Полная версия
Поэмы беспокойных лет
И три звука – ему не преграда.
Но ведь это всего самолёт.
А мечтателей мысль не дремала.
Ох, уж эти шальные мечты!
Самолётов сегодня им мало, -
Им с ракетами надо на «ты».
Но мечтатель – на то и мечтатель.
На Луну бы, а Лучше – на Марс…
Понимает не всякий читатель,
Что мечты не какой-то там фарс.
За мечтой поспешают науки,
Это точно, как тут не лукавь.
И тогда чьи-то чуткие руки
Превращают мечту вашу в явь.
Взять того же фантаста Жюль Верна –
Всё сбылось, как сто грамм на двоих.
А он сам и не верил, наверно,
В то, что выдумал в книгах своих.
Это нынче доступны все сводки,
Но когда-то был страшный секрет,
Что наука ведёт разработки
По созданью тяжёлых ракет**.
** Впервые такие ракеты – ФАУ – 1, ФАУ – 2 были созданы в Германии (Вернер фон Браун). Их применяли для бомбардировки английских городов. Конечно, технологически они весьма далеки от современных стратегических ракет. Но основной принцип летания сохранился до наших дней.
Что же, слава науке – создали,
Но ведь надо же их испытать.
Сколько лётчиков жизни отдали
За возможности в Космос летать!
Испытанья идут, испытанья!
Сколько новых программ и идей!
Жаль, всё новое в сфере летанья,
Как всегда для военных людей.
Кто бы эту воинственность сглазил!
Как представишь – хоть вой от тоски:
Если вдруг – то из Космоса лазер
Вмиг порежет нас всех на куски.
Но для этого ль в небо стремиться,
Чтоб история двинулась вспять?
В этих войнах – побед не добиться,
Но… к секирам вернёмся опять.
Как и прежде нас манят просторы,
Как и прежде мы любим мечтать.
Уж давно позабыты все споры
О возможности в Космос летать.
Белка с Стрелкой – чего тут лукавить –
Положительный дали ответ.
Им бы памятник нужно поставить, -
Видно денег для этого нет.
––
Немного помечтаем
Нам не нужно второй Хиросимы
Никому, никогда и нигде.
Я мечтаю об Альфа Проксиме –
О далёкой небесной звезде.
Или вот: вдруг запели литавры,
Вся Земля замерла, не вздохнуть!
Звездолёт наш до Альфа Центавры
Отправляется в первый свой путь.
Пусть ему будет ветер попутный,
А Земля вдалеке – лишь родней.
Нил Армстронг* – это тот же Крякутный,
Только наших, сегодняшних дней.
* Испытатель космического корабля «Джемини». 20. 07. 69 года на корабле «Аполлон» достиг в составе трёх астронавтов Луны и первым из землян ступил на её поверхность.
Впереди для летанья – столетья,
Мы лишь дети на этом пути.
Манят нас звёзд далёких соцветья,
Жаль, пока нам до них не дойти.
Но потомки фантаста Жюль Верна
Корабли уже водят туда.
Пусть пока что в мечтах – это верно,
Но на то ведь она и мечта!
––
Ах, мой друг, сединой убелённый!
Как же мы начинали летать?
Крыша, зонтик и крик удивлённый:
Дураки, разобьётесь… не встать!
Но, презрев сей прогноз нежелательный,
Всё же прыгали, сердце скрепя.
Мамин зонт – аппарат мой летательный,
Я всю жизнь не забуду тебя
И сейчас, не вдаваясь в детали,
Нас, пилотов, не трудно понять:
С детских лет мы о небе мечтали,
И хотели, как птицы летать!
Апрель 1996 год.
––
Провинциальная фантастическая ли? поэма
Поэма эта когда-то расходилась только в рукописи, уж не знаю, где, сколько и как. И даже в начале эры "капитализма" мне не советовали её публиковать по разным причинам. Но прошло время, потрясшее СССР до основания и развалившее его. И проблемы, звучавшие в поэме, на первый взгляд стали не актуальными, а молодое поколение и не поверит уже, что таковые времена были. И всё же мне советуют запустить поэму на суд читателей, что я и пытаюсь сделать, стряхнув с неё пыль времени. Тем более, что уже почти готова новая поэма "Россия" и она уже не называется фантастической, и будет с чем сравнивать, что было и что стало, от чего мы избавились и чего приобрели, кем мы были и кем стали.
Предупреждаю, вас, читатель!
Я не поэт и не писатель,
Не всех я понимаю их.
Я просто строф изобретатель
И только вам судить, каких.
––
Г. УФА 1 9 9 1 г
От автора
Провинциальная – да, но фантастическая едва ли. Действительность наша уже давно опередила фантастику в стиле «Нарочно не придумаешь». До 1985 года мы жили, словно в летаргическом сне. Но вот сон наш закончился и, какой же мы увидели действительность? Пробудившись ото сна, стали размышлять, где, в какой стране мы жили? Куда мы шли и к чему пришли? Чего нам обещали и, кстати, продолжают обещать ещё.
Что было в ней хорошего, а что плохого? Наверное, было и то и другое. Но, главное, мы задумались, как и чем живут люди в других странах? В нашей стране это время, особенно время поздней перестройки – конец 80-х годов, когда по обещанию власть предержащих мы должны уже были жить в Коммунизме, я назвал эпохой пустых полок. И не просто пустых, а абсолютно пустых.
И если это и был обещанный для народа коммунизм, то власти своего добились. Этот Коммунизм с его пустыми полками и погубил страну. Конечно, время уйдёт быстро и уже наши дети, не говоря о внуках, будут читать эти строки с недоверием. Но, пускай спросят старших, так было. Да, так было на одной шестой суши земной в большой и великой стране, так бесславно и глупо развалившейся благодаря бездарному руководству.
Я поставил вопросы, а выводы, ответы на них делайте сами. Только учтите, всё познаётся в сравнении и всё относительно. Кто-то знает, что будет уже в недалёком третьем тысячелетии? Если верить библии будет апокалипсис. Не сами ли себе мы его создадим с помощью жадности и денег? Точно одно: Россия-то уж чем-нибудь отличится. Не знаю, как там будет насчёт апокалипсиса но, разгул дикого капитализма из которого она возьмёт всё самое низменное и мерзкое со всеми его отвратительными гримасами ей обеспечен. Таков уж менталитет этой страны, никак не желающей идти прямым путём с 1917 года. Каким он будет – всё впереди. Уверен в одном: он будет отнюдь не простым и не менее, а более тяжёлым для народа, чем так и не состоявшийся Коммунизм.
А что будет в итоге? Конечно же, страна выползет и из этого переходного дерьма с помощью народа, как выползала не раз в её тяжёлые годы.
Март 1991 год
Нас завоевали без ракет,
Без войны мы битву проиграли.
К прошлой жизни сожаленья нет,
Нету и о будущем печали.
Нет ни в бога веры, ни в совет,
Бог – молчит, совет – лишь обещает.
Мы войны боялись много лет,
Но и без неё страна нищает.
А ведь нас ни Буш, ни Миттеран*
Никогда кормить не обещали.
Мы подохли б от душевных ран,
Коль от таковых бы умирали.
*Президенты США и Франции
Нынче всё у нас, как на войне:
Карточки, талоны и купоны…
Но всего страшней сейчас вдвойне,
Что идёт в стране война законов.
Впрочем, к битвам нам не привыкать,
Мы их никогда и не боялись.
Нам давно тут нечего терять,
Цепи, правда – те ещё остались.
Что нам битвы? Мы закалены!
Семь десятков лет за счастье бьёмся.
От такой невиданной войны
Сами в дураках и остаёмся.
Бой со здравым смыслом мы ведём
Семь десятков, есть уже успехи.
Нефть и газ повсюду раздаём,
Чтоб заткнуть валютные прорехи.
Но сдаётся, сколь не затыкай –
Всё равно худой кафтан у Тришки.
Сколь систему эту ни латай –
Дел не будет, будут лишь делишки.
Утекает, как вода в песок
Без следа заморская валюта,
И сидит нефтяник без порток,
Без трусов телятница Анюта.
Нас учили: вот, мол, в старину
Царь был – деспот, сволочь и транжира,
Только мне сдаётся, что страну
Разорили наши фуражиры.
Кто поверит – стыдно и сказать –
Что Россия – рыбная держава?
В магазинах нынче не сыскать
Даже прошлогодней кильки ржавой.
А в стране ведь больше всех морей.
Где ж наш рыбный флот – крупнейший в мире?
На каких работает царей
И какие затыкает дыры?
Утверждают злые языки,
Что моря России оскудели,
Будто б, говорили моряки,
В них подлодок больше, чем форели.
Рыбы нет в России, вот скандал!
На прилавках магазинов пусто.
Минрыбхоз всю рыбу распродал,
Говорят, осталась лишь капуста.
Правда, утверждают, не стоит…
Лошадь на ветру с капусты этой,
Но Минздрав Союза говорит:
Выживем капустною диетой.
Нынче всюду авитаминоз
Институт питанья утверждает,
А капуста, как земле навоз,
Человеку выжить помогает.
Сразу видно: патриотов нет
Ни в Минздраве и ни в Минрыбхозе,
Ясно, не советский сей дуэт
Специально нам мозги морозит.
Видел я: японец, морща лоб,
Глаз в недоуменье округляя,
Всё не верил: это как же, чтоб
В магазинах не было минтая?
Говорил буржуй, кривя губу:
«Мебель нет при изобилий леса.
Мой давно так вылетать в трубу,
Это очень даже интереса!
Мой твоя систем не понимай
Вот уж скоро в третье поколенье.
Мой одно в системе этой знай:
Так работать – это преступленье!».
Преступленье? Вот тебе и на!!
Мы про это у себя не знали,
Оттого повсюду ордена
За работу эту выдавали.
Цену этих наших орденов
Видать на европейских барахолках,
Где за пару джинсовых штанов,
Ну а где и за стакан махорки.
Слушал я буржуя, как в агонии,
А потом воскликнул: «Не беда!
Зато у вас во всей вашей Японии
Не найти героя соцтруда».
А у нас – их много, есть и дважды,
Даже трижды – утверждают – есть.
Стать у нас героем может каждый,
Если будет… в унисон гудеть.
Не нашёл капиталист ответа
На такой весомый аргумент.
Ну, ещё бы, верная примета
Осадить их пыл в такой момент!
Что-то бормотал буржуй про акции,
Я его добил, сказав в ответ,
Что у нас в стране эксплуатации
Нет уж скоро восемьдесят лет.
Вам расклад подобный и не снился,
Нет у вас в стране подобных мест,
Где бы лозунг коммунизма сбылся:
«Тот, кто не работает – не ест».
И добавил: «Зря ли воевали?
Нынче у нас наше – всё моё!
Это тебе, милый генацвали,
Не капитализма бытиё!
Нынче всякий труд у нас в почёте,
И не важно, что баклуши бьёшь,
Иль кроссворд решаешь на работе,
Или водку без закуски пьёшь.
Важно, что зарплата постоянна,
И, хотя она невелика,
Кто ж заплатит больше, коль ты пьяный
И весь день валяешь дурака?».
Вижу, плохо стало буржуину
От демократических речей.
Ну, ещё б! Они, как ножик в спину
Всем капиталистам всех мастей.
Знают пусть тираны и мучители,
И эксплуататоры труда:
В капиталистической обители
Не найти такого никогда.
––
Не робей, читатель, что с тобой?
Впереди – обещанное счастье!
Выше знамя и смелее в бой,
Не страшны нам беды и ненастья!
Семикружье ада мы прошли,
Нынче это и не так уж важно.
На одной шестой нашей земли
Будущее, будущее страшно.
––
Ну, поэт, без роду и без племени
И читатель – мой простой народ,
Включим скорость на машине времени,
Курс берём в четырнадцатый год.
В лапотно-сермяжную, родную,
В пьяную, отсталую страну.
Вы наверно поняли в какую?
Как там люди жили в старину?
Неужели так, как нас учили
В наших школах наших новых дней?
Может, только воду лишь мутили,
Чтоб ловить в ней жирных карасей?
Это мы узнаем очень скоро.
Звёздолёт наш резво сыплет вниз.
Под крылом – отечество былое.
Начинаем в прошлое круиз.
Чтобы расколоть сомненья ваши,
Дескать, это призрачный мираж,
Женщина простая – тётя Даша
Поведёт правдивый репортаж.
Тётя Даша лишена кокетства,
Не привыкла чувствами сорить,
В школе нашей ей внушали с детства,
Что неправду плохо говорить.
Прочно эту истину усвоив,
Тётя Даша сроду не врала,
Оттого-то при своих надоях
Лишь простой дояркою была.
А могла бы выйти в председатели,
Муж не раз об этом вёл рассказ.
Так, что представляете, читатели,
Будет правда, никаких прикрас.
Письмо Даши мужу Паше из прошлого.
Здравствуй муж мой, Паша, пишет Даша,
Шлю тебе из прошлого привет!
Как дела? Как жизнь проходит ваша?
Поскорее напиши ответ.
В среду рано утром, улетая,
Я тебе забыла рассказать,
Что достала два кило минтая,
Чтобы детям рыбу показать.
Ты же знаешь, в нашем магазине
Днём с огнём минтая не найти,
Мне ж по блату продавщица Зина
Предложила вечером зайти.
Рыбу ты зажарь, а нету масла,
То уху в кастрюле отвари,
Только это… где её достала
Никому нигде не говори.
А не то начнутся разговоры,
Где да как, почём, да у кого?
Вдруг ещё припишут кличку воры,
Иль похуже, что страшней того.
За меня ты не волнуйся Паша,
Я скажу серьёзно, без прикрас:
Жизнь тут много лучше, чем в той нашей,
Где жила я, там, где ты сейчас.
Всё тут есть: и порошки, и мыло,
Ситец есть с цветами, есть и без.
Драпу много, я уже купила
На пальто тебе и мне отрез.
Мы тут сразу, только прилетели,
В магазины бросились бежать,
Даже – веришь – толком не поели,
Лишь быстрей бы очередь занять.
Бегали, не глядя на витрины,
Мысли были девственно чисты:
Если нет толпы у магазина -
Стало быть, прилавки там пусты.
Только знаешь, Паша, их тут нету,
Не товаров, а очередей.
Всё здесь, как везде по белу свету
У нормальных деловых людей.
Водка, Паша, тут не продаётся,
Говорят в стране сухой закон.
Уж не знаю, что и как им пьётся,
Может, производят самогон?
Пьяниц я ни разу не видала,
Может быть, в стране их вовсе нет?
Я не знаю, выясню сначала
И попозже напишу ответ.
Мы вчера ходили в «Елисейский» -
Так зовут здесь лучший магазин,
Нам себе такой бы для музея,
Да ещё б на выставку один.
Паша, милый, что тут только нету!
Веришь – нет, меня берёт трагизм!
Семьдесят сортов – одни конфеты!
Это, Паша, Марксов коммунизм.
Колбасу дают тут без талонов,
Хоть кило, хоть пять, хоть двадцать пять
Можешь безо всяческих препонов
В здешних магазинах покупать.
Я не удержалась и купила
Семь сортов по восемь килограмм.
Когда в кассу денежки платила,
Смех был: «Видно спятила мадам!».
Если есть всевышний, пусть рассудит,
Ты меня за это не брани.
Прилечу домой – хоть закусь будет,
Ты там самогонки нагони.
Сахар я посылкой завтра вышлю
Два мешка, мне это по плечу.
Я тут, Паша, так примерно мыслю:
Год протянем – снова прилечу.
Папирос купила воскресенье.
Ты там, слышишь, Паша, де дури,
До приезда наберись терпенья
Чай и листья дуба не кури.
Да, прости, совсем чуть не забыла
Завертелась тут без тормозов.
Двадцать пар носков тебе купила,
Десять маек, столько же трусов.
И себя немного приодела,
Выбор есть тут нечего сказать,
Всё купила, что давно хотела.
Вам теперь меня и не узнать.
Жить здесь можно, если ты при деле,
Если руки есть и голова,
Мы б тут жили так, как захотели,
Но… к чему напрасные слова!
Слишком поздно и необратимо.
Думать так, быть может, и смешно,
Жизнь-то, Паша, мимо, мимо, мимо…
Жалко. Грустно. Тошно. И… смешно.
Жизнь у нас там, как в хмельном дурмане.
Сзади – пусто, впереди – темно.
Будущее в призрачном тумане.
Будущее. Есть у нас оно?
Нам предначертанья роковые
Вывела, не дрогнувши, рука.
Нынче мы с тобой ещё живые,
Это нынче, и ещё пока…
Но в стране сплошных экспериментов
Перестроек много может быть,
А таких «ответственных моментов»
Больше нам уже не пережить.
Человек, хоть как бы не был стоек,
Если день за днём его ломать,
В результате наших перестроек
Снова может обезьяной стать.
Я тут, Паша, вся в недоуменье,
Как в мясную лавку захожу,
Что-то приключается со зреньем:
Вижу ли я то, на что гляжу?
Не могу понять, что происходит,
Не могу пока найти ответ:
Кто им столько мяса производит,
Ведь колхозов здесь в помине нет?
Нет, конечно, здесь и агропромов,
Ни Госплана, ни Госснаба нет,
Но всего ужасней – нет райкомов.
Разве это, Паша, не секрет?
И откуда только что берётся?
Это очень трудно разгадать,
Если тут никак не удаётся
Ни руководить, ни направлять!
Это же какая-то анархия
Так бездарно развалить дела.
Вот она, Российская монархия,
До чего деревню довела!
А как доить коров без указаний?
Как косить, как сеять, убирать?
Как прожить без соцсоревнований?
В конце концов, кому рапортовать,
Что вспахали, сдали и скосили,
Закрома заполнили сполна,
Всех коров досрочно подоили
И пора готовить ордена?
Наших встречных планов тут не знают
И за жатву битвы не ведут,
Просто по хозяйски убирают,
Ценят время, уважают труд.
Здесь ведь не пустыня Колохари…
Но хочу сказать я о другом:
Если был бы наш Госплан в Сахаре –
Перебои были бы с песком.
Долгостроев тоже тут не знают,
Зря нигде деньгами не сорят,
В космосы ракет не запускают
И речей пустых не говорят.
Здесь бы просто умерли со смеху
Предложи им реки развернуть.
Всяк тут знает: путь страны к успеху –
Чтоб вложить и с прибылью вернуть.
Оттого, видать, не погибает
Урожай в неубранных полях,
Что рублю тут твёрдо цену знают
И в России, и в иных краях.
.
Так вот и живут в России, Паша,
Мне понятно их житьё-бытьё.
Здесь не знают, что такое – наше.
А своё – оно и есть своё.
Помнишь, мы в Москву с тобой летали
И в «Берёзку» как-то забрели,
И как в той «Берёзке» нам сказали:
Ничего не купишь за рубли?
Ах, как стыдно было и обидно!
Очень горько, что в своей стране
Рубль наш скоро нужен будет, видно,
Только для обоев на стене.
Ну а тут таких «Берёзок» нету,
Сколько не искали – не нашли,
Ибо весь товар со всей планеты
Всюду продаётся за рубли.
Тут червонец всюду уважаем
Будь то Лондон, Осло иль Багдад.
Мы такого у себя не знаем,
Да и не узнаем никогда.
Нет, не всё в России идеально,
Есть штрихи, но если выбирать
Не в смысле переносном, а буквально –
Я бы здесь хотела проживать.
Здесь социалисты воду мутят,
Говорят, царизм не по душе.
Знать от жиру бесятся, вот люди!
Наш бы рай им в нашем шалаше.
Будто б их вожди живут в Париже,
Где охранке царской не достать.
Можно б жить, конечно, и поближе,
Но зачем напрасно рисковать?
Мы-то знаем, все потом приедут,
Все слетятся, словно вороньё.
Будут продотряды и комбеды,
Будет много крови и враньё.
А Россия, что же с нею будет?
Здесь пока неведомо о том,
Как бездарно променяют люди
Своего царя на Совнарком.
Клюнули на землю да на волю.
Милый мой доверчивый народ!
Думали, что лучше выйдет доля –
Получилось всё наоборот.
Ах, как горько сожалеть придётся
За октябрьский тот переворот!
Русский с русским не на шутку бьётся
На полях сражений третий год…
Это будет, это скоро будет,
Всё уже предопределено.
Всех ЧК и Соловки рассудят.
Знать бы раньше, только не дано.
Запаскудят синь мою, Россию,
Бросят в омут ханжества и лжи.
Всё святое роковой мессия
Вытравит нещадно из души.
Всё мы жертвы, жертвы преступленья
И экспериментов над собой,
Жертвы геноцида, жертвы тленья,
Жертвы нашей партии «родной».
Довела отечество до ручки
Вдохновитель всех наших побед.
Так бывает: вдруг от хилой тучки
Много неприятностей и бед.
Я тут написала письмецо
Нашему Верховному совету,
Прилечу – могу сказать в лицо,
Что пора и их призвать к ответу.
Что ж они болтают столько лет,
А дела всё с каждым годом хуже.
К лучшей жизни вовсе сдвигов нет,
С каждым днём лишь тянем пояс туже.
Уж пятилетку речи льют рекой,
Критикуя всё и обличая,
А, между прочим, нынче под Москвой
Гниёт картошка, в поле погибая.
Пять лет ломают головы, как быть,
Каким путём прийти к согласью духа?
Я эту тайну помогу раскрыть:
К согласью путь, простите, через брюхо.
За перестройку больно мне давно.
В отчизне нашей было их нимало,
Про них могу сказать я лишь одно:
Толка никакая не давала.
Пытался всё Хрущёв перепахать,
Кроил страну, как швейник одеяло,
Забыв одно: ведь землю-то отдать
Народу власть советов обещала.
И Брежнев тоже перестройку вёл,
Итог её – разбитое корыто.
Он до того страну свою довёл:
В ней честь и совесть начисто забыты.
Теперь иной в истории момент,
И видит бог, мы этого хотели.
Спасибо вам, товарищ президент*,
Что наконец-то мы, глупцы, прозрели.
Не зря ль прозрели? Ведь народ не рад,
Не зря ли новый монумент заложен?
Ведь люди-то всё чаще говорят:
Оркестр у дирижёра ненадёжен
* Имеется в виду первый и, как окажется, последний президент СССР М.С. Горбачёв. История ещё не расставила и не скоро расставит окончательные точки в его во многом противоречивой деятельности. Пока ясно одно: Нобелевскую премию ему дали за развал «Советского монстра», непредсказуемости которого боялся весь капиталистический мир.
То контрабас фальшивит, то кларнет,
Труба с трубой не в унисон играют.
Пять лет на месте топчутся, пять лет
Одни лишь только вывески меняют.
И мне сдаётся, что и в этот раз
Страна не так оглобли повернула.
Не потому ли и кричат сейчас:
Нас снова власть советская надула!
Нам частник жить спокойно не даёт,
Земля в бурьянах сердце нам не гложет,
Седой Арал в висок свинцом не бьёт,
Байкал нам тоже душу не тревожит.
А что ж, всё это наше – не своё.
Знакомая сызмальства аксиома,
И хоть учили: наше всё моё,
Мы знаем: наше – это то, что дома.
И, кажется, грядёт большой развал,
А если на английском – просто кризис,
И разразится мировой скандал,
И отпоют советам катехизис.
Страна моя, что сделали с тобой,
В какие бездны синь твою спустили?
В том не повинен твой народ простой,
А те, что тебя «…измами» крестили.
Не лучше ль снова к НЭПу,* к кулаку,**
Туда, где могут, верят и умеют?
Иначе – это ясно дураку –
В такой стране лишь плевелы созреют.
И нищета, куда ни кинешь взор,
Нет ни парома, ни моста, ни брода.
Коль все в ЦК такие, как Егор -***
Не быть в отчизне сытому народу.
* Новая экономическая политика – т. н. капитализм (в современном понятии – мелкий частный бизнес) введённый В.И. Лениным в двадцатых годах, но быстро свёрнутый по идеологическим соображениям.
** Выражаясь современным языком, фермеры, имеющие собственную землю и производящие на ней собственную сельскохозяйственную продукцию для себя и на продажу. В период коллективизации (создания колхозов) были жестоко экспроприированы. Земли и их подворья отбирались в пользу бедных, а сами и их семьи выселялись в необжитые глухие районы страны, а иногда и просто уничтожались. Этим самым было окончательно разрушено сельское хозяйство, что привело к небывалому голоду и восстаниям крестьян в части регионов СССР.
*** Егор Лигачёв – член ЦК КПСС в эпоху правления Горбачёва. Поборник сухого закона в период перестройки. Известен, как борец с виноградниками, ибо из-за них, как считалось, в стране и было пьянство, и они безжалостно вырубались сотнями гектаров. Но всё это привело к небывалой вспышке самогоноварения.