Контракт со Вселенной

Альфия Бардеева

Контракт со Вселенной

Лина

На улицах было пусто. Дома военного городка, белые и желтые, были в россыпи мелких трещин. Плотно зашторенные окна, грязные, показывали отсутствие обитателей в большей части квартир. В одном из окон горела настольная лампа, и дымок от сигареты просачивался в щель между оконными рамами и уносился осенним воздухом на площадь. По площади, прямиком с утреннего поезда, шел молодой мужчина. Он шел к дому, в окне которого тускло горела лампа. Запрокинув голову, посмотрел в окно. Штора в окне шевельнулась, и седая голова прислонилась к стеклу. Старик прищурил глаза, силясь рассмотреть силуэт в утреннем сентябрьском тумане. Он затушил сигарету и протер запотевшее стекло. «Неужели?» – подумал он.

Человек внизу рассмеялся и в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от подъезда, взбежал на последний, четвертый этаж, и стиснул в объятиях немолодого уже отца, вышедшего ему навстречу.

– Как там, Тима? – спросил отец сына после нескольких минут молчания, когда они сели, наконец, выпить чаю. Тимур попытался разгрызть черствый пряник и отложил его.

– Бестолку. Никак. Все, как всегда, сам знаешь. Сейчас мы выигрываем на ближнем фронте, нас скоро перекинут на дальний. Пока тишина. Дали время побыть с родными. Скажи лучше, ты как, здоров?

– Здоров. Надоели мне эти войны. Какой смысл во всех этих технологиях, если все знания имеют цель только одну – захват и оборона. Мы не стали жить дольше. Не стали жить лучше. Только и видим, как наши дети уходят вслед за зовом борьбы. Я умру и не увижу твоего счастья.

– Ты сильно утрируешь, пап. Я счастлив бороться за права землян и вселенское благополучие. Кстати, о технологиях. Смотри, у меня новая нога.

Тимур поднял штанину, демонстрируя обтянутый силиконом протез. Нога выглядела совсем как настоящая, но без волосяного покрова.

– Была бы у меня такая нога без наших технологий?

– У тебя была бы своя нога без войны.

– Ладно, забудь, пап. А вот о счастье скажу вот еще что. На Стонксе, землеподобной планете, у нас была вынужденная остановка. Технологии Стонкса подобны двадцатому тысячелетию нашей планеты. Планета технологичная, но до нас ей еще далеко.

– Может быть, наоборот – нам до нее безвозвратно далеко. Военизированное настоящее – это, скорее, закат, а не рассвет нашего времени. Но я не буду с тобой спорить, в чем же там счастье?

– Я нашел там одну девушку. Она задержалась, оформляя въездные документы. Она должна быть с минуты на минуту.

– Девушка? Неужели?

Радости отца, казалось, не было предела. Он вскочил с места, обнимая и целуя своего сына. Тимур весело смеялся, позабыв уже, какой чувствительный был у него отец. Он всецело отдался этому забытому чувству, крепко прижавшись к отцовской шее, уже не такой крепкой, как раньше.

В дверь позвонили. Тимур открыл дверь, пропуская вперед свою гостью. Девушка смущенно стояла на пороге.

– Проходи, дорогая, – сказал ей отец Тимура.

– Милая, это Федор Игнатович, мой отец, – представил отца Тимур.

– Приятно познакомиться, Федор Игнатович. Меня зовут Лина. Девушка прошла в зал, скинув ботинки и оставив плащ в прихожей. Ее тонкие загорелые руки были исписаны золотыми словами, на шее нарисованы яркие неземные цветы.

– Это наш язык, – пояснила девушка, видя изумление старика, – Я знаю ваш язык, потому что изучала его ни один год.

Когда она присели за стол, то добавила:

– Всю жизнь я мечтала оказаться на вашей планете, но я не думала, что полюблю землянина, – сказала она, погладив ладонь Тимура.

Федор Игнатович заметил, с какой нежностью Тимур посмотрел на Лину.

– Папа, я ждал Лину, чтобы сказать тебе. До моего отбытия мы поженимся. Но мне нужно, чтобы ты дал мне свое согласие. Я не смогу взять с собой Лину на дальний рубеж. Мне нужно, чтобы она осталась здесь. Сможешь ли ты позаботиться о ней?

Слезы навернулись на глаза старика.

– Смогу ли я позаботиться? Да как о дочери! – порывисто произнес он.

– Спасибо, – сказала Лина, – Вы так добры. Вы не могли бы быть другим, иначе в кого такой Тимур…

– Спасибо, папа, – сказал Тимур, – я счастлив, что ты согласен на наш брак. Я переживал, что ты будешь не рад тому, что моя невеста не землянка.

– Разумные существа схожей природы в любой галактике. Их внешний вид зависит от окружающей среды, но ценности, родные мои, ценности в мироздании одни. Тима, я рад, что ты не поставил себе высшей ценностью борьбу и военные идеалы. Я рад, что в твоей непростой солдатской жизни появилась любовь.

Свадьбу сыграли, пригласив нескольких близких родственников и старых друзей. Все школьные товарищи Тимура были заброшены на разные планеты: кто на ближнем, кто на дальнем фронте. В числе гостей были родные Лины: тетя и двоюродная сестра – обе с такими же узорами и письменами на руках и шеях.

Через месяц Лина простилась с Тимуром – он отбыл на дальний фронт.

– Этот год пролетит незаметно, родная, – сказал Тимур, прижимая супругу к себе.

– Я знаю, Тима, – тихо сказала девушка.

– Пока, папа.

Тимур обнял родителя и почувствовал, что отец дрожит, еле сдерживая слезы.

– Пока, сынок.

Тимур посмотрел на своих родных в последний раз и, закрыв дверцу своего дрона, взмыл за одно мгновение в воздух, превратившись в маленькую черную точку в небе.

Лина смотрела на необычное для ее глаза желтое солнце, голубое небо и ощутила в груди пустоту. Она приобняла Федора Игнатовича, вместе они вернулись в их уже общий дом.

Дни летели за днями, месяц за месяцем. Лина не замечала времени. Каждый день она смотрела на их свадебную фотографию и ожидала новостей от Тимура на своем смартфоне. Вести были краткие – раз в месяц Тимур писал несколько строк о том, что у него все хорошо и о том, что он ждет, не дождется возвращения домой. Каждый раз он присылал фотографию с планеты, на которую забрасывали их дивизион.

Присутствие Лины наполнило старый отчий дом светом. Ее забота, непосредственность и сильная женская энергетика преобразила дом Федора Игнатовича Васильева. Впервые после смерти своей жены Федор почувствовал себя живым. Он словно вновь чувствовал себя отцом. Быть отцом дочери не то же самое, что быть отцом сыну. Небеса не послали чете Васильевых детей после Тимура, но небо другой планеты послало Федору Игнатовичу невестку, скрасившему ему его одиночество. Лина и Федор Игнатович жили ладно. Так, за делами, да заботами прошел год.

За окном был конец августа. По вечерам было прохладно, днем же ярко светило солнце. Лина уже два месяца не получила от Тимура вестей. Скоро ее муж должен был вернуться. Она снова позвонила в главное управление.

– Добрый день. Отдел связи, чем я могу Вам помочь?

– Добрый день. Это Лина Васильева. Я звонила Вам вчера. Мне нужно связаться с моим мужем Тимуром Васильевым. Он не выходит на связь с июня. Скажите мне, что-то случилось?

– Девушка, я разговаривала с Вами вчера. Все на военном положении. Если подразделение не выходит на связь, мы можем только одно – ждать.

– Почему Вы не можете послать туда кого-то? Где он вообще находится?

– Я не могу Вам этого сказать.

Лина бросила трубку.

С каждым днем Лина становилась все печальнее. Федор Игнатович не находил себе места от беспокойства.

– Как думаете, он вернется? – спрашивала Лина Федора Игнатовича.

– Мы должны верить в это, – отвечал Федор Игнатович.

Но Лина не верила. Она чувствовала пустоту, и не могла избавиться от этого чувства. Она ощущала тоску.

– Пойдем, прогуляемся, Лина, – мягко уговаривал девушку Федор Игнатович.

– У меня болит голова, – еле слышно ответила ему невестка.

Как же горевал Федор Игнатович! Горевал, думая о своем сыне, но все-таки верил и не терял надежды увидеть его. И больше всего горевал, глядя, как болеет его невестка. Она отказывалась от еды, не выходила из дома. Силы покинули ее, и она не могла подняться с постели. Федор Игнатович ухаживал за ней, как мог: он готовил бульоны и пытался напоить ими молодую женщину. Под разными предлогами он старался ее чем-нибудь занять и отвлечь от навязчивых мыслей: читал ей заметки из новостной ленты, включал старые добрые фильмы. Но Лина только и делала, что листала последние присланные фотографии от Тимура. Сначала по фотографиям она пыталась выяснить, что за планета была последней дислокацией дивизиона Тимура. Зимой же она прекратила всякие попытки его поиска, перестала звонить в управление, в котором отказывались от любых объяснений, ссылаясь на трехлетний контракт Тимура.

Так прошло еще несколько месяцев. Федор Игнатович чувствовал себя все хуже, но оттягивал визит к врачу. Он крепился перед Линой, не находя мужества сообщить о своем стремительно ухудшающимся самочувствии. В один из долгих зимних вечером он, наконец, обратился к врачу. И услышал одно из самых страшных, что может услышать человек, – весть о неизбежном начале конца. Сердце оказалось не самой слабой точкой его организма. От многолетнего курения в его легких образовалась опухоль. Несколько дополнительных исследований выявили, что опухоль была злокачественной и находилась на той стадии, когда даже современная медицина не в силах была помочь.

Наступила весна. Солнце осветило старый дом. Комната Лины была заставлена цветами – девушка развела их в первые недели своего пребывания на Земле. Федор Игнатович поливал цветы Лины, пока девушка болела. Солнце прогрело комнату, И Федор Игнатович приоткрыл окно. Лина лежала на кровати, отвернувшись к стене. Весенние звуки проснувшейся природы ворвались в комнату с порывом теплого ветра, распахнувшего шире окно. Но на Лину это не произвело никакого впечатления. Девушка лежала неподвижно, и могло показаться, что она спит.

Федор Игнатович придвинул к кровати стул. Он видел, что глаза девушки были открыты. Невидящим взглядом она смотрела в стену.

– Лина, – тихо позвал ее Федор Игнатович.

– Что? – чуть слышно ответила девушка.

– Тебе нужно выйти на улицу, немного прогуляться.

– Я не могу.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Нам обоим тяжело. Но уже было не раз, что долгими месяцами от Тимура не было вестей. Я уже привык к его жизни. За победами бывают и поражения, отступления.

– Это не моя война, – сказала Лина.

Губы девушки пересохли, она облизнула их и продолжила:

– Моя планета сдалась Вашей Земле без боя. Вы сами знаете, что она была колонизирована. Что же нужно Земле? Поработить всю Вселенную? А теперь, когда ей дают отпор, Вы приумножаете силы, и в расход идут все человекообразные существа?

Девушка привстала с кровати, ее глаза обжигали Федора Игнатовича, словно пламя, обвинения были бессвязными, слова полны горечи.

Федор Игнатович взял девушку за руку и также порывисто произнес:

– Лина, это не моя война тоже. И не моего сына. Не вини нас в поступках других людей и всей Земли в целом. Зачем же ты тогда изучала на своей планете Землю, зачем связала свою жизнь с Землей? Ты вышла замуж за землянина, более того, за солдата. Это был твой выбор, Лина.

Девушка, только что со злостью смотрящая на свекра, выдохнула и опустила взгляд. Обессилев, она опустилась на кровать.

Федору Игнатовичу стало жаль девушку. Письмена на ее руках в последние несколько месяцев помутнели, из золотых став медового цвета. Цветы на шее поблекли. Соломенного цвета волосы потускнели, а некогда загорела кожа побледнела. Темные круги явно обозначились под глазами.

– Зачем? – голос девушки дрожал.

– Лина, не отвечай, забудь, – начал говорить Федор Игнатович.

– И правда, зачем? – тихо повторила девушка, – Нет, Вы сказали правду, только и всего.

– Послушай, Лина, – начал говорить Федор Игнатович, но Лина его перебила:

– Нет, все нормально. Все хорошо, я просто устала. Устала от ожидания. Знаете, я ведь никогда не рассказывала Вам о том, как мы познакомились с Тимуром.

– Лина, – тебе нужно отдохнуть.

– Нет, Вы сами знаете, сколько времени я провела в постели. Так невозможно больше, Вы правы. Вы хотели пойти прогуляться, Вы же за этим пришли, верно?

– Верно. На улице чудесная погода, светит солнце, я только и хотел, что позвать тебя на свежий воздух, – сказал Федор Игнатович и добавил, – Я не хотел тебя обидеть.

– Спасибо. Дайте мне пару минут, я оденусь, и мы пойдем гулять.

– Хорошо, как будешь готова, позови меня, – сказал Федор Игнатьевич и вышел из комнаты.

Когда они вышли на улицу, Лина вдохнула теплый воздух.

– Почему я не сделал этого раньше? Сама не пойму, – сказала она.

– Потому что ты не была готова, Лина. В этом нет ничего страшного. Ты оказалась оторванной от своей планеты, своей родни – это нормально, что ты стала тосковать. Тем более, неизвестно, в чем причина задержки Тимура. Но такое уже бывало, я говорил тебе.

– Я боюсь даже говорить об этом. Что будет, если… если он не вернется? – девушка вздохнула, сказав, наконец то, что мучило ее.

– Лина, он вернется. Не может моет отцовское сердце ошибаться. Но если все–таки не вернется… Что–ж, в этом случае… Тебе нужно будет жить дальше.

– Жить дальше… – повторила девушка.

– Но все-таки он вернется, не беспокойся – еще раз сказал Федор Игнатович.

– Федор Игнатович, скажите, Вы ни разу не спрашивали меня о нашей встрече с Тимуром. Другой бы на Вашем месте уже истязал меня расспросами.

– Просто я знал, что ты расскажешь мне тогда, когда посчитаешь нужным. Я очень уважаю Ваши с Тимой чувства.

– Тима… Знаете, мне было так непривычно слышать, как Вы называете его так. Но это здорово, на самом деле. Вы попали сегодня в точку, когда сказали о моем отношении к Земле и войне. Я пацифистка до корней своих волос. Дело все в том, что я не знала о том, что Тимур – военнослужащий. Знаю, что звучит банально, но, когда я узнала об этом, уже было невозможно закрыться от своих чувств. Вы, наверное, не понимаете меня.

– Все в мире банально. Я попробую себе представить, – сказал Федор Игнатович.

– Спасибо. В моем городе на Санксе есть квартал, где живут люди. Там их школы, магазины, поликлиника и несколько ресторанов. Я часто бываю там, так как специализируюсь на земных языках – я преподавала их в институте, я рассказывала Вам об этом. Я стала изучать Землю и людей, потому что меня вдохновляло то, какими технологиями владеет Земля, то, какой высокоразвитой планетой она является. Но я с негодованием отношусь к тому, как лидеры Вашего мира распорядились ресурсами планеты. Я верю в то, что изучение Земли поможет Санксу не допустить ошибок землян. Сегодня Санкс более миролюбивая планета, и я надеюсь, что она останется такой, даже преодолев технологическую пропасть между ней и Землей.

Федор Игнатьевич кивнул.

– Хорошие цели, – усмехнувшись, сказал он.

Девушка продолжила:

– Изучая Землю, я часто бывала в квартале, где живут люди, у меня есть несколько знакомых там. В местном кинотеатре шло кино, что–то о любви, я была там с друзьями. Посередине сеанса я вышла в кинобар. Передо мной в очереди стоял молодой человек. Это был Тимур. Увидев меня, он задержался возле бара и спросил, как у меня дела. У нас завязался разговор. Он предложил мне выпить, я ответила, что меня ждут друзья на сеансе. Он сказал, что может подождать. Мне понравилась его настойчивость. Придя обратно в зал и отдав друзьям напитки, я поняла: я только и делала, что смотрела фильмы о любви! В моей реальной же жизни ее было так мало! Поэтому на этот раз я решила дать возможность любви попасть в мою реальную жизнь. Я сказала, что мне нужно идти, и покинула зал кинотеатра. Иногда мне кажется, что я слишком быстро приняла это решение. Но нет того, о чем бы я жалела.

Федор Игнатович внимательно слушал собеседницу. Он хорошо помнил свои молодые годы. В его жизни было две большие любви. Первый брак был скоропалительно заключен в пылу юношеской любви. Также скоропалительно брак расстроился. Второй его брак был уже более рассудительным. Его супруга была милой и мудрой женщиной. В этом браке родился их сын Тимур. В их отношениях не было бурь и страстей, но это было то, к чему стремился Федор, – тихая гавань в повседневных заботах трудовых будней.

Лина продолжала рассказывать о том, как за одной встречей с Тимуром последовали следующие. О том, как она чувствовала себя влюбленной и счастливой, и о том, как сильно была расстроена, когда узнала, что Тимур – активный участник военных действий. Как была она разочарована тем, что Тимур утаил о своей профессии, когда в ходе первых разговоров понял, что основой ее мировоззрения было распространение мира и согласия во всех уголках Вселенной. Он не стал поднимать на смех ее идеалы, так не схожие с его собственными. Лина рассказала о том, как Тимур предложил улететь с ним на Землю и дал на раздумье пару недель. Друзья и родные говорили ей о том, что она сумасшедшая, но уже сразу после его предложения она знала, что пойдет за ним куда угодно и когда угодно. У нее не было родителей, ее воспитывала тетя, и та сказала ей, чтобы Лина тщательно обдумала свое решение. «Твой юношеский максимализм может поломать тебе твою жизнь и твою карьеру. Ты играешь со своей судьбой», – сказала она.

На что Лина ответила, что уже переросла свой юношеский максимализм, вольна в своих решениях и не желает больше ничего слышать об этом. Тетя молча улыбнулась и обняла ее.

Федор Игнатович слушал Лину. Девушка рассказывала мягко, словно на уроке перечисляла факты из своего хорошо подготовленного конспекта, но все-таки в некоторых местах ее речь сбивалась, она говорила эмоционально, торопливо и повторялась. Она была так похожа на его первую любовь. Во внешности девушки чувствовалось, что она принадлежит другой расе; даже движения ее походки отличались от земной. Но тембр ее речи, ее выученной земной речи, был похож на тонкий голос его первой горячо любимой женщины.

– …Так я оказалась здесь, – сказала Лина.

Окончив свой рассказ, она посмотрела на небо и вздохнула.

– Ты скучаешь по Санксу, тете, сестре?. – спросил Федор Игнатович.

– Да, скучаю, честно, очень скучаю. Но больше я скучаю по Тимуру, – ответила Лина.

– Я должен кое-что сказать тебе.

Лина посмотрела на свекра. Тот продолжил:

– Лина, я был у врача несколько месяцев назад. Я болен. У меня злокачественная неоперабельная опухоль.

Лина остановилась посредине аллеи, по которой они шли.

– Подождите, что это значит? – сказала она, – Я не верю, что ваша медицина не может справиться с обыкновенной опухолью!

– Может, но не с моей. Я сам во всем виноват. Я слишком запустил свою болезнь. Уже поздно что-либо изменить.

Лина взяла руку пожилого мужчины в свою.

– Вы не представляете, как мне жаль. Неужели нельзя ничего сделать?

– Увы, дорогая моя, увы. Врачи дали срок не больше года.

Молча и рука об руку они пошли дальше по аллее. Солнце светило все также ярко, и небу было невдомек, какие тучи были на душе у Лины и Федора Игнатьевича.

С того самого дня, как Федор Игнатьевич рассказал Лине о своей болезни, прошло еще пару месяцев, наступило лето. На этот раз невестка и свекор словно поменялись местами. – теперь Лина ухаживала за Федором Игнатьевичем. Она заботилась о нем, как об отце, которого у нее никогда не было. Эта забота скрасила ее дни и наполнила жизнь новым смыслом. Она ждала Тимура, обрывала связь главного управления, новое и светлое чувство зарождалось в ее сердце. Ей снова хотелось жить. Цветы, поблекшие на ее шее месяцами ранее, под лучами знойного летнего солнца, стали ярче и красивее. Узоры на руках засияли золотым свечением. Лина питалась лучами солнца, и ее кожа засветилась изнутри мягким светом. На щеках появился румянец, кожа снова приобрела загорелый оттенок.

Федор Игнатович был несказанно рад такой перемене в девушке. Лина отправила несколько электронных писем друзьям и родным, устроилась в центр переводов. Днем она ездила на работу, вечера проводила в заботах о свекре. Выходные с коллегами ходила по музеям и выставкам, расширяя свои знания о человеческой истории и искусстве.

– Какие планы на выходные? – спросил Федор Игнатович Лину, когда в одну из осенних пятниц они сидели за чашкой чая.

– В субботу днем пойду с друзьями в парк, в воскресенье идем в кино.

– Здорово, на какой фильм?

– Какая-то фантастика, точно не помню.

Лина встала, убирая чашки со стола.

– Лина, папа..!

В дверях стоял Тимур. Чашка выпала из рук девушки. Она всплеснула руками и бросилась на шею к своему мужу.

– На счастье, – смеясь, сказал он.

Федор Игнатович приподнялся со стула.

– Сынок! – воскликнул он.

– Не вставай, папа, – остановил его Тимур.

– Я так рада тебя видеть! Ты не представляешь, как я рада! Как мы рады! – восклицала Лина, обнимая и целуя Тимура.

Тимур подошел к отцу и обнял его. Точнее сказать, стиснул в объятиях.

– Полегче, полегче, Тима, – попросил его Федор Игнатович, – Ну, садись же, рассказывай, почему не предупредил, что приедешь? Почему с нами никто не связался? Почему нам вообще не сообщали о тебе ничего? Господи, как же я рад, что ты вернулся. Не говори ничего, просто присядь. Я всегда знал, что ты вернешься в свой родной дом.

– Ты не представляешь, как мы переживали, – подхватила Лина, – Сколько раз пытались выяснить, что с тобой… Нам столько всего нужно рассказать тебе! Но ты – первый.

– Хорошо, – сказал Тимур, – Только давайте сначала соберем осколки.

. . .

Разложив свои вещи, Тимур рассказал своей семье о том, как на одной из планет, Криоде, его отряд, высадившись на задание, попал в западню. Он рассказал о том, как жители планеты встретили незваных гостей, перебив весь его отряд. Рассказал, что его, как командира отряда, оставили в живых и взяли в плен. О том, как его руководство умолчало о поражении, и его оставили на долгие месяцы в тылу врага. Он поведал о том, как, дождавшись удобного случая, он сбежал из своей тюрьмы и, угнав инопланетный корабль, высадился на ближайшей колонизированной Землей планете Тион. Он связался с главным управлением, и через несколько часов его забрали и доставили в штаб.

После нескольких часов допроса Тимура отпустили, взяв с него подпись в свидетельстве о неразглашении, в котором он обязывался не сообщать ни в одно СМИ ни одной планеты, а также третьим лицам о случившемся происшествии. Ему пообещали наказать по всей строгости виновных лиц. Затем отпустили домой, к семье.

– А мы – это тоже «третьи лица»? – спросила Лина.

– Вы с папой относитесь к моему кругу доверенных лиц, поэтому вам я рассказал, – сказал Тимур.

– Как ты мог подписать такую бумагу, Тимур? Неужели ты правда веришь, что виновных накажут? Ты был в плену долгие месяцы, и о тебе просто решили забыть. Если бы ты не сбежал, в итоге, тебя бы просто прикончили, вот и все. Где мои сигареты? – в раздражении сказал Федор Игнатович, оглядываясь по сторонам и хлопая себя по карманам.

– Вам нельзя, не ищите, в доме сигарет нет, – сказала Лина.

– С каких это пор мой папа не курит? – посмеялся Тимур, – И, кстати, я верю, что виновных накажут. Я доверяю своему правительству. Пап, так ты скажешь мне, почему бросил курить?

Отец молчал.

– Лина? – Тимур перевел взгляд на жену.

– Знаешь, нам нужно тебе многое рассказать, – вздохнула девушка.

Тимур молчал, пока его родные рассказывали, как провели эти два года в разлуке с ним. По окончании рассказа Тимур устало обнял их обоих.

Прошло еще пару месяцев. В доме Васильевых жизнь била ключом. Федор Игнатович с теплом наблюдал за счастьем молодой семьи. Но самому ему день ото дня становилось все хуже. Он все чаще сидел в своем кресле неподвижно, и все реже можно было услышать то, как он ворчит, прогуливаясь по аллее.

– Милый, я слышала звук оповещения – тебе что-то пришло, посмотри, – крикнула с кухни Лина.

– Черт возьми! – послышалось из зала.

– Что случилось? – спросила Лина, входя в комнату.

– Черт, черт. У меня слов нет, черт, – чертыхался Тимур.

В руках он держал свой планшет.

–Разверни экран, – попросила Лина мужа.

Тимур спроецировал трехмерное изображение. Это была медаль «За отвагу». Он скрыл медаль и развернул письмо. Лина прочла: «Сообщаем Вам, что Департамент внешней обороны принял решение о Вашем досрочном выходе на пенсию. Об установленном выходной пособии Вы можете уточнить в территориальном органе управления Вашего региона. Благодарим за службу Родине…» Тимур закрыл письмо.

– Почему ты не рад? – спросила Лина.

– Не рад? Ты что, с ума сошла? Небо – это смысл моей жизни! – крикнул он.

– Разве война – это смысл твоей жизни? А как же семья? – возмутилась Лина.

– Семья – это совсем другое. Ты ничего не понимаешь…