Сломанный мир

– Я тоже плохой человек, – прошептал Юки.

– Неправда, – твердо сказал дракон. – Иначе я не показался бы тебе.

– Обо мне тоже никто не будет грустить, когда меня не станет.

– Тебя просто пока никто не знает как следует, – сказал дракон. – Но тебя обязательно полюбят. И будут грустить.

Юки было приятно, что дракон его жалеет, но он не особенно ему верил.

– Полюбят? Не знаю. Ведь единственное хорошее, что у меня было – это Страна Дракона. Но там все умерли, в ней теперь только снег и кости… Я не знаю, за что еще меня можно любить.

Дракон ободряюще обернул хвост вокруг его мизинца.

– Тебя будут любить все, кто захочешь. Вот увидишь, ты не всегда будешь один, – с глубокой уверенностью пообещал он.

Тело Юкиёси в конце концов всплыло, и его нашли. Оно пролежало в воде слишком долго, так что придворные медики, осмотрев его, не смогли сказать ничего определенного. Была эта смерть случайной или нет – все говорили разное. На Юкинари стали посматривать с опаской, но никто не отважился ни в чем его обвинить. Даже левый министр Исэ-но Акахито, который, очевидно, был расстроен, что погиб именно тот из принцев, на которого он имел влияние.

Юкинари министр Исэ-но Акахито не нравился – не по личным причинам, а по вполне объективным: когда Юки начал складывать кусочки сведений о придворных интригах воедино, то понял, что Акахито играет во всем этом далеко не последнюю роль.

Он по-прежнему не знал, как можно улучшить жизнь дворца и страны, но теперь верил, что это возможно. Для начала надо было с кем-то откровенно поговорить об этом – и он выбрал единственного человека, кому хоть немного доверял. Генерала Накатоми.

Раньше Юки казалось, что ужасно сложно устроить беседу с человеком, которого не знаешь, но те самые сведения о культуре и придворном этикете, которые он послушно впитывал все это время и которые считал совершенно бесполезными, подсказали, что все довольно просто. Он послал Накатоми в подарок ирис, символизировавший верность императорской семье, а генерал в ответ учтиво пригласил его в гости: скорее формальность, но Юки охотно принял приглашение.

Правда, вести разговор наедине – без толпы советников – его никто особенно не учил, и Юки чуть ли не с порога выпалил:

– Я знаю, что вы преданы моему деду. Говорят, он болен и… все сложно. Я пришел, чтобы…

Он запнулся, потому что старый генерал согнулся в одном из традиционных поклонов. Закончить приветствие Юки не дал – быстро подошел к нему и сказал:

– Не нужно, не кланяйтесь, вы ведь уже немолоды – я освобождаю вас от трех поклонов…

Накатоми распрямился и с интересом посмотрел на Юки.

– Благодарю. Чем я обязан визитом, ваше высочество?

– То, что я сейчас скажу, прозвучит глупо… но я буду благодарен, если вы поможете мне разобраться. Дадите советы. Что мне делать, кому доверять…

– Как я могу сказать, что вам делать? Вам лучше знать, чего вы хотите… – Протянул старик, разглядывая Юки. – Скажите мне – вы любите Рюкоку?

Юкинари смешался. Он не хотел врать. И не мог определенно сказать, что чувствует к стране, которой ему выпало править. Может быть, жалость?

Он не был уверен, что стоит рассказывать этому – совершенно чужому, если подумать, – человеку о воображаемой Стране Дракона, ведь прежде он никому, кроме Юкиёси, не рассказывал о ней. Но все-таки сказал:

– Я бы хотел, чтобы наша страна стала похожа на ту, о которой я… – Он решил все-таки немного покривить душой и закончил фразу не так, как хотел: –…мечтал. Ну, знаете, в детстве.

И замер, ожидая, что этот человек посмеется над ним или, хуже того, останется безучастным. Но старик доброжелательно сказал:

– Это хорошо, когда в душе есть убежище, где можно укрыться. Но не стоит запираться там навсегда. Вы могли бы сделать много хорошего для настоящих людей.

Юки хотел сказать Накатоми, что люди, которые живут – жили – в его стране, ничуть не менее настоящие, чем те, которые населяют дворец, и что больше всего на свете он желает вернуть, воскресить их… Но решил, что этого генерал Накатоми точно не поймет.

– Я не сумасшедший, – сказал он в ответ не то на реплику генерала, не то на собственные мысли.

– Я знаю, – серьезно ответил старик.

– Правда? – искренне удивился Юки. – Потому что я иногда… вижу и слышу разные вещи… то, чего, скорее всего, нет. Но я знаю, что на самом деле их нет, – быстро добавил он. – И я правда хочу стать хорошим правителем… лучше, чем…

Он подавился последним словом – не мог произнести имя брата вслух.

Генерал Накатоми отвел глаза – видимо, тоже вспомнил о Юкиёси; но потом вновь посмотрел на Юкинари, и ни понимающий взгляд, ни интонация не изменились.

– Думаю, вам нужен советник.

Юки подумал, не может ли маленький дракон из пруда быть его советником. Нет, вряд ли, дракон мало что знает о жизни дворца и страны. К тому же, возможно, тот просто плод его воображения.

– А вы не можете быть моим советником?

– Я военный, и, хотя моя семья благородна, военных не очень-то жалуют при дворе. К тому же, как вы сами заметили, я стар, почти как ваш дед-император. Но знаю пару хороших и честных людей, которые помогут вам в этом деле больше, чем я. Во-первых, есть человек, который сейчас служит губернатором в одной из южных провинций – он с радостью вернется ко двору, если сочтет вас достойным преемником императора…

Накатоми назвал ему несколько имен и дал еще пару советов, Юки внимательно слушал и все запоминал.

Уходя, он сказал:

– Спасибо, что верите в меня. – Ему вспомнилось, как архивариус назвал его безумцем, и старая обида всколыхнулась снова.

Старик генерал усмехнулся.

– Наша страна не так богата, чтобы мы могли позволить себе выбрасывать сломанные вещи. Не знаю, доводилось ли вам, живя во дворце, видеть склеенную золотым или серебряным лаком посуду?.. Мы чиним разбитое и сломанное, и при некотором везении вещи эти становятся даже красивее, чем прежде…

Этих слов Юки не понял. Разве он – сломанная вещь? Если что-то и сломано, то это мир, в котором они живут.

Значит ли это, что его можно починить?..

Среди прочего Накатоми посоветовал ему всегда полагаться на свое сердце. Странно было советовать такое мальчику, который едва отличал выдумки от действительности. Но впоследствии, когда рассудок Юкинари окончательно прояснится и он станет разбираться в людях лучше, чем кто-либо, он с удивлением поймет, что даже в те годы, даже сквозь окружавший туман он, зная мир в основном по книгам и ничего не понимая в человеческих отношениях, каким-то образом ухитрялся поступать правильно и интуитивно отличать тех, кому можно было доверять, от тех, кому доверять не стоило…

Те, кто напоминал ему друзей и солдат из воображаемой Страны Дракона, окажутся хорошими людьми, верными и честными.

Ни с кем из них он не сблизится. Его несчастный жестокий брат Юкиёси ошибался, считая, что у императора столько друзей, сколько он пожелает; окажется, что все как раз наоборот – император не может позволить себе роскошь иметь друзей, даже одного-единственного.

И его детские друзья из Страны Дракона, разумеется, так и не воскреснут – даже в воображении.

Повзрослев, он не перестанет возвращаться мыслями к этому миру, но не сможет изменить его судьбу – все попытки поменять что-то, придумать историю заново будут пустыми и бессмысленными. Генерал Накатоми назвал мир его выдумок убежищем, но ему занесенная снегом Страна Дракона будет напоминать скорее кладбище. Бродя по нему, Юкинари будет чувствовать себя таким же одиноким, как в настоящем мире.

Когда вся страна будет праздновать его коронацию, Юкинари будет сидеть один в саду недалеко от дворцовой стены, готовить речь, слушать доносящиеся голоса и музыку и ненавидеть свой двор, и свою страну, и весь мир за то, что все так несправедливо устроено – праздник в его честь, но у него даже нет права выйти в город и веселиться вместе с обычными людьми. И спрашивать себя, где же взять столько сил, чтобы вытерпеть это, и терпеть, терпеть на протяжении всей жизни.

Несколькими часами позже, когда он в платье цвета застывшей крови взойдет на ступени к трону, произнесет ритуальные слова и наденет корону деда, он будет думать о словах своего дракона. О том, что кто-то полюбит его. О том, что где-то – может, на другой стороне земли – живет человек, которому суждено разделить с ним одиночество.

Это будет через четыре года. Ему исполнится шестнадцать, будет идти год дерева и змеи со знаком Инь.

Глава 1. Тигр и Дракон

Год дерева и змеи со знаком Инь был годом горести для царства Рюкоку. Случилось то, чего рюкокусцы ждали и боялись уже много лет: правитель Ёсихито, чьи годы клонились к восьмому десятку, наконец отошел в мир иной, а наследником императора стал единственный внук, шестнадцатилетний мальчишка. Юкинари – так звали наследника – возвели на престол с подобающей пышностью, но особых надежд на юного царя не возлагали. Император Ёсихито прославился мягким характером и приветливым обращением с подданными, но славных государственных деяний за ним замечено не было, а про внука и вовсе говорили, что он не в себе. После многолетней затяжной войны с Юйгуем, Страной Черепахи, – а война эта фактически была подчинением с редкими попытками бунта – Рюкоку находилась в страшном упадке.

Между тем на западе стремительно набирало силу государство Чхонджу, Страна Тигра. И все бы хорошо, если бы оно всего лишь процветало – но оно то и дело нападало на соседние земли и откусывало от них куски, как голодный тигр. «Пришло время править Белому Тигру Запада», – эта фраза, относящаяся к поверью о том, что каждому царству в их мире покровительствует один из четырех великих зверобогов, не сходила в те годы с уст людей.

Поговаривали, что успехами последних лет царство Чхонджу целиком и полностью обязано одному военачальнику и что военачальник этот – страшно сказать – из Чужих. Тех самых южан из сказок: светловолосых, с длинными носами и странными узкими лицами. Одни считали их колдунами, другие – бессмертными. Чем, кроме как чародейством, можно было объяснить, что этот человек стал верховным стратегом страны в возрасте двадцати лет, а царь приблизил его к себе и сделал ближайшим советником не только в военных, но и прочих делах? Так что в умах людей у Белого Тигра Запада было вполне конкретное человеческое лицо: лицо загадочного генерала-чародея – Гэрэла. Народная молва наделила его совершенно фантастическими чертами, и образ обрастал все новыми жуткими подробностями. Говорили, что он даже на человека-то не похож, как и все Чужие – белокур и бледен, и глаза у него совсем светлые, как льдинки, как будто он выцвел от собственного внутреннего холода. Говорили, он безжалостен: что убивает детей на глазах у их родителей и заставляет отцов насиловать дочерей, что привязывает трупы к столбам или насаживает на колья, чтобы те внушали страх всем, кто их увидит.

Многие из этих слухов были правдивы, хотя Гэрэл, прозванный Жестоким, старался никогда не быть таким без причины.

Генерал Гэрэл в год ветви дерева и змеи со знаком Инь совсем не думал о далекой Рюкоку и происходивших там переменах. Два года назад он развязал войну с Юйгуем. Это было чересчур самонадеянно, и он сам быстро это понял: со стороны, может, и казалось, что Чхонджу одерживает победы, но он сам почти сразу увидел, что Страна Черепахи слишком богата, слишком сильна. Время от времени ему удавалось захватить крепость или город, но удержать их сил не было – так мелкий хищник мог бы бесполезно терзать зверя, который в несколько раз крупнее его самого. Гэрэл начал понимать, что к каким бы хитростям ни прибегнул, война только приведет к ослаблению обоих государств. Он постарался сосредоточить силы на том, чтобы удержать те несколько завоеванных им городов, которые находились у Внутреннего моря: выход к морю был важен для Чхонджу.

Чтобы одержать победу над Страной Черепахи, нужно было выждать еще десяток лет. Усилить армию, улучшить вооружение, построить флот. Он знал, что если Чхонджу удастся накопить сил, то победа будет за ними. Слабость Юйгуя, как ни парадоксально, крылась в его силе – уже много лет у него не было серьезных противников, и юйгуйцы слишком уж верили в свое превосходство над остальными народами.

Гэрэлу случалось обсуждать это в юношеские годы во время учебы в Байцзине с учителем Лином. Лин-цзы был юйгуйцем и патриотом, но любил побеседовать на отвлеченные темы – он тогда еще не подозревал, что, просвещая юношу, впитывавшего знания словно губка, готовит своей стране опасного врага.

– В твоей стране даже солдату необходимо быть поэтом и книжником, чтобы продвинуться по службе, – сердито говорил Гэрэл учителю Лину. – Разве это не глупость?

– Но ты ведь тоже любишь книги, Гэрэл. Ты сам говорил, что знание может ранить острее меча.

– Да, но совсем другое дело – поэзия! Разве это не признак того, что государство забрело в тупик?

Ему, выросшему под суровыми небесами Запада, казалось страшно нелепым, что о человеке судят не по делам, а по умению сочинять стихи и – боги! – красоте почерка.

– Если в Юйгуе все устроено так глупо, почему он контролирует такую большую часть мира? – спрашивал Лин-цзы, слегка подтрунивая над ним. – Но ты в чем-то прав, Гэрэл: развитое и сытое государство в конце концов стареет и начинает умирать, это и происходит сейчас с Юйгуем.

– Это ты сам придумал?

– Что государство, достигнув расцвета, умирает? О нет. Это очень популярная теория среди наших интеллигентов. А твоя страна – молодая, хищная и жадная, поэтому за ней будущее.

Гэрэл обдумал слова учителя. Лин-цзы, конечно же, преувеличивал – до гибели Юйгую было еще очень далеко: только жители страны, безраздельно господствовавшей в мире на протяжении последней сотни лет, могли развлекаться подобными пустыми самоуничижительными теориями. Жители любой из других стран не могли позволить себе такую роскошь – все, наоборот, старались как могли возвеличить достоинства родины.

Но он увидел в этой теории и зерно истины. Будущее за Чхонджу – это правда. Времена, когда жители Страны Тигра были такими же дикарями-кочевниками, как южане, давно прошли. Теперь Чхонджу была уже настоящей империей. Земли Тигра считались одними из самых неприветливых: здесь были очень холодные снежные зимы и знойное лето, всегда приносившее засуху и голод. Но чхонджусцы не только выжили в этих землях, но и постепенно улучшили их. Они научились строить корабли и замки, прокладывать каналы для орошения полей. У них появились чиновники и государственный аппарат – не такой сложный, как в Юйгуе, но все же достаточно развитый. Не так давно в Стране Тигра даже изобрели собственную письменность, которой они очень гордились, хотя она пока не приобрела большой популярности: люди по старинке пользовалось юйгуйскими иероглифами (а большинство, скажем прямо, вообще не умело читать и писать).

Нынешний император Юйгуя не был сильным правителем (и в этом заключалась вторая слабость страны). Императора Чхонджу, Токхына, которому Гэрэл, будучи мальчишкой, поклялся в верности, тоже трудно было назвать выдающимся правителем. Но Гэрэл вел войну вовсе не ради императора. Он знал: когда Чхонджу наконец войдет в полную силу и одержит победу над Юйгуем, жители Страны Черепахи охотнее примут не западного варвара, а образованного правителя, который знает их язык и ценит их культуру – такого, как он сам.

Минуло несколько лет, и они были непростыми: все шло так, как и планировал Гэрэл – Страна Тигра набрала огромную мощь, – но кочевники на юге проявляли непокорность и вынуждали его снова и снова бросать силы на их усмирение…

Он действовал не только кулаком – старался по возможности проявлять милость. Он пообещал – и выполнил обещание, – что не тронет тех кочевников, которые захотят осесть на земле. Но большинство не хотели идти под его руку и продолжали разбойничать. С кочевниками было тяжело: на протяжении многих веков Чхонджу сражалась с ними, но полностью покончить с угрозой не удалось ни одному из царей или полководцев. У южан не было ни стран, ни городов, ни централизованной власти, только множество разобщенных улусов, родов и племен, постоянно перемещавшихся с места на место. Стоило разбить одно племя, как откуда-то появлялось другое. С огромным трудом Гэрэл строил по линии побережья Внутреннего моря города и крепости. Но кочевники то и дело нападали на эти поселения.

Благодаря новым городам, которые все же удавалось закрепить и защитить от кочевников, территория Чхонджу постепенно увеличивалась. Тигр тянул лапу вдоль моря в сторону востока – к Рюкоку, Стране Дракона. О Рюкоку Гэрэл до поры до времени совсем не беспокоился, думал о ней только как о перспективной для торговли стране, ему казалось, что это ослабевшее царство не представляет угрозы.

Однако постепенно расстановка сил в Срединных Государствах менялась.

Молодой правитель Юкинари, взойдя на престол, принял более чем скромный девиз правления: «Достижение порядка». Не чета девизам предков, которые торжественно провозглашали целью процветание, богатство, а то и райское блаженство и которым не удалось достичь ни первого, ни второго, ни третьего. Поначалу в других царствах с любопытством и некоторой насмешкой наблюдали за тем, как Юкинари пытается управиться с навалившимися на его детские плечи государственными делами. А потом вдруг заметили, что дела в Рюкоку пошли на лад. Тихая властность Юкинари исподволь меняла даже самых своенравных и жадных до денег чиновников. Сначала можно было увидеть эффект от хозяйственных реформ, затем стали один за другим заключаться удачные торговые и политические союзы с городами севера и племенами юга. У народа Рюкоку появилась надежда. Еще через несколько лет Страна Дракона превратилась в достаточно сильное и, насколько было возможно по тем временам, процветающее государство. Стало ясно, что император Юкинари задумал примириться с Юйгуем и сплотить страны перед новым общим врагом – Западом – и что в этом начинании его ждет успех. Мальчик-государь оказался мудрым правителем. Кроме того, его личность обладала неотразимой харизмой, которая привлекала к нему все новых и новых союзников.

Появлялись у Юкинари, конечно, и враги. Император Токхын, воодушевленный военными победами на юге, хотел расширить территорию Чхонджу еще дальше на восток. А там за горами находилась Рюкоку. О Рюкоку знали так мало, что было непонятно, стоит ли развязывать войну, принесет ли она им хоть какую-то выгоду. Но Токхына злило, что название Страны Дракона и имя императора Юкинари повторяли все чаще и чаще во всех Срединных Государствах.

Говорили о нем и в войске Гэрэла, когда они возвращались домой в Пхёнвон, столицу Чхонджу, из очередного похода на юг. Шел год кабана и металла со знаком Инь, лето было в самом разгаре.

Они устроили стоянку на ночь и развели костры. Обсуждалась новая южная провинция Рюкоку – территория к юго-западу от горной гряды, отделявшей земли Дракона от земель Феникса. Провинция эта уже несколько сотен лет была собственностью одного из улусов кочевников, но молодой император Юкинари как-то ухитрился ее выкупить. Никто не знал, насколько сделка была выгодной для кочевников, но чхонджусских солдат поразило уже хотя бы то, что кто-то сумел мирно договориться с дикарями-южанами.

– Сперва речь шла о другой сделке, ерунде какой-то, вовсе не о продаже земель. И хан-то, говорят, даже не захотел сам ехать на переговоры – мол, не царское это дело. Брата своего послал, – рассказывал командующий тысячей Сон Гё. – Брат отправился в Рюкоку, встретился с императором Юкинари, вернулся ни с чем, но отказ его почему-то вовсе не обидел, вот что странно. Как будто что-то хорошее с ним там, в этой Рюкоку, произошло. И он как-то убедил хана поехать туда же самому, да еще и землю продать…

Джин-хо издала свой самый пошлый смешок.

– У меня есть кое-какие идеи насчет того, что там произошло с этим братом хана.

– Какие? – спросил Сон Гё с искренним недоумением.

Какой-то паренек из числа поклонников Джин-хо решил пояснить ее мысль:

– Про императора Юкинари все говорят, что он красивее любой женщины: я слышал, ему даже приходится прятать лицо – те, кто его увидел, навсегда теряют рассудок…

Джин-хо, бросив на дружка ободряющий взгляд, кивнула и нетерпеливо сказала:

– Или ты не слышал, что говорят про мужчин в Рюкоку?

Лицо Сон Гё так и не осветилось пониманием.

– Они там все отрезанные рукава[1], – сказал приятель Джин-хо и сам покраснел, не будучи уверен, что подобные вещи стоит обсуждать в присутствии юной знатной барышни. – Ну, это в Юйгуе так говорят, про рукава.

– А, что у них там все мужики… друг с другом? – спросил Сон Гё с солдатской прямотой.

– По крайней мере, ходят такие слухи. – Джин-хо улыбалась так сладко, будто в этот самый момент представляла себе сцены мужской любви во всех красках и наслаждалась зрелищем.

Гэрэл подумал, что Джин-хо все чаще ведет себя неподобающе, и неудивительно – слишком уж много времени она проводит с солдатами. Но это, конечно, было вовсе не его дело.

– Я думаю, что это выдумка, – рассудительно сказал Сон Гё, – но поскольку он служит Дракону Востока, людям нравится отождествлять императора с его богом. А если он и правда красив, не стоит презирать красоту лишь за то, что ею часто пользуются дураки и негодяи… А про «отрезанных рукавов» – вы, принцесса, еще не раз увидите, что враги друг про друга вечно злые небылицы сочиняют. Южан мы хаем за дикость, юйгуйцев – за то, что больно уж хорошо живут и нос дерут выше неба. И вот это, про рукава, о Юйгуе тоже говорят…

– Так и впрямь, что ни посольство оттуда, все сплошь ухоженные такие да нарядные – почему бы это?..

– В Юйгуе, по крайней мере, есть женщины, и красивые, а в Рюкоку, как мне рассказывали, вообще нет женщин, – встрял еще один собеседник, сотник Мугён. – Бабка моя говорила, что Дракон создал их всех мужчинами.

– Мой брат, купец, ездил недавно в Нисияму и говорит, что видел там женщин, – возразил еще кто-то, но не слишком уверенно.

– Конечно, там есть женщины, остолопы вы несчастные. Но я слышала, что знать у них обращается с женщинами как с вещами, – сказала Джин-хо.

– И они еще называют нас варварами! – возмутился Мугён.

Гэрэл не вмешивался в разговор. Сон Гё был прост, но далеко не глуп, и о предрассудках рассуждал более чем здраво. Но рассеивать их не всегда полезно. Гэрэл знал, что чем хуже солдаты думают о жителях других стран, тем удобнее вести войну. Тяжело убивать врагов, когда знаешь, что это такие же люди, как ты – а может, в чем-то и получше тебя… Гораздо проще считать рюкокусцев лживыми, непонятными хитрецами, юйгуйцев – высокомерными сытыми бездельниками, южных степняков – дикарями.

Впрочем, о Рюкоку и вправду было известно преступно мало… Сам Гэрэл тоже почти ничего не знал об этой стране – лишь обрывки слухов и мифов. Чхонджу граничила с Юйгуем на севере и со степями кочевников на юго-востоке. От Рюкоку – Страны Где Восходит Солнце – их всегда отделяло море, и уже очень давно между двумя странами не было ни военных столкновений, ни дипломатических отношений, ни даже как следует налаженной торговли.

Гэрэл, как обычно, сидел в стороне от костра – шум и разговоры мешали читать, а его присутствие, скорее всего, помешало бы солдатам веселиться. Джин-хо неслышно подобралась к нему и уселась рядом, плюхнув на ноги котелок, в который резала какие-то травы для супа.

– А ты что думаешь о рюкокусском императоре? – похоже, она собиралась повторить ему все сплетни и пошлости, которые до этого обсуждались у костра, несмотря на то что он и так прекрасно их слышал.

Но Гэрэл привык к ней, и девушка не сердила его.

– При виде которого теряют рассудок? По мне, так звучит не очень, – сказал он рассеянно. Разговоры мешали сосредоточиться на трактате.

– А я бы хотела его увидеть…

– Так говоришь, словно уже замуж за него собралась. Кстати, не хочешь предложить своему отцу эту идею?

– Вот еще! – вздернула подбородок Джин-хо. – Я не хочу, чтобы меня продали в чужую страну, как рабыню. К тому же мне нужен мужчина, а не какая-то красотка в шелках!

Она явно повторяла то, что где-то вычитала или подслушала.

– Не говори ерунды, – отмахнулся Гэрэл. – Тебе нравятся хорошенькие и глупые. Все твои дружки как раз такие. – Не то чтобы в Чхонджу, особенно в армии, вообще было много хорошеньких и глупых – все больше неухоженные бородатые алкоголики, но Джин-хо как-то умудрилась собрать вокруг себя самых юных, приветливых и симпатичных солдат, не успевших зачерстветь и разочароваться в жизни.

За исключением самого Гэрэла, конечно.

– Они не глупые, – надулась Джин-хо.

– Так и император Юкинари, говорят, неглуп. В чем же проблема?

Джин-хо была младшей дочерью императора Токхына. Ей недавно исполнилось шестнадцать.

Мать Джин-хо была родом из земель Огненной Птицы Феникс, одной из тех южанок, кто, казалось, сразу родился верхом и с луком и колчаном в руках. Став одной из наложниц Токхына, она, лишившись пыльных степей и свободы, прожила недолго: зачахла. В матери Джин-хо, как и во многих южанах, текло немного белой крови – говорили, у нее были красивые вьющиеся волосы с оттенком меди. Но Джин-хо внешностью пошла в отца. Смуглая, лобастая, густобровая – даже по скромным чхонджусским меркам не была красавицей. Но она родилась принцессой, так что никогда не знала недостатка в ухажерах. Причем многие из них были влюблены в Джин-хо вполне искренне: девочка лучилась обаянием и чистой радостью жизни.