Разве такое бывает?..

Наталия Воскресенская

Разве такое бывает?..

1. РАССКАЗЫ

О НАДЕНЬКЕ ЧЕРНЫШОВОЙ – НАЧИНАЮЩЕЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЕ

Сначала мне надо поведать вам, дорогие читатели, как Наденька Чернышова пришла к мысли, что ей необходимо заняться сочинительством. Поверьте, это было очень необычно, как необычны все её предшествующие начинания. Кстати, наслаиваясь одно на другое, они и составляли вехи Наденькиной жизни. Так вот, как-то раз, катаясь на лыжах в лесу, встретила она юношу. Нет-нет. Не так было дело. Встретила она, катаясь на лыжах в лесу, сотрудника предприятия, на котором работала уже несколько лет. Был он со своим сыном. И, странное дело, этот длиннющий и нескладный юноша, стоящий на таких же длинных лыжах, вдруг после Наденькиных и папиных приветствий, так неожиданно и говорит:

– Много вами наслышан.

Наденька отвечает:

– Да неужели?! Чем же я могла поразить ваше воображение?

– Говорят, вы разносторонне развита. Это сейчас большая редкость.

Наденька, конечно, не стала отрицать, но и соглашаться было неловко.

Попрощавшись, лыжники разъехались в разные стороны, каждый по своей лыжне. Сын, конечно, с папашей. Однако Наденька поймала себя на мысли, что после этой встречи у неё сразу поднялось настроение; чем-то понравился ей юноша; своей лучезарностью что ли.

Как ни странно, через несколько дней Наденька встретила лесного юношу на работе. Почему-то раньше она его никогда не видела, а может, просто не обращала внимания. Разговорились. Оказалось, он бредит сочинительством стихов, не спит из-за них по ночам, а отсыпается днём. И если когда и появляется на работе, сотрудники воспринимают это как видение. После года общения с такой неординарной личностью, Наденька начала чувствовать, что микроб сочинительства проникает и в неё. Накапливаясь в колонии, эти жизнелюбивые создания разбередили давно не менявшую увлечений и успевшую задремать в однообразии бытия Наденькину душу.

И вот с приходом весны, нахлынувшие на Наденьку Чернышову чувства обновления, смешавшись с уже размноженными необычными микробами, заставили её выдать первое сочинение. И не на листик или два, а на целых восемнадцать листов. Наденька, конечно, тут же отослала его в редакцию; ей, конечно, вскоре его возвратили. Но процесс брожения продолжался, и его нельзя уже было остановить. Рассказы выливались на бумагу бурным потоком. Наденька только удивлялась, откуда они берутся, но потом догадалась, что это плоды её увлечений. Не подумайте, что тех, которые я не имела в виду, а совсем других: спорт, музыка, путешествия и вытекающие из всего этого встречи, характеры, ситуации – всё это давало материал для Наденькиных рассказов.

Вскоре ей стало не хватать контакта с такими же одержимыми. Был, конечно, юноша-поэт, но им овладевали ещё и другие увлечения, как раз те, которые присущи в пору юности. Он бы увлекся и Наденькой, тем более находил её очень привлекательной, но был моложе её, и это смущало поэта. К тому же он настолько редко появлялся на работе, что их беседы, хоть и взахлеб, носили слишком эпизодический характер. И вот тут Наденька прознала, что в Москве существуют литературные объединения и направилась как-то вечером в ближайшее. Уселась, как мышка, в уголок и начала прислушиваться, что это за организация такая. Первое, что её поразило – это руководитель группы прозаиков. До чего же хорош, ну прямо классический образец красоты человеческой. Деликатный, тактичный, одухотворённый. Похожий ни то на Иисуса Христа, ни то на Чайковского. А говорит как! Заслушаешься. И всё о литературе, о писателях.

После пятиминутного перерыва, когда все пошли курить, и Наденька сидела почти одна, началось ещё интереснее, каждый наперебой рвался читать свои произведения. Сколько людей – столько произведений, а некоторые норовили всучить несколько. Дошла очередь до учительницы. До этого она всё шикала по сторонам да грозила пальцем немного странному, как успела заметить Наденька, субъекту Славе. Обеспокоенный, что ему не удастся прорваться через плотную стену чтецов, Слава нервно теребил исписанную мелким почерком толстенную тетрадь. В конце концов, так оно и получилось. Лишь только закончилось обсуждение произведения учительницы, а она писала детские рассказы, Слава рванулся в бой. Но не тут-то было… Наверное, все, кроме Наденьки, уже знали маразматический характер его сочинительства и поэтому старались, хотя и в деликатной форме, оттеснить его выступление. Поняв, что к нему применяют насилие, Слава нахлобучил на голову шапку и, пробурчав что-то напоследок, направился к двери. Всем стало не по себе, люди-то все-таки культурные. Послышались крики, сначала неуверенные, потом настойчивые: «Слава, вернись! Слава, просим!» И под аплодисменты смягчившихся писателей Слава стал читать свой очередной… как это сказать… произведение. Хорошо, что упросили его. Вот уж насмеялись! Сюжет вроде прост. Полюбил парень девушку, а негр отбил её. Парень, естественно, ходит в тоске и ярости. И увидев однажды свою любимую на улице с чернокожим, им овладевает непреодолимое желание набить негру морду.

Началось обсуждение.

– Расизм, да и только,– высказывали своё мнение выступавшие.

Слава бурно возражал:

– Никакой это не расизм. Парень поступил бы так с любым другим.

– Н-да,– промолвил после некоторого раздумья руководитель. И куда же ты хочешь направить свой рассказ? Может быть в «Дружбу народов»?

– Всё!– вскочил Слава, натягивая шапку.– Не буду больше читать.

– Ну, успокойся, успокойся,– уговаривал Славу руководитель.

Слава сел, снял шапку, постепенно стал остывать.

Дошла очередь до Вали. Она оказалась на редкость энергичной особой и прочитала подряд аж три рассказа. Валя сочиняла исключительно фантастику. Да такую, что Наденька вдруг почувствовала, как мозги у неё стали приходить в неестественное движение и закручиваться шпагатом. В центре внимания одного из Валиных умопомрачительных произведений была героиня, пришедшая в гости к своему любовнику, а утром обнаружившая, что он не достает ногами до пола. Она, конечно, сначала удивилась, но потом догадалась, что его необходимо как-то приземлить и принялась привязывать к его ногам гири. Зачем она всё это проделывала, никто из присутствующих не понял. Не поняли и той ситуации, почему муж её, увидев вернувшуюся по утру домой без юбки, в одних колготках жену, не выразил удивления, а только заботливо поинтересовался, не голодна ли она. Обсуждение велось около часа. От одной трактовки переходили к другой. Валя при этом молчала, она вовсе не собиралась расшифровывать замысел. И когда многочисленные версии были исчерпаны и все, умолкнув, смотрели на раскрасневшуюся Валю воспаленными от мучительного вдумывания в сюжет глазами, слова попросила учительница. Её речь я привожу почти полностью.

– Прошу тишины,– строго сказала она.

Воцарилось полное безмолвие. Даже находящийся в постоянном возбуждении Слава закусил удила. Она продолжала:

– У нас тут в объединении принято почему-то в основном хвались автора, заслуживает он того или нет. Но то, что я сейчас скажу, будет чистой правдой, правдой от всей души.

В предчувствии чего-то важного все затаили дыхание.

– Валя – это талант,– убежденно сказала учительница.

– Да ну!!!– вырвалось у изумленного руководителя.

– Да-да. Я не побоюсь этого слова. Она талантлива. И её нельзя обсуждать и анализировать. Её надо принимать целиком, как она есть. А кому не дано понять… Ну что ж, тот ничего и не понял, и не для таких она пишет.

Руководитель смутился и слегка покраснел, остальные как-то странно заерзали.

– Когда я слушаю Валю,– вдохновенно продолжала учительница,– я ощущаю, будто меня подключили в электрическую сеть. Заряд тока прошивает меня, когда я слушаю талантливые рассказы Вали.

После такого выступления уже трудно было что-либо возразить…

Кроме Вали в жанре фантастического рассказа писал и Боря.

Свои сочинения он зачитывал почти на каждом собрании литобъединения, столько много их было. В отличие от Валиных рассказов с чисто бытовыми сюжетами, рассказы Бори были насыщены, прямо-таки нашпигованы техникой. Его научная фантастика заходила очень далеко, в будущие века. Однажды Боря написал фантастический рассказ о металлическом человеке с программным управлением, у которого где-то внутри что-то заклинило, и он стал говорить только правду: везде и всюду, при любых обстоятельствах. Воодушевленный одобрительными отзывами слушателей, Боря решил направить свой рассказ в печать. Результат был ошеломляющ: рассказ опубликовали, а главного редактора сняли.

Наденьке Чернышовой нравилось литобъединение: своим накалом страстей, острыми ситуациями, и она стала посещать его регулярно, раз в две недели. Но читать свою писанину, а тем более критиковать других, пока не решалась. Слушала Наденька продолжительные дебаты и думала, какая же она тёмная, никак не поймёт, о каких писателях они спорят, чьи произведения называют. Она с жадностью впитывала информацию об интригах в литературных кругах и в точности пересказывала всё это сотрудникам на работе. Они слушали необычные сведения с раскрытыми ртами и удивлялись Наденькиному окружению.

После очередного занятия литобъединения, наслушавшись чтецов с их рассказами на всевозможные темы и безо всяких тем, Наденька твердо решила, что всё это чепуха, и её рассказы ничуть не хуже, а, скорее всего, даже лучше. Так чего скрываться, бояться, надо читать. Однако решиться на чтение ещё мало. Надо было прорваться через крепкую стену чтецов. На трёх занятиях это сделать не удалось, на четвертом ей повезло – прорываться было не через кого: из-за сильных морозов приехало только несколько человек. Первой выступала Полина. И на этот раз, как и во все предыдущие её приезды, рассказ Полины был очередной притчей об её одиночестве и о том, что произошло с ней за последние две недели между занятиями; какие звонки раздавались в её квартире, и как она отбивалась от домоганий навязчивых ухажёров. Все хвалили Полину. За ней выступала маленькая, чёрненькая, нервозного типа Таня. Сочиняя очередной рассказ, она придерживалась твердого правила: как можно глубже упрятать содержание, оставляя возможность додумывания. В конце концов, ей это удавалось, но что-либо понять в её рассказах было уже невозможно. Наконец, дошла очередь и до Наденьки. Она страшно волновалась: первое в жизни чтение своего произведения, да где – перед такой аудиторией, перед спецами… Прочитав дрожащим голосом свой любимый рассказ, казавшийся ей необыкновенно трогательным и глубоким, Наденька стала ждать оценки. Была полная тишина.

– Ну что молчите?– подтолкнул руководитель.

– А что тут говорить?– неожиданно резко сказала женщина, которая, как она утверждала, когда-то училась на одном курсе с Шукшиным.– Графоманство и больше ничего.

Наденька была ошеломлена, потрясена, обескуражена. Всё что угодно, но такой «рубки с плеча» она не ожидала. Ей было очень обидно за неудачный дебют, но сдаваться она не собиралась.

Однажды с каким-то плакатом в руках на занятия явился Слава. Как перешагнул порог, так и развернул его. Оказалось, это была афиша вечера юмора. И что особенно интересно, рядом с фамилиями известных авторов стояла Славина фамилия. Весь вечер он был в приподнятом настроении, всех перебивал, спорил, а потом вдруг впал в откровения и чуть не со слезами на глазах стал благословлять наступившую демократию, при которой и он, Слава Степанов, простой инженер, может принимать участие в концертах рядом с именитыми мастерами. При этом он с горечью в голосе вспомнил, как ещё совсем недавно чуть ни покончил жизнь самоубийством, потому что не было демократии, и его зажимали. Чтобы спасти его рассудок и облегчить страдания, коварные врачи делали Славе какие-то уколы, от которых у него начинались галлюцинации с ещё большим помутнением разума. Все сочувствовали недавним страданиям Славы и радовались его спасению.

Совсем недолго пришлось Наденьке Чернышовой посещать курсы литературного объединения. Как-то перед очередным занятием подошла к ней одна из так называемого «актива» и въедливо начала выведывать, не хочет ли она покинуть курсы, вроде бы очень много желающих скопилось, трудно проводить занятия. Наденька в свою очередь спросила, почему в таком случае не уйдёт она сама, не освободит другим дорогу; на что получила разъяснение, мол она занимается на курсах больше семи лет, входит в «костяк» объединения, привыкла к другим членам «костяка» и не собирается с ними расставаться.

И хотя Наденьке Чернышовой очень не хотелось бросать начатое дело и расставаться с полюбившимся коллективом единомышленников, после такого заявления она уже не могла оставаться в литобъединении. Раз «костяку» тесно, надо уходить. Ну что ж, прощай союз энтузиастов, здравствуй индивидуальное самовыражение!

Прошло три года. Рассказы Наденьки Чернышовой стали появляться на страницах журналов. Редакторы находили в них живую прелесть.

Ну а что же лесной юноша, встреча с которым в зимнем лесу стала для Наденьки роковой? Он забросил поэзию, поступил в аспирантуру, так настояли его мама с папой – они считали, что такой путь в жизни много надёжнее. Как-то раз случайно Наденька встретила его на улице. Оба страшно обрадовались друг другу, но разговор на этот раз не клеился. Наденька чувствовала, что это уже не тот восторженный и пылкий юноша. Он слушал её, а мысли его уже не совпадали с Наденькиными, были где-то далеко.

Но всё равно Наденька часто думала о нём, своём вдохновителе, и в такие минуты ей становилось чуть-чуть грустно…

НАПУГАЛИСЬ

– Ой, кто-то идёт.

– Да нет.

– Точно кто-то идёт, неужто не слышишь?

– Да кажется тебе.

– Ничего не кажется. О, господи, темень-то какая! Как назло ни один фонарь не горит. Говорила тебе, посидим лучше возле дома на скамейке. Нет, пойдём да пойдём к станции прогуляемся…

– Да кому мы с тобой старухи нужны-то?

– А сколько маньяков всяких шатается, грабителей. Вон у тебя серьги золотые. А я…– испуганно схватилась она за шею,–

цепочку позабыла снять.

– Ой, батюшки! Ты чего пугаешь?.. А и впрямь, вроде шаги. Ты оглянись, посмотри, какие бугаи идут, жуть! Может, в лес свернём, спрячемся там?

– Да, только в лес и не хватает. Они уже давно засекли нас, там в лесу и зацапают. Пошли лучше быстрее, теперь уж до станции надо идти, там хоть публика какая-нибудь бывает.

– Бежим, они уже близко!

Двое полнотелых женщин пустились бежать. За спиной они услышали топот бегущих ног.

– Ох, не могу больше,– запыхавшись, стала отставать одна, – ей-богу, не могу.

Двое подбежавших сзади парней схватили её под руки и поволокли за собой. Догнав другую, подхватили и её.

– А ну, бабоньки, поднажали! – скомандовали незнакомцы.

– Не троньте нас!– истерически кричали, упираясь, гражданки.– Ограбить захотели, а потом под поезд бросить?! Не выйдет! Вот вам! Вот!!! – одна лягнула одного парня, другая, вырвав руку, так саданула другому в нос, что кровь заструилась у него тоненьким ручейком.

– Во придурошные!– в недоумении выпустили их из рук парни.– Вы что, не на электричку разве бежали?.. Две полоумные! – выругались в сердцах они и припустились к уже прибывающему к платформе поезду.

УФ!

В тесном предбаннике зубоврачебного кабинета собралось уже человек пять, а врач – кроткой наружности блондинка, из тех, кто в школе прилежные ученицы, а в семье ласковые жены, все никак не могла управиться с больным и принять следующего. Его лысая голова лежала на мягком подголовнике и была хорошо видна ожидавшим в приоткрытую из-за жары дверь.

– Потерпите, – мягко сказала блондинка, приноравливая щипцы к верхнему переднему зубу больного.

Больной напрягся, вытянулся в струну. Ожидавшие – кто закрыл глаза, кто отвернулся от двери вовсе. Только одна молодуха, у которой нервы, видно, были покрепче, с любопытством наблюдала за происходящим.

– О! О! – стонал больной. – Э-Э! Э-Э-Э!

Зуб не поддавался. Блондинка переменила щипцы.

– О! О! Э-Э-Э! – мучился больной.

– Не идёт, – сообщила ситуацию бойкая молодуха.

– О-О! Э-Э! Э-Э!

Блондинка сосредоточенно и молча делала свое дело.

– Не идёт никак,– сморщилась, будто это ей рвали зуб, молодуха.

– Жалко мужика! Мучается!

– Сами виноваты эти мужики – не идут до последнего момента, пока зубы не искрошатся.

– Боятся! – велось обсуждение ситуации.

– Ох! – вдруг вскрикнула блондинка, держа в щипцах половину обломленного зуба.

– Всё что ли?! – проскрипел больной.

– Обломился,– мужественно сказала блондинка. – Сидите, не двигайтесь.

До ожидавших донеслось бессвязное бормотание больного.

Блондинка опять приноравливала щипцы, теперь уже к оставшемуся в десне обломку зуба.

– Ы – Ы – Ы! О-О-О! – уже ревел больной.

– Сплюньте, – сказала уже сама измученная блондинка.

– Вырвала что ли? – выплюнув кровь, промямлил больной.

– Откройте рот,– скомандовала блондинка.

– Всё, хватит, в другой раз приду,– начал вставать с кресла больной.

– Да вы что! Сидите, сейчас вырвем. Укол ещё сделаем и вырвем.

Больной покорился, видно взвесив, что лучше уж отмучиться сейчас, чем растягивать мучения до следующего раза. Он опять положил голову на подголовник.

Врачиха сделала в десну укол и опять принялась тащить.

– Ой, помер, глядите-ка, – привстала молодуха.

Врач и сестра бросились приводить в чувства больного, давать нюхать нашатырь. Больной очнулся. Блондинка поскорее полезла к нему в рот и, бойко захватив обломок зуба щипцами, тут же вытащила его.

– Вырвала! – взвизгнула молодуха.

– Господи! Слава богу! Отмучился мужик! – радостно загалдели ожидавшие.

– Уф! – раздалось облегченное в кабинете. – Неужто жив! – не верил в собственное счастье больной.

– Жив! Жив! – радостно вторили ему из предбанника. – Намучился, но жив.

КАК УДЕРЖАТЬ МУЖЧИНУ

Выпучив глаза, красная от спешки лекторша влетела в конференц-зал научно-исследовательского института, где её уже минут сорок дожидалась истомившаяся публика.

– Ох, извините! Только что из дома ученых! Такие пробки на дорогах! Всю Москву надо объездить, туда-сюда мотаюсь, просвещаю народ! – залпом выпалила она.

Подбежав к окну, лекторша схватила стол, одним махом перетащила его на середину, бросила на него сумку, потом, немного успокоившись, поправила на шее ярко-красный шарфик, приняла достойный женщины вид и, сложив молитвенно руки, воззрилась на аудиторию. Она внимательно изучала публику, видимо прикидывая, как побыстрее достичь с ней контакта. Но тут взгляд лекторши упал на плюгавенького мужчину, неизвестно каким образом затесавшегося в женское общество.

– Вам, гражданин, вероятно, неинтересна будет моя лекция,– деликатно намекнула она.

Мужчина, и сам немного смущенный и не понимавший, почему оказался среди женщин один – ведь никаких особых оговорок относительно предназначения лекции в объявлении не было – спорить не стал и удалился.

– Ну вот,– удовлетворенно произнесла лекторша, теперь всё в порядке. Значит так. Немного о себе. Меня зовут Виолетта Ивановна. Я – социолог, кандидат наук, перенесла инфаркт. Но, как видите, полна сил и энергии,– лекторша помедлила, чтобы увидеть реакцию зала: женщины оживились.– Поднимите, пожалуйста, руку, кто видит меня впервые,– сказала она. Руки подняли многие.– Так,– глубокомысленно изрекла Виолетта Ивановна.– А кто вообще ничего не слышал обо мне? – Ни одна рука не поднялась.– Я довольна,– очень серьезно сказала лекторша. – Наука, задушенная до основания, пробуждается; хоть и очень медленно.– Со сложенными у подбородка ладонями Виолетта Ивановна в задумчивости прошлась вдоль стола.

– Лекция моя, как вы понимаете, для женщин, – начала она беседу.– Почему я и удалила мужчину. Пускай уж лучше ничего не знают о себе. Но вы о них должны знать всё.– Виолетта Ивановна опять принялась изучающе оглядывать зал.– Я смотрю, люди тут собрались интеллигентные – тем легче мне будет с вами работать. Так вот. Скажу вам сразу – мужчин сейчас хороших нет. Так что буду говорить о том, как удержать уж какие есть.

По залу прокатился шумок. Лекторша насторожилась и, приняв его за верный признак, что контакт с залом налаживается, продолжала:

– Ведь что нам попадает в руки, когда мы выходим замуж? Посмотрите: в детском саду воспитание для мальчиков и девочек одинаковое; в школе – обучение совместное. В результате воспитывается не мужчина, а гражданин, точно такой же, как любая гражданка. И когда такой гражданин женится, единственный человек, кто не желает видеть в нем нечто усреднённое – это жена. Она желает иметь в доме мужчину. А коль хочешь – приходится воспитывать самой, вернее, перевоспитывать уже имеющееся.

Женщины в зале, оценив справедливость сказанного, тяжко вздохнули.

– Теперь пойдём дальше,– захлопнула ладони Виолетта Ивановна.– Чтобы воспитать своими силами мужчину, надо знать его психологию. И сейчас я вам хочу дать ключ к сердцу мужчины.

Все затаили дыхание.

– Для мужчин главное – потребность самоуважения. Хвалите своих мужей почаще и успех воспитания обеспечен. Не может муж забить гвоздь, ни в коем случае не кричите на него: «Безрукий! Дай сама сделаю». Так вы ничего не добьётесь.

– А что же, по-вашему, надо сказать? – ехидно отозвалась женщина из зала, видно, побывавшая в подобной ситуации.

– С точки зрения психологии мужчины тут более подходяще фраза: «Не беда, что двадцать гвоздей согнулись, попробуй ещё, милый»,– советовала лекторша.

– У мужа надо замечать хоть что-то положительное,– продолжала она,– и всячески поощрять это. Сходил он в магазин – сразу заметьте это, выскажите ему поощрение. Стимулируйте его. И не ругайтесь, если вместо мяса он принес кило костей, не сравнивайте его с Пал Егорычем, который где-то раздобыл парную вырезку. Не отбивайте у мужа интерес к добыванию пищи, а то и вовсе ничего приносить не будет.

– Ещё пример,– сказала Виолетта Ивановна.– Пришёл, допустим, муж пьяный. Ну, упал он у порога. Вы ведь как – сразу ругаться, обзывать: «Скотина! Ублюдок! Глаза бы мои на тебя не смотрели!» Так ведь? – вопрошала она у зала. Зал в замешательстве молчал.

– Если вы хотите удержать мужчину, не надо говорить таких слов.

– Уж не радоваться ли прикажете? – вырвалось у одной.

– Удушите в себе все чувства, театрально воскликнула лекторша. – Поднимите супруга,– сбавила она тон,– уложите в постель со словами: «Милый, и как это меня угораздило именно перед твоим приходом убрать квартиру да помыть пол, на котором ты так неловко поскользнулся». Ободрите мужа, дайте ему шанс поверить в себя.

– Да на что же такой нужен?!! – стали возмущаться женщины.

– Кому не нужен – бросайте,– проникновенно говорила Виолетта Ивановна,– живите в одиночестве. И падать никто не будет, и следить грязными ногами. Если к вам стоит очередь из мужчин, то бросайте,– подковыривала она.– Я не про тот случай. Я говорю о любимых мужьях, которых, несмотря ни на что, вы хотите оставить при себе.

Женщины волновались. В каждой бурлили потаённые чувства, всплывшие воспоминания.

– Повторюсь,– продолжала Виолетта Ивановна,– если скажу, что самомнение – главное в жизни мужчины. Уничтожить его – и от мужчины ничего не останется. А начнётся самое страшное: пьянство, самоубийства, или ещё хуже – жажда власти. В большей степени это относится к мужчинам маленького роста. Подмечена закономерность – чем меньше рост, тем больше самомнение, которое требует удовлетворения.

У женщин в этом отношении нет проблем. Тут уйма способов самореализации: семья, дети, шитье, путешествия, театры и прочее. У мужчин главное – работа. А если уж и на работе он не реализовался, да в семье его ни во что не ставят – это погибель.

Хочу сказать, что мы, женщины, выступаем что-то вроде матерей своим мужьям: «Ну не можешь – давай я сделаю. Ну, лень тебе в магазин сходить – я сейчас сбегаю».

Или пилим их день и ночь. Разве не так? – сочувственно глядела лекторша на женщин.

– Да, да, всё так,– хмуро отвечали они.

– А я скажу вам по секрету, что наиболее выгодное положение – «женщина – ребёнок»: «Ах, я не умею. Ах, мне трудно. Ах, ничего не получается, сделай ты, дорогой». Приведу пример. Есть у меня друг-художник. Развёлся он с женой, женился на другой – такая кошечка… – Виолетта Ивановна так жеманно повела плечами, что все в зале тут же догадались, что она и есть теперешняя жена этого художника. – Пришёл он как-то с ней в гости к своей прежней супруге, встречает их у порога ее новый муж – этакий раздобревший пентюх. Кошечка снимает сапоги и вдруг ломается молния. Оба мужчины, конечно, принимаются по очереди чинить её, но ничего, естественно, ни у того ни у другого не получается. Тогда подбегает первая жена художника, расталкивает их, и через несколько минут молния готова. Все довольны, а супруг её бывший, тот самый художник и говорит ей: «Вот почему я с тобой и развёлся…» Смысл, я думаю, ясен: не оскорбляй мужчину своим превосходством. Хоть ты семь пядей во лбу, не должна этого показывать,– внушала женщинам Виолетта Ивановна.– Делайте почаще мужчине комплименты, льстите его тщеславию, поддерживайте в нём то, что для него значимо, удовлетворяйте его неистребимую потребность в самоуважении, и вы будете счастливы в семейной жизни. Они ведь не в состоянии отделить простого комплимента от реальных своих возможностей. Они думают, что и вправду так хороши,– сделала насмешливую мину лекторша.– Ну и пусть думают. Вам-то от этого не хуже…