Цветы в зеркале

– Богиня Цветов только что заявила, – сказала Чан Э, – что лишь по приказу Верховного владыки цветы могут все вместе распуститься и что она не выполнит приказа даже властелина из мира людей. Но вот, если через тысячи лет в мире людей появится веселый государь, который, в нарушение порядка чередования времен года, издаст такой приказ, и все цветы тогда вместе расцветут, то какому наказанию нам подвергнуть за это богиню Цветов?

– Пользуясь тем, что сейчас сама великая богиня Си Ван Му и все властители пещер являются свидетелями, надо бы договориться об этом заранее!

– По моему скромному мнению, – усмехнувшись, предложила богиня Магу, – если в будущем это случится, то в наказание заставим-ка мы богиню Цветов три года подметать сбитые ветром цветы в Лунном дворце! Как вы на это смотрите, Лунная сестричка?

– Земной государь, – возразила богиня Цветов, – это ведь владыка «четырех морей и девяти областей» [56], и он, представляя небо, насаждает среди людей добрые нравы. Как же он решится нарушить порядок чередования сил инь и ян [57] и поставить меня в затруднительное положение? Разве только сама богиня Чан Э сойдет на землю в виде государыни и издаст такой несуразный приказ – никто другой на это не решится. Если тогда я действительно, потеряв рассудок, велю всем цветам сразу распуститься, я охотно сойду в мир суеты [58] и в возмездие погружусь в безбрежное море страданий [59] на веки веков без надежды на искупление!

Не успела еще богиня Цветов договорить, как к ней подошла, держа в руке кисть, богиня Куйсин и, ткнув ее этой кистью в лоб, поставила на нем пятно. Потом она на красном луче мгновенно покинула Яшмовый пруд и отправилась на Малый Пэнлай охранять яшмовую стелу.

Чан Э, услышав ответ богини Цветов, готова уже была выйти из себя, но Ткачиха [60] принялась ее уговаривать:

– Только что Куйсин наказала богиню Цветов ударом кисти за то, что та не соглашается приказать всем цветам распуститься, и, разгневавшись, покинула нас, так что вы, Лунная сестричка, могли бы немного умерить свой гнев. Если вы обе будете еще ссориться, то не только испортите нам удовольствие от пения и танцев, но, боюсь, как бы великая богиня Си Ван Му не прогнала бы всех гостей.

Си Ван Му закивала головой и сказала про себя:

– Добро! Добро! Заслуги на путях истины у нее совсем ничтожны – она только и думает как бы повздорить даже из-за совершенных пустяков. Неужели она не понимает, что это в будущем приведет ко многим печальным последствиям. Ей только что цветной кистью поставили на лбу пятно, и тут уже сказалось сокровенное предопределение. Но она словно во сне и даже ничего не почувствовала, а ведь в этом проявилось предопределение и для всех цветов – и здесь, увы, уже ничего не поделаешь!

Скоро песни и танцы прекратились. Си Ван Му, велев всех угостить фруктами и прекрасными напитками, раскланялась и ушла. Окончив пир, небожители низкими поклонами выразили свою благодарность и тоже разошлись.

Богиня Цветов вместе с богинями Трав, Плодов и Злаков на облачной колеснице отправились в свои пещеры. В пути богиня Злаков завела разговор:

– Я и до сих пор не могу успокоиться из-за того, что Чан Э на сегодняшнем торжестве, пользуясь положением любимицы и своим влиянием, ни с того ни с сего затеяла ссору, внеся свое странное предложение. К счастью, у сестрицы Цветов были такие веские доводы и она их так ловко преподнесла, что та вся покраснела со стыда и не нашла слов для ответа!

– Пение и танцы, – сказала богиня Трав, – вещь очень занятная, но к чему было звать разных зверей и вносить этим беспорядок в танцы! Яшмовый пруд – место уединенное и тихое, а теперь там все совершенно истоптано лапами зверей и когтями птиц. Даже не представляю себе, как будут роптать на Чан Э духи-прислужники, когда им завтра прикажут там прибрать!

– Еще хорошо, – вступила в разговор богиня Плодов, – что черепахи не умеют петь, а драконы – танцевать. Умей они это, Чан Э непременно попросила бы бога Панцирных и бога Чешуйчатых тоже позвать подвластных им тварей. Вот был бы смех, если бы весь Яшмовый пруд наполнился их воинством, вплоть до крабов и креветок, и от смрада было бы не продохнуть! Кстати, когда мы пировали, я видела, что ты, сестрица Трав, все время почему-то смеялась. Неужели тебе доставляло удовольствие это зрелище?

– По-моему, – ответила богиня Трав, – пение всех этих птиц, хотя и не было особенно гармоничным, все же не внушало и отвращения. Феникс дудел, как на флейте, луань – как на свирели, иволги звенели, а ласточки щебетали. Что же касается танца зверей, то они в конце концов довольно-таки противны. Когда тот неуклюжий буйвол или толстокожий слон, покачиваясь, переваливались из стороны в сторону, мне уж было противно смотреть. А тут втесалась еще мохнатая обезьянка, которая металась и прыгала туда и сюда, – это уж был настоящий балаган. Особенно же была смешна маленькая мышка. Ей нужно было плясать, а в то же время она боялась кошки и все пряталась и увертывалась. Воровка и есть воровка, пусть она и наряжена так красиво, но все равно она никогда не утеряет своих воровских повадок. Был там еще зайчишка, который, отлынивая от танцев, стоял в сторонке, но вдруг увидел облезлого коршуна из свиты феникса и, испугавшись, что тот его схватит, сразу принял беспечный вид, стал вертеться и топтаться и наконец, обернувшись к нему с заискивающей улыбкой, заплясал на все лады. Я очень смеялась тому, что и такой зайчишка умеет обманывать. В общем, при виде всех этих зверей нечего и пенять на богиню Цветов за то, что она предпочла бы гнить на земле вместе со всеми нашими травами и деревьями, нежели водиться со всеми этими зверьми и птицами!

Под разговор ее спутниц у богини Цветов прошел гнев, и она тоже развеселилась. Так, беседуя и смеясь, богини прибыли на Пэнлай и вернулись в свои пещеры. На досуге они продолжали собираться вместе и играли в шахматы. Небесные дни [61] проходили за днями, небесные годы – за годами, и неизвестно, сколько у людей за это время прошло лет.

* * *

Однажды в разгар зимы, когда все цветы отдыхали и у богини Цветов было мало дела по надзору за ними и не было хлопот с выполнением разных распоряжений, она проводила свой досуг в тишине и наслаждалась небесным спокойствием. Но вот ей вдруг вздумалось навестить богиню Трав, и она, поручив феям Пионов и Орхидей сторожить пещеру, отправилась к ней. Однако оказалось, что та куда-то ушла. Тогда богиня Цветов зашла к богине Плодов и богине Злаков, но и их не застала.

Вдруг со всех сторон появились темные тучи и с них, кружась, полетели первые снежинки. Богиня Цветов собралась было вернуться к себе, но вспомнила, что давно не встречалась с богиней Магу, и потому направилась к ней. Встретившись, обе богини пустились в обычные после долгой разлуки разговоры.

– Вот уж не ожидала, – сказала Магу, – что сегодня, в такую стужу и метель ты придешь навестить меня! Хоть нам и незачем подражать людям, собирающимся в такое время вокруг жаровен в теплых теремах, но если у тебя есть свободное время, почему бы и нам, пока продолжается такая сильная метель, не провести эту долгую ночь в играх, подбирая парные стихи?[62] Кстати, у меня греется домашнее вино [63]. Мы сначала выпьем по нескольку чарочек для вдохновенья!

– Я с удовольствием принимаю ваше предложение. Хорошее вино продлевает жизнь, и его не всегда получишь, – ответила богиня Цветов. – Что же касается сложения двустиший, то это же скучнейшая игра, что вы находите в ней интересного? Лучше уж нам сыграть в шахматы [64], да будем играть на выпивку [65] – в этом еще есть какой-то смысл. Однако во время игры не жульничать и не прибегать ко всяким уловкам, а то я не стану играть с вами!

Что было дальше, будет известно из следующей главы.

Глава 3

Воззвание [66]издав, инский князь [67]Сюй Цзин-е [68]войска на Ухоу [69]поднимает.Друзьям своим добрым письмо Ло Бинь-ван [70]своей пишет кровью поспешно.

Магу, услышав слова богини Цветов, невольно засмеялась:

– Ишь ты, какая хитрая – хочешь меня подпоить да обыграть в шахматы, чтобы потом тебе было о чем позлословить! По-моему, вряд ли ты думаешь о том, чтобы вином продлить мне жизнь, а, наоборот, хочешь ускорить мою кончину! Ну, а если говорить об игре в шахматы, то хотя я и люблю играть с тобой, но все же отношусь к тебе с недоверием…

– А это почему? – перебила ее богиня Цветов.

– Мне нравится, как ты, играя в шахматы (а играешь ты неважно), забавно пытаешься предугадывать мои ходы; между тем я могу обыграть тебя без всяких усилий. Если бы играть, как говорится, «для удовольствия» [71], то, действительно, я могла бы позабавиться. К сожалению, обычно, когда дело доходит до половины партии и ты видишь, что у тебя положение не блестящее, ты или смешиваешь фигуры на доске, или под каким-нибудь предлогом убегаешь. В древности говорили: «До того, как состязаться умом, раньше следует упражнять свой характер». А ты, вместо того чтобы упражнять свой характер, смешиваешь фигуры да еще убегаешь! Поэтому-то я и отношусь к тебе с недоверием. Давай сегодня заранее договоримся: играем три или пять партий, но так, чтобы обязательно добиться решительной победы и не бросать игру недоигранной. Если у тебя есть дела, ты сначала закончи их и приходи, чтобы уже потом не хитрить.

– Я теперь учусь у старца-небожителя Наньцзи [72], – засмеявшись, сказала на это богиня Цветов. – Разве можно сравнивать мою теперешнюю игру с тем, как я играла прежде; пожалуй, я теперь стою на втором месте после моего учителя. Сыграем хоть десять партий – я и то не испугаюсь! Прикажите вашим небесным прислужницам подогреть вино да расставить шахматы, и мы с вами, запивая каждый выигрышный ход, выясним, кто из нас лучший игрок!

– Брось хвастаться, – ответила ей Магу. – Вот когда кончим игру, ты и узнаешь, кто из нас сильнее, и станешь жалеть о том, что села играть со мной в шахматы!

– Если вы сегодня выиграете, – возразила ей богиня Цветов, – то я спущусь в мир суеты поискать там знаменитого учителя – ибо я слышала, что среди людей много прославленных игроков, – и попрошу явиться сюда самого И Цю [73]. Посмотрим, не испугаетесь ли вы тогда.

– Ну, этого почтенного И Цю, – ответила Магу, – все, даже сам Мэн-цзы [74], глубоко уважают. Как же мне его не испугаться? Однако вот твоя фраза «спущусь в мир суеты поискать там учителя» невольно наводит на мысль о том, что тебя что-то тянет в этот мир и, боюсь, именно в мире людей тебя признают лучшим мастером по шахматной игре!

Рассмеявшись своей шутке, Магу велела небесным прислужницам подать закусок и вина и расставить шахматы. Обе богини тотчас же с увлечением занялись игрой.

* * *

Пока богиня Цветов играла здесь в шахматы, в мире людей некий властелин вдруг издал приказ сразу распуститься всем цветам, подчиненным этой богине.

Этот властелин, собственно, не был ни усатым, ни бородатым мужем, а это была вдовствующая императрица, взявшая в свои руки бразды правления. Это была мать танского императора [75] Чжунцзуна [76] по фамилии У, по имени Чжао [77], прозвавшая себя Цзэтянь, т. е. «Сообразующаяся с небом». Но на самом деле она была богиней-правительницей созвездия Лисицы, сошедшей на землю.

В свое время Тайцзу и Тайцзун [78] были сановниками при суйском дворе, впоследствии отнявшими у императора Ян-ди [79] его владения. Хотя на то было повеление неба [80], при этом произошла слишком жестокая резня, во время которой пострадали не только те, кто при дворе занимались блудом и интригами, но и многие родственники императора. Ян-ди со своими присными, используя эти злодеяния, жаловались в преисподней на всевозможные мучения, перенесенные ими из-за жестокостей и бесчинств, совершенных названными выше отцом и сыном из дома Тан [81]. Один из судей ада [82] доложил обо всем Верховному владыке. К счастью, все божества подробно разобрались в деле и предложили лучше послать какого-нибудь злого духа на землю и привести в полный беспорядок дом Танов, дабы они сами гибли от собственных рук, воздав им таким образом за учиненную ими резню, нежели допустить, чтобы глава рода Ян [83] вернулся в мир людей для отмщения и опять затеял бы такое, чего нельзя было бы разрешить и в будущих перерождениях [84].

Так как, кстати, как раз в это время своей тоской по суетному миру провинилась правительница созвездия Лисицы, они попросили Верховного владыку приказать ей переродиться в государя Танского дома и, нарушив в природе соотношение сил инь и ян, наказать тем самым Танов за их преступления.

Услышав эту новость, правительница созвездия Лисицы чрезвычайно обрадовалась и ожидала лишь счастливого дня [85] для сошествия на землю.

Когда наступил этот день, она прибыла в Лунный дворец проститься с богиней Луны. Чан Э, вспомнив в связи с этим о том, что мы рассказывали выше, грустно заметила:

– Ныне вы, правительница созвездия, отправляетесь в мир людей, чтобы стать там государем. Понятно, вы будете там иметь все самые изысканные яства со всего света. А вот если бы вы смогли в течение дня заставить все прославленные цветы, цветущие обычно в разные времена года, распуститься одновременно, и вся Поднебесная оказалась бы в ярких цветах, вот тогда можно было бы прославить вас как создательницу мира цветов, покрывшую парчовым узором небо и землю! И не только слава о вас передавалась бы в веках, но этим вы проявили бы свои волшебные чары.

– Что же тут трудного, – смеясь ответила правительница созвездия. – Когда я стану государем, не только все цветы не осмелятся ослушаться моего приказа немедленно распуститься, но даже и железное дерево [86], вообще никогда не цветущее, тоже у меня зацветет! Сейчас нечего говорить об этом попусту: придет время – сами увидите!

Закончив беседу, они распрощались. Впоследствии правительница созвездия спустилась в мир суеты и воплотилась в императрицу «Сообразующуюся с небом», мать танского императора Чжунцзуна.

Пока Чжунцзун был на престоле, все чтили и соблюдали древние законы и установления и в Поднебесной царил полный мир. Но, к сожалению, хотя император был человеком достойным и добрым, он не нравился вдовствующей государыне Ухоу.

Не прошло и года, как она отстранила его, лишила даже звания князя Лулинского [87] и, униженного, удалила в Фанчжоу [88]. Себя же Ухоу провозгласила императрицей, назвала свою династию Чжоу [89] и избрала для ведения счета годам своего правления девиз [90] «Гуанчжай» [91]. Случилось это в первом году правления императора Чжунцзуна, что носил девиз «Сышэн» [92], и под эгидой славы Танского дома ей это благополучно удалось.

* * *

Повелительница созвездия Лисицы, воплотившаяся в императрице Ухоу, потакала только своим родичам из рода У, а потомкам дома Тан всячески вредила. Тогда один герой – это был Сюй Цзин-е, внук инского князя Сюй Цзи [93], – вознегодовал и, собрав в провинции храбрецов, вместе с Ло Бинь-ваном издал воззвание, призывающее жителей Поднебесной покарать Ухоу. Государыня немедленно выставила сильное войско в триста тысяч человек и приказала командующему Ли Сяо-и [94] во главе всех полководцев выступить в поход и расправиться с мятежниками. Хотя у Сюй Цзин-е и было стотысячное войско, но, как говорится, малым числом не устоять против множества. К тому же он не послушался Вэй Сы-вэня [95], а необдуманно последовал плану Се Чжун-чжана и в результате потерпел полное поражение. Под конец у него, жестоко преследуемого войсками дома Чжоу, осталась лишь тысяча с лишним человек. У Сюй Цзин-е и Ло Бинь-вана было по одному сыну, которым не было тогда еще и десяти лет. Оба они находились в то время с отцами при войске. Сюй Цзин-е, видя, что положение уже никак не поправить, посоветовавшись с Ло Бинь-ваном, отобрал четырех самых сильных телохранителей для охраны обоих княжичей и велел им тайно бежать. При этом Сюй Цзин-е и Ло Бинь-ван отрезали полы от своих халатов, и, прокусив себе палец, каждый кровью переписал воззвание о походе против Ухоу на этих обрезках материи. Потом, передавая их сыновьям, они им наказывали помочь впоследствии государю вновь занять престол и этим выполнить волю своих отцов. В связи с этим оба их сына приняли одно и то же имя – Чэн-чжи, что значит «Воспринявший волю».

Тут Ло Бинь-ван отрезал еще кусок полы от своей одежды и наспех написал на нем своей кровью письмо. Вручая его сыну, он сказал:

– Это письмо потом передашь в Лунъю [96] военному губернатору, дяде Ши И. Это мой близкий друг, с которым мы когда-то побратались. Он человек верный и храбрый и хорошо умеет предсказывать судьбу по звездам. Он преисполнен желания послужить государю, но ныне у него войск мало, и поэтому он не решается поступить опрометчиво. Однако именно он первым подымет войска и уничтожит Ухоу. Отправляйся к нему, мой сын, и, если тебе удастся помочь нашему делу, я умру с улыбкой на устах. Обязательно отдай все силы этому делу.

Сюй Цзин-е тоже написал еще два письма и в свою очередь, вручая их сыну, сказал:

– Одно письмо ты передашь дяде Вэнь Иню, военному губернатору в Хуайнане [97], а другое – дяде Чжан Гэну, военному губернатору в Хэдуне [98]. Оба они люди горячие и ревностные и давно жаждут, подняв войска, уничтожить смуту и вернуть на трон истинного государя. Но они еще не начали дела, так как у них пока войск очень мало. Лишь бы тебе, мой сын, удалось спастись бегством и доставить эти письма или в Хуайнань, или в Хэдун, ты сможешь быть там в безопасности, а впоследствии безусловно наступит день, когда и ты начнешь действовать…

Не успел он кончить своего напутствия, как уже приблизились преследователи. Отцам с сыновьями пришлось немедленно расстаться, обливаясь слезами.

Впоследствии Сюй Цзин-е был убит своим бесчестным телохранителем Ван На-сяном, который потом сам сдался в плен с его отрубленной головой в руках. Все остальные сторонники Сюй Цзин-е были схвачены; его старший брат Сюй Цзин-лун с семьей бежал за море; Ло Бинь-ван скитался, не находя себе убежища, а его отец Ло Лун вместе с внучкой тоже бежал в заморские края. Остальные, как то: Тан Чжи-ци, Ду Цю-жэнь [99], Вэй Сы-вэнь, Се Чжун-чжан – также все бежали.

* * *

Разбив Сюй Цзин-е, государыня Ухоу все же боялась, что крепостные стены и рвы вокруг столицы недостаточно ее защищают, и, посоветовавшись со своими родичами, начала строить заставы за стенами города по всем четырем странам света, так что столица Чанъань [100] оказалась в середине, окруженная ими со всех сторон, и в нее, как говорится, и «вода не могла просочиться».

Охранять эти четыре заставы Ухоу назначила своих родичей. Северную заставу охранял У Сы-сы; а так как север относится к стихии воды [101], да к тому же у заставы протекала река в направлении на запад, сообщавшаяся с реками района Юян [102], то и назвали эту заставу заставой Ю-шуй [103]. Западную заставу оборонял У У-сы; запад же относится к элементу металла, который является прообразом орудия убийства; к тому же эта застава была расположена вблизи Башу [104], почему ее и назвали заставой Ба-дао [105]. Восточную заставу охранял У Лю-сы; восток же относится к элементу дерева, а так как в русле реки у заставы издавна водились раковины цзыбэй [106], то первоначально ее назвали заставой Му-бэй [107]; но потом, ввиду того что иероглиф «му» входил в посмертное имя [108] предка Ухоу, у этого иероглифа отбросили одну черту и стали писать иероглиф «цай» [109], потому и название заставы стало Цай-бэй [110]. Южную заставу охранял У Ци-сы; юг относится к стихии огня, но так как после возведения этой заставы в ней часто возникали пожары, то, опасаясь, что пламя слишком разбушуется, ее назвали заставой У-хо [111].

Все эти четыре сородича государыни обучались у магов и были весьма искусны в волшебстве. Поэтому каждый из них перед своей заставой построил еще по заколдованному укрепленному лагерю, служившему могучим укреплением. Уже одна молва об этом привела в трепет всех врагов, и, хотя в то время нашлось бы немало верных и честных домов, готовых послужить истинному государю, из-за страха перед этими заставами они не решались сейчас подымать войска и пока, подчиняясь дому Чжоу, выжидали время, когда можно будет начать восстание.

Ухоу, полагаясь на эти сильные заставы и на доблесть своих родичей, считала свое положение прочным, как гора Тайшань [112], и была очень довольна.

Однажды, как раз в конце зимы, она вместе с царевной Тайпин [113] попивала вино в теплом тереме и, распахнув окно и любуясь снегом, напевала и читала стихи со своей придворной Шангуань Вар [114]. Снег шел все гуще и гуще, и она радостно воскликнула:

– В древности говорили: «Снег предвещает урожайный год». Ах, какое счастливое предзнаменование, да еще когда мы только что взошли на престол! Стало быть, в будущем году все хлеба дадут богатый урожай, и страна будет наслаждаться полным покоем.

Царевна и Шангуань Вар со всеми придворными дамами поздравили ее с таким предзнаменованием и пожелали ей долгих лет царствования.

О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Глава 4

В тереме теплом, вином запивая,девы придворные рифмы плетут,А государыня, хмелем объята,в парках цветам всем велит расцвести.

Ухоу любовалась снегом, и на сердце у нее было радостно. В приподнятом настроении под влиянием выпитого она с Шангуань Вар играла в стихи на вино – каждый раз, когда Шангуань Вар сочиняла одну строфу на заданную тему: «Снегопад предвещает урожайный год», Ухоу, проиграв ей, выпивала чарочку вина. Сначала она выпивала чарочку за каждую строфу, потом – за две, и так она постепенно увеличивала количество строф до десяти за одну чарку. И все же, когда Шангуань Вар только было разошлась и ее поэтическое вдохновение еще не было исчерпано и на одну десятую, Ухоу уже была пьяна на все десять десятых.

Опьянев настолько, что ей стало очень весело, она вдруг почувствовала приятное благоухание. Выглянув в окно, Ухоу увидела, что во дворике перед окном расцвела зимняя слива [115].

– Ах, какая прелесть! – восторженно воскликнула она. – Уж не знали ли зимние сливы, что я сейчас пью вино, и, желая еще больше порадовать меня, вдруг зацвели в такую холодную пору? За внимание ко мне их следовало бы поощрить наградой!

Она тут же велела разукрасить эти деревья красными лентами и в награду повесить на них золотые жетоны. Дворцовые прислужницы бросились исполнять ее приказание, и скоро все эти деревья были разукрашены.

Ухоу совсем осоловела от хмеля.

– Раз уж эти сливы угождают мне, – сказала она, – надо думать, что все цветы в парках, зная, что я питаю к ним пристрастие, и подавно расцвели. Пусть немедленно приготовят мою колесницу – я вместе с царевной поеду любоваться цветами в парках Цюньфанпу [116] и Шанлиньюань [117], – приказала она придворным прислужницам. Те повиновались и немедленно передали приказ подать колесницу.

– Зимняя слива, – сказала царевна, – собственно говоря, относится к зимним цветам. Сейчас она пышно расцвела потому, что пропиталась снежной влагой. Другие цветы распускаются в свое время, как же они смогут распуститься сейчас, когда погода еще холодна, хотя до весны и недалеко!

– Все цветы такие же растения, – возразила Ухоу, – а раз зимние сливы не побоялись холода и радуют меня, то и другие цветы, разумеется, тоже постараются доставить мне удовольствие. В древности говорили: «Мудрому государю все живое помогает». А много ли можно назвать с древнейших времен женщин, которые, как я, достигли бы трона? Право, я достойна того, чтобы меня включили в «Список несравненных» [118]. Разве теперь может меня удовлетворить, что лишь все живые твари мне помогают! Невероятно, чтобы такая мелочь, как цветы, не удовлетворила бы мое желание! Если бы я даже захотела, наперекор природе, приказать всем цветам одновременно расцвести, разве посмели бы они проявить строптивость? Едемте вместе со мной – я думаю, что в угоду мне в моих парках все цветы уже давно зацвели!

Царевна еще несколько раз пыталась уговорить и удержать государыню, но Ухоу даже не стала ее слушать. Она немедленно села в колесницу и велела царевне и Шангуань Вар ехать вместе с ней любоваться цветами.

Когда они прибыли в парк Цюньфанпу и, сойдя с колесницы, огляделись по сторонам, они увидели, что, кроме распустившихся зимних слив, нарциссов, георгин и жасмина, у остальных цветов и деревьев были лишь сухие и голые ветки и любоваться было решительно нечем – не было не только цветов, но даже зеленых листочков. Ухоу посмотрела вокруг и невольно покраснела до ушей – право, читатель, тяжело опозориться на глазах у всех. Со стыда у нее почти весь хмель прошел. Она уже собралась было ехать в парк Шанлиньюань, когда к ней вдруг подбежал младший придворный евнух и доложил:

– Я только что был в парке Шанлиньюань, там так же, как и здесь. По-моему, феи Цветов, вероятно, не знают о том, что вы, государыня, собираетесь здесь любоваться цветами, и потому еще не прибыли служить вам. Я уже успел объявить всем цветам о вашем желании, а если вы, государыня, еще и лично издадите указ, то завтра, разумеется, все цветы распустятся.