Принц в фартуке

– Эм.

Мужчина суетливо сгребает открытки.

Я прохожу вперёд, с трудом удерживая вежливую приветливость. В душе я ликую. Пойманный за весьма сомнительным занятием, мужчина будет сговорчивее. Я подхожу к столу, на открытки не смотрю, делаю вид, что вместо эротических картинок на столе лежат документы.

– Здравствуйте, господин Шерв. Я старший инспектор Опеки Аврора Майс. Я здесь в связи с преступлением. Без нашего разрешения была продана квартира с «детским» уведомлением.

Формулировку я продумала ещё в экипаже. Мои слова можно понять двояко. Я говорю, что преступление совершили усыновители, но мужчина скорее всего услышит обвинения в адрес подчинённых, и он не сможет меня игнорировать.

– Добрый день, госпожа Майс, присаживайтесь, – ему наконец удаётся справиться с открытками, и он прячет их в верхний ящик стола. – Может быть, чаю или горячего шоколада? Признаться, я не совсем понял, о чём вы. Как можно продать «детскую» квартиру без разрешающих документов Опеки? Звучит слишком нелепо. Я бы понял, если бы дело происходило где-то на периферии, где инспекторов Опеки не хватает, но в столице нет шанса скрыть незаконную сделку.

– Тем не менее.

Как хорошо, что основные документы я прихватила с собой. Я вынимаю из папки справку, выданную Департаментом для Опеки с подтверждением, что Ган Вито является единоличным собственником квартиры, затем заключение моего коллеги, признавшего жилищные условия приемлемыми.

– И, госпожа?

Я указываю на заключение:

– Вы должны были получить «детское» уведомление.

Усыновители имеют право продать квартиру, но только после того, как приобретут новую. Инспектор точно также выдают заключение, новая квартира получает статус «детской», а со старой ограничения снимаются.

– Да, – соглашается начальник.

– Я показала вам всё, что есть в деле удочерённой девочки. Когда я пришла по адресу с проверкой, девочки я не обнаружила, а дама, представившаяся хозяйкой, сообщила, что купила квартиру у четы Вито.

– То есть вы не знаете? Так про какой преступление вы мне говорите?

– Скрываться от Опеки незаконно. Господин Шерв, девочка может быть в опасности.

– Я понял. Подождите, я лично пойду в архив.

Я благодарю кивком.

Мужчина уходит, напоследок сказав секретарше что-то враждебное. Слов я не расслышала, зато интонации уловила. Она недовольно поджимает губы, но голову в знак своей неправоты склоняет.

Мы с ней остаёмся наедине.

– Чай, госпожа инспектор? Горячий шоколад?

Она мне в чашку не плюнет?

– Воздержусь.

Секретарша не оставляет меня в кабинете начальника одну, но и выйти не просит, проходит за боковую конторку и принимается с деловым видом что-то чиркать на чистом листе бумаги. Я отворачиваюсь, наблюдать за ней нет никакого желания.

Ожидание мучительно. Без ложной скромности, я умею работать с документами, я умею быстро находить нужные сведения и замечать нестыковки. И у меня нет никакой уверенности, что господин Шерв также хорош. Руки чешутся самой забраться в архив, но я сдерживаюсь – нельзя бесцеремонно лезть на чужую территорию. Пока мужчина настроен помогать, но если я продемонстрирую недоверие, пусть и из самых лучших побуждений, отношение ко мне ухудшится. А пока же он на крючке: и интересные открытки на рабочем месте, и регистрация незаконной сделки.

По ощущениям проходит целый час, но часы в кабинете утверждают, что всего-то двадцать три минуты.

Господин Шерв возвращается.

Я нетерпеливо приподнимаюсь на стуле:

– Да, вы правы, госпожа инспектор, сделка не совсем незаконная, но мой сотрудник ничего не нарушал.

Его сотрудник мне вообще не интересен.

– Вы сказали, что сделка не совсем законная. Что вы имеете в виду, господин Шерв.

– У нас, госпожа инспектор, слепое пятно в законодательстве. Ваш Вито, продал квартиру до того, как подал на неё документы в Опеку. Хитро вывернуто, должен признать. Дело в том, что он заключил договор, который вступал в силу после оплаты, то есть на момент поступления вашего запроса он ещё числился собственником. А когда покупательница принесла подтверждение оплаты, мы выдали ей свидетельство о собственности, ведь сделка уже заключена, дополнительных проверок не требуется.

– Да, я понимаю, никто бы не стал так бессмысленно подставляться.

– Я тоже не понимаю, на что рассчитывал ваш Вито.

– Господин Шерв, мне нужна справка…

– Госпожа, сожалею, но закон защищает приватность новой собственницы.

Он дурак?

– Господин Шерв, разумеется. Но опираясь на «детское» уведомление, вы можете выдать официальное разъяснение, на какую дату Г ан Вито перестал быть собственником и в связи с чем.

– Но у нас нет справок такого формата…

То есть он за свой департамент испугался, а на девочку ему плевать?! Я стискиваю пальцы в кулак, но сдерживаюсь, не срываюсь. Возможно, мужчина хороший отец и не допускает мысли, что кто-то вредит ребёнку. Вдруг претенденты на усыновление живут в недостаточно просторной квартире, а забрать малыша хотят, вот и вывернулись. Почему нет? Одна бездетная вдова, чтобы выглядеть солиднее, вступила в фиктивный брак. Про подозрительного адвоката мужчина же не знает.

– Господин Шерв, – я чувствую, как мой тон вымораживает кабинет. – Свободную форму никто не отменял. Кажется, вы не поняли. Ребёнок пропал. Я, конечно, могу вернуться с дознавателем, но это колоссальная потеря времени, которого у девочки может не быть.

– М-м-м… Госпожа инспектор, вы не преувеличиваете? То, что приёмные родители намеренно ввели Опеку в заблуждение относительно своих финансов, не делает их плохими в отношении ребёнка.

– Вы никогда не слышали о детях, оказывающихся жертвами насилия, господин Шерв.

– Проклятье!

Мужчина вынимает гербовый бланк, глубоко задумывается, даже губами шлёпает, подбирая формулировки.

Собственно, вины Департамента нет, Вито действительно воспользовались лазейкой. Должен ли был служащий повторно проверить документы? С одной стороны, регламент этого не требует. Грубо говоря, участники сделки разбили единый процесс оформления на два этапа. С чего бы клерку возвращаться на шаг назад? С другой стороны, мог бы проявить дотошность.

Через пять минут я становлюсь обладательницей документа с печатью Департамента и размашистой подписью начальника.

Спрятав документ в сумку, поворачиваюсь к мужчине.

– Что-то ещё, госпожа?

– Да, господин Шерв. Просьба, – я придвигаю к себе листок для заметок и быстро записываю фамилию, адрес, дату отправки «детского» уведомления. – Поднимите, пожалуйста, бумаги четы Молл. Я подозреваю, что мы увидим такую же картину,

Мужчина хмурится:

– Это что у вас там происходит?

Я не отвечаю.

Видно, что он колеблется, но всё же принимает решение в мою пользу и снова выходит. Возвращается на сей раз гораздо быстрее, и тоже с документами.

– Я была права?

– До, госпожа Майс. Полагаю, я выдам вам для них такой же документ. Может, вы и остальные фамилии назовёте?

– Пока найдены два случая, остальные будем проверять, так что ещё увидимся, господин Шевр. Благодарю за содействие. Всего доброго.

– Всего доброго.

Секретарша вскакивает из-за конторки и провожает меня к выходу из кабинета. Когда я уже переступаю порог, начальник Департамента меня окликает:

– Госпожа инспектор.

– Да?

– Скажите… Вы планируете поднять вопрос со «слепым пятном» немедленно или бросите все силы на поиск пропавших детей?

– Разумеется, найти детей важнее.

– Безусловно, госпожа. Вы не будете возражать, если вопрос подниму я? Наша сфера ответственности, да и, как Ган Вито провернул обман, нашёл я.

– Я буду признательна, если эту часть вы возьмёте на себя.

Поскольку «дыру» в законодательстве в начале разговора я не «слила», и начальник додумался до неё сам, посмотрев документы, на первенство я не претендую. Я не солгала, дети для меня важнее.

Я выхожу на улицу. Надо же, извозчик ждёт.

– Куда дальше, госпожа?

– Сперва в Опеку, потом в Отделение городской стражи, – решаю я.

Надо узнать, получила ли Энна ответ на второй запрос. Вдруг уже пришло? К дознавателю, если возможно, лучше идти с полным перечнем усыновителей, обращавшихся к Блезу Даготе.

Поесть?

Некогда!

Про недобитка в моей квартире я и вовсе забываю.

Глава 6

– Запросить в Департаменте, какой ещё собственностью располагает Ган Вито, вы не догадались, госпожа Майс? – дознаватель отодвигает бумаги и скрещивает на груди руки.

Я отзеркаливаю его позу:

– Простите, но как вы себе это представляете? Вы лучше меня знаете, что закон защищает приватность граждан. Я инспектор Опеки, а не страж.

Чёрт, у него такой взгляд, как будто я преступница, а не коллега. В глобальном смысле коллега. Что же мне так везёт-то? Хотя пусть сколько угодно изображает бурлящий недовольством чайник, мне понравился деловой подход и готовность работать. По крайней мере дознаватель от меня не отмахнулся и не послал архив Опеки.

Теоретически документы о переезде семьи Вито могли потеряться. Ложная тревога – я не верю в такую роскошь.

– Пропавшая девочка и мальчик, на которого претендует вторая пара, у них есть что-то общее? Кстати, ещё раз. Что вас натолкнуло на мысль, что с усыновителями не всё в порядке? Вы упомянули, что документы у них идеальные.

Прыгать с темы на тему – это какой-то особый приём? Мне бы на будущее, для общения с претендентами на усыновление, пригодилось.

– Интуиция. Или, если хотите, опыт. Я за время работы в Опеке на разных усыновителей насмотрелась. Я затрудняюсь объяснить, они не произвели впечатления людей, любящих детей. Они торопились. И идеальность тоже сыграла свою роль. Обычно те или иные огрехи есть всегда, редко, кто готовит документы с первого раза правильно. Я их проверила, упомянула ребёнка, но имя назвала неправильно. Супруга радостно повторила, не похоже, что она знала имя. Что касается вашего первого вопроса… Затрудняюсь ответить, я не вела дело девочки, и с документами познакомилась очень поверхностно. По-хорошему, нужно бы поднять дела остальных детей.

Дознаватель придвигается ближе к столу, скребёт указательным пальцем подбородок, другой рукой барабанит по столешнице.

– Госпожа инспектор, может быть, Кайми чем-то особенный? Что насчёт наследства?

Я качаю головой:

– Родители мальчика неизвестны, хотя. Там странная история. Жрец услышал детский плач, пошёл на звук и нашёл за колонной корзину с годовалым малышом. Ребёнок был хорошо укутан, чтобы не замёрз, в корзине лежала бутылочка с молоком. И была записка, предположительно от матери. Она писала, что ребёнка зовут Кайми, просила у него прощения. «Меня вынудили жестокие обстоятельства», никаких подробностей.

– Вы читали записку?

– Да, она приложена к личному делу, и её передадут либо самому Кайми на выпуске, либо его приёмным родителям при усыновлении. У нас останется копия.

– Так, а мать мальчика искали?

Нет.

– Нет?!

Похоже, я удивила дознавателя.

– Закон королевы Элораны. Родители детей, оставленных в храме, не преследуются. Вроде как боги им судьи. Закон до сих пор действует. И, знаете, как по мне, лучше пусть мать безбоязненно оставит ребёнка в тёплом помещении храма, чем, боясь ответственности, бросит на улице или сделает ещё какую-нибудь опасную для ребёнка глупость.

– А почему вы сказали, что история странная? Мне казалось, не так уж и редко детей подбрасывают. По разным причинам.

– Да, всё так. Но, во-первых, мало кто знает про закон королевы Элораны, хотя его не отменили, последние лет тридцать не принято говорить о нём открыто. Если во времена королевы Элораны жрецы рассказывали, что им можно оставить ребёнка, то сейчас жрецы молчат, сами тему не поднимают. Во-вторых, подобные записки редкость. Наверное, не удивлюсь, если однажды родители Кайми объявятся.

С каждым вопросом дознавателя я всё больше нервничаю. У меня нет причин сомневаться в его профессионализме, но отделаться от мысли, что расспросы о родителях Кайми пустая трата времени не могу. Какое отношение его родители имеют к пропавшей девочке? Кайми сейчас в приюте, в безопасности. А вот девочка…

В дверь раздаётся стук.

Нас прерывает подчинённый дознавателя. Получив разрешение, он проходит в кабинет, кладёт перед дознавателем папку с документами. Дознаватель их быстро пролистывает, переводи взгляд на меня и расплывается в улыбке, приправленной охотничьим азартом:

– У Олены Вито в собственности есть загородный дом. Госпожа инспектор, не желаете присоединиться и совместно нанести визит?

Чёрт!

– Прятаться в доме, который так легко найти, разве это не глупо?

– Госпожа, вы не представляете, какие глупости порой делают люди.

– Понимаю, но я имела в виду несколько иное. До сих пор чета Вито поступали продуманно.

– Неужели? Вы ведь здесь, госпожа инспектор. Нет, я на самом деле согласен. Вы здесь спустя месяц, срок пугающе большой, за это время можно сделать что угодно. И насчёт глупости вы правы. Я тоже не думаю, что мы кого-то найдём, но не проверить мы не можем, а поскольку речь идёт об удочерённой девочке, представитель Опеки обязан присутствовать, вы это сами знаете. Так что.

Он не заканчивает фразу, вопросительно смотрит на меня.

Это какая-то проверка? Если да, то не понимаю, чего он добивается.

Сказать «да», послушно сесть в экипаж…? Время уже давно за полдень, до загородного дома, даже если он относительно недалеко от города, доберёмся к вечеру. Возвращаться в ночь. И ради чего? Просто прокатиться, чтобы соблюсти формальность? А кто будет в это время работать?

Я смотрю дознавателю в глаза и принимаю волевое решение:

– Нет. Возьмите кого-то из моих коллег, а я займусь документами девочки. Возможно, уже пришёл ответ на запрос, каким ещё парам помогал тот адвокат. Я смогу поднять остальные дела. Пользы будет гораздо больше.

А ещё у меня приют «висит». Пару дней подождёт, не критично, но если я увязну в роли «разъездного» инспектора, не исключено, что детям придётся ждать и месяц, и два. Сколько продлится расследование?

– Хорошо, госпожа Майс.

Он разочарован или доволен?

Как бы то ни было, выбор я сделала, и я уверена, что я права. От того, что я буду рвать жилы и лично лезть в каждую щель, толку не будет. Вот документы.

Дознаватель провожает меня до выхода из кабинета.

Я спускаюсь, выхожу на улицу, глубоко вдыхаю. Почему-то немного тянет затылок, и вообще усталость ощущается. Разберусь с девочкой и приютм и попрошусь в отпуск. Хочу. на курорт, на воды. Я аж зажмуриваюсь, предвкушая поездку.

Передо мной останавливается экипаж. Извозчик не стал дожидаться, когда я к нему подойду, а подъезжает сам. Наверное, если бы не он, я бы вспомнила, что неплохо бы пойти пообедать, но он сбивает меня с мысли, и я командую – в Опеку.

Короткую дорогу до инспекции я перечитываю документы, которые взяла с собой. Из экипажа я так и выхожу с папкой в руках, а нужную страницу зажимаю пальцем. Отвлечься всё-таки приходится. Я благодарю извозчика, расписываюсь в очередной квитанции.

– Сегодня больше никуда, – улыбаюсь я ему.

Извозчик разочарованно вздыхает, но тут же хитро прищуривается:

– А как же домой?

Домой – это из собственного кошелька.

– Подозреваю, что ночевать мне сегодня на работе, – хмыкаю я.

Извозчик неодобрительно цокает языком. Я пожимаю плечами. Я люблю свою работу, а ещё я верю, что делаю нужное дело и не представляю свою жизнь иной. Работа наполняет мою жизнь смыслом. Если бы не работа, не знаю, как бы я вынесла расставание. Так, к чертям прошлое, незачем о нём вспоминать. У меня теперь всё хорошо, просто замечательно. Я счастлива. Я счастлива, я сказала!

Я влетаю в приёмную.

– Госпожа Майс, кто вас так разозлил? – Эночка широко распахивает глаза.

– Пришёл ответ про Блеза Даготу?

– Да, госпожа Майс! Я уже подняла все дела, где он отметился. Папки у вас на столе.

– Спасибо, Энночка. Что бы я без тебя делала? Чаю, будь добра.

Войдя в кабинет, я натыкаюсь на целую гору папок.

Откуда столько?!

Энна разложила дела по датам, и я хватаю самую раннюю папку. Брат с сестрой, взяты в семью полгода назад. Я сразу «ныряю» в конец, где должен быть минимум один отчёт инспектора, и отчёт есть. По указанному адресу в день проверки никто не ответил.

Возможно, инспектор ждал до вечера, что на самом деле маловероятно. Время ожидания в отчёте не ставят, только дату.

– Я его убью, – говорю я спокойно.

– Кого, госпожа Майс?

Инспектора, который прикрепил «пустой» отчёт и со спокойной совестью сдал дело обратно в архив.

– Эночка, у нас есть копии всего этого?

– Эм… Нет, госпожа Майс. Чтобы столько перекопировать…

– Езжай в отделение Стражи и пригласи дознавателя Фронша немедленно. Хорошо? -учитывая размах, согласовывать следует каждый шаг.

– Д-да, госпожа Майс.

А пока дознаватель приедет, у меня есть около получаса, чтобы позаниматься приютом.

Глава 7

Время к десяти вечера. Сегодня ощутимо прохладнее, чем вчера, и я плотнее запахиваю плащ и ловлю во взгляде дознавателя плохо скрываемое неодобрение.

Я его дёрнула в Опеку, когда до конца рабочего дня оставался час. Наверное, дознаватель рассчитывал уйти домой вовремя, но. но его пути к дому случилась я. Он видел детали, которые упускала я, а я в свою очередь многое поясняла по порядку усыновления и проверок. Просматривай мы эти документы каждый сам по себе, пользы было бы в разы меньше. Я увлеклась и его увлекла. Кажется, он пытался меня урезонить, но тщетно. Когда я вхожу в раж, окружающий мир перестаёт для меня существовать, я просто не слышала ничего, что не касалось работы.

– Госпожа, вы до утра прерываться не планируете?! – он довольно грубо вырвал у меня папку и заставил сделать глоток воды прямо из графина, только тогда я очнулась.

Неловко вышло…

– Я бы ещё пару часиков поработала, – вздыхаю я.

Мы уже вышли из здания инспекции, так что можно побухтеть.

– Серьёзно? Вы страшная женщина, госпожа Майс. Я искренне сочувствую вашим подчинённым. Так, полагаю, экипаж в это время мы найдём только на проспекте? – он оглядывается, но улица темна, лишь под фонарями желтеют пятна света.

– Да, на проспекте. Идти недалеко.

Дознаватель галантно предлагает мне опереться на локоть. Я смущённо касаюсь пальцами плотной ткани форменного мундира. На службе имеет значение старшинство, в первую очередь должностное, во вторую – возрастное. Его жест. несколько неуместен, было бы лучше, если бы мы просто шли рядом, но я чувствую вину за испорченный вечер и не отказываюсь. В конце концов я женщина, нет ничего плохого, если мне окажут крохотный знак внимания.

До проспекта несколько десятков шагов.

– Госпожа Майс, куда мы едем?

– Мы?!

– Эм, госпожа Майс, кажется, я выразился двусмысленно. Я лишь хотел сказать, что я чувствую себя обязанным проводить вас.

– Спасибо, но не стоит. Я живу здесь рядом, только дорогу перейти.

– Тогда.

Какой вежливый. Несмотря на уже испорченный вечер, он готов тратить на меня своё время. Приятно почувствовать заботу кавалера, пусть это всего лишь учтивость. Домой я его, естественно, не поведу, там пакеты с мусором до сих пор не вынесены.

И тут меня как в ледяной водой плеснуло – недобиток! Я же совсем забыла, что с помойки притащила дохлятину. Это я его на весь день оставила в квартире, где нет еды?! Чёрт. Вот какого чёрта он у меня завёлся, а?!

– Госпожа Майс, вам плохо? Вы покачнулись.

– Я в порядке, просто сообразила, что должна была кое-что сделать. Обещала. Это личное. Господин Фронш, спасибо большое, но провожать действительно не нужно, ещё раз спасибо и до встречи завтра!

Вечером, почти ночью, движение на проспекте заметно слабеет, я легко перебегаю на противоположную сторону, по наитию оборачиваюсь. Дознаватель поднимает открытую ладонь. Ох, я ведь даже ответного «до свидания» не дождалась. Ну и кому тут следует освежить в памяти уроки этикета? Не буду показывать на себя пальцем.

Я взмахиваю рукой и ныряю в проулок.

Я бы и сама поела с удовольствием, вместо завтрака я съела два пирога с мясом. Обед… Про обед я забыла, как и про ужин.

Магазины давно закрыты, купить съестного негде. В пристройке хозяйки Хошши темнеют давно погашенные окна. Вероятно, женщина не только распродала блюда и убрала кухню, но и давно уже спать легла.

Чёрт!

Я настойчиво стучу в дверь. Если я приду без еды, недобиток помрёт с голоду, съест меня или начнёт грызть мебель? Может быть, его заинтересовали пакеты с мусором? Чего только ни сделаешь с голодухи. Хах, определённо, я не могу вернуться с пустыми руками.

Хозяйка открывает через несколько минут и добродушной не выглядит, а в немаленьких руках и вовсе сжимает чугунную сковороду.

– Прошу прощения, – я предусмотрительно отступаю на шаг.

– Вы.?

– Прошу прощения, – повторяю я.

Женщина опускает сковородку:

– Вам плохо? Вы так бледны. Заходите скорее.

Да бросьте, неужели я и правда настолько плохо выгляжу? Наверное, это всё освещение.

– Нет-нет, я в порядке. Госпожа Хошши, я понимаю, что вы уже закрыли кухню, но уже везде всё закрыто, – вру, ночные рестораны открыты, но делать крюк нет никакого желания.

– Я вчера не поужинала, а сегодня вовсе обошлась двумя пирожками. Госпожа Хошши, спасите меня, пожалуйста, – начинала хорошо, а заканчиваю плаксивым тоном маленькой девочки.

Хозяйка тяжело вздыхает и отступает в сторону:

– Вот бедовая дивчина, дурная голова. Идёмте уж, накормлю. В чём только душа держится?

– Госпожа Хошши, ни в коем случае. Я возьму с собой. Мне бы не только ужин, но и завтрак, и в идеале перекус на работу. Я куплю всё, что у вас осталось!

Хозяйка медлит, но просьбу принимает, лишь с раздражением отмахивается:

– Хоть разогрейте. Как будто вы это сделаете.

Спасибо!

Хозяйка скрывается в глубине дома. Я остаюсь ожидать у входа.

Разогреть? В пристройке всего пять столов, я предпочитала ужинать в зале, но когда мест не хватало, приносила с собой, и еда остыть, естественно, не успевала. Из холодильного ящика продукты будут холодными… А как греть? С готовкой я не дружу ещё больше, чем с уборкой. Недобиток, если он всё-таки принц, очень расстроится, если я попробую проверить температуру пальцем? Ха.

Хозяйка приносит мне весьма объёмный пакет. Выглядит она при этом крайне недовольной. Понимаю, я её потревожила.

Забрав пакет, протягиваю деньги

– Здесь в два раза больше, – считает она молниеносно. – Сдачу.

– Не нужно сдачи. Госпожа Хошши, я причинила вам неудобство. Ещё раз простите. Желаю вам доброй ночи.

Прекрасно, проблему с едой я решила. Судя по весу пакета, недобитку хватит на пару дней. Сколько едят мужчины? Он же не может быть очень прожорливым, верно?

У госпожи Хошши есть только один недостаток:

– Когда она уже мужа заведёт? – госпожа разговаривает сама с собой, но нарочно громко, чтобы я точно слышала. – Дельный мужчина давно бы к порядку призвал.

Пфф!

В чём-то я её понимаю, вчера тоже на недобитка ворчала, а сегодня. При мысли, что он меня ждёт, злиться почему-то больше не получается.

Я вхожу в подъезд, поднимаюсь на этаж. С объёмным пакетом в руках справиться с замком не сразу получается. Я проворачиваю ключ, отпираю дверь.

По глазам ударяет яркий свет. Видимо, услышав мою возню, недобиток выбрался в прихожую и зажёг лампу. Проморгавшись, я встречаюсь с ним взглядом. Недобиток стоит, привалившись к стене, руки сложены. Но самое главное – у него выражение лица, как у сварливой жены, встречающей мужа с попойки.

Глава 8

Эй, мне не рады в моём собственном доме? Что это за встреча? Я принесла еду!

Я вытаскиваю ключ из замочной скважины, переступаю порог, цепляюсь за пакет. Оказывается, мусор так и валяется в коридоре. Логично – моя помощница по хозяйству всё ещё болеет, да и нельзя её приглашать, пока недобиток в квартире. Все эти нелепые мысли успевают прокрутиться в голове, пока я лечу носом вперёд.

Какой позор. Хуже, чем вчера, потому что теперь мой шмяк видит недобиток.

Невесть как он успевает среагировать, подхватывает и меня, и пакет с продуктами. Я успеваю удивиться, как быстро недобиток оклемался. Получается, терпеть осталось

недолго? Мои надежды жестоко разбиваются. Я чувствую волну дрожи, и недобиток снова прижимается к стене. Хм, сила в руках есть, а голова в норму не пришла.

– Спасибо.

– К вашим услугам, леди.

Странно получается, я всё ещё прижимаюсь к недобитку, а он поддерживает меня.

Он вдруг морщит нос, шумно втягивает воздух, наклоняется ко мне. Мне мерещится, что он сейчас уткнётся мне в шею, я застываю, мне хочется вывернуться, избежать прикосновения, но одновременно его близость не вызывает отторжение, даже наоборот, крепкая хватка приятна, приятно, что он защитил от падения и, я уверена, если вдруг у меня подкосятся ноги, он всё равно меня удержит.