От первого лица

Ещё только начало светать, как мне пришлось проснуться. В мою палатку заявилась Света с очень недобрым выражением на лице. Она тихо прошипела мне в ухо: «Глупых вопросов не задавать! Я тебя очень прошу, что бы ты ни узнал, чего бы ты ни услышал, никому ничего не говори вообще, до тех пор, пока мы с тобой не поговорим после завтрака. Я сейчас пойду разруливать. Тут такое случилось, просто пиздец, извиняюсь за мой французский. Тут твои дружки такое отчудили, хоть стой, хоть падай. Кстати, почему тебя с ним не было? Чем ты занимался этой ночью? Только не говори, что спал один». Выслушав Светин монолог я решил ей сознаться в мною содеянном. Я прекрасно помнил, что Махно просил не трогать пионерок, но нарушил его наказ. Света выслушала мою исповедь, и сказала, что это не так уж страшно, главное – никому об этом не рассказывать, но ещё главнее будет то, что я узнаю совсем скоро. За сим Света поцеловала меня в щёку и ушла в неизвестном направлении.

Поцелуй меня смутил сверх всякой меры, а сказанное Светой породило ни то тревогу, ни то беспокойство. Короче, мне стало как-то не по себе. Минут около двадцати я тревожился и беспокоился, а потом пришли оба мои дружка с весьма загадочными лицами. От выражений на их лицах мои тревоги только усилились. Они как-то странно молчали, а на мой вопрос, что они натворили, ответили очень лаконично, но не совсем информативно: «Пиздец. Полный пиздец». После минут десяти, ушедших на повторения слова Пиздец, они всё же приобрели дар внятной речи и поведали мне жуткую истории. Всё началось в Лазарете, где комсомолки не захотели им дать. Вопрос стоял ребром, а ответ был прост – жопа к жопе. Получив такой ответ, дружки мои обиделись и хотели было пойти спать, но дурные головы ногам покоя не дают, и они пошли прогуляться по Лагерю, ну мало ли что. Вдруг в кустах сидят бабы, которые им дадут. По ходу они зашли в баню на огонёк, а там их совсем не ждала старшая пионервожатая Люба. Она просто мылась. Конечно, они извинились и хотели тихо уйти, но Люба предложила им более интересный и полезный вариант. Короче говоря, они вдвоём отъебли Любу. И сосала Люба так хорошо, что просто обосраться и не жить.

Эротический этюд был весьма замысловат и неординарен, но пиздец был не в том, что по пизде кнутом, а в том, что больно. Когда мои дружки вышли из бани, Люба осталась там, чтобы помыться, а моих дружков видел Махно. Он как бы сделал вид, что ему насрать на то, что они были в бане и прошёл мимо них, а они подумали, что он пойдёт на хуй, но он пошёл в баню. Вот это и был полный пиздец. В дополнение к полному пиздецу пришёл ещё и дополнительный. Так и должно быть. Пиздецы ходят парами. Вот и в нашу палатку пришла пара, пришла ещё задолго до подъёма. Пара состояла из Махно и Светы. Махно выглядел, как то и положено Начальнику Лагеря, а на Свете красовался пионерский галстук. Махно просверлил взглядом моих дружков, после чего сказал недобрым голосом: «Оба на выход с вещами», после чего вышел за пределы палатки и стал ждать снаружи. Света подмигнула мне, а моим дружкам пожелала счастливого пути. Дан приказ, недолги были сборы, и пошли они солнцем палимые, а впереди них шёл Махно в белом венчике из роз.

Когда мы остались вдвоём, Света поведала мне о том, что произошло ночью накануне. Всё началось с того, что к Махно нежданно, негаданно припёрлась его жена. Делала она это крайне редко, и сам Махно, и оба его сына, один из второго отряда, другой из пятого, её совсем не ждали. У Махно были грандиозные планы весело провести время в Бане со старшей пионервожатой, а какие планы были у его сыновей, никто не знал и не интересовался подобной мерзостью. Воду в баке нагрели ещё до приезда жены к Махно, а Люба посчитала крайне дурным тоном пропустить возможность лишний раз подмыться. Одной подмываться было как-то скучно, и Люба пригласила в баню Свету, но Света совсем не имела на тот момент желания подмываться на пару с Любой. Как только Люба ушла, Свете стало как-то скучно сидеть одной, и через минут двадцать она также пошла в баню. Не доходя до бани метров сто, Света увидела, что Люба вышла из бани и начала пристально куда-то всматриваться. Света тоже посмотрела в ту сторону, куда смотрела Люба, и увидела там моих дружков. Света перевела взгляд на Любу, однако та уже зашла в баню и закрыла дверь. Не прошло и минуты, как в дверь бани вошли мои дружки. На этом месте Света решила сделать паузу и закурила. Я тоже закурил.

Дым кольцами, облака и там и тут. «Знаешь, что Люба рассказала Махно? Держись за койку крепче! Она сказала Махно, что твои дружки её изнасиловали. Сука лживая», – сказала Света после весьма долгой паузы, ну а потом продолжила свой рассказ о том, что было ночью в бане. Света всё видела своими глазами, ибо она недаром была психологом и хорошо знала, где находится смотровая площадка вуайеристов. Само собой, Свете стало интересно, что будет твориться в бане, и она с риском свернуть себе шею залезла на вышку и стала наблюдать. Окошки в бане были открыты, что позволяло видеть кое-что, но в хорошем качестве. Минут пять в бане ничего не творилось, так как ареной действий был предбанник. Через пять минут после того, как Света стала наблюдать, из предбанника в баню вошли все действующие лица, причём абсолютно голые. Они веселились от души, особенно весело было Любе. Было совершенно ясно, что именно она была инициатором той оргии, которая и приключилась той ночью. Описание оргии из уст Светы было как бы более красочным, чем рассказ моих дружков, однако, повторять его я не вижу смысла, ибо лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и когда я первый раз увидел порнуху, то сразу же вспомнил рассказ Светы.

Покончив с описанием оргии, Света добралась до самого главного. Только лишь она призадумалась о том, чтобы слезть с вышки, как в бане началось второе действие. На сцену вышел Махно. Скандал продлился минут пять, и Света успела спуститься с небес на землю и даже войти в предбанник. Психолог просто обязан вовремя вмешаться. Скандал удалось погасить, но Махно разжаловал Любу, а ещё и уволил её из Лагеря к ебени матери. Временно исполнять обязанности старшей пионервожатой была поставлена Света, видимо за то, что рассказала Начальнику всё то, что было на самом деле, а не то, что ему пыталась втереть Люба. Но на этом ещё не всё закончилось, но перед тем, как рассказать мне самое интересное, Света немного отклонилась от темы и спросила: «Скажи, только честно. Почему ты туда не пошёл вместе со всеми? Только не говори, что просто уснул». Я не хотел врать Свете по причине моей к ней симпатии и её подозрительно хорошего отношения ко мне, и всё рассказал ей про Лену ещё раз и со всеми подробностями. Честно говоря, я ожидал от Светы несколько иной реакции, но, как ни странно, получил полный одобрямс.

Света снова закурила и рассказала мне самое интересное. А ещё и дала пару советов. Самое интересное заключалось в том, что оскорблённая до глубины души Люба стала чрезмерно разговорчивой, ну и много чего наговорила. Судя по всему, мои дружки объяснили Любе, почему я не пошёл вместе с ними, а она выдала это всё Махно. Махно решил отложить эту проблему на завтра, ибо сегодня было и так до хуя неразрешимых проблем. Света мне присоветовала сегодня же оприходовать Лену по той причине, что завтра и меня, и Лену могут выкинуть из Лагеря. Совет был весьма дельным, и я его воспринял как категорический императив Канта, но и это было ещё не всё. Люба пошла к жене Махно и рассказала ей всё, что было и, чего не было, но Махно было на это насрать, ибо с женой своей он уж давно решил развестись. Проблема была в том, что в одну машину все изгнанные из Лагеря не помещались. Махно пошел решать транспортную проблему, изгнанные скопились в специальном отстойнике, но совершали наглые вылазки, особенно Люба. Увидев её, я просто обалдел. Её милую улыбку сменила гримаса обиды на весь Белый Свет и всё прогрессивное человечество, а её фигура вместо сексапила начала источать смрад. Мне казалось, что от неё воняет говном и мылом, и как результат всех этих метаморфоз, у меня выработалось стойкое отвращение к имени Люба.

Чтобы избавиться от неприятных чувств и мыслей, я разыскал Лену, и мне стало хорошо и спокойно. Лене было очень интересно, что за хуйня у нас творится, но я постарался уйти от разговора, пообещав ей, рассказать всё, но немого позже. Весь день мы с ней проболтались совсем без пользы, лишь только к вечеру зайдя в сельский лабаз, прикупили на последние деньги бутылку Фетяски, пачку Пегаса и шоколадку Алёнка. Слава Богу, что Лена не курила. В связи с тем, что в Лагере до нас никому не было никакого дела, мы основательно обнаглели, и ушли в палатку сразу же после ужина, однако ж, развратничать начали только после отбоя. Смена заканчивалась в понедельник, так чего бояться в ночь с субботы на воскресенье? Правильно, вот мы ничего и не боялись. Не успели протрубить отбой, как Лена сама сняла трусы. Что было дальше догадаться не так уж трудно, но мне кажется, что никто не догадается. Я тоже не догадывался, пока сам не попробовал. Во всем виноваты кровати. Такие, блядь, железные кровати с пружинными матрацами. Ни дать, ни взять. Точнее дать можно, а вот взять не получается. Ладно, если бы Лена была бы такой же блядищей как Люба, но так у неё тоже было в первый раз.

Промучившись почти до семи утра, я осознал, что, несмотря на несколько оргазмов ручной работы, Лена так и осталась девственницей. У нас было всё, даже более чем всё, всё кроме внедрения. Обидно, но мы не расстроились, ибо в Москве у меня была деревянная кровать с нормальным матрацем, а кроме того, у нас была впереди ещё одна ночь, правда без Фетяски. Надежды юношей питают, но не всех. Меня надежда обманула. Сразу же после завтрака в Лагере зачем-то нарисовались родители Лены и забрали её, не дав даже толком попрощаться со мной. Как того и следовало ожидать, мы не успели обменяться телефонами, но и это меня не особо расстроило. Надежда – мой компас земной, а удача – награда за наглость. Я знал, в какой школе учится Лена. Нет ничего проще. Пришёл в школу, нашёл восьмой класс, пусть их даже три, а там моя Лена. Говно вопрос. Решу. Однако весь день я пребывал в тупой печали. Как-то было совсем тоскливо. Дружков выгнали, Лену забрали родители, а ещё осадок от старшей пионерской пробляди. Ближе к вечеру мне безумно захотелось курить, но у меня куда-то исчезли все спички. Нет счастья в жизни. Даже спичек, и тех нет. Всем известно, кто такой солдат без спичек. Об этом ещё много лет назад писал Ярослав Гашек. Слава Богу, что я уже не пионер, но ещё и не солдат, а то бы меня замучили угрызения совести, что я не могу дать прикурить господину офицеру.

После ужина безумное желание покурить приобрело размеры вселенской катастрофы. Весь прикол был в том, что пионеры делали вид, что все до одного они некурящие, а вожатые сильно недолюбливали всю нашу троицу, ну и меня в отдельности. Стрельнуть спички можно было у Махно, Любы или Светы. С Любой было всё ясно, она уже была в Москве, Махно пребывал в дурном расположении духа, а Светы я не видел за весь день ни разу. Из двух зол я выбрал наименьшее и пошёл к Свете. Света жила в одном домике с Любой, пока Люба ещё была старшей пионервожатой, но теперь в Любиной комнате было темно и пусто. У Светы свет в наличии имелся, что давало надежду на наличие самой Светы. Я постучал в дверь и услышал голос Светы: «Входи уже! Ну сколько ж можно тебя ждать?» Мне стало очень интересно, кого это ждала Света, и я вошёл. Света нисколько не удивилась моему появлению и предложила мне сесть к журнальному столику. Создавалось впечатление, что Света ждала именно меня. Я скромно присел и огляделся вокруг. На столике стояла бутылка Фетяски, точнее то, что от неё осталось. Кроме Фетяски в нашем Сельпо можно было купить только Вермут Розовый Крепкий, напиток не самый пригодный к употреблению. Мне было весьма приятно, что Света хорошо разбиралась в алкогольной продукции эпохи застоя.

Душевное состояние Светы назвать трезвым не было никакой возможности. В таком состоянии я её ещё ни разу не видел. Не то, чтобы она была пьяна в мясо, отнюдь нет. Степень опьянения была весьма умеренной, но вместо волевой умной женщины я увидел нечто среднее между Леной и моей бывшей косоглазой дамой и с лёгкими нотками Анны Карениной. Света разлила вино по стаканам и выдала не совсем понятную мне глупость: «Сегодня исполняется ровно год, как померла Дженис Джоплин, давай её помянем». Конечно, ведь я мог ошибаться, но Дженис умерла раньше Джима Моррисона, ну а он умер в начале июля семьдесят первого года, то есть уже более двух лет назад. Это я знал совершенно точно. У меня был журнал «Америка» с большой статьёй про группу Doors за семьдесят первый год. Там были ноты и слова песни «Crystal Ship» ну и каких-то ещё песен. Хрустальный Корабль мы пытались играть, и даже почти сыграли, а про Моррисона и Джоплин я хорошо помнил. Очень уж было их жалко. Я не стал спорить с пьяной женщиной и немедленно выпил. Света аналогично немедленно выпила и добавила ещё более непонятную чушь: «Я померла три года назад». Чтобы не сойти с ума, я вспомнил, что пришёл за спичками. Света протянула мне свою зажигалку, да вымолвила не совсем уверенно: «Дарю. Возьми, у меня их ещё есть». Я закурил, и тут наступила пауза. Долгая и противная пауза, похожая на запор.

Света решила держать паузу до победного конца, а я же силился вспомнить, где это раньше я мог видеть эту зажигалку. Такой огромный Кирогаз с небольшой вмятиной на крышке. Редкий экземпляр, такую не каждый день увидишь. Света тоже закурила и нечаянно вспомнила, что она ещё работает в Лагере психологом, и в результате воспоминаний начала выпытывать у меня, что я сделал с Леной. Не могу сказать, что я сильно хотел обсудить со Светой эту тему, но, тем не менее, я ей рассказал всё, причём со всеми пикантными подробностями. Чтобы обсудить все мои проблемы с Леной, пришлось открыть вторую бутылку Фетяки, которую Света извлекла из-под кровати. Хорошо, что это был не Вермут Розовый Крепкий. Когда с Леной было покончено, Света неизбежно переключилась на Любу и спросила, не хотел бы я выебать Любу. Я честно ответил, что после того, что было, я о ней даже слышать не хочу. Не то, что меня смутила оргия, это мне было по барабану, а вот то, что она начала болтать, когда её взяли за жопу, вот от этого меня тошнит, не люблю, когда так нагло врут и выкручиваются. Света поддакнула, но настойчиво переспросила: «Ну а до того как, хотел ли ты её выебать?». Пришлось мне честно сознаться, что Да. Снова пауза, и снова немедленно выпили.

После паузы Свету снова понесло: «Блядь! Горе от ума. Дурам жить проще, а тут три года псу под хвост. Чем я хуже этой Любы? Махно с ней спал, ты хотел её выебать и просто не успел этого сделать. Твои дружки её выебли во все дыры, а я тут сижу и жду как идиотка. Я тебе совсем не нравлюсь? Чем я хуже твоей Лены?» Мозг мой начал плавиться. Честно говоря, я не понимал, что мне делать, и совсем не знал, что говорить. Света мне очень нравилась, но я совсем не воспринимал её как объект полового влечения. Типа, как старшая сестра или как просто друг, если уж не психолог, но мысли о том, чтобы ей впендюрить, мне в голову как-то совсем не приходили. Я смотрел на Свету и совсем не узнавал её. Передо мной сидела не та Света. Совсем не та. Вместо металлического блеска в её глазах я увидел слёзы. Я совершенно не стеснялся при Свете курить или называть вещи своими именами, а тут я впал в ступор. Света выпила пару глотков и зашептала: «Честно говоря, и ты, и Махно, Вы оба ни в пизду, ни в Красную Армию, но других тут нет. А ждать нет сил. Я тут так решила, что кто первый ко мне придёт, тому и дам. Вот ты пришёл и сидишь как мудак, и взять не можешь». Света встала, и я встал. Как-то очень мне захотелось уйти в свою палатку, но что-то пошло не так.

Что пошло не так, я понял после того как кончил, а кончить я не мог очень долго. Оргазм слегка прояснил моё сознание, и я понял, что выебал Свету. Зачем я это сделал, я не понял, но удовольствие было значительно выше среднего, ну я и решил не рефлексировать. Сказанное Светой было мне не до конца понятно, зато я понял, что у Светы был выбор между мной и Махно, и я победил. Конечно, моя победа была случайной и недолговечной, но один хуй победа. Что-то поменялось в моём сознании, точнее сказать, подсознание взяло вверх над разумом, и я начал рассматривать Свету, как один из объектов для реализации либидо, и, что самое интересное, этот объект как-то выплыл на первое место. Помимо мыслительного процесса, в моей голове шёл ещё и научно-познавательный процесс. Я с огромным удовольствием разглядывал Свету, а ей это, судя по всему, очень даже нравилось. Света возлежала, слегка раздвинув ноги, а на её шее болтался пионерский галстук. Несмотря на солидный возраст, сиськи меньше чем у Лены. Я изучал её тело и не только лишь глазами, но ещё и на ощупь, а Света томно стонала. Я поймал себя на мысли, что мне безумно хочется впиться своими губами в Светины пухлые губы, а особенно в правую, но я прогнал крамольную мысль, ибо посчитал её развратной. Аналогичное желание у меня появилось и с Леной, но тогда я прогнал его сразу, а тут я минут пять сомневался.

Неожиданно я утратил способность к когнитивным процессам, но остаток здравого смысла позволил мне понять, что мой разум помутился из-за того, что мой хуй оказался во рту у Светы. Вот – незадача-то, ведь я же его туда не совал. В те ужасные времена среди моих сверстников сосание хуя считалось делом крайне позорным. Тогда считалось, что сосать хуй могут только падшие женщины, такие падшие, что дальше падать некуда. То, что Лена не могла быть падшей женщиной, у меня сомнений не вызывало, а её вялые попытки попробовать мой хуй на вкус, я списал на наивное девичье любопытство. Света была женщиной взрослой, что не позволяло списать сосание хуя на инстинкт естествоиспытателя, и было ясно, что делает она это совершенно осознано. Однако назвать Свету падшей женщиной, у меня язык не поворачивался, ибо сосала она так хорошо, что я запросто изменил своё отношение к минету, который в те времена именовался Вафлей. На этом все мои разумные действия закончились, и моя душа улетела в заоблачные дали.

После очередного оргазма, точно не могу сказать какого по счёту, а было их слишком уж много из-за моей подростковой гиперсексуальности, я заново обрёл некоторые когнитивные возможности. Немного поразмыслив, я для себя решил, что кунилингус, по правде говоря, таких слов в то время я не знал, и называл этот процесс лизанием пизды, не такое уж гнусное занятие, и не стал сдерживаться. Во время кунилингуса я вдруг понял, почему у русских женщин лобковый волосяной покров имеет форму треугольника, а у американок там прямоугольник. Всё проще простого. У Светы был прямоугольник, причём несколько кособокий, но всё было коротко подстрижено, ну а лишнее выбрито. Как всё просто, однако. Нализавшись вдоволь, я продолжил процесс банальной ебли, и мог бы продолжать его ещё, но за окном уже совсем рассвело. Блядь! Почему счастье так скоротечно? И я не знаю почему. Как это ни прискорбно, но часам к семи утра Света окончательно пришла в себя и почти полностью протрезвела. Первые слова, которые она изрекла после секс-марафона были полны горечи и сарказма. «Ох, ёб же твою мать! Что же мы с тобой натворили. Просто опизденеть». Несмотря на сказанное, лицо Светы просто светилось каким-то загадочным светом. Мне совсем не хотелось уходить, и потому я решил молчать и слушать, авось пронесёт, и Света меня не выгонит. Как это ни мерзко, но уходить было надо, но очень хотелось напоследок внедриться ещё раз туда, откуда появились все люди. Я озвучил свою мысль, и Света с ней согласилась и сразу же воплотила её в жизнь. Как ни странно всё произошло очень быстро.

Потом мы быстро оделись и разными путями передислоцировались в мою палатку, чтобы там поговорить как пионер переросток с Лагерным психологом. У меня ноги шли плохо, по всей видимости от того, что я перетрудился в постели у Светы, кстати, её матрац был вполне пригодным для совокупления. Свету также мотало как говно в проруби, но мы всё-таки дошли до места. Разговор был крайне неприятным, но нужным. Говорить не хотелось ни мне, ни Свете, но есть такое вот слово Надо. Кому Надо? Да никому не Надо, но всё-таки Надо. «Я тебе бесконечно благодарна за эту ночь, но продолжения не будет. Честное Пионерское, мне этого хочется не меньше, чем тебе, однако, надо вовремя остановиться», – сказала Света, сделав максимально серьёзное лицо. Как я размечтался о том, что буду сношаться со Светой ещё и всю третью смену, а тут такой облом. Конечно, она права. Не пара мы друг другу. Она хоть и молода, но примерно вдвое старше меня. Как-то это не по-людски. Вот только вопрос возникает. Как сдержать порыв страстей? Никак не получится. Я озвучил Свете свои мысли, а она меня, не знаю уж порадовала или ж огорчила, но то, что она мне сказала, чуть не вызвало у меня паранойю. Есть такое эндогенное заболевание. Честно говоря, лучше им не болеть. Однако ж, не всё так просто в этой жизни, и не всё от нас зависит.

Закурив очередную сигарету, ну а курила она так часто, что я постоянно с трепетом ждал, когда у неё начнёт из жопы капать никотин, Света, сделав весьма невинное лицо, изрекла: «Прости меня дуру грешную. Совсем ведь забыла вчера тебе сказать, что звонила твоя мать, и тебя забирают из Лагеря. Автобус сразу же после обеда. Оно и к лучшему. В Москве тебя ждёт твоя Лена, а я буду ждать того, кто придёт первый. Хорошо, если Махно». Не могу сказать, что я обрадовался, но скорее всего, это действительно было к лучшему. Не помню, о чём мы ещё тогда говорили, скорее всего, о моих жизненных перспективах. Ну о чём же ещё может говорить девушка-психолог с перезревшим пионером, который только вчера её выебал. Когда же Света покинула мою территорию, в мою голову забрела дурная мысль, а не подстроила ли она всю эту идиотскую ситуацию, уж больно много для трёх дней экстраординарных событий. Как-то всё так уж складно сложилось, что все в говне, ну а Света несчастная жертва обстоятельств. Однако трубач протрубил Обед. Жрать – дело свинячье, но нужное.

Дорога до Москвы показалась мне ужасно долгой. В голове бродили дурные мысли, как крысы по городской свалке. Непонятно было, куда ж меня сошлют или вообще оставят в Москве. Второй вопрос, который не давал мне покоя, что теперь мне делать с Леной. В то время я ещё не был законченным циником и сохранил в себе некоторые остатки совести, и просто так трахать Лену сразу после Светы, мне было не совсем комфортно. Надо ей рассказать, или обойдётся? Если сказать, то, что сказать, а о чём умолчать? Интересно, как она отреагирует? С другой стороны, зачем говорить то, о чём тебя не спрашивали? А вдруг она спросит? Короче, меня совесть мучила так, что мама не горюй. Мама моя горевать вовсе не собиралась, и, встретив меня с автобуса, тут же объявила мне, что отправляет меня в Гудауту. За что мне так свезло? Не могу точно сказать, однако, свезло ведь. Слава Богу, там не будет ни Светы, ни Лены, но будет много отдыхающих и изнывающих от безделья девочек, с которыми можно будет начать новую жизнь, как минимум половую, но если же совсем не повезёт, то хотя бы сменю обстановку. Как это ни странно, но благая весть разогнала дурные мысли, хотя и не совсем.

В Гудауте меня поселили в одну комнату с сыном хозяев, который года на два был меня постарше. Если же Вы думаете, что всё дальнейшее повествование приобретёт голубой оттенок, то хуй Вам в глотку. Не дождётесь. Ему, почему тоже нравились только девочки. Кроме меня хозяева сдавали своё жильё ещё и семье из Ленинграда, был такой город на карте СССР. Семья состояла из папы, мамы и двух дочерей. Одной было шестнадцать, а другой – почти четырнадцать. Очень удачное совпадение. Само собой разумеется, что папа с мамой бдели за старшей дочерью, которую звали Ирой, а за младшей почти совсем не бдели, ну, а её звали Мариной. Ира мне нравилась больше, ибо была брюнеткой, зато Марина была рыжая, и так бывает. Понятно, что мне досталась рыжая, но это было к лучшему. Юрик, именно так звали хозяйского сына, даже толком не целовался с Ирой, а у меня с Мариной получилось примерно так, как в Лагере с Леной. Была конечно некоторая разница да и некоторые несущественные детали. Вино называлась не Фетяска, а Псоу. Лена боялась, что мои дружки могут прийти не вовремя, а Марина также боялась, что неожиданно придут её родители. И самое ужасное было то, что в парке совсем не было кроватей, а всё остальное практически совпадало, если не считать того, что в Ленинград я совсем не собирался ехать ради Марины.

На этом можно было бы смело поставить жирную точку, однако, изменения моего сознания ещё не достигли фазы запредельного цинизма. Конечно, в Гудауте я напрочь забыл и про Свету, и про Лену, а вернувшись в Москву, сразу постарался забыть и про Марину, но беда была в том, что новых приключений как-то даже не предвиделось. Оно и понятно, ведь я перешёл в другую школу, а чтобы втереться в доверие, нужно относительно много времени. Точно уж больше, чем требуется для избытка нереализованного либидо. Так ещё и сублимировать стало сложнее, ибо в новой школе мечтающих о славе рокеров найти было не так просто. Вот и полезли в дурную голову романтические воспоминания. Вспомнил я всё, но мой глубокий жизненный цинизм подсказал мне единственный верный путь. Хуйли вспоминать Свету и Марину? Сразу на хуй, не говоря уже о Ларисе и Ире из Медведково. Этих двух ещё дальше. Осталась одна фантазия, которую надо было реализовать, и имя ей было Лена. Чем ближе, тем надёжнее.