именно, что кажется. В полуденном мареве и ослепительном блеске оконных стекол силуэт рисовался довольно невнятно. Поэтому Митя не спешил снимать с князя подозрения.

Что касается единственной и явно случайной Лизиной фотографии, то, может быть, считалось что благородной девице негоже демонстрировать себя на сомнительных просторах интернета?

Фотограф щелкнул Лизу почему-то сбоку и снизу. Из-за этого поспешного ракурса пропорции модели вышли искаженными. Гордо посаженная головка с большими глазами уплыла куда-то в дальнюю перспективу. На переднем же плане оказались длинные музыкальные пальцы, которые теребили белокурую косу. Казалось, что девушка играет на каком-то диковинном музыкальном инструменте.

Но даже это вывернутое сюрреалистичное изображение словно нехотя, но всё-таки признавало миловидность смолянки.

Смолянки и кавалергарды

За 2 часа до бала

– Charmant! – воскликнул Костик, увидев фотографию Лизы. – А почему бы тебе с ней не познакомиться? Княжна ведь не только дома и в институте бывает. Гостиные, балы… В конце концов, вы ведь люди одного круга.

– В том-то и дело, что нигде она не бывает! Практически заперта в своем институте! – с досадой воскликнул Митя, которому, конечно, тоже приходила заманчивая мысль о полезном знакомстве с хорошенькой девушкой. – Этот Смольный – натуральный монастырь, как при Екатерине! Девиц отпускают домой только на рождественские и летние каникулы – они в августе, пара недель. В остальное время свидания с родными раз в неделю, в присутствии классной дамы. Сотовые и компьютер запрещены. Как тебе такое?

– Waouh, qui aurait pensé!4– удивился Костик. – И к чему такие строгости?

– Ну, типа блюдут изначальную концепцию Бецкого. Идейного основателя Смольного института, то есть, – объяснил Митя, бросив взгляд на монитор.

– Концепция? И в чем же она состоит?

– Воспитать достойных жен и матерей. Путем максимальной изоляции от нехороших соблазнов реальной жизни, – отбарабанил Митя. И. не удержавшись, ехидно добавил: – Эдакая фабрика по искусственному созданию идеальных невест.

– Бедные девицы, – вздохнул Костик.

– Хотя сайт же у этой благообразной деревни есть! – Митя наугад ткнул в монитор. – Вот, например. Сегодня в Зимнем дворце состоится традиционный майский бал учениц «белого» класса Смольного института благородных девиц Воспитанниц будет принимать сам государь. Бал начнется в семь часов пополудни, – прочитал он по инерции и тут же прикинул: кстати, на этом балу и Лиза, наверное, будет. Белый класс – старший, там учатся три года. Лизе на фото лет шестнадцать. Значит, точно будет!

– Вот! – оживился Костик. Если, конечно, по отношению к скелету можно применить слово «оживился». – Почему бы тебе, ваше сиятельство, не сходить на бал?

– Отличная идея! – с фальшивым энтузиазмом воскликнул Митя и бросил якобы озабоченный взгляд на часы. – Я как раз успеваю! Где мой фрак? – Но тут же криво усмехнулся: – Ладно, пошутили – и хватит. Кто ж меня в Зимний просто так пустит?

– Как это – кто пустит?! Как это – кто пустит?! – закипятился Костик. – А…А…

– Ой, всё! – махнул рукой парень – И вообще, у меня завтра экзамен по философии. Заболтался тут с тобой, а мне учить надо.

– У тебя же друг в Зимнем служит! – не вникая в Митины отнекивания, воскликнул Костик. – Стива, кажется. Позвони ему. Вдруг поможет?

Ну как – друг. Старший приятель скорее. Хотя Митя не отказался бы назвать Стиву Оболонского своим другом.

Стива был старше Мити на пять лет. Их знакомство началось с дачного детства в Куоккале и продолжилось учёбой в Александровском лицее. Затем Стива закончил тот же факультет университета, на котором сейчас учился Митя – Психология мистических объектов – но отделение Защиты.

И как лучший выпускник сразу же был направлен на службу в Зимний дворец, в Парадный отряд кавалергардов. «Декоративный отряд», как называли его злые языки. Имея в виду, что лощеные лейб-гвардейцы – эффектный мыльный пузырь, всего лишь красивая витрина царской резиденции и на большее, дескать, не способны.