Дело об убийстве на тропе

Грета Раш

Дело об убийстве на тропе

Глава 1

Она лежала на спине.

Короткая, прилипшая к телу футболка задралась, беззащитно обнажая живот. Шорты плотно обтянули бёдра. Тонкие бледные руки широко раскинулись ладонями вверх. На коротких пальцах с маленькими ногтями сохранились остатки маникюра. Его сделали совсем недавно, придав ногтям правильную овальную форму и покрыв глянцевым лаком цвета спелой вишни. Но наведённая красота продержалась недолго. Лак облупился, ногти были обломаны под корень, как если бы ими пытались разгрести насыпь камней, кожа вокруг содралась в кровь и обросла бурой коркой. Тёмно-каштановые волосы, спутанные на концах и слипшиеся у висков, разметались поверх опавшей листвы. Несколько пожухлых коричневых листочков застряли в длинных прядях. Мутные, какие-то пластмассовые глаза, обрамленные ресницами с остатками осыпающейся туши, глядели в осеннее небо, тоскливое и неприветливое, готовое разразиться холодным дождём на головы жителей маленького городка Фолс-Сити, штат Орегон.

– Ну и дыра, – вздохнула я, сходя с узкой горной тропинки и опираясь рукой о шершавый ствол дерева. Кажется, это был клён. Территорию вокруг уже успели огородить красно-белой лентой и выставить постовых по периметру. Последние от нечего делать перешёптывались между собой и пялились на нас.

– Провинция, – пожал плечами мой напарник Гэри Майерс.

Он был совсем ещё зелёным новичком, год назад окончившим колледж. И почему-то его приставили именно ко мне, заставив носиться с этим тщедушным цыплёнком, на бегу обучая всем премудростям нашего ремесла и выезжая вместе на места преступлений.

Это здорово раздражало. Майерс раздражал.

Возможно, потому, что я ещё не смирилась с фактом перевода моего прежнего напарника в штаб разбирать бумажки, после одного неудачного дела. Я просила вернуть Фрайджера, с которым мы успели стать практически семьёй, и забрать новичка, пока я с ним что-нибудь не сделала. Но у начальства имелось собственное мнение на этот счёт.

Жаль.

Мы с Майерсом входили в так называемую нулевую группу девятого отдела или в группу ликвидаторов. Именно это прозвище закрепилось за нами в последние годы. Так нас называли все: СМИ, правительство, общественные организации и в целом обычные граждане, которые активно лоббировали ужесточение контроля за всеми, кто подпадал под категорию «не людей». Как правило, под этим обобщающим понятием подразумевались вампиры, оборотни и спириты. К сожалению, эти же граждане редко задумывались о том, что мир сверхсозданий не ограничивался лишь этими тремя видами существ. Много чего бродило по улицам спальных районов, мимо ухоженных лужаек, белых штакетников и дорогих седанов, пока их владельцы сторожат свои телевизоры с очередным гамбургером в зубах.

Хотя… с другой стороны, может быть и хорошо, что они об этом думали.

Наш девятый отдел, в котором насчитывалось около ста специалистов, два года назад, то есть, спустя пять лет после основания, был выделен в отдельное подразделение и отдан в подчинение Министерству юстиции. Ликвидаторам, то есть, тем, кто занимался «полевой» работой, официально присвоили статус федеральных маршалов и расширили полномочия. Делалось это для того, чтобы дать нам федеральный доступ к расследованию всех преступлений, в которых, так или иначе, были замешаны дети полусвета, те самые не люди. А ещё заставить нас мотаться по всей стране, буквально живя в самолёте. До этого мы входили в состав консультационного отдела Департамента полиции Сент-Лафенда. Я каждый вечер возвращалась в свою маленькую квартирку с видом на реку и спала в мягкой постели, обнимая любимую кошку. Теперь моя Ширли получила всю квартиру в собственное распоряжение и бонусом соседку в качестве личного повара. И кажется, уже начала забывать, кто я такая.

– Население Фолс-Сити – 1051 человек по состоянию на 2020 год, –заговорив, принялся блистать своими познаниями Майерс. Это было его любимым занятием. Чаще всего академическое занудство напарника доводило меня до мигрени и лишь усугубляло желание «случайно» забыть его в какой-нибудь очередной дыре. Но порой и оно неожиданно бывало полезным. – Этнический состав крайне неразнообразен. Белые составляют девяносто процентов от общего количества жителей, афроамериканцы – около 0,1%, коренные жители США – 2,3%, азиаты – 0,4%. Больше четверти населения составляет молодёжь в возрасте до 24-х лет, около двадцати процентов – жители от 25 до 44 лет, ещё тридцать приходится на категорию 45-64, все остальные – 65 лет и старше. Гендерное разделение примерно поровну, мужчин чуть больше.

– Всё? – с долей ехидства поинтересовалась я, когда он умолк. Но не потому, что закончил, а потому что полез рыться в своей наплечной сумке-портфеле. Он таскал её за собой буквально везде, подозреваю, что даже в дома не расставался.

– Да, – не заметив моего сарказма, подтвердил Майерс.

– Ура, – воздела я руки к небу. – А то я уже начала засыпать.

– Уснуть стоя невозможно, ты не слон, не лошадь и не жираф, –перечислил напарник, ковыряясь в недрах своего баула.

– Рада, что ты это заметил, – скривилась я. Между нами было всего лишь три года разницы, но большую часть времени я ощущала себя так, словно вывезла на прогулку ребёнка-всезнайку. И забыла завезти обратно.

– Вы приехали! – неуместно радостно воскликнул дородный усатый мужчина с проклёвывающейся лысиной на макушке, появляясь из-за пригорка. Объёмный живот нависал над ремнём, форменные штаны были слишком длинными для его коротких ног и пачкались о землю, а рубашка с коротким рукавом была покрыта пятнами пота, хотя воздух наполняла прохлада. Наверное, мужчина вспотел, пока взбирался на гору, что для человека его телосложения стало настоящим вызовом.

Я ответила на его протянутую руку, и пару раз встряхнула широкую ладонь.

– Меня зовут Хикс, Эзра Хикс, – представился усатый. – А это мой помощник, – мужчина кивнул через плечо на длинного как жердь темноволосого мужчину с высоким лбом, тяжёлой челюстью и крупными губами. – Стив Бун.

– Самира Рид, – представилась я и представила своего напарника. – Это Гэри Майерс.

– Я не ждал вас так скоро, хотя запрос отправил сразу же, как мне сообщили о трупе. Вы быстро добрались!

– Мы были недалеко, как раз заканчивали расследование, – сдержанно объяснила я, засовывая руки в карманы джинсов. – Вы шериф округа?

– Так точно! – отрапортовал Хикс, едва ли не отсалютовав мне рукой.

Он был не похож на стандартного шерифа. Не чувствовалось в нём той властной усталости, чрезмерной искушённости властью и надменности. Последнее я привыкла видеть так часто, что её отсутствие казалось уже чем-то из ряда вон. Я была женщиной в типично мужской среде и привыкла к пренебрежению, недоверию к моим навыкам и компетенции. Девять из десяти мужчин, с которыми я сталкивалась по работе, начинали знакомство с оценивающего взгляда, в котором крупными буквами читалось «Что она здесь забыла?». А заканчивали вопросом вроде «В вашем подразделении закончились люди?».

Да, я не вписывалась. Я была мелкой, со спины меня часто принимали за подростка, а круглое лицо и короткие тёмно-русые кучерявые волосы делали меня похожей на что-то среднее между безумной художницей и чокнутым профессором. Не таким было типичное представление населения о спеце, чьи будни посвящены поискам и уничтожению монстров. В их глазах это всегда громила с базукой наперевес, а не двадцатипятилетняя кроха в футболке с изображением любимой кошки. И шерстью на ней от этой самой кошки.

– В этом году у меня юбилей, десять лет на посту, – шериф потёр свою объёмную красную шею, укоризненно глянув в сторону трупа, как будто тот успел в чём-то провиниться. – Всегда в моём округе была тишь да благодать! У нас, вы знаете, обитают в основном те, кто здесь родился. Приезжие сюда редко заглядывают. Достопримечательностей нет, смотреть не на что, идти не куда. Развлечений для туристов никаких. Да и чужаки у нас как-то не приживаются. Большинство семей обитают здесь поколениями, сами строят дома и передают по наследству, чем очень гордятся. Фолс-Сити очень благопристойный город! Местные все крайне набожные, регулярно ходят в церковь по воскресеньям. В обычные дни дети в школе, взрослые на работе и даже старушки у нас при деле. Собираются в клубах по интересам, шьют, вяжут, плетут пледы, а потом приносят на благотворительные распродажи! Преступности в Фолс-Сити практически нет! За всё время, что я занимаю пост шерифа, у нас было всего несколько краж и одно нападение. Но там и нападением-то трудно назвать, так, поспорили несколько парней в местном баре после бейсбольного матча. И один подловил другого на выходе. Вот и вся история преступности в Фолс-Сити! И у нас никогда не было этих зверей, этих тварей, этих полусветов. Как по мне, слишком благородное название для кого-то вроде них. А тут! На тебе! Труп, да ещё какой!

– Да, давайте уже поближе к телу, – натянуто улыбнулась я, немного устав от потока информации. – Кто обнаружил девушку?

 Шериф бросил растерянный взгляд на своего помощника, тот быстро подсказал:

– Местные бегуны. У нас многие занимаются спортом, эта тропа очень популярна среди любителей поноситься спозаранку. Сегодня рано утром двое мальчишек-старшеклассников вышли на пробежку и наткнулись на тело.

– Во сколько это было? – я бросила взгляд на наручные часы.

– Звонок поступил в участок в шесть двадцать три. Звонили с мобильного телефона, – быстро доложил Бун.

– Вы проверили их показания? Всё сходится? – продолжила спрашивать я, в то время как Майрес натянул перчатки и присел у тела погибшей. С виду на ней не было никаких повреждений, кроме пары синяков и цепочки ссадин, от которых не умирают. И всё же, что-то её убило.

– Э-э-э-э-э, – выдал нечто невразумительное шериф, продолжая обильно потеть, но уже скорее от стресса.

– По словам ребят, они вышли из дома в пять тридцать, – помощник шерифа оказался сообразительней и смышлёней собственного начальства. Заглянув в планшет, мужчина сверился со своими записями и продолжил: – На дорогу сюда стандартным темпом у них должно было уйти примерно двадцать минут. Оба парня живут недалеко, но мы находимся в самой верхней точке тропы, то есть, от подножья до этого места движение стабильно вверх. При длительном беге в таких условиях темп всегда замедляется.

– Но отсюда они бежали вниз, – сухо заметила я. – А значит, должны были спуститься быстрее, чем поднимались.

– Да, они жутко перепугались и по их же словам бросились прочь сломя голову. И только оказавшись внизу, начали набирать полицию.

– То есть, – подытожила я, – на труп они наткнулись примерно без десяти шесть. Ещё десять, ну, пусть пятнадцать минут у них ушло, чтобы вернуться. А в участок позвонили в шесть двадцать три. Чем они занимались почти 20 минут?

– Э-э-э-э-э-э, – на повторе выдал шериф. – Может быть, они перепутали время, когда вышли из дома?

– Возможно… Здесь достаточно нелюдимо, – заметила я, оглядываясь по сторонам и изучая дремучие заросли диких кустарников, вереницу лиственниц и изобилие клёнов. Листва последних с приходом осени окрасилась в жёлто-оранжевые оттенки, но ещё не успела осыпаться полностью. Увидеть что-то дальше трёх-четырёх метров было практически невозможно. В таких условиях легко устроить засаду. Или охоту. – Место глухое, и любой, даже самый громкий звук затеряется среди леса. Внизу никто ничего не услышит, даже если кричать.

– Да, но раньше здесь всегда было спокойно, – пролепетал шериф. – Горожане не боялись приходить на гору даже в тёмное время суток…

– Они могут и дальше не бояться, – вставил Майерс, изучая труп, стараясь касаться аккуратно и мягко. Он словно пытался таким образом выразить последнюю дань уважения телу, которое ещё вчера было живым человеком, и извиниться за своё вынужденное вторжение. Он умел чтить мёртвых. Почему-то с живыми налаживать контакт у парня получалось в разы хуже. Хотя… все мы в нашем девятом отделе были со странностями. На том и стояли.

– Что нашёл? – я подошла, подтянула джинсы и присела рядом, чувствуя, как перекатываются камушки под тонкой подошвой кроссовок.

– Её убили не здесь, – заключил наш спец, перебирая спутанные волосы девушки, которая выглядела как сломанная кукла. Молодая, даже слишком, вряд ли больше двадцати. Смерть всегда приходит слишком рано и слишком не вовремя, но почему-то именно гибель молодых вызывает особенную тоску. – Судя по расположению трупных пятен, на тропу её принесли уже мёртвой. А убили в другом месте. Видишь вот эти царапины?

И палец, обтянутый перчаткой, ткнул в кусок стёсанной кожи на плече.

– Угу.

– Когда она получила эти повреждения, её сердце уже не билось. Значит, тело передвигали. И не очень аккуратно, возможно, волокли. Или пару раз уронили.

– Девчонка вся покрыта какой-то жижей, и пованивает знатно. Её как будто в земле изваляли, – я шаркнула кроссовкой, – но почва сухая, дождей здесь не было минимум с неделю.

– Почти месяц, – вставил помощник шерифа. – Последний раз осадки были около трёх недель назад.

– Её где-то держали перед смертью, – сделала я уверенный вывод.

– Какой-нибудь подвал или землянка, где очень сыро, – поддержал меня напарник. – И она пыталась выбраться, что-то интенсивно скребла или царапала. Руки в ужасном состоянии.

– Когда она погибла?

– По степени трупного окоченения могу предположить, что убили её накануне вечером. Точнее скажут только эксперты. Сюда принесли, скорее всего, ночью. Почему бросили прямо на тропе – непонятно. То ли не донесли, что-то помешало, то ли, не планировали доносить.

– Куда логичней постараться спрятать труп, а не укладывать на виду, словно рождественский подарок. Остаётся главный вопрос: как она умерла?

– Сломали шею. Одним ударом. Вот так, – и парень продемонстрировал, как именно. Быстро, жестоко, неумолимо. И очень по-человечески.

– Серьёзно? Ты уверен? – переспросила я, потому что ожидала услышать совсем иной вердикт. Видимые смертельные повреждения на жертве отсутствовали, а потому я, едва увидев труп, решила, что здесь постарались вампиры.

 После Великого дня Откровения, когда монстры выбрались из своих нор и открыто заявили миру о своём существовании, в Билль о правах внесли двадцать восьмую поправку, уравняв в правах людей и не людей. Но это не помогло. Противостояние между людьми и полусветами, которое раньше происходило во тьме, в безлюдных переулках, на пустынных улицах и в неблагополучных районах, не прекратилось, а вышло на новый уровень. Просто теперь всё делалось в обстановке пугающей открытости. Обе стороны нарушали установленные законы, которых стало больше, но от этого они не начали работать лучше. Единственное, что изменилось – подключились медиа.

 Пресса стала активно мифологизировать и демонизировать всех участников образовавшегося масштабного социального конфликта, самостоятельно решая кому в новый день быть героем, а кому злодеем. Выбирали журналисты спонтанно и абсолютно непредсказуемо, но вне зависимости от новостного повода очень радостно. Ещё бы, ведь с тех пор, как восемь лет назад монстры громогласно подтвердили, что они есть, у СМИ появился неиссякаемый источник новостей. И вертели они этим источником, как хотели. Иногда казалось, что тема новостных сводок и контекст освещения событий зависели не от фактов и доказательств, а от настроения редакторов, которые лишь наслаждались тем информационным шумом, который сами же и порождали.

Конечно, такой подход лишь усугублял непростую ситуацию, не способствуя налаживанию отношений. Нам, тем, кто стоял на страже интересов людей, трудно было всегда и со всеми, но больше всего проблем доставляли вампиры. Их было банально больше, они были организованы, но при этом не отличались склонностью к оседлой жизни, не заводили семьи, не покупали дома, не становились на учёт и не обращались за помощью. Но главное – они не признавали власть правительства и его исполнительных органов, подчиняясь исключительно собственной строгой иерархической системе, с верхушкой которой так и не получилось нормально договориться. Всё, чего смогли добиться Сенат и члены Конгресса – подписание закона об уголовном наказании за насильственное обращение человека в вампира. Закон приравнял данное деяние к убийству и давал право нам, маршалам, уничтожать такого вампира на месте. С одним уточнением: если есть доказательство вины конкретного вампира, которое чаще всего строилось на показаниях самой жертвы и иногда на показаниях свидетелей. А вот здесь начиналось самое интересное. Как доказать насильственное обращение, если после этого самого обращения жертва практически всегда становилась на сторону преступника, и вдвоем они устраняли всех свидетелей, если таковые по случайности находились?

Приходилось по крупицам собирать информацию, следить за подозреваемыми, за самой жертвой. Порой процесс растягивался на месяцы. А с учётом того, что один вампир способен за сутки обратить или убить до сотни человек, очень часто эта медлительность оборачивалась огромными жертвами в том числе и среди маршалов.

Ситуация с выходящими из-под контроля и не желающими адаптироваться вампирами ухудшалась много лет, а в последние три года характеризовалась как стабильно плохая. Во всеуслышание, конечно, об этом никто не заявлял, но те, кому надо знали: очень скоро вампиров, чья популяция неудержимо росла, придётся истреблять без суда и следствия. И первым сигналом к этому стала бойня на ферме в Вудстоке, случившаяся полгода назад. Гора иссушенных человеческих тел, обожравшиеся до опьянения вампиры и пятеро маршалов, которые погибли во время штурма захваченного дома. Увиденное всеми нами в ту ночь было настолько жутким, что семеро из нулевой группы подали в отставку едва наступило утро.

– Абсолютно уверен. Кто-то очень сильный перебил ей шейные позвонки одним ударом ребром ладони, – выпрямляясь, поморщился Майерс, оскорблённый моим недоверием. – Но если хочешь, проверь сама. Я знаю, о чём ты подумала. Но её никто не трогал. И укусов тоже нет. Убийца – не вампир.

Об этом не принято было говорить, и разглашение такой информации было под запретом, но вампиры в некотором смысле постоянно пребывали в состоянии хронического сексуального возбуждения. Для них еда и секс были практически равноценны. А потому в большинстве случаев они вступали в связь со своими жертвами вне зависимости от того, как собирались закончить знакомство: убийством или обращением. Хотя лично я вообще не видела разницы между первым и вторым. Смерть она и есть смерть, как ни назови.

 На всякий случай решила сама осмотреть жертву. С тех пор как ко мне приставили Майерса я делала это редко, спихнув неблагодарную часть работы на новичка, тем более что в отличие от меня, самоучки, выдернувшей необходимы знания из десятка учебников, он как раз специализировался на патанатомии.

– Да, ты прав, – пришлось признать мне. – Девчонку, несомненно, убили, но не те, кого мы ищем.

 Я подняла взгляд на шерифа.

– Если это обычный труп, то почему позвали нас? Звонили бы в Бюро, убийство похоже на дело рук обычного психа или серийника, а мы таким не занимаемся, – строго выговорила я.

Дрожащей безвольной ладонью шериф потянулся к липкому лбу, отёр очередную порцию капель и пролепетал:

– Понимаете…

– Пока не очень, – заявила я, раздражённо поправляя джинсовую куртку, потому что терпеть не могла терять время зря. А именно этим я сейчас и занималась.

– Это не единственная находка, – договорил за начальника помощник Бун и приблизился ко мне, понизив голос. – Когда мы оцепляли территорию, один из наших стажёров наткнулся на некий…

– Да говорите уже! – я начала выходить из себя.

– На алтарь, – подстёгнутый моими словами твёрже заявил мужчина. – Сатанинский алтарь.

 Мои глаза удивлённо распахнулись. Я уставилась на помощника шерифа в выражении немого недоумения, потому что упоминания сатанистов ожидала меньше всего. Но что казалось ещё более удивительным, этот мужественный самодостаточный мужчина был… напуган. И напуган именно этим самым алтарём даже больше, чем трупом девушки на горной тропе.

– Вы серьёзно?

– Вполне. Пойдёмте, я вам покажу.

 И он пошагал к кустам, начав движение прямо сквозь них. Присмотревшись, я поняла, что здесь уже ходили, густо насаженная лещина выглядела помятой, некоторые ветки сломаны, кора ободрана, а лиственный ковёр притоптан.

 Шериф шёл впереди, отгибая ветви и придерживая их, чтобы я могла протиснуться. Таким же образом он помогал следующему за мной Майерсу. Я старалась идти очень аккуратно, хотя, скорее всего, здесь уже побывали все кому не лень и основательно наследили даже без меня. Следить ещё больше не позволял профессионализм, но несмотря на все старания, я пару раз оцарапалась и столько же раз зацепилась волосами, едва не оставив свою шевелюру одинокому кедру.

 Вскоре мы вышли к полянке, сотворённой не силами природы, а стараниями конкурентного человека. Из земли торчали пеньки грубо срубленной дикой ежевики, её остатки были небрежно собраны в кучу и почти высохли. Лесную поросль хорошо притоптали, как обычно делают, когда собираются разбивать лагерь и ставить палатку. Но дырок от вбитых колышек я не заметила. Зато заметила самодельный стол. Он был собран из сложенных друг на друга досок, сбитых вместе ржавыми гвоздями. На импровизированной столешнице расставлены чёрные и красные свечи разной степени оплавленности, и выжжена заключённая в круг пентаграмма. Там же лежали чёрные кристаллы в компании таких же чёрных фарфоровых фигурок, и стоял ритуальный кубок. К стволу ещё одного кедра рядом был прибит перевёрнутый металлический крест.

 Сделав шаг вперёд, я сразу же отшатнулась, зажимая нос. Моя догадка подтвердилась. Кубок был наполнен кровью. Но чья бы эта кровь ни была, животного или человека, содержимое чаши здорово завонялось.

 Майерс схватился за болтавшуюся на шее камеру, обошёл меня и начал фотографировать.

– Вы считаете, – обратилась я к заметно побледневшему и старающемуся не смотреть на алтарь помощнику шерифа, – что алтарь имеет отношение к смерти девушки?

– А как иначе? – пожал плечами этот крупный мужчина, глядя на меня с детской тревогой, словно умоляя сказать, что чудовищ не существует, а если и существуют, то одеяло и свет от них спасут. Не-а. Не спасут. – Кем надо быть, чтобы заниматься такой гадостью?

И он махнул рукой на алтарь.

Я мысленно усмехнулась. Парень наивен, как цветочек на лугу.

– Скажите, вы верующий? – поинтересовалась я будто бы между делом.

– Да, – со всей серьёзностью подтвердил помощник. – В нашем городке все верующие, ходят в церковь, слушают проповеди, исповедуются, жертвует на доброе дело. И ведут самый честный образ жизни.

– Ну, это вряд ли, – не удержавшись, проронила я.

– У нас нет тех, кто занимался бы… этим! – обиделся мужчина. Мои сомнения в праведности местных жителей его задели. А я думала, он умный.

– Сатанизмом обычно занимаются подростки, – вздохнула я, наблюдая за Майерсом, который педантично фиксировал на камеру каждую деталь. – У них это что-то вроде формы протеста. У взрослых людей на подобное времени нет, да и сил тоже.

– Дети в нашем городе хорошо воспитаны, – надул щёки Бун. – Все они достойные члены общества, гордость родителей.

– Прям-таки все? – прищурилась я, стараясь держать ехидство в узде. – И нет ни одной белой вороны? Так просто не бывает.

– У вас там, не знаю, откуда вы родом, может, и не бывает, а у нас – так и есть! – вспылил Бун.

– Второй закон логики, – вдруг пробормотал Майерс, прижимая камеру к лицу и склоняясь над кубком. Как он там дышал, я понятия не имела, меня просто выворачивало от запаха протухшей крови. – Закон непротиворечия. Два противоположных суждения не могут быть истинными в одно и то же время, в отношении одного и того же. Из двух суждений, из которых одно отрицает то, что другое утверждает, по крайней мере, одно ложно.

– Вообще не поняла, что он сказал, – махнула я рукой в сторону нашего юного дарования. – Но парень читает умные книжки, стоит его послушать.

 Помощник шерифа набрал в грудь побольше воздуха и начал:

– Что вы себе по…

– Вы сами нас сюда позвали, помните? – приподняла я брови, бессовестно обрывая чужую пламенную речь.

– Да, потому что в городе околачиваются какие-то чужаки, оскверняющие нас, наш город и нашу веру! – начал краснеть мужчина. – Разве это не входит в вашу работу?

– Защита религии? Вообще-то, нет, – мило улыбнулась я. – Вы, очевидно, перепутали нас с Папой Римским и его гвардией.

– Сэм, – позвал Майерс. – Можно тебя на минутку?

 Я нахмурилась, но подошла, заранее затаив дыхание. Заметив мои мучения, напарник отвёл подальше и зашептал:

– Это действительно может быть связано. Я имею в виду алтарь и убитую. Может быть, её принесли в жертву? Или хотели принести в жертву, но случайно убили раньше? Или использовали для каких-нибудь магических ритуалов? В таком случае эти «сатанисты» подпадают под наш интерес.