
Полная версия
Не только Киев…
– Серёжа, я разговаривал с Хрусталевым. Мы бы помогли, но он категорически запретил туда соваться. Дело на контроле у Щербицкого. Так что, выкручивайтесь сами.
Мельник получил расстрел, Лима и Дэнык – по десять. Сколько ни подавали кассаций, сколько не засылали денег ментам, прокурорским, судьям – все без толку. Дело на контроле у Щербицкого, а тот докладывает самому Андропову. Мельнику приговор оставили без изменений, Дэныку и Лиме сократили до восьми.
В этот дождливый день скромный человек стоял с раскрытым зонтом на остановке по улице Мечникова. Он ничем не выделялся среди остальных граждан. Подошел трамвай, остановка опустела, и тут же к тротуару подкатил небольшой автобус с занавесками на окнах. Человек перешел дорогу, обошел автобус, открылись двери – и он, сложив черный зонт, забрался внутрь. Проехав немного, на Первомайского автобус развернулся и двинулся наверх на Печерск. На Предславинской, прямо за дворцом «Украина», в автобус поднялся еще один человек. Автобус спустился на улицу Красноармейскую и мирно покатил на Лукьяновку.
На Пархоменко автобусик свернул во двор жилого дома и оказался прямо перед воротами Лукьяновской тюрьмы. Ворота отворились, автобус пропустили без досмотра, и он остановился возле самого старого из корпусов под названием «Катька» – в честь императрицы Екатерины II, якобы, еще в ее правление построенного.
Прокурор, курирующий дело Мельника, и представитель информационного центра МВД, а в автобусе были именно они, быстро спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, расположенное с тыльной стороны «Катьки». Здесь, сидя за длинным столом, их уже ждали начальник СИЗО и тюремный лепила (врач). Опустевший автобус покатил к производственным мастерским СИЗО.
Два дня назад в СИЗО пришло личное дело Мельника. В нем содержался указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании Мельникова Валерия Николаевича. Начальник СИЗО достал из сейфа приказ МВД СССР «Порядок исполнения высшей меры наказания» (ВМН), в сотый раз прочел его, приказ и инструкции о порядке применения ВМН. Набрал телефонный номер прокурора города:
– На послезавтра есть дело.
И положил трубку. Вздохнул и назначил заседание комиссии на этот дождливый день на четырнадцать ноль-ноль. Ровно в назначенный срок комиссия приступила к заседанию. Председательствовал прокурор.
Время не тянули, быстро просмотрели личное дело осужденного: есть ли приговор о смертной казни Мельникова Валерия Николаевича, имеется ли указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании, имеется ли распоряжение суда об исполнении этой меры наказания. К личному делу была приложена сопроводительная бумага начальника УВД, в которой говорилось, что направляется личное дело Мельникова В.Н., приговоренного к высшей мере наказания, для исполнения приговора.
Изучив все эти документы, прокурор дал команду: доставить осужденного начальнику СИЗО, а тот передал ее двум вертухаям. Помощники исполнителя приговора кивнули и отправились в корпус за Мельником.
Как только заскрипел третий засов на железных дверях камеры, Мельник медленно поднялся и молча недружелюбно уставился на контролеров, почему-то одетых поверх формы, в синие сатиновые халаты, как у уборщиков.
– Осужденный Мельников Валерий Николаевич, с вещами на выход!
Мельник знал, что его ждет. Что ж, погулял на славу. Можно было, конечно, еще, но, что уж поделаешь, такова судьба. Мельник взял свою спортивную сумку и подошел к двери.
– Руки за спину!
Защелкнулись браслеты, и контролеры повели Валеру, крепко держа за руки по бокам, по лестницам вниз. Завели в какую-то мрачную сырую комнату.
«Всё!» – Сразу понял Валера.
Начался допрос. Прокурор вежливо попросил назвать фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, семейное положение, девичью фамилию бывшей жены, родителей. Валера отвечал не спеша. Хоть минуту лишнюю пожить. Пожил минут десять.
– Все убедились, что перед нами именно Мельников Валерий Николаевич? – Обратился прокурор к членам комиссии.
Все молча закивали головами.
– Знаете, что, Валерий Николаевич? – Затянул волынку прокурор – не мы вас приговаривали, не нам решать. В соседней комнате комиссия, составленная из нашего руководства. Только они теперь способны вам помочь. Идите, может и заменят высшую меру на хоть большой, но срок.
Мельник очень внимательно посмотрел на заседавших, и, резко развернувшись влево, ударил головой держащего его за наручники вертухая прямо в челюсть. От неожиданности тот выпустил наручники, а от удара – рухнул на пол. Второму вертухаю пришлось выпустить одну руку, чтобы постараться схватить ею Валеру сзади, и он ослабил хватку. Мельнику только это и было нужно. Вертухаи-то были специалисты держать, да ломать закованных в браслеты, обессиленных, хоть плохих, но людей, Мельник же был боец. Он умел драться. Валера резкими рывками стал крутить вертухая то вправо, то влево, не давая тому повиснуть на себе сзади.
– Расстреливайте здесь, волки позорные! – Кричал Валера. – Я вам не баран, попробуйте, возьмите меня! Запомните: тот, кто сдаст моим корефанам этих двоих надсмотрщиков и того, который будет в меня стрелять, получит по двести тысяч долларов за каждого. А если не сдадите, то вам всем хана. За вами всегда наши смотрят!
Но второй вертухай был опытный, крепко висел на Мельнике и не отпускал его. Вскочил первый и сначала ударил Валеру в печень, затем схватил за вторую руку, и оба прижали Валеру к полу. Начальник же СИЗО, выскочивший из-за стола на помощь, впервые не справившимся со своей работой вертухаям, размахнулся и со всей силы ударил Валеру сверху вниз в районе шеи. Мельник отключился, а вертухаи уже волокли его к выходу.
Рывком распахнули дверь во вторую комнату, находящуюся рядом с комнатой заседаний. Это была небольшая комнатушка без окон, с серыми стенами и цементным полом. На полу имелась забранное фигурной решеткой небольшое отверстие, ведущее в канализацию. В углу под водопроводным краном лежал аккуратно свернутый черный шланг. Рядом с дверью стояли два железных ящика, один – похожий на сейф.
Вертухаи втащили Валеру в комнату, прямо за ними вбежал лепила и сунул Валерию тряпку в виде марли, пропитанной какой-то бурдой, под нос. Валера начал приходить в себя и замотал головой из стороны в сторону. Лепила стремглав кинулся из комнаты, оставив дверь открытой не по забывчивости, а потому, что за ней остался стоять капитан с мелкокалиберной винтовкой наготове.
Ветухаи резко дернули и поставили еще не оправившегося Валеру на ноги. Из-за двери вышел капитан в таком же синем, как и у вертухаев, халате, и выстрелил Валере в затылок. Мельников Валерий Николаевич рухнул на пол. Капитан выстрелил в затылок уже мертвого еще два раза.
Один из вертухаев приоткрыл дверь и выглянул в коридорчик, и в комнатушку опять быстро вошел лепила, дежуривший снаружи. Лепила пощупал пульс, еще поколдовал над Валерой и быстро вышел. И только тогда с Валеры сняли наручники. А троица исполнителей приговора, как они себя называли, сняли халаты, спрятали в железный ящик. В ящик, похожий на сейф, перед этим поставил мелкашку капитан. Выстрел из мелкокалиберной винтовки не дает брызг. Зачем им халаты? Троица вышла и присоединилась к заседавшим, а Валера остался один лежать, уткнувшись лицом прямо в сливное отверстие.
В комнате для заседаний вовсю кипела работа. Сотрудник МВД подписывал бумаги, снимающие с учета жителя страны Мельникова Валерия Николаевича. Члены комиссии по очереди подписывали протоколы о том, что исполняется мера наказания, санкционированная прокурором, и второй, что мера наказания исполнена и медик констатировал смерть приговоренного. Лепила стал смывать кровь с лица одного вертухая и промачивал рану спиртом.
Начальник СИЗО открыл шкаф, достал бутылку водки. Подумав немного, достал вторую. Вынул чистые стаканы и стал накрывать на стол, уже освобожденный прокурором от документов, которые тот аккуратно сложил в папку с личным делом Мельникова Валерия Николаевича. Лепила помог выставить и открыть банку с консервированными корнишонами, две банки шпрот, банку маринованных грибов, палку уже порезанной полукопченной «Одесской» колбасы, килограмм сыра, порезанного на куски и свежий батон. Начальник СИЗО разлил по стаканам водку, причем двум вертухаям и стрелявшему – больше остальных.
– За упокой Мельникова Валерия Николаевича, – произнес прокурор.
Выпили молча и не чокаясь, у работника МВД заметно тряслись руки. Закусили и налили по второй.
– Чтобы такого здесь больше не было никогда, – сказал начальник СИЗО.
Выпили, и два вертухая сразу же вышли из комнаты, поднялись по ступенькам наверх, где возле входа уже стоял автобус, вытащили из автобуса гроб и занесли его в комнату, где лежал Валера. Зачем-то, опять надели синие халаты, подняли и бросили Валеру в гроб. Один взял в руки шланг, включил воду и стал смывать кровь, натекшую на пол. Второй вышел и через пару секунд вернулся с Валериной спортивной сумкой. Ее он бросил в гроб, даже не раскрывая. Гроб тут же заколотили, опять сняли халаты и вернулись в комнату заседаний.
Помощникам исполнителя наказаний оставили еще по одной, те выпили, не закусывая, и только крякнули. Настроение у всех было подавленное. Такого, как сегодня, здесь никогда не случалось. Комиссия, а каждому из ее участников не раз приходилось участвовать в её работе, обычно сталкивались с напрочь подавленными людьми: кто падал на колени и кричал, что искупит все, пусть только не убивают, кто просто терял сознание, кто молчал, но все еле держались на ногах, а тут…
И потом, эти очень плохие выкрики Мельника. То, как он себя вел в последние минуты жизни, явно говорило о том, что этот человек что-то из себя представляет. А если и его, как он кричал, корефаны, такие? Было от чего загрустить. Посовещавшись, решили, что каждый напишет рапорт о случившемся по своему ведомству. Заседание комиссии закрыли.
Сначала вертухаи вынесли гроб с Валерой и затолкали его в автобус, затем вышли прокурор с работником МВД и устроились тут же. Помощники исполнителя забрались в автобус последними. На КПП их опять не досматривали. Катафалк выехал со двора, повернул налево и, пыхтя, двинулся по Пархоменко. В районе станции метро «Октябрьская» остановились и выпустил прокурора и работника МВД. Те быстро спустились в метро и помчались домой. Автобус развернулся на Пересечении и покатил на Байковую гору, на кладбище.
На Байковом кладбище автобус проехал к дальнему крематорию. Здесь не было ни очереди, ни людей. Вертухаи быстро вынесли гроб, без всяких церемоний поставили его на лифт и быстро ретировались. Этот груз работники крематория, по договоренности с Лукьяновской тюрьмой, уже ждали. Валеру сожгли без очереди.
И только тогда один человек в городе поднял трубку, набрал номер Гималайского, сообщил ему: «Дело сделано». И тут же повесил трубку.
На третий после убийства Валеры на Нивках на даче родителей Гималайского собрались Алёна, Лысый, Миха, Ворона, Акула, Мартын и Гималайский.
Сидели на пеньках, молчали. Алёна – в черной косынке, накрывала на стол. Все было заранее заготовлено. На обычной табуретке, в двух шагах от столика, стояла черная керамическая урна без надписи. Алёна встала:
– За упокой Валериной души. Я думаю, ей сейчас несладко.
Выпили, помолчали. Поднялся Лысый:
– Как убили Мельника, никто не знает. Гималайский, тебе задание все узнать подробно, – все закивали головами, – земля тебе пухом, Валера.
Посидели, но разговор не клеился. Поднялся Гималайский.
– Плохо дело, пацаны. Я виноват, не доглядел. Судите.
– Не дури. Валера сам выбрал свой путь. И ничем ты не смог бы ему помешать, – устало ответил Миха. – Кто-то считает иначе?
Все возмущенно загудели и закивали в стороны головами. Гималайский поднял руку.
– Настоящий воин наслаждается самой битвой. Валера был воин, вся его жизнь – битва. Что там, – Гималайский показал рукой на небо, – мы не знаем. Но, думаю, что и там он будет воевать. Всякая война заканчивается только по обоюдному согласию и маловероятно, что это согласие Валера кому бы то ни было даст. Удачи тебе в твоих боях в новом месте.
Обстановка немного разрядилась.
– Что будем делать с Центральным пляжем и Гидропарком? Без руководства там за неделю бардак начнется, – попытался перевесьти на деловые рельсы разговор Гималайский.
Ему-то обо всем сразу нужно думать. Все молчат.
– А давайте их отдадим Лукашу. Они с Балабаном, всё равно, там с утра до вечера пасутся.
– Ну они же сами по себе, – без энтузиазма возразил Лысый.
– Вот поэтому и отдадим. Пусть потихоньку к нам, хоть так, прибиваются. Только им и совладать со всем этим речным хозяйством. У них же вся Псковская дивизия ВДВ в корешах. Нам они, как друзья, очень пригодятся.
– Тебе видней, пусть только долю отстегивают, – только и сказал Мартын, и все очень вяло проголосовали «за».
– Что с похоронами? – Вернулась к насущному Алёна.
– Пока на сороковой день, когда он полетит в Чистилище, подхороним к матери, но без надписи. Позже, когда и бати его уже не будет, я пробью семейную могилу, перехороним всех вместе. Тогда уже напишем и фотку сделаем. Это пока все, что я могу.
– А вместо него кого зарыли? – Вступил в разговор Миха.
– Да никого. Просто зарыли пустую урну.
– Как-то все не так, как надо! Гималайский, давай соображай, как наших обезопасить, – скривился Ворона.
– Я уже думаю над этим, – ответил Гималайский.
– Не думать нужно, а делать, – почему-то недовольно проговорил Мартын.
– Теперь, начиная с сегодняшнего дня, никто не сможет завалить никого из наших без того, чтобы не быть убитым самому. И пусть это будет хоть Генеральный Секретарь. Правы мы или нет, но все должны знать: нас трогать нельзя! Тогда кто решится наших вальнуть, даже власти, тысячу раз подумают.
– Подумают? – Скептически скривил рожу Лысый.
– Подумают потому, что будут знать, что мы по любому отомстим. Но кто это мы? Нужно прямо сейчас обозначить этот круг, в который очень трудно попасть. И нам нужна идеология. Иначе это не круг, а так, банда, шпана.
– Нужно поразмыслить, – согласился Лысый.
– Нечего мыслить, когда уже все давно придумано, – Гималайский замолк…
– Что за человек, ну давай, не тяни, – вспыхнул Миха.
Все закивали головами.
– «Сообщество Теней» и «Слово и Дело». Я не напрасно собрал именно вас. Я миллион раз перетасовывал всех. И вы остались.
Все молчат, явно пораженные известием. Первой нашлась Алёна.
– Нет, пацаны, это без меня. Я слабая женщина, могу подвести. А как отвечать за косяк в таком деле, сами знаете. Я вас в машине подожду.
С этими словами Алёна встала и, покачивая бедрами, уверенно двинулась к калитке, ведущей из сада в глухой переулочек, не забыв прихватить с собой начатую бутылку коньяку.
– Но ведь у итальянцев же баб, – Лысый поправился, – женщин не принимают. Как с Мальвиной быть?
– Это у итальянцев. Кто они нам? Мальвина – это наш боевой товарищ. Думаю, что второй такой не будет. Принимаем заочно, а прибудет – даст клятву. Кто против? Кто еще не может по каким-то причинам быть Человеком Сообщества Теней, встают и составляют компанию Алёне. В этом нет ничего страшного. Но остальные, кто останется, знайте: обратной дороги нет!
Никто не встал, никто не ушел.
– Сейчас даем клятву произвольно. Позже я придумаю для новых, если таковые будут.
Гималайский встал и сказал:
– Слово и Дело. Я клянусь, что всегда в своей жизни буду Человеком Сообщества Теней. Я клянусь, что никогда не предам своих товарищей. Я клянусь, что всегда отомщу за своих товарищей. Слово и Дело.
– Вот с тех, кто убил Мельника, хоть он и не был Тенью, но с них и начнем, – подытожил Лысый. – Все согласны? – Все опять закивали головами. – Гималайский, действуй!
– Я решу этот вопрос, дайте время. Теперь мы сами решаем за кого мстить. Закругляемся, – услышали все от Гималайского.
Еще выпили за упокой души и разъехались с тяжелым чувством на душе. Гималайский и Алёна поехали на кладбище, где их уже ждал бригадир могильщиков.
Глава 9
Обжился Макс на зоне после убийства Коки. Живет почти постоянно в санчасти. Спирт. Дачки по пятьдесят киллограммов, вместо восьми. Покорешевался с вахтенными комнаты свиданий. К сидельцам разные жены приезжают. Некоторые за послабления при свиданках, если денег нет, то соглашаются и расплатиться кое-чем поинтересней. Бывают и такие. Кое-что теперь и Максу перепадает. Конечно, он – козел. И конечно, никто из Теней этих подробностей не знает, а то бы спросили с него, несмотря на то, что – друг. Теням все эти блатные заморочки – до лампочки. Они – не блатные, но и явно нарушать законы сидельцев им не с руки. Но то, что делают эти козлы, безусловно, перебор и по понятиям, и по Кодексу поведения Теней. Такого еще нет, но общие положения всем понятны.
Не спрашивают Тени, но и не спрашивают с козлов на зоне сидельцы. Ведь некоторые знают правду. Почему не спрашивают? А дачки-то, кому идут? Максу ведь столько не нужно. Идут тем, кто спрашивать должен. Да и настоящих авторитетов на зоне нет. Но это пока.
И вот «пока» закончилось. Когда Макс, в полном согласии с самим собой, красил окно в санчасти белой краской, прибежал Викторчик.
– В зону с новым этапом вошел Горилла.
– Дядя Коки?
Викторчик молча кивает.
– Не успели свалить. Этот точно будет смотрящим.
– Что делать будем? – Волнуется Виктора.
– Валить любыми путями отсюда нужно.
Но не успели. Горилла долго не думал, сразу же собрал сходняк, объявил себя положенцем. Блатные воспрянули духом.
И уже тела Викторчика и одного из тех зэков, что не замочили Макса с Викторой, лежат на столах. Над ними стоит Макс. В палату входит кум.
– Плохо дело, Саня. Осведомители донесли, что Горилла приказал вас завалить. Он в отрицалове.
Кум смотрит на тело Викторчика.
– Освобождайте меня скорее, Степан Федорович.
Кум мнется.
– Степан Федорович, Генку вашего мы не бросим. Там на воле специальная команда занимается, самые последние книги, записи – все будет. А доставлять… ну, э, сами знаете, кто будет. Это на постоянке, что я, не человек?
– Пока ночуй в санчасти, а я закрываю Гориллу в бур и буду готовить документы на тебя. Продержись какое-то время.
Гималайский наконец оставил тот дом, с которым у него не очень приятные воспоминания, да и второй пустует, и опять живет на Борщаговке в простой однокомнатной квартире. Живет скромно уже без баб. Слишком много их пострадало из-за него. Хотя, Лиса не очень и пострадала… в Австрии то. Но Таня Картина… Муторошно вспоминать.
В один из вечеров звонок в очень тяжелую металлическую дверь. Взглянув в глазок, Гима спокойно открыл и повернулся, чтобы идти в комнату, но Миха остался стоять в дверях.
– Что ты за человек, Миха? Только одни неприятности приносишь, – обреченно, не оборачиваясь, вздохнул Гималайский, сразу поняв, что что-то случилось.
– Макс освободился.
– Когда?
– Месяц назад.
Гималайский остановился, медленно повернулся, уставился круглыми глазами на Миху.
– Как это?
– Девки сегодня подъехали на зону, а там такое. Сразу же позвонили мне, тебе не дозвонились.
– Не торчи в дверях, проходи. Я сейчас оденусь.
Гималайский и Миха звонят в дверь к Максу. Дверь открыл несколько смущенный Саня. В квартиру он их не пустил, а вышел в общий коридор. В квартире слышался шум праздника. Не успели друзья переброситься и парой слов, как из квартиры вышла… Сабарина. В квартире происходила их с Максом помолвка. Вот уж удивил, так удивил товарищ.
Сабарина удивила еще больше. Посмотрев на Гиму с Михой и совершенно никого из них не узнавая, хотя знала и Ленчика, она безапелляционным тоном заявила Максу:
– Чтобы я эту компанию здесь больше не видела. Ты меня понял? Я жду.
От такого поворота событий Гима даже несколько опешил. Макс – нет. Он взял Гималайского за грудки. Не сильно, но за грудки, и промолвил:
– Чтобы я тебя здесь больше не видел.
Но к этому моменту Гима уже успел прийти в себя.
– Да какие проблемы, Саня? Только руки убери, – спокойно ответил он бывшему другу.
Руки Макс убрал, а Гималайский с Михой развернулись и ушли. Переглянулись друг с другом и не сговариваясь, отправились в бар на Потапова, в тот, что за углом. Вошли в бар и заказали у Коти, который-таки выторговал у Гимы себе место обратно в бар на Потапова.
– Налей-ка нам, Котя, по сто водки.
Котя очень удивлен, наливает водку.
– Что-то случилось?
– Макс месяц назад освободился. Сейчас свадьбу дома гуляют, – без эмоций сообщил Миха.
– Дааа… Вот и все наши опять собрались…, пожалуй, от таких известий и я выпью, – выдает Котя, открывши рот.
Бармен наливает себе немного водки. Втроем, чокаясь, выпивают.
Что зона сделала с пацанами? Уходили друзья, вернулись посторонние люди!
Гима вылетел в Термез навестить старых друзей. Туда же в это же время – разумеется, совершенно случайно – в командировку по своим торговым делам прибыла и Мальвина. Встретились, тоже совершенно случайно, в гостинице КЭЧ, что на улице Малика Кахара. Случайно их номера оказались рядом. Мальвина к плану Мышки-Гималайского отнеслась с восторгом, ведь боливийские аметисты – самые лучшие в мире.
Гималайский вернулся в Киев в хорошем расположении духа. Мало того, что «совершенно случайно» встретился с красоткой Мальвиной, с которой в компании Акулы и Михи, вызванных им срочно из Львова, и неизвестно как здесь оказавшегося старинного приятеля Гималайского еще со времен его первой поездки в Узбекистан, Жасура Шухратовича, – прокутили два дня, так еще и получил на сбережение восемь миллионов рублей. Вместе с деньгами Жасур передал кучу настоящих паспортов, выданных на всех членов руководства банды Теней.
Деньги и три ствола ТТ привез Жасур Шухратович в четырех кожаных саквояжах. Вовсю бушевало хлопковое дело, и Жасур ждал ареста со дня на день. Сначала планировал отдать на сохранение родственникам, живущим в Термезе, но идея это была тухлая. Если Жасура возьмут, то обыски пройдут у всех родственников до седьмого колена. Это же Узбекистан, здесь родственные связи не то, что у русских – много значат. Жасур Шухратович и сам это понимал. Поэтому звонок Гималайского с просьбой организовать ему гостиницу в Термезе Жасур расценил, как помощь самого Аллаха. Только и попросил, чтобы с Гимой приехали пару надежных друзей.
Жасур был хорошим ментом. За Гималайским он пристально приглядывал еще со времени поставки тем в Узбекистан первой партии в десять тысяч джинсов. Жасур Шухратович недаром имел свободные восемь миллионов, голова у него на плечах не для ношения шапки, и в людях он разбирался.
Договорились быстро. Никакого роста капитала не нужно. Деньги только и должны, что сохраниться. Использовать можно для развития все равно чего. Главное – сохранность. Посторонним можно выдать только в случае выкупа Жасура из зоны. Ну, и в случае смерти Жасура, его ближайшим родственникам. И то, если проситель назовет пароль, который они вдвоем с Гимой и обговорили.
Гималайский попрощался с Галой, обнялся с Жасуром, впрыгнул вместе с Михой и Акулой в вагон, закрылся в купе, за ними было даже два СВ, и не выходил из него несколько суток.
Михе и Акуле поездка также пришлась по душе. Во время пьянки в купе договорились потихоньку передавать львовские бары в управление цыганам, чтобы и здесь не светиться. А себе выторговывать долю побольше. Но как оно там получится…
Глава 10
Куде воевать понравилось. Поладили они с Сухим. Да тут еще и Толик Филин присоединился к их компании. Толик закончил учебу в Военно-медицинской академии в Красном Селе, и вот теперь отправился служить в Афган – начальником отделения госпиталя в Шинданде, и тоже старлей. Но не успели эти товарищи обустроиться в Шинданде, как случилось непредвиденное. Мальвина – это вам не фунт изюма.
А вот Мальвине в Пули-Хумри не понравилось. На плато, прямо посреди пустыни, располагаются десятки огромных армейских палаток. В некоторые даже спокойно заезжают и разгружаются «фуры» и «алки». Все это хозяйство обнесено колючей проволокой и усиленно охраняется часовыми. Вокруг базы расквартировано множество армейских частей: танковых, артиллерийских, саперных, общевойсковых. Картина не очень красочная, а скорее – пыльная и неприглядная, да и воняет, особенно в жару, бензином. Зато в Пули-Хумри есть свой военный полевой госпиталь, куда замначальника переведен уже капитан Филин.
Уж как Мальвина ни старалась спрятать свою красоту: постриглась чуть ли не наголо, да еще и покрасила то, что осталось от шикарных волос, в какой-то немыслимо коричневый цвет, срезала напрочь свой роскошный маникюр, сделала ногти почти такими же грязно-коричневыми, как и волосы, перестала краситься, нарядилась в одежду прошлого десятилетия на два размера больше чем нужно – ничего не помогло.