О прекрасном лекаре из моих снов

Akkane Belea

О прекрасном лекаре из моих снов

1

Я вырезала твоё имя у себя на груди. Несмотря на боль все шесть букв продолжали мне нравиться и звучали в мыслях всё также ритмично. А теперь они стали ещё ближе к моему сердцу отныне бьющемуся ради твоего.

Я выдумала твоё имя, ведь мне всегда претила здешняя безымянность и пустующие надгробия. От того я давала имена тем кого смогла полюбить. Под давлением кожа расходилась неумелыми разрезами. Бордовые полосы перескакивали то выше, то ниже пересекая друг друга. В стенах храма кровь стекала до белого пояса пачкая парадную юбку. Больно. Больно и глубоко, достаточно глубоко чтобы на теле остались шрамы, а ведь мне лишь это и было нужно. Лезвие, отброшенное в сторону звонко упало на кафель залитый кровью. Там пахло сыростью и травами, мне совсем не хотелось уходить. Я смотрела в отражение любуясь новой надписью, своей первой надписью.

Я вырезала твоё имя у себя на груди. В тот же момент с божественным благословением наш контракт вступил в силу. Я заполучила твоё тело, а вместе с ним и кое-что более важное: возможность уберечь тебя, забирая всю физическую боль себе. Я не хотела бы видеть твоих страданий, к тому же ты нужен был мне живым и дееспособным в любой из ситуаций. Вспоминались мгновения, когда я молила прислать врача, а Куратор своим командным тоном, раз за разом отказывала, говоря, что не стоит тратить время на тех, кто уже обречён. Я заключила контракт, и была рад, что теперь юный врач более моя собственность чем чья либо другая. Я пообещала себе быть благоразумной, снисходительной, но тебе клятв давать не стала.

Мы повстречались лет пять назад. От тебя разило спиртным, ты выглядел странно во всех возможных смыслах этого слова. Измазанные чёрными тенями глаза придавали образу крайней неряшливости, ты был одет по-женски вызывающе и совсем не оставлял места для чужих фантазий. Держал тлеющую сигарету поодаль от себя, словно боялся, что одежда пропитается запахом дыма и поднимал руку слишком уж высоко, чтобы затянуться, манерно стряхивая пепел на раскалённый асфальт.

Я заговорила первой, хотела убедиться, что ты в порядке. А в ответ услышала лишь убеждения в том, что помощь тебе не к чему и кажется, это было правдой. Я собиралась уходить, но ты продолжил, остановив меня. Говорил так много, не давая вставить и слова. Рассказывал о работе, об офисе давно ставшим тебе ненавистным, что ты пашешь по двенадцать часов принимая около сотни звонков в сутки, и, что начальник твой самый настоящий мудак. Хотя так наверно у каждого. А затем тихо добавил, выдыхая сигаретный дым.

– Даже если решат уволить, плевать.

Такие слова были выплеснуты на чужого человека, на меня, которую ты видел впервые и, кажется, совсем не смущался этой откровенности. Ты изливал мне душу, наверное, лишь от того, что тебя больше никто не готов был слушать, лишь от того, что ты был одинок. Мне искренне стало тебя жаль. Но это была не та жалость, которую я испытывала к погибшим или обречённым, ведь ты всё ещё мог исправить. Скорей это была горечь о том, что судьба не наделила тебя сильным характером, по крайней мере, достаточно сильным, чтобы выбраться из клетки заставленной рабочими столами и раздражающе верещащими телефонами.

– Ты пойдёшь за мной? – Слова как-то неуверенно, но резко вырвались из моего рта прервав твой монолог и я укусила себя за язык посильнее, чтобы перестать нервничать. – Ты уйдёшь со мной туда, за стены, в настоящий мир?

Ты опустил глаза, и я ещё более неуверенно добавила:

– Я возьму тебя в подопечные, мне нужен врач.

– Пойду. – Коротко ответил ты и отправил щелчком пальцев окурок в стоящую рядом урну.

– Я больше не хочу быть… – Твои слова оборвались ведь ты не смог найти подходящего слова.

Ты абсолютно ничего не смог отыскать в себе. Ты был цифрой в рабочих списках и набором символов на экранах, что по своей сути ничем и не являлось. А ты сказал, что хочешь стать кем-то и последовал за мной без долгих раздумий, оставив позади все двадцать лет своей прошлой жизни.

Тем же вечером я дала тебе имя и вырезала его у себя на груди. Мне почему-то с первого же взгляда показалось, что – Нэтуно – очень подойдёт твоей двойственной натуре. Все шесть букв звучали ритмично и ненавязчиво. Да, мне нравилось отрывисто проносить твоё имя в своих мыслях. Мне нравилось думать о тебе как о причине начать заново собственную жизнь. И я раз за разом повторяла по слогам: Нэ-ту-но.

Все мои предыдущие связи с кем либо, не увенчались успехом. Люди неожиданно врывались в мою жизнь, а затем столь же быстро её покидали. Я, как любой другой нуждающийся в любви, отчаявшись, начинала искать её не в лучших местах. Конечно же находила, а потом жалела о своих решениях. Так к примеру было с моим последним напарником. Временами казалось, что на моей шее до сих пор остались следы от его рук. Временами его образ виделся мне в зеркалах как призраки прошлого. Я пыталась избегать наших встреч, и от того не любила смотреть в отражения. Повстречав тебя, я всё ещё не теряла надежды, и пыталась верить, что ты окажешься совсем другим, что будешь лучше. Верила, что ты не станешь желать мне зла, верила, что не бросишь.

Мой дом тебе понравился, дубовый пол, винтовая лестница, терраса с видом на озеро. Кажется, ты чувствовал себя комфортно в этом месте. Пустующий книжный шкаф быстро заполнился учебниками по анатомии, травниками и энциклопедиями. Я находила и тащила в дом все те книги, которые хоть как-то были связаны с медициной. Отыскивала их в общественных библиотеках, в заброшенных замках и домиках на окраине. Тебе нравилось, когда я приносила вещи, найденные во время вылазок. Ты тоже хотел наружу и потому учился усерднее, чтобы скорее побывать за пределами своего прежнего мира. Маленького мира, который можно покинуть лишь при одном условии: стать частью войны. Служить богине и её планам, терять рассудок на поле боя, а после наслаждаться привилегиями тех, кто всё решились покинуть безопасную зону. Мало кто решался, ведь все знали, что война – ужасное место. За пределами стен, не то, что сражаться, жить не хочется, и мне не хотелось. А ты кажется согласился уйти со мной от отчаяния, от того, что не смог найти себе места в прежнем мире, но всё же надеялся однажды его отыскать.

И кажется, весь твой мир состоял из мелочей, ты сам его создавал таким, каким хотел бы видеть. Со временем на полу и подоконниках дома начали появляться горшочки с лечебными травами, чьи семена я смогла достать по твоей указке. Иногда я скрытно отрывала несколько веточек от того, что удалось вырастить и добавляла в чай. С какой же злостью ты смотрел на меня чувствуя их вкус в своей кружке. Твои крики никогда меня не пугали и может от того со временем их сменила простая ухмылка. Но смириться ты с этим не мог, потому сам начал готовить для нас чай.

Я тоже со многим так и не смогла смириться. С тем, к примеру, что склянки и колбы всевозможных форм давно перестали помещаться на операционном столе в ванной, который был для них выделен. Они как мох разрослись по всему дому, по кухонным шкафчикам, под столом и на холодильнике. От того, что я забывая слишком сильно хлопала дверью они падали, разбивались и я вновь начинала драить пол, пока запах ещё не успел въесться в доски. Это не помогало. Всё в доме до тошноты пропахло медицинскими препаратами, а я была и не против, лишь бы заполучить себе врача. Мне нравилось наблюдать за тем, сколь старательно ты стремился исполнить это желание и стать таким, каким я хотела бы тебя видеть.

Иногда ты брал меня за руку и вёл за собой вглубь леса. Осыпавшиеся иголки царапали босые ноги. От чего-то мы оба предпочитали избегать ношения обуви, особенно здесь, мне это придавало чувство некой дикости и отстранённости от остального мира. Идти было недолго, ты научился достаточно быстро отыскивать поляну, где росли лечебные травы. Мы расстреляли на траве клетчатое покрывало, красно – белое, такое тëплое, что летом оно должно было бы быть бесполезным, но применение можно найти всему. Ты оставлял на нём плетёную корзинку и начинал бродить из стороны в сторону, отыскивая и срывая те травы, которые могли бы пригодиться при приготовлении лекарств, а затем возвращаясь аккуратно складывал охапки собранных растений в корзину.

Не понимаю, зачем ты брал меня с собой. Бесцельно слоняясь по округе я собирала полевые цветы, а потом, когда ты заканчивал мы садились на плед и плели венки друг для друга. Ты крайне быстро перебирал в руках длинные стебли, делал это так аккуратно и умело, а я старалась подражать тебе, но ничего не выходило. Иногда я садилась сзади и вплетала цветы в твои волосы. Те, что были голубыми тебе особенно шли, будто бы они принадлежали тебе по праву рождения, только тебе одному. Цветы всегда предавали тебе утончённости и женственности, хотя ты и без того, ей никогда не был обделён. Моим острым чертам полевые цветы вовсе не шли и казались неуместными. Но мне нравились ромашки и лаванда, они пахли спокойствием, я ставила их в вазу и оставляла на подоконнике. Каждый принесённый мной букет не успевал засохнуть и потерять свою неповторимую красоту, прежде чем оказывался в мусорном ведре. Ты так бездушно выбрасывал цветы, которые мне нравились, говоря, что они бесполезны в отличие от твоих растений в горшках стоящих рядом. А я молчала и сдерживалась чтобы не сказать о тебе того же, ведь по началу всё так и было.

С твоим появлением в этом доме мне пришлось распрощаться с дорогой сердцу тишиной. Хоть твой голос и был мил мне не меньше, говорил ты всё равно уж слишком много и слишком часто приставал ко мне со своей болтовнёй. Ты задавал много вопросов, трепался о чём-то незначительном, но о себе почти ничего не рассказывал. И от того мой интерес лишь возрастал, всё-таки ты был моим подопечным. Настолько необычайно взрослым, что у тебя должно было быть прошлое, о котором мне хотелось знать. Нет, я должна была его знать и потому в один из вечеров решила тебя о нём расспросить.

Кажется, моя инициатива тебе совсем не понравилась. Ты замер, а потом посмотрел на меня как-то странно, будто бы испуганно и сказал, что не хочешь говорить об этом. Моя настойчивость была безрезультатной, бессмысленной. Ты отнекивался, игнорировал мои вопросы, а со временем просто начал сбегать, оправдываясь якобы неотложными делами. После, ты переставал быть собой, становился каким-то печальным и я сдалась, прекратив попытки разузнать о твоём прошлом, ведь не хотела видеть тебя таким.

За домом ты сделал маленький огород с тем, что нельзя было отыскать в лесу или за его пределами, несколько рядов грядок выстраивались друг за другом. Там росло то, чему уже не хватало места в доме. Травы с пряным запахом кустами разрастались за окном, а ты, не собираясь останавливаться, сажал новые. Вечерами, дочитывая очередной раздел в учебнике, ты набирал в ванной ведро и нëс его на задний двор, переклоняясь от тяжести, шатаясь и расплёскивая воду по пути. Там становился на колени, пачкая светлые джинсы, набирал в ладони воду из ведра и бережно, стараясь не задеть молодые листья, поливал растения. Иногда наклоняясь слишком низко, ты нашёптывал что-то взошедшим росткам. Что-то похожее на молитву или же на приветствие. Это не казалось странным, я тоже так делала когда, была младше. Рассказывала своим цветам о мире за стенами, пока не покинула их. Они умерли от жажды.

Тогда ты ещё не знал, что тебя я тоже однажды покину. Но ты не умрёшь, так же как не умерла и я когда меня бросили. Ты сумеешь приспособиться к одиночеству, хотя вряд ли сможешь отыскать в нём что-то близкое душе. Я знаю, что ты справишься со всем тем, что будет её терзать, также как делал это раньше. Ты всегда слишком умело находил способы забыться. Тебе это было нужно как глоток свежего воздуха, как ангелам нужны их крылья и как богам нужны верующие в них. Ты не мог, но должен был забыть собственное прошлое, ведь воспоминая слишком болезненно ударяли в голову.

Иногда мне казалось, что ты был пьян с рождения. Это наверно от того, что ты находился в подобном состоянии неделями или даже месяцами, а я к этому привыкала. Привыкала видеть тебя чуть шатающимся и слегка неуклюжим, слушать как заплетается язык и повторяются слова. Кажется, я даже смогла привыкнуть к тому, как затекает моя рука пока я держу твои волосы. Ты так мерзко избегал нашей реальности, но это было так важно для тебя. Ты не имел достойных оправданий для своей зависимости, но не позволял себе аморальных поступков, жестоких высказываний или эмоциональных всплесков. Ты много пил и оставался спокоен, так спокоен словно был в порядке. Но ведь это было не так, я видела, как кожа со временем приобрела желтоватый, неестественный оттенок, а глаза часто были покрасневшими вовсе не от бессонницы. И как бы ты не пытался это скрыть, я всё же замечала дрожь в твоих руках.

Пить ты начинал с самого утра. Ещё за завтраком открывал первую бутылку светлого пива. Разваливался на диване закидывая ноги на подлокотники обитые бледно-фталевым флоком и ставил на журнальный столик тарелочку с имбирём. Ты любил использовать его как закуску, съедал кусочек за кусочком, пока читал, оставляя пятна на углах страниц. Имбирь окрашивал кончики твоих пальцев. Это напоминало лёгкий румянец и потому мне нравилось. Иногда ты отводил взгляд, смотрел через полосы деревянных перил на берег, солнце слепило глаза, заставляя щуриться. Это утомляло, и ты засыпал, вновь раскинувшись на диване. Когда книга выпадала из рук ты просыпался пугаясь неестественного для этого места звука и вновь принимался за чтение. Ты был не самым ответственным человеком и самым неприличным учеником. Вечно оставлял недопитую бутылку пива на солнце, от чего она перегревалась и обжигала кончики моих пальцев, когда я убирала со стола. Сам ты этого никогда не делал.

Зато каждое утро готовил для нас завтрак. Каждый раз омлет с зеленью, иногда со специями. Думаю, что-то другое ты попросту не умел готовить, но это единственное блюдо всегда получалось отменным. Я каждый раз благодарила тебя, хотя от подобных завтраков меня воротило. Не знаю, боялась ли я тебя обидеть или попросту не хотела самостоятельно заниматься этим, особенно в такую рань. Всё же омлет далеко не самое ужасное, что мне приходилось есть, особенно на заданиях. Да, твоя стряпня уж точно лучше любых сух пайков.

Каждое утро я просыпался от твоего крика: Кэтрин, завтрак готов. Ты всё же запомнил моё имя. Я спускалась и наблюдала за тем, как ты расставляешь тарелки на журнальном столике, достаёшь столовые приборы и снимаешь с себя розовый фартук с белыми рюшами на плечах и нижней части. Как аккуратно вешаешь его на крючок рядом с гарнитуром, а потом садишься на диван пододвигая тарелку ближе. Тянешься за бутылкой пива и открываешь её такими привычными, непринуждёнными движениями рук. Я слышу шипение и вижу как на внешней стороне стекла проявляются капли. Ты делаешь несколько больших глотков и начинаешь есть только когда я сажусь рядом. Мы никогда не завтракаем молча.

– Та книга, которую ты вчера принесла…

Я прервала тебя, и раньше времени начала отвечать, ведь знала, что ты хотел спросить.

– Ах да, это не учебник, кажется сборник сказок. Мне просто понравилось оформление.

– Ты его уже прочла?

– Что? Нет конечно. – Я рассмеялась и чуть склонив голову добавила с удивительной лёгкостью в голосе. – Я не умею читать.

Ты так резко изменился в лице и кажется не смог поверить в мои слова.

– Как ты можешь не уметь читать?

Я улыбаюсь и отвлекаюсь от завтрака, кажется этот разговор будет долгим. Поджимаю ноги и усаживаюсь поудобнее.

– Знаешь, ваши символы на самом деле очень сложны. Ты вряд ли когда-либо обращал на это внимание раз изучил их ещё в детстве. Моя мать с самого начала знала, что я буду воином, потому меня было ни к чему обучать грамоте. А сейчас, когда я выросла, даже не знаю… Это правда кажется слишком сложным.

– Как ты выбирала для меня учебники, если не умеешь читать? Как ты понимала, что найденные книги связанны с медициной?

– Всё просто, я искала в книгах изображения анатомии человека, каких либо растений или же графические формулы химических веществ. В общем, я ориентировалась по картинкам.

Удивление всё ещё не было стёрто с твоего лица. Кажется, это моё признание было чересчур неожиданным. Но я никогда этого не стыдилась, ведь обладала другими преимуществами.

– Хочешь я почитаю тебе перед сном?

Твои слова прозвучали как гром среди ясного неба. Конечно, я бы этого хотела. Когда я была совсем юной, то всегда слушала сказки, перед тем как уснуть. Их придумывал мой брат, никогда не записывал и всё рассказывал по памяти, удивительный талант. Каждая его история казалась мне особенной, каждая казалась правдивой, ведь он не мог говорить мне что-то кроме правды. Но сказки есть сказки, они созданы для того, чтобы мы сами могли почувствовать себя героями. И я хотела бы услышать нечто подобное из твоих уст, это бы вернуло меня в детство. Потому я сразу же согласилась.

Поздним вечером я зажгла свечи и расставила их по комнате, на полу и на тумбочке. Мы лежали на больших матрасах застеленных белыми простынями, ты забрал себе подушки, чтобы подложить под спину. У нас никогда не было нормальной кровати, но кажется тебя это не сильно волновало и я была этому рада. Ты начал читать тот самый сборник сказок который я принесла последним. Твой голос звучал не так красиво, в нём было мало выразительности, но знаешь, талант приходит со временем. Кажется, ты читал для кого то впервые и мне нравилось, что ты сам этого хотел, хотел, чтобы я знала о чём написано в книгах которые я никогда не смогу прочесть. Это были хорошие истории. О смелых принцессах и нежных принцах, о феях живущих в болотах и монстрах сидящих на тронах. Это всё казалось таким настоящим, слова превращались в картины и я видел перед собой дымку в которой играли тени героев. Я снова была ребёнком, снова пряталась под одеялом и пыталась вести себя тише, что бы не спугнуть воссозданный словами мир.

Кружка чая грела мои руки. Он был сладким, приторно ягодным и красным как клюквенный морс. Это был яркий вкус, праздничный, такое должно нравиться детям, не мне. Но сейчас вкус этого чая был как никогда уместен.

Ты продолжал читать, тёплый свет огня падал на твои волосы, на твоё лицо и оставлял на нём выразительные полосы теней. Твои ресницы были длинными, такими длинными, что тоже отбрасывали тень. Тогда ты казался мне таким ненастоящим, будто бы и сам пришёл из другого мира. Будто бы был героем одной из историй пришедшим ко мне лишь для того, чтобы её поведать. Ты прочёл лишь половину, а потом твой голос стал тише, слова растягивались, сливаясь в нечто монотонное. Ты устал и отложил книгу в сторону. Пора было ложиться спать, и ты уснул слишком быстро. А мне той ночью не спалось. Я лежала рядом и смотрела на тебя, такого тихого и спокойного, обездвиженного усталостью. Я не тушила свечей, и было в этой картине нечто сокровенное. Ты был здесь и не собирался уходить, спал так крепко, словно никогда засыпать и не боялся. Я восхищалась тобой и не смогла сдержаться. Наклонилась, поцеловала тебя в лоб, как матери целуют своих детей перед сном. Если бы мой поцелуй был словами, то он звучал бы как желание заботиться о тебе, как желание оберегать. Я часто целовала тебя во сне, но не решалась сделать это, смотря в искрящиеся, зелёные глаза. Мне больше нравилось, когда они были закрыты. Ты был похож на ангела, странного ангела. Через щур живого, но обладающего чем то праведным. И каждый кто решал спасать жизни неизменно взваливал на себя роль мученика. Я знала, что тебя ждёт, и мне было искренне жаль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.