Первоградские хроники

Дмитрий Шелест

Первоградские хроники

Книга первая. Скорые перемены

Глава первая. Предчувствие катастрофы

Первый эпизод. Intro

Модули, соединенные в десятикилометровые цепи, медленно всплывали в лучах восходящего Солнца. Нелепое сооружение походило на старые бомбейские трущобы, вынесенные в космическое пространство. Со скоростью пять тысяч километров в час космический город Primourbem, или, как его называли сами жители, Первоград, неспешно плыл в ста пятидесяти тысячах километров от Земли. Некогда белые конструкции с опознавательными красными и серыми участками словно бы прошли обработку гигантским пескоструйным аппаратом, а затем были подправлены не менее гигантской кувалдой. Когда-то модный космический курорт представлял из себя нелепый памятник гордыне, пребывающего в блаженном сне человечества. Вера в наступление так называемой Эпохи сингулярности двигала цивилизацией, пожиравшей ресурсы и энергию с детской непосредственностью раблезианских великанов. И все в долг. Игра закончилась в течение нескольких лет после «кризиса восьмидесятых», когда возможности денег стали смехотворны, а любой ресурс, будь это вода, пища, энергоносители, был настолько ценен, что предлагался только к обмену на нечто другое.

Такие развлечения, как проживание в подводных городах, выезды в космоотели, устройство фермы за полярным кругом и даже весьма непритязательное занятие типа содержания клона голливудской дивы прошлого века, стали безумием в разрушающемся на глазах мире. Бедность и смерть с варварским наслаждением крушили технологические достижения человечества, предлагая взамен житие по библейским законам, о которых люди пытались забыть. Полдень XXIII века цивилизация встречала легендами о Золотом XXI веке и смиренным трудом, напоминавшим промысел старьевщика в глобальном масштабе.

Второй эпизод. Недовольство агронома

Константин Бу медленно ступал вдоль оранжерейных зарослей. Восточная часть космического курорта славилась имитациями планетной биосферы и новыми, первоградскими видами растений. Будучи главным агрономом Востока, он фактически являлся властелином зеленого царства, которое в перспективе можно завещать избранным потомкам. Его профессия была сродни званию придворного алхимика, а привилегии уравнивали его с инженерами-энергетиками. Даже столь длинное имя ему разрешалось носить без сокращений, и паны-управители выдали в единоличное владение Константину Бу целый отсек площадью восемнадцать квадратных метров. Наверное, это можно было бы назвать счастьем. Большинство из тех, кто не смог вернуться на Землю после краха неземных проектов, существовали в гораздо более стесненных условиях.

Единственная проблема, которая терзала главного агронома станции, была его семейная жизнь. Нет, супруга Елена была прекрасная женщина. С детства обученная лучшими наследными женами Восточной части. Однако Константин Бу считал, что обошлись с ним Старейшины абсолютно не по чину. Столь уважаемый человек был прикреплен к Елене как четвертый супруг в семье из пяти мужей, тогда как высшие энергетики составляли семью всего из двух-трех мужчин, а его же фактически приравняли к черни, в которой семьи составляли семь-девять особей мужского пола.

Понятно, что, когда Primourbem остался наедине с холодным пространством, жизнь людей, которые не успели вернуться на планету, резко изменилась. В том числе это коснулось и распределения мужчин и женщин. Последние остались в меньшинстве: в силу чьей-то злой иронии свыше после кризиса и позднее девочки рождались гораздо реже мальчиков. Естественно, что другие мужья Елены были представителями высшей части Первограда – трое были энергетиками, один стражником, но все равно Константин Бу, дивясь и стыдясь архаичных чувств, с неудовольствием смотрел, как пятимужеца ведет к себе в покои очередника.

Третий эпизод. Спасение Ныра

Ныр бежал по извилистым коридорам Южного сектора, чувствуя, как постепенно тело отказывается его слушать. Расстояние от центра Юга до границ составляло примерно пять километров. Беглец был достаточно вынослив, но стражники, преследовавшие человека, сменились уже второй раз, с каждым шагом уменьшая вероятность того, что Ныр покинет Южный край. Трое здоровых крепких мужчин не старались форсировать свой бег, они прекрасно понимали, что жертва устала. Первый из бегущих стражников, он же, судя по всему, и главный, периодически отпускал какие-то шутки, и двое других экономно смеялись – берегли дыхание. Он живо мог представить свою участь, в случае если его поймают. Бегущие слишком отдалились от Центральной зоны, где задержание при большом скоплении людей могло спасти Ныра. Он не был статусным беглецом, которого надо было отдать на Суд, и поэтому его ждала единственная участь – стать мясом, которое охранители реализуют на меновой площади. Единственное, что утешало, похоже, они были добрыми людьми и, скорее всего, убьют его сразу. Такая мысль одновременно разозлила его, а злость придала силы. Он рванулся и медленно стал отрываться от преследователей. Но даже это не смутило стражников, потому что до границы с другими секторами ему надо было пробежать около трех километров.

Ныр чувствовал, что на одной злости три километра он не пробежит. Его могло спасти только чудо. И чудо было явлено! Углобоки, прозванные так за свою худобу, не заметили первого бегущего, но увидели догонявших его охранителей. Все знают, что эти твари – безумные парии, не уважающие законы и не живущие в коммунитарных секторах. Люди секторов уничтожают их как бешеных собак, но те появляются в самых неожиданных местах, на окраинах секторов и нередко получают искомую добычу.

Замыкавший цепочку стражник несколько отстал от других и был мгновенно остановлен впившимися в его тело легкими титановыми крючьями. Наверное, он не почувствовал боль сразу, но, когда понял, что в него вонзилось и куда его волокут, заорал от дикого ужаса. Всем известно, что углобоки пожирают свою добычу заживо в силу языческих предрассудков, культивируемых в их обществе. Они никогда не вступают в прямое противоборство с людьми секторов, так как считалось, что они меньше и слабее. Но эти твари весьма проворны и хорошо ориентируются в удаленных кварталах, где хаос неприкаянности одолел порядок, созданный малочисленными жителями Primourbem. Двое охранителей, стремительно развернувшись, бросились на помощь. Однако пока они добежали до входа в тоннель, прикрытый различным хламом, их собрат исчез в темноте, куда ни один человек в здравом уме не сунется.

Стражники, не теряя более времени, продолжили охоту. Ныр, получивший около трехсот метров в качестве подарка от Всеблагого, старался бежать, не сбавляя темпа. Охранители были хорошо подготовлены, раздражены потерей и теперь во что бы то ни стало хотели изловить беглеца. Ныр это понимал, но у него уже был выбор. Спасающийся бегством человек мог броситься в тоннели, направленные к Восточной части, или попытаться добежать до Мусорных кварталов, где начинался Северный сектор. Ныр недолго думая принял единственно верное решение: он метнулся в первое отверстие и покатился куда-то ко Дну станции. Боковым зрением беглец видел вспышки электроразрядов – это подоспевшие стражники от безысходности жгли шокерами темный воздух Дна. «Хорошо, что не попытался добежать до Северов», – мелькнуло в Ныровой голове. Спасшийся человек оглядел извивающиеся проходы, которые мерцали флуоресцентным бактериальным слоем, нанесенным на стены. Первый донный уровень был дорогой к свободе и одновременно началом Тсарства углобоков.

Четвертый эпизод. Пять мужей Елены

Женщина медленно повернулась перед зеркалом. Естественные золотые локоны, столь редкие в эти времена, казались расплавленным металлом на абсолютно белой, даже с каким-то бирюзовым оттенком коже. Она обвела взглядом свои покои: ванна в длину человеческого роста, просторная лежанка, все здесь говорило о том, что владелица обладает достаточно высоким статусом. Комнатка любого из ее пяти мужей занимала гораздо меньшую площадь, чем ее собственные покои. А сейчас владелица покоев ожидала своего третьего мужа.

Сегодня был день Жуанзубана Хо. Это был крупный мужчина с монголоидным разрезом глаз, которые выглядели так, словно их надрезали тупым лезвием, впрочем, во взгляде ее третьего мужа читался живой и незаурядный ум. На теле практически не было волос, а младенческий нежный цвет не могла скрыть даже полупрозрачная репликант-кожа. Такое покрытие вживлялась всем младенцам мегастанции как дополнительная защита от космического излучения.

На вид Жуанзубан напоминал десятника охранителей, на деле же он принадлежал к кругу избранных энергетиков. В обыденной жизни этот человек был добр настолько, что не знающие его горожане могли бы заподозрить этого человека в идиотизме: доброта не относилась к добродетелям первоградского общества. В действительности же в теле потомка монголов-кочевников скрывался один из изощренных умов мегастанции. Его знания об энергетических установках каждого из секторов Первограда были гораздо объемнее, чем фрагменты информации, хранившиеся в умномашинах. Но Елена привязалась к нему за его, возможно, и комичную, но искреннюю нежность. За готовность беседовать о делах, которые мало интересовали мужчин – собрания жен, воспитание детей и даже способы освящения плоти отверженных. Сам он не порицал тех, кто ел мясо отверженных, но предпочитал только филейные части кормовых тритонов – неприхотливых амфибий весом в центнер.

Да, остальные мужья Елены были лишь довеском к чудесному Жуанзубану Хо. И если бы она могла выбирать кого-нибудь одного, как это бывало в Старые времена, ее выбор бы однозначно остановился на здоровяке с детским сердцем и острым интеллектом. Ее первый муж – энергетик Джон Изопфенофф был одновременно и самым древним в мультисемье белокурой красавицы. Ему было бессчетное количество лет, говорят, он даже успел пожить на Земле в молодости. Своим высохшим телом с локальными пигментациями он напоминал женщине фантастического ящера-гуманоида. Иногда Елене казалось, что она совокупляется с инопланетянином из сказок конца прошлого века.

Второй супруг Недобурей Го был взводным командиром внешних границ сектора. Агрессивный и одновременно трусливый, он осторожничал с другими мужьями, а рассказы о встречах со Старейшинами превращал в восторженные реляции. Но, кроме этого, ей было известно, как Недобурей Го посылает молодых стражников, готовых составить ему конкуренцию, на охоту за углобоками в нижние ярусы, откуда возвращаются далеко не все. Как он с помощью фальшивых свидетелей наделяет тавром отверженности молодежь из числа низших людей – голодранцев – для того, чтобы затем выгодно реализовать их плоть. Единственным плюсом мужа номер два было то, что он не докучал ей в плотских утехах. В назначенный день он с юношеской застенчивостью разворачивал тряпицу, в которой был скрыт немалых размеров биопластический уд и смиренно просил жену использовать эту жуть применительно к его телу.

Пятый муж был энергетиком, как номера один и три. И в семью он вошел как запоздалый назначенец с целью соблюдения закона «О женской малочисленности». Молодой Адубгарат Фаддей был одним из сыновей пана-управителя Западного модуля. В будущем он вполне мог стать паном, но отец не старался всеми силами возвысить мальчика, и поэтому начал Адубгарат Фаддей с простого энергетика. Как муж-инструмент для манипулятивных игр в обществе, которые так любили высокосословные жены, был он бесполезен в силу молодости, сочетающейся с какой-то несусветной социальной глупостью, поэтому интриговать, используя такого человека, было бы верхом неосмотрительности, так и самой можно оказаться в семействах черни, а то и на мясо пойти. Но юноша был пылок и просто голову терял при виде Елены. На каждой встрече он, казалось, пытался ощутить вкус даже минимального фрагмента своей прекрасной жены, изобрести нечто такое, что заставит ощутить безумный оргазм и его, и ее. Адубгарат Фаддей был неистощим, как молодой самец оленя в период гона, и изобретателен, как играющий ребенок. Елена позволяла ему делать что угодно, но только не говорить.

Упомянутый четвертый муж, Константин Бу, в определенной степени являлся вещью в себе. Большую часть времени его занимали оранжереи сектора, нежели чем люди. Впрочем, посещая Елену ПР, он отвлекался от мыслей о растениях на период короткого соития, чтобы затем увлеченно рассказывать ей об актинидиях третьего уровня или гигантских росянках на Дне станции, в Тсарстве углобоков. Очевидно, он искренне любил Елену, но выразить это чувство не мог. То ли у него был неудачный опыт, то ли он в детстве испытывал унижение и жестокость… Как бы то ни было, женщина иногда испытывала страстное желание включить ему старинный порнографический фильм – изысканную редкость для ценителей, но каждый раз опасалась, что загонит чувства Константина Бу в еще более глубокую эмоциональную яму.

Пятый эпизод. Информация к размышлению

Родная, но недосягаемая планета в очередной раз закрывала солнечный диск. Этакий своеобразный закат. Несмотря на официально принятое на станции земное двадцатичетырехчасовое суточное исчисление, жители космического города привыкли мерять время оборотами вокруг Земли. Один оборот – один гейм. Джон Изопфенофф стоял у одного из панорамных иллюминаторов, наблюдая, как заканчивается еще один отрезок его жизни. Старик держал руки за спиной, ноги широко расставлены, а голова чуть наклонена вперед, так, что наблюдающему за ним сзади могло бы показаться, что человек пытается окунуться в надвигающуюся тьму. Джон невидящими глазами вглядывался в недружелюбный космос, сопоставляя данные, полученные им от стражников четырех секторов, техников-энергетиков и проходчиков силовых линий.

Его пожизненная должность – надзиратель электросетей сектора Восток – давала возможность общаться с жителями трех соседних участков станции, хотя это и не приветствовалось Старейшинами и панами-управляющими. Бесстрастно учтивый внешне Джон в течение всей жизни на станции терпеливо налаживал контакты с инженерами и техниками других секторов. Он не чурался общаться с проходчиками Севера, Запада и Юга, и, хотя об этом никто не знал, Изопфенофф захаживал даже к окраинным жителям – париям, обитающим на границах Сторон света, озлобленным и запуганным, ворующим у граждан секторов энергию и плоть. Эти существа, казалось, жили на границе того, чем могли стать все граждане Первограда, не будь столь изящно выстроенной системы управления обществом космогорода. Окраинцы, как их называли граждане, жили ульями по десять-пятнадцать человек, сосредотачиваясь вокруг единственной женщины, которую они называли Держательница. Иначе можно было сказать, что единственное существо женского пола напоминало матку в пчелином семействе. Держательница управляла всем ульем, и в самые голодные времена семья могла недоедать, но всегда отдавала часть своей плоти матери-жене-хозяйке. Пожилой энергетик ценил свои контакты с жителями окраин. При необходимости, по его просьбе они могли, повредив электросети, обесточить тот или иной квартал, и только Изопфенофф знал точно, на каком участке повреждены кабели высокого напряжения, что уже много лет делало его незаменимым в глазах Старейшин и панов.

Обрывочные сведения, получаемые Джоном, будто на архаичной фотопластине вырисовывали мрачную картину увядания мегастанции. Незаметно для подавляющего большинства населения космического города начинали рассыпаться структуры, поддерживающие жизнь. Из четырех ядерных реакторов Первограда необходимо было закрывать один, в силу того, что он был установлен со значительными неисправностями с самого начала, топливо для них постепенно заканчивалось, и в скором будущем виделась необходимость переводить космический город на режим тотальной экономии. Солярное поле – внешний покров солнечных батарей – работало на пятьдесят процентов своей мощности из-за того, что во время «кризиса восьмидесятых» стремительно бегущие на космошлюпах люди, не имея навыков управления спасательными устройствами, покидая мегастанцию, в панике таранили части Солярных конструкций, чинить которые уже не было никакой возможности. Космический хлам и метеоры год за годом дополнили первоначальное разрушение, ощутимо снизив эффективность солнечных элементов. В случае энергетического голода в Оранжерейных хозяйствах, которые давали пропитание людям и кормовым тритонам, должна была резко сократиться урожайность, что в перспективе могло повлечь уже настоящий голод.

Кроме этого, городу угрожало отключение части систем пассивного и активного контроля общественного порядка и освещения, что равнозначно предполагало воцарение анархии и нетабуированного каннибализма. Далее централизованные станции водоочистки прекратят свою работу. Архаичные электросети в случае кризиса будут выходить из строя с пугающим постоянством, что повлечет сбои в работе Корпуса кислородных трансформаторов. В довершение, после того как начнутся сбои защитного магнитного контура, имитирующего земную магнитосферу и создающего искусственную гравитацию, Primourbem очень скоро превратится в город мертвых. А пока мегастанция существовала только в силу запаса прочности, рассчитанного на обеспечение жизни полумиллиона гостей и обслуживающего персонала.

Живя много десятков лет на гигантской космической станции, Изопфенофф по-прежнему был жителем Земли – прекрасного мира, в который ему, как и всем обитателям Первограда, вход был заказан. Возможно, поэтому космический город в состоянии распада где-то в глубине души виделся Джону какой-то дикой выдумкой, нелепым кошмаром. Но нестарческий ум надзирателя энергетических сетей подсказывал одно: «Кризис начался, катастрофа не за горами». Грустно наблюдая за краем солнечного диска, Изопфенофф принял решение, оставалось воплотить его в жизнь.

Шестой эпизод. Решение Жуанзубана

Он поднял свое мощное тело из кресла в диспетчерской юго-западного блока сетей и подошел к видовому стеклу. Серп звезды по имени Солнце уменьшался в размерах, заслоняемый близкой, но недоступной планетой. Постояв минуту, человек вернулся к столу, с удовольствием устроив мощное стокилограммовое тело на рабочем месте. Придя к выводу о надвигающемся кризисе всех систем Первограда, Жуанзубан Хо долго размышлял не столько о технических возможностях, имеющихся в распоряжении населения космического города, сколько об общественном устройстве заброшенного мирка.

Более трехсот тысяч человек обречены на жизнь в городе-станции, без какой-либо возможности ступить на твердую землю. При этом еще не известно, сколько углобоков таится в Донных уровнях Primourbem. Сейчас, даже с учетом вменяемой работы систем энергоснабжения, гигантская станция перенаселена до предела. Состояние демографического перенапряжения впервые дало о себе знать через двадцать лет после кризиса, когда граждане Первограда оказались, с одной стороны, отделены от Земли тысячами километров, а с другой, они находились еще в эйфории Золотого века, о чем тогда напоминали забитые продовольственные хранилища для избалованных туристов.

С этого времени многое изменилось. Сначала Primourbem погрузился в череду локальных стычек, в которых гибли наиболее слабые – женщины и дети. Далее начался дикий, архаичный каннибализм. Тогда и вылезли, словно пасынки Ада, новые вожди перевернутого мира – коганы. Это были наиболее сильные и жестокие воины, готовые убить любого, кто просто взглянет им в глаза. Только по истечении полувека в городе, истекаемом кровью, зародилась структура управления Первоградом. Старейшины, выходцы из инженерного сословия, путем регулирования энергопотоков, очистки воздуха и воды усмирили Primourbem, разделив его на четыре сектора. Тогда же и появились стражи, занятые охраной порядка так, как это виделось Старейшинам. Затем из местных набирались паны-управители, которые за эти годы образовали некое аристократическое сословие.

Положение было исправлено, но тем не менее в силу недостатка пищевых ресурсов каннибализм до конца искоренить не смогли. Человекоедение было ограничено: оно вменялось за многие преступления против общества и космической станции, а фактически было договорным и табуировалось стихийно возникшей народной монотеистической религией, в которой Всеблагой следил за неправедным поеданием человечины. Конечно, основу пищевого рациона горожан составляло не мясо себе подобных. В «золотые» времена Первоград был не только легальным центром разврата, азартных игр и наркопритонов. Primourbem вмещал в себя огромную биологическую лабораторию, в наследство от которой первоградцам достались кормовые тритоны – экспериментальные амфибии, неприхотливые куски мяса. В оранжереях гигантской станции выращивались некоторые пищевые культуры, а на подходах к Тсарству углобоков росли огромные грибы – вазоратумы, добыча которых, в силу близости жителей Донного уровня, походила на смертельно опасную охоту.

Но масса людей, живущих в условиях полной автономии, неуклонно переваливала критический уровень. Любой сбой в системах жизнеобеспечения мог повлечь за собой бунты. После короткого периода войны всех против всех число женщин резко уменьшилось, а дальнейший период мира увеличил рождаемость, но девочек на свет являлось по-прежнему катастрофически мало, что также не способствовало гармоничным отношениям в обществе…

Но как бы ни было тяжело, Всеблагой в милости своей оставляет возможность исправить ошибки, искупить грехи, призреть сирых и наказать виновных. Не то чтобы энергетик истово верил в подобное утверждение, скорее, полагал такую возможность рациональной, какой бы нелепой она ни казалась. Словно вырубленная из песчаника физиономия Хо трансформировалась из застывшей маски в лик бодхисаттвы – умиротворенное выражение лица свидетельствовало о том, что Жуанзубан договорился сам с собой и принял окончательное решение.

Седьмой эпизод. Пленение Ныра

Освещаемый призрачным светом бактериального покрытия, Ныр медленно шагал по одному из тоннелей Донного уровня. О погоне он заставил себя не думать, но о причинах – не мог. Де-факто все граждане секторов были свободными жителями, однако резиденты компактных поселений на окраинах являлись таковыми лишь номинально. Чтобы выжить, необходимо было выполнять какую-либо общественно значимую работу, но беднота компактов не имела ни достаточно навыков для высококвалифицированного труда, ни средств для получения даже ремесленного образования. Большинство жителей таких кварталов вынуждены были становиться контракторами, что предполагало обязательное выполнение какой-либо элементарной работы, абсолютное повиновение управляющим и заведомо назначенную встречу со Всеблагим в возрасте сорока пяти лет.

Как правило, все хозяйственные процессы в Primourbem Старейшины отдавали на откуп панам-управителям, а те, в свою очередь, в приказном порядке формировали нормы и законы на вверенных территориях. Несмотря на то что стражи подчинялись Владыкам, управителям всегда удавалось найти общий язык с охранителями: они позволяли им отнимать больше плоти от компактов-общин, становиться временными членами нескольких семей и пользоваться двумя-тремя женами одновременно. Жители компактных территорий не смели роптать – они были многочисленны и заменяемы, а любой, кто бы попытался сообщить о таких вещах Старейшинам, выслеживался и наказывался стражами. Были и неразумные люди, которые пытались воевать с существующим укладом на месте, подбивая народ восстановить справедливость. Как правило, такие даже не умирали сразу, плоть с них срезали заживо. Ныр моментально был зачислен в число безумцев-бунтарей, когда принялся искать следы Гира. У его друга хватило ума заступиться за сестру…

Впрочем, беглец отогнал от себя воспоминания, в Тсарстве углобоков они отвлекали, усыпляли и становились опасными. До Восточного сектора необходимо было пройти еще два-три километра по запутанным тоннелям Дна. Сердце перестало колотиться, давая возможность сосредоточиться на дальнейших шагах, и Ныр почувствовал, как он устал. Присев в углу широкой развилки, уже бывший житель окраинного Юга достал флягу, в которой плескалось около четверти литра воды, и кусок вяленой плоти. По слухам, сухое мясо являло собой пару земных дней назад плоть Гира. Официально его обвинили в попытке кражи водного запаса. Беглец шепотом затараторил Поедальную молитву Всеблагому: «Передай ушедшим, о Господь Всеблагой, извинения наши. Став пищей по воле твоей, они предрекают нам, что и мы обретем вид пропитания для братьев и сестер наших и всех, следующих за нами…»

Ныр слишком утомился и был изрядно голоден, чтобы обратить внимание на легкое движение воздуха – единственное, что выдавало крадущихся к нему углобоков. Тонкие фигуры, облаченные в облегающие доспехи черного и серого цветов, приближались к скрюченному человеку, словно тени-марионетки из индонезийского вайянга. Три силуэта были предельно осторожны, но беглец, пусть и с опозданием, вдохнув спертый воздух Дна, моментально почувствовал чужой запах. Он без оглядки рванул в ближайший тоннель, оставляя позади звон титановых крючьев и шипение углобоков. Преследователи замешкались лишь на мгновение, чтобы сосредоточенно продолжить бег за жертвой. Петляя по извилистым коридорам, Ныр, который испуганно несся по фосфоресцирующемуся покрытию, с удивлением отметил позади себя то ли перезвон колокольчиков, то ли смех ангелов Всеблагого.