Цветы в зеркале

– Мне думается, – ответил До Цзю гун, – что это потому, что теперь очень трудно понять душу другого человека, не то что в древности; по лицу человека никак не узнаешь, поэтому у них глаза на ладонях, чтобы можно было разглядеть человека со всех сторон и легче обезопасить себя от него, чтобы, как говорится, «глаза видели шесть дорог, а уши слышали все с восьми сторон»; все это не иначе как от осторожности и предусмотрительности.

– В древних книгах хоть и имеется выражение «глаза на ладонях», но там не сказано, что это значит, – заметил Тан Ао. – То, что рассказал нам сейчас Цзю гун, может дополнить многое из того, что неясно в древних книгах.

* * *

И вот настал день, когда они прибыли в страну Чернозубых. У местных жителей не только все тело было чернее туши, но даже и зубы; их ярко-красные губы, красные брови и красные одежды еще больше оттеняли их черноту. Тан Ао думал, что лица у них должны быть совершенно безобразными, но так как джонка находилась еще довольно далеко от берега и разглядеть этих черных людей как следует было трудно, то Тан Ао предложил До Цзю гуну пойти посмотреть на них вблизи.

Увидев, что Тан Ао и До Цзю гун собираются пройтись, Линь Чжи-ян ушел вперед, захватив с собой довольно много румян и пудры на продажу. За ним сошли на берег и Тан Ао с До Цзю гуном.

– Интересно, какие нравы у людей с такой необычайной внешностью? – спросил Тан Ао.

– Наверное, нравы здесь все же дикие, – ответил До Цзю гун. – Ведь по воде страна эта лежит очень далеко от царства Благородных, хотя по суше это близкие соседи. Я много проезжал мимо этой страны, но так как вид у здешних жителей очень уж мерзкий, то я думал, что и речи их малоинтересны, и потому никогда не выходил на берег. Сегодня я пошел по вашему приглашению, и это первый раз, что я их вижу вблизи. Наверное, мы только разомнемся немножко после джонки; вряд ли сможем увидеть здесь что-либо достойное внимания. Вам достаточно будет поглядеть на них, чтобы представить себе все остальное.

Тан Ао согласился с ним.

Незаметно они вошли в город. Там царило оживление, всюду было много продавцов и покупателей; язык этих людей было легко понять. По рынку ходили и женщины, но отдельно от мужчин. Это была большая улица, и мужчины шли по правой стороне, а женщины – по левой, так что между обеими сторонами улицы была большая разница.

Не разобравшись в этом, Тан Ао по ошибке пошел по левой стороне, но тут же услыхал, как справа кто-то крикнул:

– Уважаемые гости, перейдите, пожалуйста, на эту сторону.

Тан Ао и До Цзю гун поспешно перешли на другую сторону и узнали, что левая сторона предназначена только для женщин.

Тан Ао засмеялся:

– Я и не разглядел… А ведь при всей своей черноте, они все же разбираются в том, как полагается вести себя мужчинам и женщинам. Посмотрите-ка, Цзю гун, как они ходят по улице: мужчины с женщинами не разговаривают, и женщины не бросают на них искоса лукавых взглядов, а идут себе, опустив глаза. Вот уж не думал, что в такой стране могут быть такие нравы, – очевидно, и сюда проникло благотворное влияние Поднебесной империи.

– Помните, – сказал До Цзю гун, – в царстве Благородных братья У говорили, что их страна целиком обязана благотворному влиянию Поднебесной империи; а на эту страну Чернозубых повлияло царство Благородных; значит, если говорить о корнях и истоках, то в конце концов основой благонравия всех стран надо считать нашу Империю.

Так, разговаривая, они дошли до перекрестка, от которого отходил маленький переулок. Друзья свернули в него. Пройдя несколько шагов, они увидели над входом в один из домов большой лист красной бумаги, на котором было написано: «Женская школа».

Тан Ао остановился.

– Посмотрите, Цзю гун, – сказал он, – раз в этой стране есть женские школы, значит, и мужчины здесь все грамотные. Любопытно знать, по каким же книгам учатся девочки в этой стране.

В это время из ворот дома вышел какой-то дряхлый старик; увидев по одежде и внешности Тан Ао и До Цзю гуна, что они чужеземцы, старик вежливо поклонился им и сказал:

– Я думаю, что почтенные гости прибыли к нам из какой-нибудь соседней страны. Если не погнушаетесь моим скромным жильем, может быть, разрешите попросить вас зайти посидеть и попить чайку?

Тан Ао, которому хотелось расспросить старика об обычаях страны Чернозубых, поспешно поклонился в ответ.

– Впервые удостоившись чести знакомства с вами, мы сразу же причиняем вам беспокойство; конечно, это дерзость с нашей стороны, – сказал он и вместе с До Цзю гуном вошел в дом старика. Здесь хозяин и гости снова обменялись приветствиями.

В доме их встретили две ученицы. Обеим было лет по четырнадцати-пятнадцати; одна была одета в красное платье, другая – в лиловое. Хотя лица у девушек были черные, но изогнутые красные брови, большие красивые глаза, осененные густыми ресницами, пунцовые, как вишни, губы, крошечные ножки, выглядывавшие из-под платьев, – все свидетельствовало о том, что они не простого происхождения. Поклонившись гостям, они вернулись на свои прежние места. Тан Ао и До Цзю гун ответили девушкам на их приветствие. Старик усадил гостей; девушки подали чай. Начались обычные расспросы, но старик был почти глухой, и гостям пришлось затратить большие усилия, чтобы он смог расслышать их вопросы и ответить на них.

Оказалось, что фамилия старика Лу и что он известный в этих местах ученый, очень уважаемый своими соотечественниками за умение передавать свои знания. Узнав, что и Тан Ао, и До Цзю гун в свое время оба сдавали государственные экзамены, да к тому же являются жителями Поднебесной империи, старик низко поклонился.

– Я слышал, – сказал он, – что Поднебесная империя – первое из всех государств, что это страна мудрецов и что люди там все одаренные. Хотя я давно уже мечтал выразить им свое уважение, но, к сожалению, все не доводилось лично повидать их. Благодаря сегодняшней счастливой встрече сбылась мечта, которую я лелеял всю жизнь. Простите меня, невежественного старика, к тому же еще тугого на ухо, за то, что я дерзнул запросто позвать вас к себе, высокие гости!

– Что вы, что вы! – вежливо возразил ему Тан Ао и тут же громко спросил: – Я слышал, что ваша родина – место, которое славится своим просвещением, вы же, сударь, умудрены опытом долголетней жизни, почему же вы не у дел?

– Наша страна, – ответил старик, – всегда следовала примеру Поднебесной империи и назначала чиновников путем государственных экзаменов. В детстве я лишился возможности учиться, да и по природе своей туп, не раз пытался приобщиться к свету, но знаний моих слишком не хватало; теперь мне уже восемьдесят лет, а я все еще просто сюцай. Я давно уже перестал гнаться за славой и забросил занятия науками. Я стар и хил, плечи мои не выдерживают груза, руки не поднимаются, кормиться мне нечем; вот я и обучаю нескольких девиц и живу тем, что, как говорится, «пашу языком». Хотя в нашей стране женщин и не выдвигают на службу путем государственных экзаменов, но у нас есть старый обычай, по которому через каждые десять лет мать императора в благоприятный день [249] устраивает торжественную церемонию экзаменов; все способные к литературе девицы из нашей страны допускаются на эти экзамены; по их сочинениям отбирают лучших и по порядку награждают либо почетными табличками, либо почетными шапочкой и поясом, либо жалуют их родителей, а иногда даже свекровь и свекра. Таков старый обычай нашей родины. Поэтому в семьях, где рождаются девочки – все равно, богатые эти семьи или бедные, – годам к четырем-пяти девочек отдают в школу и учат читать, с тем чтобы постепенно подготовить их к экзаменам.

Указав на девушку в лиловом платье, старик добавил:

– Эта девица и та, в красном платье, по фамилии Ли – обе мои ученицы. Сейчас мать государя уже назначила экзамен на следующую весну. Раньше обе эти девушки уже держали экзамен и, к счастью, заняли третьи места; есть кое-какая надежда на то, что и в будущем году им повезет; поэтому они сейчас очень усердно занимаются. Не скрою от вас, господа, это называется «в последний момент обнимать ноги Будды» [250], это зло, которым страдают все учащиеся, а тут еще надо учесть, что обе они совсем еще девочки из простых бедных семей!

Обратясь к девушкам, старик сказал:

– Сегодня такой счастливый случай: к нам прибыли двое мудрецов; если в книгах, которые вы читаете, есть какие-нибудь непонятные места, почему бы вам не попросить у них разъяснений. Разве плохо будет, если расширите свои знания?

– Да разве эти талантливые девицы нуждаются в наших поучениях? – спросил До Цзю гун. – Я, правда, не очень разбираюсь в вопросах науки, и у меня сохранились лишь кое-какие обрывки прежних знаний.

Услыхав это, девушка в лиловом поклонилась и сказала:

– Я слышала, что Поднебесная империя с древних времен является родиной талантливых людей. Вы живете в огромной стране, многое видели и знаете, занимаете почетное место в ряду ученых и, конечно, прочли и изучили много книг. А я живу в захолустье у берега моря, по природе своей глупа и видела мало, каждый раз, когда читаю каноны мудрецов, никак не могу доискаться до их конечного смысла. У меня давно уже накопилось много неясностей, но я не могу просить столь высоких ученых просветить меня!

До Цзю гун подумал:

– Судя по манере говорить, эта девица далеко не простушка; видно, что она уже несколько лет занимается изучением канонов. Жаль только, что она так молода; но, может, и найдутся один-два вопроса, о которых с ней можно потолковать. Если она хоть что-нибудь смыслит в канонах, то и мне будет приятно побеседовать с этой черномазой девицей из заморской страны. Но необходимо как-то вовлечь ее в беседу. Лишь бы она хоть что-нибудь смыслила в сочинениях, можно было бы разговориться с ней!

Вслух же он сказал:

– Прошу вас, барышня, сядьте; к чему излишняя скромность! Хоть я и учился и одно время даже зарабатывал преподаванием на жизнь, но все же не сумел стать знатоком канонов и сейчас помню лишь очень немногое из того, что изучал раньше, остальное же давно уже выветрилось из моей головы. Пожалуйста, скажите, что вам непонятно, и, если только я сумею, ни одного вопроса не оставлю без ответа.

– Мы давно забросили книги и запустили свои занятия, – добавил Тан Ао, – так что я серьезно опасаюсь, что нам не хватит знаний, чтобы ответить на ваши вопросы. Мы, наоборот, думаем у вас поучиться.

Услышав это «поучиться», До Цзю гун невольно фыркнул; хотя вслух он ничего не сказал, но про себя подумал: «Это же просто две заморских девчонки, какая там у них может быть особенная ученость; зачем же Тан Ао так перед ними скромничает? Ясно, он их чересчур высоко ценит!»

В это время девушка в лиловом поднялась и сказала:

– Говорят, что при чтении книг самое трудное – это разобраться в иероглифах, а при изучении иероглифов самое трудное – узнать их произношение. Если же не разобраться в произношении, то и смысл будет неясен. Вот, например, в классических канонах часто встречается знак «дунь», который читается по-разному. В разных текстах его надо читать по-разному, а у нас его часто читают ошибочно, так как некому нас поучить, вот почему мы не знаем, кого слушать. Вы, столь просвещенный мудрец, конечно, сможете объяснить нам это во всех подробностях?

– Прошу вас, сядьте, барышня, – ответил ей До Цзю гун. – С изменением звучания этого знака «дунь» меняется и его значение. В «Книге песен» он значит «спокойно», а в другом месте этой книги его надо понимать в значении «густо растущий», и еще раз он встречается там, но уже в смысле «разукрашенный»; в «Книге перемен» он встречается в значении «усугублять»; в «Летописи династии Хань» [251] он встречается в названии местности – Дуньхуан; в одной из фраз «Книги чжоуских обрядов» [252] он значит «реформировать», «совершенствовать»; в «Комментариях Цзо Цю-мина» [253] он значит «непроницаемый», а в «Книге этикета и обрядов» [254] он значит «сосуд»; в словаре «Эр-я» [255] он встречается в обозначении года под циклическим знаком [256] «цзы», и, наконец, у него есть еще значение «честный». Кроме этих десяти разночтений, в классиках других не встречается, в других же книгах их еще меньше. Очень удачно, что вы обратились именно ко мне за разъяснениями, так как другие не вспомнили бы, пожалуй, и половины.

– А я слышала прежде, – сказала девушка в лиловом, – что этот знак «дунь» имеет еще два чтения и соответственно может еще значить «хорошее воспитание» и «щедрость». Вы же говорите, что кроме названных вами десяти разночтений других нет. Видимо, произношение в разных местах различно, поэтому у нас с вами разные сведения.

Услышав, что есть еще и другие чтения и значения знака «дунь», До Цзю гун, который уже не хотел отступать от ранее сказанного им, ответил:

– Да ведь эти знаки совсем и неважны, разве мало знаков имеет по нескольку чтений! Где же мне, старику, все помнить! К тому же запомнить несколько редко встречающихся иероглифов это еще не значит быть ученым. Это занятие для малых детей. А такая излишняя придирчивость даже противна! Очень жаль, что при ваших хороших задатках, вы, не получая указаний от сведущих людей, тратите время на пустяки!

Но что ответила на это девушка в лиловом, расскажет следующая глава.

Главы 17 и 18

Со знаньем дела юные девицыо классиках беседуют старинных.Мужам ученым ряд вопросов сложныхпридирчивые девы предлагают.

– Я слышала, – сказала девушка в лиловом платье, – что, для того чтобы стать грамотной, надо сначала знать иероглифы, а чтобы знать их, прежде всего нужно ясно различать их звучание. Если не разобраться в звучании и произносить иероглифы не точно, а только приблизительно, как же тогда распознавать их по смыслу? Очевидно, что грамотным людям нельзя пренебрегать знанием того, как должны правильно звучать иероглифы. Может быть, для вас, уважаемые мудрецы, с вашими глубокими и обширными познаниями вопрос этот вовсе и не является важным, но нам, ученицам, обойтись без этого никак нельзя. Право, я должна вам казаться очень смешной, что обращаюсь за разъяснениями по такому пустячному поводу. Если говорить только о звучании и произношении какого-либо иероглифа в том или ином тоне [257], то мне давно уже известно, что для этого надо научиться рассекать слог на начальные и конечные его звуки [258], а для того чтобы научиться рассекать, надо сначала знать все гласные звуки, так как они являются основами, от которых производится звучание в нужном тоне. Стало быть, без знания этих основ нельзя научиться рассекать звуки и складывать из них слоги, а не зная слогов, никак нельзя определить звучание иероглифа и, следовательно, понять его. Рассуждая таким образом, я прихожу к выводу, что грамотным людям нельзя также обходиться и без знания правил рассечения слогов на звуки. Но ведь еще в давние времена сложили поговорку, в которой говорится, что всякий раз, как разговор заходит о рассечении слогов на звуки, ученый глаза таращит в изумлении и ничего сказать не может. Выходит, что эта наука ныне совсем заброшена и ею никто не занимается. А судя по старой поговорке, которую я только что привела, по всей вероятности, люди уже давно утратили основной смысл этого правила. Только этим и можно, пожалуй, объяснить, что начиная со времен глубокой древности и до настоящего времени хоть и много есть трактатов о рифмах, а все нет хорошего пособия для начинающих. Я уже давно пытаюсь проникнуть в эту сокровенную для меня тайну, как будто кое-что уже начинаю понимать, но вряд ли смогу постичь ее во всех тонкостях. Я не сомневаюсь, что для вас, просвещенных мудрецов, разумеется, не составит никакого труда постичь сущность любого вопроса, а потому обращаюсь к вам с просьбой указать нам, как нужно приступить к изучению этой науки и как овладеть ею.

До Цзю гун смутился:

– Когда-то в детстве я тоже занимался этой наукой, – сказал он, – но, увы, мне тоже не довелось узнать истинных преданий о ее возникновении, и я не могу признать себя вполне сведущим в ней. Кстати, вы ведь сами только что привели довольно удачную поговорку, так что мне и подавно нечего сказать вам!

Девушка в лиловом платье, услышав эти слова, поглядела на свою подружку в красном платье, чуть улыбнулась и с легкой усмешкой сказала, намеренно изменив тона в слогах так, что получилась тарабарщина:

– «У великого старца из округа Уцзюнь полным-полон шалаш на могиле родителей», не так ли?

Девушка в красном кивнула головой в знак согласия и расхохоталась.

Тан Ао, слышавший эту фразу, ничего в ней не понял.

Оправившись от смущения, До Цзю гун вновь обратился к девушке в лиловом с каверзным вопросом:

– Вы вот только что говорили о рассечении слогов, и это заставило меня вспомнить один стих из «Книги песен», который считается рифмованным, хотя в нем чередуются слоги, звучащие совсем не в рифму, а именно: «чу» и «ма», а в конце «ся». Может быть, здесь заимствованы какие-нибудь другие иероглифы, не с тем звучанием?

– Насколько мне известно, – ответила девушка в лиловом, – древние люди произносили в данном стихе слог «ма» как «му», слог «ся» как «ху», следовательно, оба эти слога вполне рифмовались со слогом «чу» и даже соответствовали ему по тону. Я могу привести вам в пример еще один стих, в котором подтверждается, что слог «ма» действительно произносился в древности как «му». Есть еще и другой стих, в котором слог «ся» звучит как «ху». Книги с описанием рифм появились в вашей стране только в эпоху династии Цзинь [259], и до этого таких книг не было. Никаких заимствованных иероглифов в этих стихах нет, а просто в древности люди произносили иероглифы иначе, чем теперь…

Но До Цзю гун не дал ей договорить.

– Вы меня не убедили, талантливая дева, – иронически обратился он к ней. – Для того чтобы я поверил вам, надо, чтоб вы вызвали сюда какого-нибудь древнего человека, чтобы я сам мог поговорить с ним и послушать, как он произносит по-древнему эти слоги, в каком тоне и с каким звучанием.

– Вы только что привели рифмы из стиха, вызвавшие у вас сомнение. Пусть так. Но скажите, как вы понимаете смысл всего этого стиха? – холодно спросила девушка в лиловом.

– Я знаю по толкованиям в «Книге песен», составленным Чжэн Сюанем [260], что в этом стихе говорится о воине, который участвовал в битвах со всем войском и теперь вспоминает об убитых, болящих, потерявших своих коней. Он спрашивает себя: «Где теперь эти воины? Где они находятся? Где лишились своих боевых коней?» Если их домашние будут спрашивать, куда отправиться на поиски, то он ответит им: «Ищите их там, у подножий гор, покрытых лесами». Я так понимаю эти слова, а вы как? Может быть, вы их иначе толкуете?

– Прежние толкователи стихов, должно быть, именно так и объясняли этот стих, – возразила девушка в лиловом платье, – но, конечно, здесь речь идет не о том. Тут описано душевное состояние воина, обреченного на гибель, который находится в полном отчаянии и в предсмертной тоске. Он уже не владеет собой, он даже не видит своего коня и думает, что конь его погиб, а конь между тем находится рядом с ним, на лесной опушке. Мне кажется, что такое толкование гораздо ближе к смыслу всего этого стиха. Может быть, я ошибаюсь? В таком случае очень прошу вас поправить меня.

До Цзю гуна задел за живое насмешливый тон девушки.

– Знаете что, – запальчиво сказал он, – при толковании стихов надо всегда избегать пагубной подмены образов стихотворца простыми словами и не портить ими его замысла. Только в таком случае вам удастся вникнуть в смысл стиха. Возьмем, к примеру, этот же самый стих. Ведь до чего же ясно и понятно его объясняли прежние толкователи, знатоки стихов! До чего же они были точны! А вы позволяете себе пускаться в свои толкования, которые, по-моему, изобличают вас не только в старании показаться умной, но и в самонадеянности.

– Ну, что ж! Раз вы бранитесь, я не посмею пререкаться с вами, – спокойно ответила девушка в лиловом. – У меня есть еще одно неясное место из книги «Луньюй» [261], о котором я сейчас вспомнила. Толкования прежних ученых вызывают у меня сомнения, и я хотела бы получить ваши пояснения. Боюсь только, что вы опять станете бранить меня, поэтому уж лучше подожду, пока в будущем появятся более вразумительные объяснения, чтобы опять не сказать чего-либо невпопад.

– А вы не обращайте внимания на моего друга, он просто выдал себя, – сказал Тан Ао. – Если у вас есть вопрос, то почему бы не задать его? Ведь книга «Луньюй» всем хорошо известна, и, может быть, общими усилиями мы сможем помочь вам рассеять ваши сомнения.

– Я отнюдь не собираюсь затруднять вас каким-либо замысловатым высказыванием из этой книги, – скромно произнесла девушка в лиловом, – речь идет о том месте, где сказано: «Янь Лу [262] попросил колесницу учителя, чтобы для покойного сына был саркофаг». Я не совсем понимаю, в чем тут дело.

До Цзю гун насмешливо улыбнулся:

– Что же вы, талантливая дева, хотите узнать? Во всех толкованиях, как древних, так и современных, говорится, что, когда Янь Юань [263] умер, отец его, Янь Лу, обратился с просьбой к учителю Конфуцию [264], чтобы он продал свою колесницу, дабы на эти деньги можно было купить саркофаг, так как сам Янь Лу жил очень бедно и не мог этого сделать. Таково общее у всех толкование этого места.

– Но может быть у вас, просвещенный мудрец, вопреки принятому толкованию, есть свое мнение относительно этого места? – вкрадчиво спросила девушка в лиловом.

– По-моему, только так и можно толковать. Во всяком случае, я не осмелюсь выдавать себя за умника и пускаться в собственные измышления, – настороженно ответил До Цзю гун.

– Как жаль! – вздохнула девушка в лиловом. – У меня были кое-какие соображения по поводу этого высказывания, правда, не имеющие под собой достаточных оснований; мне как раз хотелось узнать ваше просвещенное мнение, чтобы устранить всякие сомнения. Я никак не ожидала, что вы, просвещенный мудрец, опять отнесетесь ко мне с таким раздражением. В таком случае незачем продолжать нашу беседу.

Тан Ао вновь вмешался:

– Но почему бы вам, талантливая дева, хотя бы вкратце не поделиться с нами вашими соображениями, пусть даже еще не подкрепленными никакими доказательствами? – предложил он.

– Я очень внимательно изучала все, что касается толкования этого места, – начала девушка в лиловом, – и пришла к заключению, что Янь Лу, по-видимому, неспроста попросил колесницу для саркофага. Если бы он был настолько беден, что не мог сам купить саркофаг, то он должен был бы попросить у своего учителя денег, но он почему-то попросил именно колесницу. Неужели он думал, что Конфуцию нечего продать, кроме колесницы? Возьмем, к примеру, наших современников: когда они обращаются за помощью, разве они указывают, что надо продавать, чтоб оказать им помощь? Ведь этого не позволяют себе сказать даже простые и необразованные люди, а здесь ведь говорится о великом мудреце и его учениках!. Может быть, все дело в том, как понимать слово, которое в одном случае значит «для», а в другом – «делать»? Если понять это слово в последнем смысле, то, мне кажется, Янь Лу хотел из колесницы учителя сделать саркофаг покойному сыну, тем более что это слово ни в каких переносных значениях не может значить «продавать». Но мне тогда непонятно, какой был смысл делать саркофаг из колесницы сановника «дафу», каким в то время был Конфуций? Я просмотрела много книг, но нигде не нашла ответа на этот вопрос. Раз так, то, очевидно, он является пока необъяснимым. Чем заниматься сейчас пустыми разглагольствованиями, я лучше затаю в себе свои сомнения в ожидании того времени, когда найдется кто-либо, кто сможет объяснить мне.

– Если бы здесь речь не шла о продаже колесницы, то почему все толкователи сошлись на одном и том же толковании? – раздраженно заметил До Цзю гун. – Ваши рассуждения слишком притянуты за уши и не подкрепляются никакими вескими доводами. Вы просто позволяете себе извращать смысл. Мне кажется, что в этом как раз и заключаются те самые пустые разглагольствования, о которых вы изволили сказать. Я бы вам посоветовал побольше поучиться, что в будущем принесет вам, быть может, гораздо больше пользы. Ежели вы будете изощряться только в том, чтобы нападать на всех с критикой, то, поверьте, чем дальше, тем труднее будет вам продвигаться вперед в ваших занятиях. Тем паче что настоящие знания заключаются отнюдь не в том, чтобы кичиться своим умишком. Еще не бывало, чтобы таким путем можно было показывать свои преимущества…

* * *

Как раз в это время в небе послышалось курлыканье стаи перелетных гусей.

– Откуда вдруг появились гуси в неурочное время года? – удивился Тан Ао. – Ведь сейчас только еще начало лета. Видно, в разных краях времена года проходят по-разному.

– Мне эти гуси напомнили одно место из «Книги обрядов», – задумчиво проговорила девушка в красном платье. – Там говорится, что «гуси появляются, как гости». По этому поводу существуют разноречивые толкования. Мне бы хотелось получить от вас указание, какое толкование следует считать правильным.