Полная версия
Музей открытых окон
– Только тем, что сам я в этом ни минуты не сомневаюсь».
Пока этого переживания не произошло, с одной стороны, помогает интуиция. Путеводной нитью является чувство, что в этом пути что-то есть. Но я бы это назвала тонким ароматом истины. Как листик тянется к свету, когда растет, так и душа неизменно тянется к своему источнику.
Счастье возникает, когда ты понимаешь, что «Я» не распято на собственном теле. Что это нечто неизменное. Это понимание возникает как озарение. Если взять троичность, то всегда есть сознание, осознающее… Что? Так вот, счастье – это некий "святой дух", который возникает от завершенности этого процесса осознавания. Но нельзя сказать, что счастье отдельно от осознаваемого и осознающего. Это именно нераздельная троица, троичность природы Бытия.
Дуэт ВМ и Игоря был глубоко взаимодополняющим. Владимир Михайлович был тягловой силой, маятником. Большинство людей не верят в просветление конкретно для себя. Это кажется недосягаемым уровнем осознанности и развития. Как-то на исповеди мне священник сказал, что мы не верим в то, что Христос пришел спасти лично меня. Так и с просветлением – мы почему-то глубоко в своем сердце не верим, что настоящее освобождение возможно конкретно для меня. Но как я теперь понимаю, самыми действенными и трансформирующими целями являются те, которые кажутся самыми труднодостижимыми, – завиральные цели. И идея о просветлении, которая для многих кажется недостижимой, была именно такой.
Основная идея в работе с личностью
Основной идеей ВМ в методе психологической помощи людям была не идея «приобретения», а идея «отпускания». Например, вы являетесь по каким-то причинам человеком принципиальным. Вы чувствуете, что ваши принципы – правильные, и это действительно так. Но эта правильность рождает чувство правоты, которое, в свою очередь, мешает прощать, мешает быть гибким, мешает достигать поставленных целей потому, что на подсознательном уровне воспринимается окружающими людьми как опасность. Ведь всех, кто, по вашему принципиальному мнению, поступает неправильно, вы автоматически презираете, считая, что они не имеют права на высокое звание Человека. Вы им отказываете в существовании. Таким образом, то, что наработано как собственный положительный образ, на деле может разрушать.
Отпустить все – значит принять все.
Идея «отпускания» не является идеей бессребреничества. Нет, мы не стремились уничтожить у себя все желания, отрезать их. «Отпустить» – означало встать на более правильную внутреннюю опору, и этой опорой не могло быть ничего временное, сотворенное.
Внутренняя психологическая опора – это идея о том, что принесет тебе счастье.
Мы не занимались психоанализом ради самого психоанализа или ради бесконечного собственного психологического тюнинга. Психоанализ, как и медитация, имел только одну цель – собственное самоосознание до его предельной точки, переходящей в бесконечность. Ну а побочным эффектом этой работы было раскрытие собственного истинного достоинства.
Меня всегда волновал вопрос о том, может ли человек, не прошедший свой путь до точки окончательного освобождения, брать на себя ответственность по передаче знания другим? Вопрос очень сложный. Как мне кажется, в этом случае учительство должно быть благословлено тем, у кого учился ты. Должна быть преемственность знания.
Когда ВМ спустя некоторое время предложил мне вести занятия, я воспротивилась. Он был скрупулезен в чистоте передачи; следил, чтобы не было искажений или подмены смысла. Кого-то ВМ обучал с упором на индивидуальные консультации, кого-то на то, чтобы вести созерцания. Например, Максима он уполномочил быть своего рода библиотекарем. Максим хранил и структурировал все диалоги, которые ВМ вел в переписке с постоянными участниками занятий. Эти диалоги наравне с моими воспоминаниями легли в основу данной книги.
Когда я поделилась с ВМ своими сомнениями, то он в ответ рассказал мне анекдот про булочку в столовой. Как и во всем, что касалось ВМ, по странному совпадению, это был один из моих любимых анекдотов еще со студенческих времен.
Анекдот:
«Приходит ученик в студенческую столовую и покупает булочку с сосиской. Откусывает ее. Смотрит, а сосиски нет. Спрашивает у буфетчицы:
− А где сосиска?
− А вы еще не докусили! – отвечает она.
Студент опять кусает, опять сосиски нет. Он снова спрашивает, где сосиска.
− А вы уже ПЕРЕкусили!»
Смысл этого анекдота в том, что когда человек уже перекусил сосиску, то у него пропадает желание что-либо объяснять или рассказывать. Только в промежутке, когда уже откушено, но есть еще что докусить, появляется краткий миг того контраста мировосприятия, которым можно делиться по свежим следам.
Да, мы никогда не будем достаточно совершенны для того, чтобы прикасаться словами к Истине. У каждого из нас по-прежнему есть своя карма. Но мы научились относиться к ней глубоко иначе. И в момент звенящего созерцания становилось неважно, насколько ты несовершенен как переводчик с языка Бытия на язык человеческой мысли, – становилось важно лишь само касание, та внутренняя вертикаль света, которая пронизывала все твое существование насквозь.
Море
Черное море в Крыму всегда более прохладное и чистое, чем в Краснодарском крае. Мне кажется, что у него даже запах был другой. Бывало – заходишь в него вялой и сонной, а выходишь полной бодрости и сил. Словно заново родилась. Людей в Ласпи всегда было очень мало. Только родители, которые приезжали в детский лагерь навещать своих детей.
Единственным неудобством было то, что мы купались в самое жаркое время – с полудня до трех часов дня. Солнце палило так сильно, что иногда начинала болеть голова. Купаться в более комфортное время мы не могли, так как нужно было пропускать занятия, а этого никто не хотел.
Бухта Ласпи славилась суровым характером. И поэтому там, где территория пляжа относилась к детскому лагерю, все побережье было укутано в бетон.
В советские времена это был единственный детский лагерь, где устраивали представления с дельфинами. Для содержания дельфинов в море были сделаны бетонные вольеры. Один из них был круглый. Он находился в центре бухты. Напротив, на берегу, были установлены многоярусные кресла для детей, похожие на зрительные места футбольного стадиона. Чуть левее был квадратный бассейн – тоже вольер для дельфинов. По его периметру можно было ходить, а в воде он был огорожен сеткой. С левого края стояла стена около пяти метров в высоту. Это был коридор, из которого дельфины уплывали в открытое море или заплывали назад домой.
Ходили слухи, что на самом деле на базе этого лагеря был научно-исследовательский институт, где тренировали боевых дельфинов. Известно, что цивилизация дельфинов намного более умная и развитая, чем мы. И довольно забавно писать, что мы их как-то дрессировали. Скорее дельфины снисходительно соглашались, чтобы люди изучали их. Это была их добровольная жертва – передача нам своей мудрости. Примерно так же, как человек по доброте душевной позволяет муравью ползать по своему пальцу.
Сейчас дельфинов тут нет. А от всех построек, которые для них предназначались, целым остался только квадратный бассейн. Бетонный круг развалился. А большой пятиметровый коридор сложился, как домино. Сейчас он используется редкими отдыхающими только как трамплин – для прыжков в море.
Говорят, что во времена перестройки случился большой шторм. И служащие дельфинария не успели открыть морские ворота, чтобы дельфины уплыли в море. Все дельфины побились насмерть о сетки, ограждающие их вольеры. Правда это или нет, сложно судить. Но мне странно думать, что это был какой-то особенный шторм. Наверняка были шторма и до этого… и почему-то в другие разы всё успевали открыть.
Сейчас дельфины иногда приплывают в бухту Ласпи, чтобы выброситься на берег и умереть. За год до моего первого приезда как раз был такой случай. Говорят, что, если дельфин выбросился на берег, его бесполезно спасать. Это осознанное решение. Так и тогда – спасти его не удалось.
Созерцания в Ласпи
На полянке, где происходило созерцание, ВМ всегда выбирал для себя одно и то же место. Это мог быть удобный камень или пенек. Он садился на него, подбирая под себя свои пухлые ножки. В такой позе он выглядел немного комично – его ноги напоминали скрещенные куриные окорочка.
Мы рассаживались вокруг на комфортном расстоянии – так, чтобы было слышно, о чем он говорит. Я таскала с собой пластиковый коврик – пенку, половину которой опирала на камень или на ствол дерева, а другую часть коврика расстилала на земле. Так я могла расположиться удобно.
Первые двадцать минут были минутами погружения, «перевода» ума из бытового состояния в состояние возвышенное. Это было временем преодоления «точки сна», как я ее называю. Ум думает, что, если он не крутится в своей сансаре, как белка в колесе, значит, он спит. Для бытового, нетренированного ума есть только два этих режима – физический сон и гипнотическое следование за мыслями, по примеру зайца, бегущего за морковкой. Необходимо усилием воли приучить ум к третьему состоянию – штиля мысли при ясной осознанности происходящего.
Обязательным условием была телесная неподвижность. Нужно было поймать это состояние. Владимир Михайлович говорил нам так:
− Нужно дышать, как дышат в классической йоге… Осторожно и чутко… Чтобы огонек свечи, поднесенный к носу, не колебался…Попробуйте закрыть глаза и внутренним взором прощупать, где «внутри вас», а где – «снаружи». Может стать совершенно ясно, что, с одной стороны, все снаружи, а с другой – все внутри. Что «Я» – вне телесных координат.
Первый год занятий мне было очень сложно замирать надолго, несмотря на то что я регулярно занималась йогой. Обязательно что-то начинало болеть, чесаться или затекать. Боль в области тела постепенно нарастала, становясь невыносимой. Она настолько поглощала все мое внимание, что я не могла сосредоточиться на том, что говорил ВМ. Мне ничего не оставалось, как направлять свой внутренний взгляд в это место и созерцать его. Сложно описать, что происходило, когда я так наблюдала. Могли обнажаться непрожитые эмоции, старая боль, всплывать картины давно забытых воспоминаний, и, самое главное, я вдруг совершенно четко могла увидеть те образы себя, которые, прячась в подсознании, как серые кардиналы, правили мной в настоящем. Мы называли это «проходить физические блоки».
Примерно через полчаса от начала занятия ВМ начинал говорить. Несмотря на то что ум блуждал и совершенно не хотел дисциплинироваться – с первых минут погружения я чувствовала блаженство. А иногда и невыразимое счастье. Была огромная разница между моим состоянием в Ласпи и в обычной жизни. И если у меня не получалось порой осознать что-то умом, то я точно знала, что какие-то тонкие процессы все равно происходят. Как сугроб рано или поздно растает на солнце, так и мои зажимы психологической архитектуры таяли. И происходил следующий эффект – мне вдруг становилось совершенно все равно. Та душевная боль, та проблема, с которой я приезжала, становилась абсолютно пустой. Я смотрела на нее просто как на факт – в котором нет никакой сути. Так же мы смотрели и друг на друга, и на себя. Мир, все наше восприятие вдруг становилось абсолютно чистым. Словно наше восприятие промыли. И мы начинали очень много смеяться.
Я пишу эти строки, и мне вспоминается следующий диалог со Шри Раманой Махарши:
«Следующие вопросы были заданы одной американской леди с аристократической внешностью. Ответы Бхагавана представляют собой краткое изложение его практического учения.
Вопрос: Что представляет собой та истина, которую мне нужно достичь? Пожалуйста, объясните, что это такое, и покажите ее мне.
Бхагаван: То, что нам нужно достичь и что каждый хочет, – это счастье, которое никогда не кончается. И хотя мы разными способами ищем, как это обрести, оно не является чем-то таким, что можно найти или обрести, как некий новый опыт. Наша подлинная природа представляет собой ощущение "Я", которое постоянно переживается всяким. Оно внутри нас и больше – нигде. И хотя мы постоянно переживаем его, наш ум блуждает, постоянно его разыскивая, в невежестве полагая, что это нечто от нас отдельное. Это подобно тому, как если бы человек с помощью своего языка говорил, что у него нет языка».
Но насколько, с одной стороны, тут не о чем говорить – насколько это просто и понятно для ума, настолько это было практически сложно. Препятствием была вера в материальность этого мира, в его конечную твердость. В реальность времени и пространства. Мы разбирали все эти базовые понятия, которые в нашем бытовом восприятии сидят как аксиомы.
Могли ли мы сами так глубоко погружаться? Как сказал однажды Максим, слушая в Харькове вместе с ВМ органную музыку в католическом кафедральном соборе: «ВМ был ракетой, и у меня впервые получилось уцепиться за ее хвост». Мое мнение – нет. Все свои первые «опыты» мы неизменно испытывали в его присутствии. И без всякого сомнения – благодаря его милости. При этом ВМ всегда подчеркивал, что так же, как мы играем роль учеников, и он играет роль учителя. И чтобы каждый из нас был способен воспринять все то, что здесь происходит, – он должен пройти огромный путь в предыдущих рождениях. Его ажурные, невероятно красивые по своей духовной мудрости лекции рождались лишь потому, что было открыто «окно восприятия», которое как раз и обеспечивалось нами. Я это все очень хорошо поняла, когда сама стала проводить подобные медитации. Самые красивые медитации получались только тогда, когда я чувствовала «запрос» на другом конце провода. Я всегда четко понимала, что учитель служит ученику. И что это процесс, как танец. Мы не должны думать «Я ученик» или «Я учитель». Мы должны всегда помнить, что важно «Я»… а какие роли за ним стоят – уже и есть та самая ЛИЛА, иллюзия, игра.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.