Гридень 2. Поиск пути

– Побудешь, Спиридон, при будущем первом митрополите Всея Руси русского происхождения, – подбадривал дьячка.

– Думаешь его одобрят в Константинополе? – удивленно спросил Спирка.

Я не стал вдаваться в подробности, а многозначительно промолчал. Я не думаю, я это знаю. Вернее, вспомнил, что Смолятич будет-таки митрополитом, но вот насчет того, какое мнение по его кандидатуре будет у Константинопольского патриарха – вопрос. А еще мнение Ольговичей нужно учитывать, так как Климент явно не их человек. Вроде бы, там какой-то церковный конфликт вышел, где центральной фигурой был Смолятич.

– Все, пошли в мастерскую, посмотрим, как там твой новый самострел, – сказал я и чуть ли не силой выпихнул из дома Спирку.

Мы проживали на самой окраине Гомеля, или как тут его называют, Гомий. Наш дом, примыкавший к гостиному двору, был неказист и должен именоваться скорее полуземлянкой. И полов не было, лишь утоптанная земля, частью дом уходил в землю на метр точно. И то, такое вот жилище получил я, как десятник. Иные спали во дворе, а часть дружины, так и вовсе стала лагерем в версте от последнего городского строения.

Гомий был большим городом, что изрядно удивило. Конечно, своими размерами он сильно уступал Киеву, но превосходил Берладу. А более сравнивать мне и не с чем. Вот только Любеч еще я видел по дороге в Гомий. Так тот город показался мне так же меньше Гомеля.

Высокий холм с площадкой под детинец, река Сож, речушка Гомеюк, впадающая в него, а вокруг много болот. Сложно подступиться к городу, но болота тут играют и другую роль. Они содержат в обилии сырье для металлообработки, на чем Гомий и специализируется.

– Ты глянь, какая пошла! – сказал я, указывая на девицу, которая, заприметив мой интерес резко зарделась и закрыла свое лицо ладонями.

Спиридон не отреагировал, хотя интерес к противоположному полу имеет, бывало начнет озвучивать свои требования к будущей жене, так меня сразу в сон клонит, так как Спирка в этот момент нудный до зевоты.

Я примечал, что в Киеве девушки и женщины носят огромное количество стеклянных украшений? Не правда, мне тогда просто было не с чем сравнивать. В Гомиеженщины кажутся полностью стеклянными, они и на одежду цепляют и не только бусы, но и те же браслеты. Идут такие себе… стеклышками позвякивают!.. А потом эти браслетики ломаются падают на землю, а студентам-археологам через лет так через девятьсот находить обломки!

В мастерскую мы не зашли, только лишь спросили у низкого “гнома”, как там заказ на пластинчатый доспех для Спирки, мой комплект, ну и десять самострелов.

– Брнсх, шпрб, всякие… – пробурчал “гном”.

Нет, это не какой-то язык Средиземья и передо мной не сказочный персонаж, а реальный человек, вот только он не русский. Чех, скорее всего, это у них в словах много согласных букв, что и не выговоришь.

– Самострелы мои? – настаивал я.

– Есть… – мастер показал четыре пальца, потом подумал и выставил три пальца. – Дня.

Хорошо, что не один день, иначе мог и средний палец показать мне, сообщая куда мне идти со своим заказом.

Почему тут чехи и не только они, но и мазовшане, к примеру? А пригнал Ростислав Мстиславович с тех краев, или забрал у полоцкого князя. Так тут принято: удачный поход, так ремесленников полонить и посадить в своих городах. С крестьянами реже подобное случается, земли разработанной не так, чтобы сильно много, особенно в Смоленском княжестве, своих рядовичей, да холопов хватает, но случается, что и на землю полоняных садят.

– Злой кузнец, – озвучил свой вывод Спирка, когда мастер ушел внутрь огороженной бревенчатым забором мастерской.

– Абы сделал то, что от него просят, – сказал я и решил прогуляться по городу, Спирка же в который раз за последние два дня вновь пошел в церковь.

Женского внимания хотелось сильно, гормоны в молодом организме влияли и на сознание. Общение с Рахиль уже позабылось, точнее сказать, я ее помню и, представится такая возможность, так и спасу, если она жива. Но молодой организм, вкусивший прелесть плотских забав требовал продолжения.

Я бесцельно бродил по городу, рассматривая людей и периодически, когда попадались торговые лавки, приценивался к разным товарам, в основном к железным предметам, но не военного назначения, а к хозяйственным. Вот только, ни женщин, чтобы познакомиться, ни девушек, чтобы хоть полюбоваться ими издалека, не встречалось.

– Вот ты где! – услышал я крик рядом с собой.

В мою сторону бежал Боброк.

– Тебя ждут в детинце. Князь повелел быстро найти и привести тебя. Там епископ еще… – запыхавшись сообщил мне новик.

– Если задержусь, выходите за город, пусть тренировку начинает Лавр, – сказал я Боброку и поспешил, нельзя заставлять себя долго ждать, а то вероятные собеседники будут нервничать и никакого разговора не сложится.

Быстро преодолев не менее версты до детинца, я, без задержек от охраны, сразу же направился в терем, там и располагался епископ, там же сейчас занимал несколько комнат князь Иван Ростиславович.

– Так это ты, отрок, братство придумал христианское по примеру латинянских ордеров лицарских? – с порога задал вопрос рослый мужчина с чуть проступающей сединой в волосах и аккуратной, постриженной, но пышной рыжеватой бородой.

– Я, владыко и считаю, что это возможно! – сказал я.

– Рассказывай! – повелел Климент Смолятич.

Глава 4

Климент Смолятич сидел, нахмурив брови и погруженным в свои мысли. Князь Иван Ростиславович, восседавший рядом с епископом на одной с ним лавке, так же молчал и, то и дело, с интересом бросал на меня взгляды. Это князь не увидел, или не услышал, в моих словах несоответствие возраста и сказанного, а Смоленский епископ быстро впал в когнитивный диссонанс. Говорит отрок, но слова старика – так в итоге сказал Климент.

Вот теперь Иван Ростиславович как-то иначе на меня смотрит, как на диво-дивное и чудо-чудное, хорошо что не как на юродивого…, а предсказателя, что ли. Ну и пусть смотрит, а еще лучше воспринимает меня именно таким образом.

– Да что же ты отрок меня внедоумил? Я и не ведаю, что ответить. А все знают, что я могу давать советы и объяснить любые вопросы и веры и бытия сущного, – нарушил тишину Климент.

Я даже чуточку вздрогнул, так как неожиданно это сделал епископ, да еще и громоподобным басом. Князь, так чуть ли не подпрыгнул, сидячи на лавке. Тут бы и посмеяться, пусть и внутренне, не показывая князю его комичный вид, но тема разговора была более чем серьезной.

– Владыко, ты видишь в моем предложении что-то несбыточное, невозможное? – спросил я, так как Смолятич вновь погружался в раздумья.

– Да, в том-то и дело, что, нет. В монастырях иноки боевые есть, при храмах в градах великих, так же. Иные воины ищут успокоения мятежных душ своих и идут в монастыри, но не перестают быть воинами. И такое неправильно, ибо обитель – есть место для молитвы, а не ратных занятий, – говорил Климент Смолятич. – Князь, Иван Ростиславович, ты-то что думаешь?

– А я, как и ты, владыко, вижу в затее интерес для себя и церкви нашей христианской, – скупо ответил князь.

– А для чего нужен Орден? И по мне, так лучше назваться «Братством» – спросил Смолятич, но не дал мне возможности ответить, сам продолжил. – Я вижу, что сие начинание может стать скрепой для Русской Земли, стонущей от усобиц. Единство Руси нужно, я говорю о том с того часа, как меня стали слушать.

– Владыко, дозволь задать вопрос тебе! Может и крамольный, сложный, – сказал я, когда епископ, видимо, ждал высказывания согласий с озвученной им главной целью Братства.

– Ну? Отрок со взором старика, говори! – сказал Климент Смолятич и изготовился слушать.

Было у него типичное поведение, когда епископ внимательно и вдумчиво слушает. Климент хмурит брови и начинает выглаживать правой рукой свою бороду. А еще он не смотрит на говорящего постоянно, а бросает тяжелые взгляды, смотря то в сторону или в пол и после резко на собеседника. Кстати, отличный прием в разговоре, если есть желание продавливать собеседника и делать его «вторым номером» в беседе.

Смолятич, было очевидно, посчитал меня тем, кто и лидерство в разговоре может завоевать. Епископ со мной разговаривает точно не так, как мог бы говорить с отроком. Видимо пора и мне уходить от восприятия себя, как отрока. Бороду что ли начать отращивать? Что-то очень плохо она у меня растет, потому и скоблю ножом. Если борода – так нормальная, а не пушок на щеках цыплячий.

– Так вот. Вопрос мой таков: нужен ли Руси единый господин, чье решение было одно на всех? – спросил я.

– Без единого великого князя, не может быть единой Руси, – как само собой разумеется отвечал владыко, несколько кривясь, наверное не нравиться ему, что пока лидерство в разговоре за мной.

– А коли он не прав будет, да через кровь пробиваться к власти станет? Разве тот же Новгород, всей вольницы вкусивший, согласится вечевой колокол скинуть? Они прочувствовали волю, того и гляди, так и вовсе под каких свеев пойдут, – говорил я.

– Да откуда-то тебе ведомо? – чуть ли не закричал князь Иван Ростиславовичем.

Ему-то быть вообще некой скульптурной композицией, так как не поспевал за ритмом разговора. Должно быть это неприятно.

– Так я слушать умею, князь, да в Берладе много читал и слушал. Туда разные люди приходят, много говорят, да книги есть, болгарские и читал, – объяснил я свое понимание ситуации на Руси.

– А по-гречески читаешь? – спросил Климент.

Нет, греческого я не знал, так что и не читал. Между тем, мне не хватало образования и я хотел бы выучить и греческий и латинский. Да! Мне, и не хватало! Дело в том, что для каждой эпохи есть свое образование, свои условности, не владея которыми, считаться образованным нельзя. Для какого-то времени – это латинский язык, или древнегреческий. Для того времени, той реальности, от куда меня перенесло, таким языком должен быть английский. А еще каждый человек покинутого мной будущего, если он хочет считаться образованным, худо-бедно, но должен владеть цифровыми технологиями. Тут такие технологии, наверное заменяются навыком верховой езды, владеть которым должны все.

Так же для этого времени, в котором мне посчастливилось, или не очень, жить, без знания греческого языка в касту образованных не попасть. И я признался, что нет, не знаю, но есть то, о чем можем поговорить и позже – это о моих знаниях.

И тут вопрос: а оно мне нужно в эту касту со знанием греческого и чуть ли не наизусть Евангелия и всех религиозных текстов? Да, в будущем. Если пройдет идея с Орденом-Братством, то я не хочу быть в этой организации десятником, для меня и сотник – мало. «Маловато королевство!» – как говаривала в будущем гениальная актриса Фаина Раневская. Мне в магистры бы, ну или очень рядом с ними, так как возглавлять Братство все равно должен кто-то очень родовитый.

– Так как, владыко, коли господин у Руси будет кровавый, который за провинность убьет, али сошлет куда, то как быть? Но при нем Русская Земля объединиться, это богоугодно, объединение через кровь? Или ты считаешь, что только словом добрым и любовью можно объединить земли под единым началом? – спросил я.

– Да кто ты такой? – выкрикнул епископ. – Не может так рассуждать отрок. Где учили тебя? В каком монастыре столь многомудрые наставники?

А князь смотрел на меня и все его выражение лица говорило фразу: «Вот и мне интересно, где это тебя так в Галиче выучили».

– Я человек, раб Божий, как и все мы. Но я вижу, что происходит, умею думать. Но ты не ответил на мой вопрос, владыко. Я понимаю, что не по чину мне тебе вопросы задавать, потому смиренно прошу тебя простить меня. Ибо без такого разговора не найти нам истинного решения, – сказал я.

– Понимаю я, что без крови не обойтись. Но разве ее меньше, когда усобицы? Сколь в Киеве погибло людишек? А ведь это еще только начало. Нынче Ольговичи свою месть затеют, они не могут так просто отдать Киев. Смоленский князь, мой друг, Ростислав Мстиславович, пошлет помощь Изяславу… Может и Юрий Ростовский встрять, половцы таким положением воспользуются… Сколько крови все это несет? Не больше ли, чем была возможно при едином правителе? – сказал Климент Смолятич.

Все эти рассуждения они, может, и на тысячелетие. Выбор между системами с жестким правлением и либеральным будет происходить в мире еще очень долго. Но я согласен с мнением Климента. Здесь и сейчас я за абсолютизм.

– Князь, – пользуясь замешательством Ивана Ростиславовича и то, что меня уже несет и иначе нельзя, я обратился к своему, получается, господину. – Зачем нам идти в Смоленск, если там скоро война? Нам земля нужна. Добиться испомещения за службу. Пойдем к Ростиславу, так сразу биться отправимся с Ольговичами, али с половцами. А нам время нужно, семьи свои ратники хотят выхвалить из Звенигорода, иные семьи завести.

– Ты говоришь о Юрии, которого в Киеве называли Долгими Руками? К нему идти? – спросил Иван Ростиславович, с интересом поглядывая на епископа.

Все знали, что Климент Смолятич – это креатура Мстиславовичей – Ростислава и Изяслава. Поддерживают епископа и западнорусские княжества, прежде всего Полоцкое, Витебское, Друцкое. Туровское, опять же, княжество, благоволит Смолятичу. Но как быть с единым правлением? Оно неизменно с элементами деспотизма и притеснения. Тут даже из двух братьев Мстиславовичей одного выбирать, несмотря на то, что на Руси уйма князей.

– Братсво вне всех княжеских распрей! – провозгласил Климент Смолятич.

Что? Согласился-таки епископ с созданием Братство? Климент говорит об Ордене, как о состоявшемся явлении.

– Не выйдет, владыко оставаться вне распрей и усобиц! – я покачал в отрицании головой.

– Да как ты все время перечишь владыке? – взбеленился князь.

– Иван Ростиславович, пусть скажет отрок, – повелел епископ.

– Прости, князь, но должно обсудить Братство с будущим русским митрополитом… – сказал я и улыбнулся.

Это уже второй раз я называю Смолятича митрополитом. И тут не нужно и семи пядей во лбу, чтобы понимать, зачем епископ заручается поддержкой ряда русских епископов, пусть и не русские они, но обрусевшие по большей части.

– Стремление Братства одно – прославление веры христианской, как и единства, и силы Руси. Если нужно на этом пусти скинуть кого, или подыграть кому, так и должно быть, – сказал я.

– Ты, князь Иван Ростиславович, – епископ обратился не ко мне, а к ошарашенному третьему участнику разговора, которые менее остальных успевает высказаться. – Что тут слышишь, али все, что чувствуешь, оставь тут, я и грехи твои отпущу опосля молитвы. За стенами этой горницы все будет, как прежде. Так ведь, отрок-моногомудр?

Я подтвердил. А дальше были снова споры, разговоры, одергивания меня со стороны князя и снова споры. Но, чем дальше и дольше мы говорили, тем больше становилось понятным: Ордену, то есть, Братству, быть! Обсуждались уже такие детали, как одежда и символика.

– Коли все, о чем мы говорим, не выйдет далее сего дома, то ведомо ли вам то, что апостола Андрея не было на Руси? – спросил епископ.

Князь Иван Ростиславович прямо и рот свой рукой закрыл. Для него эти слова были такой крамолой, что жуть берет. Против русского православия, его основ? И это говорил сам епископ! И как в таком возмущении находит место тот факт, что сам князь воздает хвалу Перуну?

– Владимир Мономах потребовал вставить в тексты, о том, что апостол Андрей бывал на русских землях. И вот, что я скажу… – епископ сделал паузу, после которой с ухмылкой сказал. – И правильно сделал. У латинян многое взято за истину, чего не было, нам своя история нужна, что православная вера русская имеет давние корни.

– Братство поможет стать сильнее и вере русской православной. Я не хочу знать о том, что выдумал великий князь Владимир Мономах. Я хочу и верую в то, что господь вложил в уста князя то, что происходило в давние времени, но русичи позабыли об этом. Не умели же тогда люди писать, потому и не сохранилось предание. Но могло так быть, что апостол Андрей Первозванный был, окаймлял паству на Руси, когда и Руси не было? – сказал я.

– Пошли ко мне в соученики! – вдруг сказал епископ, ухмыляясь.

– Прости, владыко, но крестоцелование давал, да и верой и правдой, всей своей душой христианской служить хочу князю Ивану Ростиславовичу, – сказал я и поклонился князю.

Нельзя иначе. В ином случае, кабы Иван Ростиславович не стал видеть во мне и вовсе какого соперника. Князь посмотрел на меня с некой благодарностью.

– Ростислав Мстиславович воевать скоро будет, его не переубедить. Изяслав так же воевать станет. Вам бы схорониться в Турове, да там и землицы взять себе, но те места дреговичей, болотников, много на них зерна не соберешь. Потому и не знаю, где вам остановиться, а место такое нужно, чтобы и я иноков посылал на службу. Кормиться от церкви не дам! Вы сами церковь кормить повинны, – говорил Климент Смолятич.

Он не хотел озвучивать очевидное – нам нужно идти к Юрию Долгорукову. Именно там сейчас идет освоение Ополья – немалой территории с очень богатой землей. Если учитывать то, что сейчас продолжался так называемый «Средневековый климатический оптимум», да с доброй землей… Можно получать очень неплохие урожаи, если грамотно подойти к делу, то земля может так родить, что и самим хватит прокормиться, будущей армии Ордена-Братств, и на продажу зерно отправить.

– Я пошлю письмо и князю Юрию, и епископу Ростово-Суздальскому Ефрему. Он зело старый человек, я знаком с ним, он тот, кто Юрия Владимировича подбивает на власть и так же призывает единству Руси, – Климент посмотрел на меня, после на князя. – Знать вы должны, братья мои во кресте, что иду я супротив своего мнения. Люб мне Ростислав и брат его Изяслав Мстиславовичи, но пока они воевать будут с Ольговичами, хотел бы я для них добро делать. Но дело превыше. Идите к Юрию и у вас будет время усилиться.

– Так ты за эту затею? Ты, владыко, дозволишь? – не поверил князь, выступавший критиком идеи создания Ордена.

– Да! Получится, – я с вами, а нет, так одним сильным сподвижником у князя Юрия станет больше. Ты, Иван Ростиславович, славный муж, узнал я о том, как половцев били вы. Но об одном прошу, пусть крест целовать и не заставлю, – не участвуй в усобице супротив Мстиславовичей, – сказал Климент Смолятич и ожидаемо получил обещание князя.

Я знал, что усобица между Изяславом и Юриям вот-вот должна начаться. И это будет очередная боль для Руси и новая порция ослабления для каждого из участников противостояния между племянником и дядей. Знал, но пока ничего не говорил по этому поводу. Может, все же и нужно взять сторону Юрия, позже прозванного Долгоруким? Читал я, что именно его в будущем называли первым самодержцем на Руси.

После состоялись первые обряды, которые можно было бы считать уже «братскими». Дружина, причем уже и прибыла полусотня Глеба, приняла клятву. Воины, среди которых был и я, целовали крест защищать христианство, под которым неизменно понималось православие. При этом прозвучало «русское христианство». Крамольная на сегодняшний день идея так называть, нет русской патриархии, получается и церковь у нас Константинопольского патриархата. Клялись мы и в том, что всеми силами стремиться станем к единству Руси.

Я понимал, почему и зачем Климент Смолятич поддержал, казалось, абсурдную идею, по крайней мере, не понятную для русского человека. Он стремится занять митрополичий стол, ему любая поддержка не лишняя. И все для этого у епископа есть, нужный князь занял Киев, поддержка у большинства епископов Руси. Нет только разрешения Константинопольского патриарха, которое при предыдущем порядке было необходимо.

В той реальности, о которой я хоть что-то помню, у Смолятича получилось и он был-таки киевским митрополитом, а после прислали кого-то из Константинополя и случился конфликт. Чем дело решилось, я не помню. Да уже и не важно, потому как история идет по чуть иному сценарию.

Мы не ушли из города ни на следующий день, ни даже через неделю. Будущий митрополит отправился в Туров, взяв с собой Спиридона, а дружина князя Ивана Ростиславовича стала пополняться.

Это было удивительно, но после пастырского слова епископа Смоленского гомийцы, словно с ума сошли. Они повалили к Ивану Ростиславовичу с дарами, молодежь стала проситься в дружину. Ну как до того не использовался такой мощный пропагандистский ход, как проповедь и воззвание? Климент сказал и о том, что те, кто поддержит создание Братства спасутся на Суде Божием, и что нужно единство, не допустить нашествий иноверцев. И не важно, что до Гомия не доходят никакие иноверцы, если только не полоняные, да черниговские со смоленскими спорят за город. Но тут сыграло больше про единство. Будет единый правитель, так и Гомий более не познает войны.

Только где-то к середине лета получилось, наконец выйти из Гомия. От князя Юрия пришло письмо-ответ на послание Климента. Ростовский владетель писал, мол, пусть приходят, посмотрим на этих чудаков. И, признаться, уходить на Ростово-Суздальскую землю многие уже не хотели. Не потому, что там плохо, или уже прижились в Гомие, а потому, что весь юг Руси готовился к отражению широкоанонсированному нашествия половцев.

Но именно сейчас – это не наша война. Пора осваивать тыл, базу, пора себя обеспечивать, заняться строительством, созидание, учением, чтобы после всех удивить. Чтобы стать сильными.

– Пошли! – скомандовал Никифор и наша сотня отправилась в путь.

Именно так – сотня! Полусотня Никифора выросла до восьми десятков и стала именоваться сотней. А я? Полусотник! И кажется, что мое назначение было связано не только с тем, что мой десяток оказался самым многочисленным, именно таким образом было объяснено назначение, а чем-то еще. Князь стал смотреть на меня несколько иным взглядом, так, как он смотрит на старшего сотника нашей дружины, Боромира.

– Эх, не некому приглядывать за тобой, Ярл ясный сокол, прохиндей этот, Спирка подевался куда-то. Как прибыл пресвитером, так все в делах своих священнических. Видимо много у дружинников грехов накопилось, что бегают исповедоваться, – бурчал я, разговаривая с соколом, который смирно сидел на перчатке на моей правой руке.

– И ничего я не прохиндей, – услышал я позади себя.

Глава 5

Василий Никитич Татищев был не прав. Этот историк описывал князя Юрия Долгорукого, как большого, высокого и очень толстого человека, не заботящегося о своем княжестве, а лишь грешил чревоугодием, да пил много. Якобы, правитель северо-востока Руси постоянно пребывал в веселии. Неправда.

Юрий Владимирович был невысокого роста. Явно не выше большинства людей этого времени. Лицо вполне славянское, телосложение нормальное. А вот руки… Они были нормальной длины, но кисти рук, действительно, были длинными [описание согласно реконструкции костяка, признанного останками Юрия Долгорукого].

Насчет того, что он не управлял княжеством – это преувеличение. Я не заметил у ростовского князя большого рвения в этом деле, но он держал ситуацию под контролем. Больше же управлением княжества занимается подросток Андрей Юрьевич, используя отцовские подсказки.

В целом, здесь, в Ростове, система государственного управления была несколько иной, чем та, что господствовала в иных княжествах Руси. Опираясь на свое боярство, Юрий Долгорукий выстраивал некий прототип абсолютной монархии. Подвластные ему князья и бояре могли советовать, но никогда не указывать князю. На своих землях они владетели, но внешняя политика, как и экономическая – прерогатива ростовского князя.

Когда мы прибыли в Ростов, нас встретили не очень приветливо. Местное боярство увидело конкурента себе и ту силу, с которой князю Юрию придется считаться. Они, бояре и мелкие князья, рискуют получать теперь меньше внимания и милости от князя Юрия. Двести тридцать восемь экипированных, большей частью, опытных воинов это очень существенный аргумент. Именно столько сейчас бойцов насчитывала наша дружина.

– А не много ль ты хочешь, князь? И землю получить желаешь, и особый наряд со мной заключить? – грозно и жестко говорил Юрий Владимирович, скорее, выговаривал Ивану Ростиславовичу.

После прибытия в Ростовско-Суздальское княжество прошел уже месяц. Договор с князем пока еще не заключен. Юрий Владимирович, судя по всему, хотел приручить нашего князя и сделать его одним из своих бояр, но не более того. При этом, пусть и формально, но наша дружина, должная превратиться в Братство – Орден, по задумке остается вне политики между князьями. Было бы неплохо получать помощь и дотации от многих князей. Вот и томил Юрий нас, но сегодня, было видно, что ситуация должна решиться.

– Пошто ты князь тягаешь сего отрока за собой? Я знаю, у тебя есть сын, и это не он, – спросил Юрий Владимирович.

– Коли гневаться не будешь на него, князь ростовский, и дозволишь сказать сему отроку, так он ответит тебе, – сказал Иван Ростиславович, явно теряя терпение.

Месяц быть неприкаянными, проедать свои деньги, не имея четких представлений о будущем – это не то, чего хотелось бы князю, как и его дружине. С такими успехами, вернее, их отсутствием, мы могли бы воевать, и возможно прибыльно, на юге Руси. В таком ключе, если Юрий продолжит, было выгодно принимать сторону Изяслава Мстиславовича и противостоять Долгорукому.