Проклятие девы

От окраины леса до монастыря было чуть больше километра. Слева и справа от дороги вершки плотно посаженного картофеля образовывали бугристое зелёное полотно. Картофелеводство было основным источником дохода обители. Слава о картофеле «по-монастырски» распространилась на весь регион. Успешно реализуемые клубни радовали людей всем своим существом: формой, размером, цветом, запахом, вкусом. Все чувственные рецепторы потребителя разом получали удовлетворение.

Несмотря на приобретённую известность и, как следствие, развившуюся туристическую привлекательность, монастырь не обрёл для себя богатых спонсоров. Поэтому труд был не просто благочестивой ширмой в рассказах монастырского экскурсовода, а действительно существенной частью сестринской жизни. Насельницы отчётливо понимали, что благополучие на предстоящий год зависит от добросовестного несения трудового послушания. Посему разных оттенков зелёные переливы в поле, образующиеся от лёгкого прикосновения летнего ветерка, свидетельствовали о высоком трудовом капитале, от которого напрямую зависел капитал денежный. Монахини, послушницы, трудницы невольно испытывали чувства гордости и независимости, которые с каждым годом укреплялись в женских душах. Эдакий монашеский феминизм сформировался в общине. Невидимой нитью он связал женские сердца и породил семейственные отношения внутри разномастного коллектива.

Община состояла из шести монашествующих сестёр (не считая игуменьи) и нескольких десятков послушниц и трудниц. Несмотря на древность и уединённость, обитель не стала центром притяжения для ищущих святоотеческого аскетизма и подвигов в духе преподобных Руси 14-15 веков. Многие кандидатки в монашеский чин, разочаровавшись в недостатке молитвенного благочестия, оставляли обитель. Монастырь прослыл трудовой артелью. Неслучайно ревнители чистоты православия прозвали его лежбищем картофельного монстра.

В солнечную погоду зелёное волнистое одеяло в противоположной от леса стороне упиралось в сияющую тонкую полоску – это невысокая белоснежная стена издалека встречала путника и словно пыталась выжечь через глаза из памяти впечатления от езды по зловещему Лесу. Монастырская стена была настолько белой, что отражая солнечные лучи, делалась ярче Солнца. Обитель словно старалась донести до каждого прибывающего сюда: место это святое, Самим Богом поцелованное, даже Солнце меркнет в лучах этой святости, и не смей усомниться в этом, человек.

Визитной карточкой обители стала приветливость насельниц. В формировании паломнической и туристической привлекательности гостеприимство и человечное отношение к приезжающим сыграли не меньшую роль, чем древность обители и красота окружающей природы.

Современный гостиничный комплекс стал вторым источником жизнеобеспечения монастыря. Уютные номера настолько изнеживали постояльцев, что забывалась первоначальная цель пребывания в святом месте: молитвенное делание. Морок и леность постепенно окутывали паломника, делали его заложником необыкновенно вкусного борща и румяных пирожков с картошкой. С той самой картошкой. Гостиница расположилась возле ворот на территории монастыря. Табличка с надписью «Hotel» была первым словесным обозначением, на которое обращал внимание гость, она будто говорила: сначала проследуйте в апартаменты, мол, это самое главное, всё остальное потом. При входе в обитель бросалась в глаза невероятная чистота и ухоженность территории, большая часть которой была засажена цветами.

Широкий тротуар прямиком вёл к великолепному собору. Собор словно был спущен с Небесного Царства в качестве награды за многовековую подвижническую жизнь монашествующих. Неказистый четверик был преиспещрён различными изразцами. Жучковый орнамент, ширинки, балясины поочерёдно в три ряда опоясывали стены храма. Самый верх по периметру был украшен кокошниками с зубчатым орнаментом по внутренней части полукругов. Оконные проёмы щеголяли рельефной плетёнкой.

Плетёнка была настолько натуралистична, что вызывала у проголодавшихся с дальней дороги гостей обильное слюноотделение. Грязноватая желтизна, пробивавшаяся из-под побелки, резко контрастировала с ослепительной белизной собора и напоминала собой румяные хлебобулочные изделия.

К трём стенам храма примыкали разного размера и исполнения, поражающие своей фундаментальностью, крыльца. Казалось, они зажали четверик в тески и не давали ему взлететь обратно к небесным пенатам. Крыльца были по-земному прекрасны. Их нарочитая телесность отяжеляла довольно простоватый куб храма. Даже витиеватая ажурность на стенах выглядела плоско по сравнению с объёмными, похожими на рельефные мускулы, украшениями крылец. Казалось, в их создании воплотились самые изощренные фантазии самых талантливых зодчих планеты. Каждое крыльцо было отдельным произведением искусства. Ни одной чертой, ни одной деталью они не походили друг на друга, благодаря чему собор с разных сторон выглядел неожиданно по-разному. На глазах у наблюдателя скучный симметричный четверик в верхней своей части превращался в интересный, играющий, ассиметричный в нижней части. Верх ещё оставался по-небесному простым, низ же – предался воле сложной, блуждающей человеческой мысли. Да, это судьба всего, что ниспосылается с неба на землю – оно срастается с ней и неминуемо подвергается трансформации под воздействием её чёрного, сырого естества.

Купола просматривались с трудом, они словно впивались в небесную подушку. Позолота металлических луковиц сливалась с лазурью небосвода, поэтому храм выглядел обезглавленным, только цилиндры барабанов неказисто торчали из покатой кровли сооружения.

Внутри храм был сплошным новоделом. Ничего не сохранилось из дореволюционного. Но, как и снаружи, продолжал поражать своей красотой. Если снаружи оставили о себе память каменных дел мастера, то внутри, по-видимому, решили впечатлить современников и потомков искусные резчики по дереву. Образа в иконостасе и отдельно висящие иконы на стенах были обрамлены тонко и скрупулёзно выточенным узорочьем. Мелкий рисунок увлекал глаза человека с первых мгновений и заставлял их пуститься в увлекательное путешествие по сложным лабиринтам резьбы. (Казалось, если бы была технологическая возможность обработать каждую молекулу деревянной заготовки, то резчики пренепременно занялись бы этим страстно, не щадя ни молекулы, ни атома).

Бег взгляда по искусно запутанным углублениям в досках рано или поздно выводил на позолоченное плато с ликами, нимбами, библейскими сюжетами и прочими признаками традиционной православной иконописи. Иконы, все до одной, были писаными, заказывались в лучших мастерских Русской Православной Церкви. Сие обстоятельство было гордостью сестёр и игуменьи – ни копейки бандитских денег не было использовано в благоукрашении храма. Об этом знали и прихожане, приезжавшие из города, и регулярные паломники, и временно поселившиеся трудники. Во многом, именно из-за такого редкостного в жизни современной Церкви факта, полюбилась народом обитель.

В целом, монастырь с первых минут пребывания в нём охватывал неотмирным вдохновением. Как-будто в лёгкие разом поступало в десятки раз больше воздуха. Воздух большими порциями проникал во все, даже давно уснувшие, клетки организма. И тем самым зарождал совершенно неизвестное дотоле чувство восторженности всем тем комплексом впечатлений, кои щедро буквально лились из каждого кубического метра, а может и сантиметра, занимаемого монастырем пространства. Паломник, турист, трудник становились пленниками этой иллюзии, созданной человеческими руками. Семя неконтролируемой восторженности попадало в тело человека с сильным потоком воздуха и врастало в околосердечном пространстве, рядом с уже прочно вросшим зародышем зловещего Леса. Оно также нещадно впивалось в человеческое естество и отравляло его ощущением неземного счастья.

Глава вторая. Королева

Ксения свысока смотрела на позолоченный циферблат, вмонтированный в изящной формы малахитовый обломок. Разной цветовой насыщенности зелёные прожилки радовали глаз и напоминали о должности ею занимаемой. Многое было доступно женщине, многое дозволено, но только в рамках оттенков зелёного. Шеф прекрасно осознавал исключительную роль в успешности своей империи (так он называл фирму из десяти магазинов) Ксении Ермолаевой. Однако не упускал возможность при случае оригинальным образом напомнить о весьма определенных границах ее влияния на жизнь предприятия.

Дорогой подарок занял место на рабочем столе относительно недавно. Дмитрий Витальевич торжественно, сам лично, преподнёс Ксение Валентиновне в юбилейную дату драгоценный подарок. Вот уже десять лет как женщина занимала должность начальника отдела маркетинга. Благодаря образованию, нестандартному мышлению, креативу и просто таланту ей удалось в три раза увеличить продажи и поднять сеть магазинов с товарами первой необходимости «Под рукой» на третью позицию в довольно крупном промышленном городе.

В начале двухтысячных годов выпускница экономического факультета вернулась в родной город. Нефтесольск сотрясался от криминальных разборок. В те годы развернулась настоящая война за передел собственности между бандитами и государством.

В жернова данного процесса попал Дмитрий Витальевич, местный бизнес-волчара. Он занимался фарцовкой ещё в восьмидесятые, доставляя из Москвы в двух спортивных сумках брендовые шмотки. В девяностые ему принадлежала половина магазинов с хозяйственной мелочёвкой. Король тёрок и лампочек снискал в деловых кругах славу педанта и аккуратиста. Возможно, благодаря этим личностным качествам ему удалось сохранить треть от принадлежавших торговых точек. Правда, заплатил он за это набором неврологических заболеваний. До сих пор не знает, кто тогда в тёмном подвале держал дуло автомата у его виска: то ли отчаявшиеся бандиты, то ли новые хозяева – агенты столичных спецслужб. Дмитрий тогда легко отделался. Большинство предпринимателей обанкротилось. Кто в Москву уехал с шашечками на крыше авто, кто отправился леса валить, а кто – пустил пулю в висок. У многих товарищей, компаньонов и просто знакомых бизнесменов три нуля навеки пропечатались на могильных мраморных досках.

После очередного стационарного лечения Дмитрий возвращался в загородный дом. Когда мужчина вырулил на выезд из города, привычная картинка в рамках зрения побеспокоила новой деталью, словно соринкой, положенной ветром на роговицу. Дискомфорт в правом секторе обзора заставил обратить внимание на свежий сруб с четырехскатной крышей и псевдопозолоченным куполком на верхушке – небольшая деревянная церковь во имя святого Николая стояла на месте, где когда-то находилась одна из самых прибыльных торговых точек Дмитрия Витальевича. Группа из трёх киосков теснилась на арендованном у муниципалитета прямоугольном клочке земли, ранее заплёванном людьми и загаженном голубями.

Бизнесмен небрежно, подражая патриарху из телевизора, перекрестился и зашёл в храм, охваченный кадильным дымом. Внутри мужчину встретили очарованный взгляд молодого священника и в серых платках затылки двух старушек, которые молились у «Казанской» иконы Божией матери.

Священник, суетно пробежав с кадилом по небольшой площади святого места, подошёл к высокой тумбе с покатым верхом и сказал: «Есть, кто на исповедь?… На исповедь есть кто?» Он спрашивал громко и старательно, словно храм был битком наполнен молящимися. Дмитрию показалось это странным, но слова соседа по больничной палате заусенцами держались в голове.

Заусенцы появляются у тех слов, за которые память цепляется как за нечто, способное судьбоносно повлиять на жизнь хозяина этой самой памяти.

Старик с тяжёлым заболеванием крестцово-поясничного отдела рассказывал, как в Великую Отечественную войну семилетним пацаном порой обращался к Боженьке, и Тот помогал в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Мужчина с седой небритостью на подбородке, впалыми щеками и сморщенной лысиной вызывал у Дмитрия доверие. Несмотря на простодушную религиозность, про многое старик рассуждал весьма трезво и рационально. Сочетание практичности и веры в Бога подкупили Дмитрия, и он внял советам мужчины обратиться за помощью в церковь, в русскую, в православную.

«Некоторые моменты тебе покажутся странными, но ты не смущайся, подойди к священнику, он все объяснит». Стариковское наставление подтолкнуло Дмитрия, и он робко двинулся к служителю Божию:

– Батюшка, можно, да?

– Конечно, подходите. Вы в первый раз на исповедь?

– Да. Я с вами посоветоваться хотел. – Дмитрия немного смущал возраст священнослужителя, но, с другой стороны, это означало, что тот не был испорчен вседозволенностью девяностых, коей грешили служители Церкви более старших поколений. В глазах батюшки делец прочитал чистоту и наивность. По крайней мере голая меркантильность ещё не овладела душой священнослужителя – такой вывод для себя сделал бизнесмен. – Трудности у меня. Бизнес в упадке, на грани разорения. Может, это кара Божия? Понимаете, святой отец…

– Эээ, не-не, это у католиков святые отцы, – качая головой, перебил исповедника отец Артемий. – У нас в православии священников не называют святыми. Все мы грешники пред Господом.

– Да!? Извините, – смешавшись, отреагировал Дмитрий. – Понимаете, мои магазины – дело всей моей жизни. Я унываю. Подскажите, что сделать, чтобы все наладилось? Может, молитвы какие почитать, или магазины освятить?

– Это хорошо, что Вы решили обратиться к Богу, пришли в храм. Конечно, освятить магазины – дело хорошее, необходимое. – С трудом сдерживая интерес именно к этой части вопроса, начал свой ответ священник. – Но, самое главное – это исповедь и причастие. Вы должны очистить свою душу от грехов. У Вас же есть грехи, Вы – небезгрешный?

– Нет, конечно, – подернув губами в улыбке, ответил Дмитрий. – Много грехов натворил, все и не упомнишь. И блудил, и от налогов укрывался, и пьянствовал.

– Осознание своих грехов – важный шаг на пути к покаянию и исправлению. Сам Бог вас привел сюда. Ну ладно, на первый раз достаточно. Как Вас зовут?

– Дмитрий.

– Наклоняйте голову, раб Божий Димитрий. – Священник положил на голову мужчины епитрахиль и прочитал тайносовершительную молитву. – Ну а магазины мы обязательно освятим! И ещё. Молитесь, чтобы Бог вам послал толкового помощника, специалиста. Бог чаще всего через людей помогает.

– Спасибо, батюшка. Прям легче на душе стало, – держа правую ладонь на груди выше солнечного сплетения, проговорил Дмитрий Витальевич. – Хорошее тут место. Ещё раз спасибо, от души. – В лёгком поклоне Дмитрий попятился назад и чуть ли не сшиб стоявшую позади бабулю. – Извините. Прошу прощения.

С тех пор повелась дружба между бизнесменом и священником. Предприниматель стал помогать молодому попу. Отцу Артемию надлежало по благословению митрополита развивать новый приход.

Дмитрий сидел в офисе, постукивая пальцами по столу. Время от времени он смотрел в зарешёченное окно, которое показывало залитый серостью холодный августовский день. Погода была под стать настроению дельца. Перед ним на столе в развернутом виде лежала местная газета с объявлениями. Там, среди нагромождения тысяч букв и знаков препинания, теснилась его публикация: «Ищу личного помощника по бизнесу, с образованием, оплата сдельная, сфера деятельности – торговля». После долгих раздумий бизнесмен закрыл газету и решил, что объявление продлевать больше не будет, так как за полгода ему никто не позвонил.

Выдохнув остаток надежды, несколько дней отчаянно державшийся внутри, Дмитрий Витальевич двумя руками погладил столешницу. Сколько решений было принято, сколько дел наворочено за этим широким коричневым столом! Здесь подписывались важнейшие документы, здесь пересчитывались и распределялись по разного размера коробочкам из-под жвачек пачки денег. Здесь коммерсант расплачивался с бандитами, давал взятки чиновникам, оказывал благотворительную помощь различным интернатам и образовательным учреждениям; на этом столе проходили проверку на совместимость с боссом соискательницы в личные секретари; здесь он трахал проституток, распивал элитные коньяки с компаньонами, заливал водкой проигранные суды, пил зелёный чай с любимыми розовыми пряниками, читал «Преступление и наказание» Достоевского, играл в «дурачка» с помощницей Ирой. Все это было в прошлом. Сейчас мужчина сидел один и периодически подписывал всякую всячину из бухгалтерии. На столе располагался только проводной телефон, впрочем, как и в те сытые лихие годы.

Когда аппарат с затертыми кнопками зазвонил, наш герой читал Псалтырь. Зачастую непонятные слова разворачивали зрачки вспять и заставляли прочесть их снова. Некоторые фразы требовали разъяснений. Тогда новоначальный христианин раскрывал книгу с толкованиями и ещё раз старался вникнуть в прочитанное.

Трелеподобный звонок отвлек богомольца. На другом конце провода заговорил женский голос:

– Здравствуйте. Я по поводу работы. Вас устроит специалист с дипломом экономиста?

– Да, конечно, приходите на собеседование.

Примерно через час перед Дмитрием сидела идеальная женщина. Она была прекрасна, божественна. Слегка вытянутое с острыми чертами лицо словно отделялось некой вакуумной оболочкой от убогого интерьера волчьего логова. Нижняя губа немного наезжала на верхнюю, бантиковидную, – эти губы были созданы для продолжительных страстных поцелуев. Отбеленные самой природой зубы сияли глянцем и манили в свои острые объятия.

Два бескостных мышечных органа Дмитрия Витальевича пришли в движение (язык заелозил во рту, сморчок зашевелился в штанах) и заставили принять более неформальную позу – мужчина откинулся на затертую спинку из искусственной кожи.

Различные сочетания звуков русской речи порождали комбинации артикуляционных форм ротовой полости соискательницы, которые в свою очередь раскручивали маховик эротических фантазий директора – они кинолентой замелькали перед его глазами. Стенками кровеносных сосудов мужчина почувствовал, как кровь с разных концов организма бросилась наполнять стегно и все больше и больше увеличивающийся половой член. Пенис, как росток из-под земли, прокладывал путь между тканью трусов и волосатым пахом, по экспоненте возбуждаясь от происходящего трения. Дальнейшему росту помешал туго затянутый ремень. Жажда свободы импульсом доставила от головки к мозгу соответствующий сигнал.

Бизнесмен совершенно не внимал тому, о чем говорила женщина. Он тихонько встал и направился к двери. По пути расстёгнутый ремень высвободил стволом выросший фаллос – головка вырвалась из душного плена брюк и глотнула прохладного офисного воздуха. Дмитрий достал из кармана ключ, аккуратно вставил его в скважину и осторожно побеспокоил замочный механизм. Глухой скрежет воскресил в мужчине голодного волка из девяностых – давно этот кабинет не запирался изнутри.

– Вам необходимо пройти собеседование с пристрастием. Без этого на работу не возьму. Всем остальным требованиям ваше резюме вполне удовлетворяет.

– А что значит с пристрастием? – женщина обернулась, почувствовав прикосновение к спине – сзади стоял расстегивающий рубашку Дмитрий Витальевич. Его обнаженный детородный орган касался своим упругим концом тоненькой блузки Ксении. – Вы что делаете? Не трогайте меня! Отстаньте! Я сейчас закричу!

Мужчина с силой зажал женщине рот и наклонился к ее побагровевшему уху.

***

–Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. – Дежурная молитва прозвучала за оббитой дерматином дверью. Голос инокини Снандулии какой-то нехарактерной надорванностью побеспокоил слух начальницы обители –значит, сестра принесла неприятную новость.

– А-минь, – нежно, будто лаская речью собственное нёбо, ответила игуменья, и дверь приоткрылась.

В образовавшемся проёме появилась маленькая голова в апостольнике. Круглое личико (игуменье оно иногда казалось идеально круглым, она даже хотела измерить его рулеткой, чтобы в этом убедиться, но не решалась предложить такую глупость носительнице данного лица), плеяда веснушек под глазами (их было так много, что у игуменьи всегда возникало желание поинтересоваться состоянием здоровья сестры во Христе, настолько болезненный вид придавали ржавчинки молодой особе) и маленькие, узенькие, прямые, как знак равенства, губы многозначительно отразились в глазах игуменьи:

– Матушка, сегодня вечером владыка приезжает с неофициальным визитом, на два дня!

– И что? Вы не знаете как его встречать? – выразила недоумение игуменья. – Так. Странно. А почему владыка меня не предупредил? Обычно хотя бы секретарь его звонил. – Игуменья встала из-за стола, сняла со специальной подставки клобук, элегантно пристроила его на своей голове. Опёрлась руками на столешницу – бархат нежно погладил ладони – и с досадой добавила: – Очень странно.

– Вот, матушка, то-то и оно. Я сама случайно узнала.

Снандулия прошла в кабинет. Она опытно знала – надетый клобук означал, что разговор коротким не получится. Клобук помогал игуменье сосредоточиться, собраться с мыслями.

"Клобук – ваш верный помощник, клобук – хранитель ума. Клобук ограждает монаха от вредных помыслов, блокирует рассеянность, способствует молитвенному деланию. Если апостольник – это духовная оболочка вашего головного мозга, то клобук – это духовный шлем, оберегающий вашу голову от бесовских нападок". – Часто повторяла матушка на совместных с сёстрами трапезах.

– Звонила в канцелярию епархии по поводу выдачи нашим выпускницам дипломов об окончании ВДШ. – Подхватив тон заданный игуменьей, ответствовала инокиня. Она говорила спешно, можно сказать тараторила, так как знала, что матушка не любит пространные речи, особенно те, которые мало соотносились с текущими делами: – Вот мать Аграфена и поделилась со мной информацией. По-сестрински, так сказать. Я удивилась: мол, мы и не в курсе. А она: «Владыка – хозяин, куда желает, туда и едет, и вовсе не обязан о своем визите предупреждать».

– Ну что! Он не обязан, а мы, тем не менее, обязаны встретить нашего архипастыря. Поэтому…

– Просто… завтра же день игры, – прервала игуменью Снандулия.

– Ага… Так, так… День игры… – Игуменья присела обратно на стул. – Ну и ладно! Разве митрополит как-то помешает? – удивлённо отметила игуменья. – Снуля, ты будто не знаешь, чем он будет тут заниматься? Засядет в сауну, наверняка пива любимого своего, немецкого, привезёт. Так, приготовьте красной икры побольше. Там на кухне, в морозилке, внизу, два килограмма лежит сахалинская, большими икринками такая, мне ее пару месяцев назад друзья привезли – вот ее разморозьте. Ну! Мне ли вас учить? Давайте, давайте, не раскисайте! Сестёр успокой. Скажи, что все в силе.

Свои устные распоряжения Ксения по привычке сопровождала жестами. Жесты были довольно сдержанными, как обычно, но в некоторой степени сбивчивыми, немного невпопад. Для Снандулии было очевидно – новость о приезде владыки застала игуменью врасплох.

– Кстати, отец Геласий уже в пути?

– Нет. Он позвонил, сказал, что будет поздно, ночью уже, – слегка прикусывая нижнюю губу, ответила Снандулия.

– А с кем наш дорогой владыченька приедет?

– Как обычно, с отцом Феофилактом и Алешей-иподьяконом.

– Тааак… Ну Феофилакта я утречком как-нибудь корректно выпровожу. Скажу, что… В общем, что-нибудь придумаю. А Алёша, а что Алёша?

– Матушка, он же ходит, везде нос свой суёт, постоянно что-то вынюхивает. Помню, был случай, он зашёл на кухню, а там одна сестра другой плечи массажирует. Ну затекли они у нее: несколько часов пироги лепила. А он как из-под земли вырастает и говорит: «Ага, бабы! Свальный грех удумали сотворить. Смотрите, я архиерею доложу, чем вы тут занимаетесь». Знаете, ещё глаза так щурит и хихикает. Вот приделать ему рожки да хвост – бесёнок получится. Сестры только хотели что-то ответить, а его и след простыл. Точно бес.

– Ладно, ладно, мать, раздухарилась. Иподьякон он, архиерейский, с уважением надо. Митрополит его приютил, облагодетельствовал, как сына любит.

– Ага! И не только как сына!

– Мать, ты говори, да не заговаривайся! Нам ли судить? Мы все не без греха, – приструнила инокиню настоятельница монастыря.

– Да матушка, простите. И ещё по поводу завтрашнего дня. Мать Ревекка приболела, не сможет быть.

– Что с ней приключилось, с бедненькой? – Смягчившимся голосом спросила игуменья.

– У нее, в общем – там болит.

– Где там? Мать Снандулия, говори прямо! Менструация что ли?

– Нет, что-то серьёзное. Ей бы в больницу лечь на обследование.

– Хорошо. Завтра же отправим в город. Как она, совсем худо или до завтра потерпит?

– Потерпит, матушка, потерпит, она у нас стойкая.

– Ну вот и ладненько, – опрокидываясь на рельефную спинку из натуральной кожи, подытожила настоятельница.

– Матушка, – продолжила разговор инокиня, – нас получается пятеро будет. Так ведь нельзя, вроде?

– Не переживай, родная моя. – Голос женщины совсем размяк. Игуменья с кем-то переписывалась по телефону и, по-видимому, каждый последующий ответ виртуального собеседника всё больше радовал её сердце, – вас будет, как и положено, шесть человек.