Полная версия
Охота на Тигра 1. КВЖД
Принял аспирин и пошёл воевать с Мюратами всякими у Смоленска. Не получилась война, голова разболелась. Так Иван Яковлевич сонно-больной и шлялся от компьютера к телевизору, не находя себе место. Уже догадывался что это Ж-Ж-Ж-Ж не спроста. Придумал, что, вот, шампанское холодное, ветер в харю ледяной.
Ночью в первом часу резко поднялась температура до 39,6. Всё, баста карапузики, кончились арбузики, вызвал «скорую». Всё врут проклятые инсургенты, работает у нас скорая помощь и быстро приезжает. Ну, или повезло, взяли попутный вызов. Или потому, что центр Москвы, правильно не согласился в новые районы за МКАД переезжать, хоть риэлторы сулили сто-пятьсот мильёнов. Скорая приехала, сделала жаропонижающую инъекцию, температура не снижалась, утром пришла врач, взяла тест на ПЦР, через сутки пришёл на Гос. услугах тест – положительный, на третьи сутки Брехт вызвал скорую, уже лёжа, не мог дышать, открылась боль в пояснице по месту нижних окончаний лёгких.
Вот пребывание в первые дни в больнице для Ковидных помнил Иван Яковлевич кусками и не сильно чётко. Потом, когда чуть оклемался, рассказали. Попал на 5-мая, 10 мая его перевели в реанимацию на ИВЛ, через сутки в реанимации хватил незаслуженного учителя РФ господина Брехта гипертонический криз, поднялось давление до 190, пульс лупил 110, врачи не отходили часа три, за что он благодарен им, лёгкие поражены на 50 процентов. И состояние, что лучше бы сдох, пожил ведь, хватит. Может, есть тот свет, жена там, дочь, внучка, зовут и ждут ведь. Чего карабкаться.
Ещё помнил, что мужик какой-то в этом скафандре инопланетном какие-то бумаги совал на подпись. Что-то про страховую медицину, но в голове вата, подписал. Потом он же или не он ещё раз приходил, опять какие-то бумаги совал. Бюрократы хреновы, неужели нельзя после того, как вылечат.
Ан, нет, нельзя, одного за одним вон выносят, прикрыв простынкой. Чуть не половина умирает. В этой реанимации.
Пролежал Брехт там 24 дня в этом госпитале. Все сказали, пошёл нафиг, другим место освобождай. А сил нет даже десяток шагов сделать, сильно болят мышцы и суставы, нервы, как натянутая струна. Точно лучше бы сдох.
Предложил главврач, или кто там у них главный, в санатории пройти реабилитацию, есть типа деньги, могу порекомендовать хороший санаторий.
– Сколько?
– Около пяти тысяч в день, вам бы недельки на три. Есть сто тысяч?
– Хрена се! Дома умру.
– Ну, как хотите. Дома умрёте.
– Бляха, муха. Есть деньги, дайте телефон, – денег не было таких. Были золотые часы. Огромные, подарили зять с дочкой и их еврейские родственнички, и жена чего добавила, весили граммов тридцать вместе с браслетом. Как-то месяц назад шёл мимо ломбарда и видел замануху, принимают золото по три шестьсот. Ну, то есть, часы на сотню потянут. Теперь до квартиры бы дойти.
Глава 3
Событие четвёртоеКупил мужик корову. Через некоторое время приводит к ветеринару:
– Удой хороший, ест хорошо, здоровая, послушная. Ну всё, в общем, нормально, но вот когда быка подводишь – на задницу садится и ни в какую.
– А вы её не в Рязани ли купили?
– В Рязани. А как вы догадались?
– У меня жена оттуда!
Рейнгольд Штелле (дед Петра Германовича Штелле ГГ цикла романов «Колхозное строительство») кинул корове, кормилице, последнюю охапку сена. В принципе, можно считать, что перезимовали. Уже несколько дней гоняет пастух стадо на взгорок, где на неярком ещё весеннем солнышке начинает зеленеть первая травка. Коровам не хватает ещё и нужно докармливать вечером и утром, но хоть что-то. Вообще, зиму пережили чудом. Вот, может, только молоко и спасало. Весь хлеб осенью свезли в колхозный амбар и пообещали выдать только на семена весной. Ну, вот скоро уже, только что за радость, пахать, боронить, сеять, потом урожай собирать, молотить, а в результате придёт уполномоченный с председателем и активисты колхозные, и всё отберут. Всё, до последнего зёрнышка. Все крестьяне и домочадцы Чунаевки весной уже еле передвигались. Хорошо тем, кто на колхозном свинарнике работает, там можно хоть из одного корыта со свиньями поесть, домой детям не унесёшь – стоят на выходе и обшаривают, но хоть самому в дому есть не надо. Всё что добудешь, детям и жене.
Сейчас жена с утра до вечера, как и другие женщины и дети постарше, перепахивают колхозное картофельное поле. Там остались прошлогодние не до конца сгнившие картофелины. Если их растолочь мелко и потом добавить чуть толчёной лебеды и толику муки ржаной, то получится как бы тесто. Пожарил на навозе и можно эти вонючие и сладковатые лепёшки есть. По несколько штук дочери, сынку маленькому, достаётся. Ещё вот с позавчерашнего дня чуть полегчало. Лесов в окрестностях их деревни Чунаевки нет. Но разбросаны по полю колки берёзовые и дают тоже толику на прокорм совсем изголодавшимся людям. Сок берёзовый детям идёт, а ещё на каждой берёзе десяток вороньих гнёзд, и пацаны лет восьми – десяти залазят на них и яйца вороньи собирают. Не куриные, чего уж, но если пяток съесть, то какая-то обманная сытость в животе есть. Рейнгольд помнил, что в голодный 1922 год во время продразвёрстки тоже только этим и спасся. Вся семья его тогда умерла с голоду, и только он чудом остался жив, взял его в посыльные и выучил грамоте уполномоченный из города. Был он из Омска, списанный с завода по инвалидности. Вообще пьяница, конечно, но сильно много в те годы бражки и самогона и не достанешь, так что, редко председатель новый напивался. Он тогда в голод и ловлю сусликов организовал. Не те суслики и совсем обезлюдила бы деревня. Бригадами целыми ловили. У этих мелких воришек и расхитителей зерна в норках их подземных два, а то и больше выходов. Вот найдут выход один и прочёсывают местность. Нашли вторую. Тогда в первую выливали ведро воды, а у второй пацаны побойчее, как суслики начнут из норок своих выскакивать, так на них сетку и накидывали. Мало, понятно, мяса в той зверушке, но если бульон варить, то на день семье хватало. Всех почти выловили тогда, всё дальше и дальше от деревни заготовители отходили, пока не столкнулись с такими же из соседнего села. Оно побольше, там и школа есть, вот школьников осенью и весной на промысел отправляли.
Сейчас в 1932 тоже все плохо в Омске и окрестностях. Тогда была продразвёрстка, а сейчас коллективизация и поздний заморозок в июне, который почти все посевы сгубил. Только картошка и взошла по второму разу. Первые-то всходы тоже морозом побило. К этому времени жители Чунаевки забили практически весь скот, и не осталось за редким исключением ни мяса, ни молока. Выпустил председатель сельсовета Штанмайер постановление о массовом забое скота. (Из постановления Чунаевского исполкома от 3 мая 1932 года: «Фактически уничтожение скота началось уже. Издавна бедная скотом наша деревня рискует остаться совершенно без него. Все последствия хищнического и бессистемного уничтожения сейчас скота крайне трудно учесть. Но они приблизительно таковы: не будет скота у населения, не будет удобрения для полей, а это ведёт к новым неурожаям, к новым голодовкам. Затем за сокращением скота ухудшится питание населения ещё и потому, что не будет молока и мяса».) Рейнгольд по указанию председателя в десяти экземплярах переписал и ходил, расклеивал по деревне.
Что люди сами не понимают, но кормить скотину нечем, да и есть ведь хочется, дети ревут в голос от голода, умирают даже. Вон в селе-то соседнем, целая семья уже сгинула. Отец зарубил детей и жену, а сам повесился.
Нету выхода из всего этого ужаса. Не было…
Вчера принесли из Омска, что всего в пятнадцати километрах, газету свежую. И там объявление прочитал Штелле. Набирают людей на Дальний Восток, на строительство новой дороги от Владивостока к Хабаровску и дальше к Комсомольску, и ещё нужны рабочие на КВЖД, там вечно китайские хунхузы пакости устаивают, ломают дорогу, да и так за ней следить надо. Гниют шпалы, костыли разбивают, древесину. Есть работа у железнодорожных рабочих.
Обещают жильё для семейных и паёк продуктовый, кроме зарплаты. Может, там можно голод пережить? Вот только как до туда добраться? Удостоверений-то нет ни у кого в колхозе и во всей деревне. На вокзале милиция сразу захомутает и назад в деревню, а то и в кутузку мужиков.
Рейнгольд погладил кормилицу по пушистому лбу и пошёл в сельсовет, писарем ведь работает. И на подходе уже к бывшему дому основателя Чунаевки пришла ему в голову интересная мысль.
Сельсовет находился в доме бывшего основателя селения Чунаевки. Звали первого чунаевца Маттис Герхард Иванович. В далёком 1899 году он выкупил земли богатого киргизца-нойона, который продал землю немцам, приехавшим из Украины. Матnис выкупил у него 400 гектар земли, построил большой кирпичный дом в 1914 году и другие дворовые постройки. Усадьба была очень красивой и богатой, также на своей земле и за свои деньги он построил школу для деревенских детей. Вот только… В прошлом 1931 году его раскулачили, арестовали и сослали вместе с семьёй в Нарымский край, а усадьбу присвоили себе. Первые полгода сделали приют для беспризорников, а теперь вот, устроили сельсовет.
Мысль, что пришла писарю в голову, нужно как следует обдумать. Если ведь не получится, пойдёт что не так, тоже отправят на Дальний Восток дорогу строить, только вот заключённым. И семья тогда точно умрёт от голода.
Событие пятоеИнвалид, бабушка и беременная женщина подрались в метро за место.
Иван Яковлевич Брехт как-то даже не задумывался, а в какой больнице он лежит. Привезли в полуобморочном состоянии и потом не до ориентировании на местности было. Другим голова была занята, или не голова. Семьдесят три года чего цепляться за жизнь, умер бы и ладно, ничего там впереди особо хорошего нет, нищая одинокая старость и болячки всё новые и новые. А ещё было противно смотреть, во что превращается страна. Всё про Украину по всем каналам всякие «Время покажет» пугают обывателей. Своих проблем мало? Нет, надо отвлечь народ от своих проблем. Всё как всегда и как везде. Нужно получать олигархам сверхприбыли, а потому, чтобы народ им не мешал, нужно найти внешнего врага и капать населению на мозги (ну, у кого остались) день и ночь. И в США тоже самое только у нас враг Украина, а у них Россия. Империя зла. Да, мы белые пушистые хомячки. Хомячки? Они ведь с крысами из одного семейства? Кто бы начал про наших крыс по всем каналам?
Оделся в вестибюле в свою одежду и вышел на улицу Брехт. Что-то ни чего не узнаёт. Точно не центр Москвы.
– Скажите, пожалуйста, а где здесь метро? – обратился к дамочке бальзаковского возраста.
– Это вам вон на том автобусе, – показала подбородком на остановку, где как раз с неприятным скрежетом остановился жёлтый автобус.
– Спасибо, – поковылял. Не успел, больше десятка шагов в минуту организм делать отказывался, сразу весь взмок и кашель подступил.
Проводив взглядом уехавший транспорт общественный, удивился себе. Куда спешить-то? Стоял под козырьком остановки, смотрел на зелень тополей и ясеней. Увезли когда, только почки лопались, а тут уже большие листики. Зелень, лето. Вдохнул поглубже, надеясь ощутить запах, ведь лишён был почти месяц, но ничего не почувствовал, не долечили. Отчётность у них. Нужно увеличивать количество выписанных. Только закашлялся. Надсадно, словно лёгкие выпрыгнуть хотели, еле унял кашель. Люди на остановке шарахнулись от Брехта и смотрели то ли с осуждением, то ли с брезгливость. Вышел, тут, старый баран, народ православный заражать, чего дома не сидится. Зря отменили для пожилых домашний режим, нечего им на улицах делать. Чего дома не сидится??? Нда, прямо как жёлтую еврейскую звезду на тебе разглядели.
Подкатил автобус, передал Брехт денежку за билет и спросил у нерусской билетёрши, на какой остановке поближе к метро выходить.
– Сообщат, следите за объявлением. – А ведь просто назвать остановку короче. Тоже поумничать надо. Поймал себя на мысли, что это и есть, поди, старческое брюзжание, горько улыбнулся.
Вышел, спустился по эскалатору под землю и сориентировался, куда ехать надо. Ого, занесла нелёгкая, чуть не час трястись. Метро, несмотря на середину дня, переполнено, хорошо девчонка с синими волосами место уступила, а то свалился бы от слабости в ногах. Мальвина! Мальвины, они все добрые и заботливые. Перешёл на другую линию и через двадцать минут вышел на свет божий из этого царства Аида. Вдохнул опять, за время путешествия под землёй небольшой дождик прошёл и вот впервые ощутил запах мокрого асфальта.
Его домик двухэтажный ни куда не делся, стоял себе во дворе и травкой газона зеленел. Приложил ключ к дверному замку и вошёл в подъезд. Пока шёл от метро, думал, что сдохнет. Нет, дошёл, а теперь ещё на второй этаж подниматься. С перекурами доковылял и встал напротив двери, оторопев. Его двери не было.
Брехт мотнул головой и огляделся, остальные три двери были на своём месте, а вместо его двери была стена. Но ведь дверь должна быть. Тут снова кашель пробил, и организм взбунтовался, этот полуторачасовой рейд по городу и его подземельям отнял у Ивана Яковлевича последние силы. Сполз по стене обтирая свежую известь.
Событие шестое– Удивляюсь, почему это города не строят в деревне?
– Зачем это?
– Ну, там ведь воздух гораздо чище!
В газете «Рабочий путь», доставленной из Омска, не так давно, была напечатана статья о том, что в этом году вновь, как и при царизме, будут вводиться паспорта. Пока же их нет. Иногда в их Чунаевку приезжал из города милиционер, для всяких разных дел и тогда он принимал людей в отдельной закрываемой на ключ комнатке в сельсовете. Там же у лейтенанта Кравца был и сейф, в котором хранились бланки Удостоверения, что заменяли сейчас паспорт. До позапрошлого года любой мог себе такое удостоверение выписать, но после того как началась коллективизация и потоки голодных людей устремились в города, эти Удостоверения практически перестали выдавать, а без них в городе делать нечего, особенно на вокзале, где полно милиции.
Удостоверение выдавалось на три года и содержало следующие сведения: фамилия, имя и отчество владельца, год, месяц и число рождения, место постоянного жительства, род занятий (основная профессия), отношение к отбыванию воинской повинности, семейное положение, перечень несовершеннолетних детей. По желанию получателя в документ могла быть вклеена фотография.
Фотограф бывало и приезжает в деревню, и тогда все наряжаются в лучшие одежды, и фотографируются семьями и по одному, но это большие фотографии и стоят довольно дорого, особенно для колхозников, которым в этом году не заплатили за работу ни одной копейки.
Лейтенант Кравец был малограмотный и писал очень медленно и коряво, вечно клякс понаставит, потому по приезде всегда забирал Рейнгольда к себе в кабинет и протоколы и описи всякие составлял Штелле. Тогда и заметил, что в уголке сейфа лежат эти картонки с коричневой надписью на первой странице и гербом РСФСР. По толщине этой пачке можно примерно прикинуть, что там приблизительно штук двадцать. Там же в сейфе хранилась и печать.
Где находится ключ писарь знал точно, хоть лейтенант и закрывал кабинет сам, но как-то случайно Рейнгольд увидел, что Степан Иваныч прячет их в щели за дверным косяком, увидел, засидевшись за отчётом председателя колхоза, так-то лейтенант всегда последним уходил из сельсовета. Ночевал он всегда в Чунаевке во время своих наездов у бабки Фриды. Сыновья-то у той от тифа померли все и муж тоже и остался новый, только поставленный пятистенок без хозяина, Бабка Фрида держала до прошлого года корову и кое-как справлялась с работой, а когда коллективизация началась, сама корову отвела к сельсовету. Мне не потянуть уже, сказала, а убивать жалко. Зимой и отелилась даже. Бычок уже большенький.
Уехал милиционер на следующий день, а Рейнгольд или Роман, как его называли русский председатель и милиционер, вынул ключи и проверил. Все три ключа были на связке, и от сельсовета, от амбарного здоровущего замка, и от врезного германского в двери кабинета милицейского, и шкодного с причудливой головкой от сейфа.
Страшновато было Штелле одному пускаться в такое далёкое путешествие, ну, не то чтобы совсем одному. Жена Ольга и двое детей ведь есть – дочь четырёх лет Фрида и сын двух годков Кристиан, в честь деда названный.
Вечером пошёл к брату жены Безгансу Йогану и рассказал свой план. Безганс был всего на пару годков старше Романа и тоже двое погодков сыновей у него, и жена сейчас беременна месяце на шестом. Не раздумывая согласился, ещё хуже, чем у Штелле было у него положение, Рейнгольд хоть мог сделать вид, что нужно ему чего в свинарнике и поесть вместе со свиньями, а Йоган был простым колхозником, работал куда пошлют, сейчас вот только пришёл с пахоты, поднимали заброшенное в прошлом году картофельное поле, что осталось от основателя Чунаевки Герхарда Маттиса.
Посидели, подумали, нужно ли ещё кого с собой брать и если брать, то кого.
Сошлись, что лучше всего ехать вчетвером, взять с собой ещё двоюродного брата Безганса Отто, он будет самым полезным членом их бригады, Карл Германович, уже уходил шесть лет назад в город, строил как раз железную дорогу от Омска куда-то на север.
Ещё решили взять Саттлера, этот послужил в армии и вообще парень решительный, за языком только следить не умеет, ну, да Отто одёрнет. Его в Чунаевке все слушаются. У обоих тоже дети есть: у Карла Германовича трое, а у Саттлера двое. Этим же вечером и собрались все в большой мазанке Саттлера. Прикинули, что делать и как, и тут всплыл интересный вопрос, а сколько нужно денег. Если покупать восемь билетов на взрослых от Омска до Владивостока, то это ведь несколько тысяч рублей, наверное, где их взять.
– У председателя в сейфе лежит немного, но ключ он всегда с собой носит, – поделился информацией Рейнгольд.
– А слепок в глине можешь сделать, кузнецу Вайсу закажем, – почесал затылок Саттлер.
– Нет, он этот ключ знает, не так давно у председателя бородка на ключе погнулась, и он носил его кузнецу ремонтировать, дядька Ганс тогда новый сделал, все бурчал, что сложная работа и хоть пару кило ржи за неё мог бы председатель и дать, – отверг эту идею Штелле.
– А у Кравца нет в сейфе денег? – опять высказал идею Саттлер.
– Не знаю, – пожал плечами Рейнгольд, чем дальше они обсуждали его идею, тем всё больше появлялось проблем, о которых он и не задумывался.
– Сможешь завтра проверить? – Покрутил свой большой нос в кулаке Отто.
– Попробую.
Глава 4
Событие седьмоеЗвонок в «Скорую помощь»:
– У моего мужа – 38,5.
– Ни хрена себе, какой длинный!
Иван Яковлевич долго сидел почти в позе эмбриона у своей бывшей двери. То ли заснул тяжёлым без мыслей и сновидений сном, то ли вообще сознание отключилось. Привела в чувство простая мысль, что он не в сказке и дверь сама заделаться не могла, кто-то это проделал. Его трёхкомнатная большая квартира граничила только с двумя другими квартирами в этом доме. Рассуждая логически, можно сделать вывод, что кто-то, пока он болел, захватил его квартиру и проделал из своей жилплощади проход в его. Ну, а этот ставший ненужным выход заложили, тем более что прихожая огромная, ещё, можно сказать, целая комната. А если снести стены ванной и туалета, и объединить их с прихожей, то целое зало получится.
Сделать это могли только двое? Соседи справа. Там жили азербайджане. Большая семья – муж, жена и трое детей. Шумные соседи. Пока родителей нет днём дома, молодёжь включает музыку на всю громкость и прыгает, и скачет там под неё. Дук, дук, дук. Стучит ударник и в такт ему топают пятки молодых меломанов. Фамилию не помнил Брехт. Но одну вещь знал точно, сосед и сам несколько раз предлагал продать квартиру и риэлторов всяких подсылал. Может, и молодёжь музыку врубала, чтобы выжить упёртого старикана.
Снизу тоже жила семья, которая предлагала Брехту квартиру продать. Солидные на вид люди, у мужика какой-то оружейный бизнес, нет, танками и самолётами не торгует. Торгует охотничьим оружием и всем сопутствующим – удочки, лодки, арбалеты, ножи всякие. Несколько магазинов у товарища в Москве и Подмосковье. Вполне, наверное, успешный бизнес, если на Hummer (Хаммере) ездит. Жена тоже не простая тётка – помощник какого-то депутата в Москве. Привозят домой на Линкольне. Эти особенно активно в прошлом году пытались купить квартиру у Брехта. Ну, правда, черту не переходили, ни угроз, ни попыток выжить. Просто совсем уж до неприличной цифры дошли. Можно пару квартир побольше в хорошем районе купить. Только зачем семидесятитрёхлетнему одинокому человеку две квартиры, одну-то убирать каждый раз мучение.
Иван Яковлевич попытался встать. Сразу и не получилось. Слабость навалилась, сейчас бы выпить стакан тёплого молока, лечь в постель и уснуть, но вот постель куда-то запропастилась. Пришлось сначала плюхнуться на колени, а уж потом подползти к перилам и придерживаясь за них руками встать. Постоял, отдышался. Прислушался, и правых соседей с их обычной музыкой не было. Ну, да, значит, они, наверное, и прорубили секретный проход в его квартиру. Выжили, зачем теперь шуметь. Подошёл и позвонил в звонок. Долго не открывали, потом послышались шаги и кто-то закашлялся за дверью.
– Кто там? – и снова кашель.
– Это сосед ваш. Откройте пожалуйста.
Провернулся замок и на пороге нарисовалась совсем уж хреново выглядевшая рожа азербайджанца. Как же фамилия? Знал ведь. Какая-то страшилка. Бабаев! Точно. Бабайками детей пугают. Имя точно не вспомнить, а скорее всего и не знал никогда Брехт.
– Сосед, Здравствуй, не знаешь, что с моей квартирой?
– Ремонт, какой-то шёл, шумели сверлили, грохотали, – и снова закашлял.
– Ковид, – чуть отстранился Брехт.
– А я знаю, плохо, кашель вот.
– Коньяк есть?
– Какой коньяк, зачем? – говорил Бабаев без акцента, но фразы иногда строил неправильно.
– Понюхать.
– Понюхать? – и опять закашлялся.
Прошли в квартиру, достал сосед из серванта бутылку, явно не дешёвую, открыл и понюхал.
– Нет, не чувствую.
– Вызывай срочно скорую, а то помрёшь. Ковид у тебя. И запущенный. Сам вот еле вывернулся от тётки с косой.
– С косой? – и Бабаев стал оседать. Бам и его не маленькая тушка распростёрлась на полу.
Иван Яковлевич достал сотовый и стал набирать «скорую», получилось не сразу и ничего жизнеутверждающего кроме «Ждите» на том конце провода не сказали. Брехт усмехнулся. «Конце провода» – вот уже анахронизм.
Ждали часа два. За это время Иван Яковлевич осилил один из подвигов Геракла. Очистил Авгиевы конюшни. Надо полагать, что сосед остался один, когда заболел, семья куда-то подевалась, Ну, лето. На Ибице какой, хотя сейчас только Турция, поди, открыта. Брехт попробовал поднять Бабаева на кровать, но тот весил серьёзно за сотню и семидесятитрёхлетнему старику, только выкарабкавшемуся из лап смерти, это оказалось не под силу. Тогда он просто положил соседа на живот прямо на пушистом ковре.
Пошёл на кухню, хоть чай себе сделать после всех мучений и волнений. А там полный пипец, тарелки не мытые горой, в которых уже плесень проросла. Чего-то скисшее. Просто дышать нечем. Пришлось целый час мыть посуду. Была у Бабаева посудомойка, но как ей пользоваться Иван Яковлевич не знал. Потому просто включил воду и взял в руки тряпку. Вымотался, пока не закончил, проветрил кухню и другие комнаты, и снова позвонил в скорую. Там хотели отделаться этим волшебным словом «Ждите», но Брехт перебил женщину и сказал, что больной без сознания и при смерти.
Или испугались, или просто, наконец, они дождались, но через открытые окна заревели характерные сигналы.
Врач был в скафандре и подозрительно, наверное, глянул на Брехта, поставив Бабаеву укол жаропонижающий.
– Я сосед, только выписали после ковида из госпиталя. Я его коньячным тестом проверил, запах не почувствовал. А потом и свалился без сознания.
– Бубубу, – чего-то прохрипех пришедший в себя Бабаев.
– Так, забираем, – позвонил своим врач и через пару минут появился второй космонавт с разобранными носилками.
Бабаева даже эти два мужика с трудом водрузили на носилки, а интересно, если бы женщина была врачом, бросили бы умирать или пинками погнали.
– Сосед, – уже в подъезде пробулькал больной.
– Да, тут, извините не знаю как вас звать.
– Азим. – К этому времени процессия уже вышла на улицу. – Там, у телевизора, синий кристалл лежит, это талисман мой. Принеси, будь другом.
– Хорошо. Я быстро, – сказал Брехт врачам и ломанулся на второй этаж, перепрыгивая через три ступеньки. Хрена с два. Целых пару минут поднимался, то дверь с магнитным замком дорогу в подъезд перегородила, пока искал в карманах брелок с ключами, то пойди с таким здоровьем вспорхни по высоким дореволюционным ступеням. Дошёл, весь запыхавшись. Зашёл в комнату. Дверь была в квартиру открыта. Брехт ещё подумал, что нужно спросить соседа, где ключи и закрыть. В комнате была большая плазменная панель и прилеплена она была прямо к стене. Никого кристалла под ним не валялось, ни синих ни зелёных.
