Лёгкая комедия из жизни античного заповедника

Н. В. Тетес

Лёгкая комедия из жизни античного заповедника

Автор выражает благодарность Мурманскому океанариуму за оказание консультационной поддержки и посвящению в тонкости приручения, содержания и тренировки морских животных. Сотрудник, предоставивший консультацию автору, пытался сохранить инкогнито, но автор хитрый, автор догадывается, что инициалы сотрудника А.С.К.

Легкая комедия из жизни античного заповедника

Сие есть комедия.

Творение для умягчения сердца

и увеселения души.

Кто-то, когда-то

при каких-то обстоятельствах.

Вот вы знали, что светлые умы нашей науки уже научились собирать из кусочков ДНК любое существо по заданным параметрам? А я не знал. И по сей день не знал, если бы мне Вадик не позвонил. Ну как Вадик. Вадим Юрьевич Кадошников, в определенных кругах. Но то в кругах, а у меня в телефоне Вадя Вирус. Позвонил и говорит:

– На море хочешь?

– Перманентно(1). А на какое? К нам? Ты в гости хочешь приехать?

– Ну уж нет. На нормальное, на теплое. Будем тебя кормить, поить, холить и лелеять. В комнате максимум один сосед и то не факт, что будет. Компания приемлемая.

– Так. Но ты же меня не отдыхать зовешь?

– Нет, конечно. Разве я такую чушь предложил бы? Как раз по твоей специальности.

– По какой из?

– По нынешней. Ты же по морским животным у нас хороший спец?

– Все относительно.

– Так, давай без «относительно». Я уже договорился. Чем я буду чужого человека звать, лучше тебя порекомендую. А условия для ныряния там просто блеск. Вся акватория в твоем распоряжении. И это тебе не бассейн какой-нибудь. А чтобы нырнуть не нужно, как у тебя дома, в шкуру полярного медведя наряжаться. Хоть в чем мать родила ныряй. А с тебя мелочь – делать то, что ты привык. Приручать, дрессировать. Эту кашу ты знаешь.

– Да, имею некоторые успехи. А кого приручать?

– Сирен.

– Я-то по тюленям больше.

– Забудь про своих тюленей. Сирены. Настоящие. Как в книжках. Легенду про Одиссея помнишь? Когда его к мачте привязывали(2).

– Разумеется.

– Вот именно эти самые, сладкоголосые дивы, тебе и достались. Чего молчишь? Почему завис?

– Я хотел бы задать уточняющие вопросы, но пока ничего не понимаю.

И Вадим Юрьевич, с присущим ему жаром стал рассказывать, как кардинально сейчас меняется подход к ксенотрансплантации. Мол, светлые головы балуются, конструктор из животин собирают, а мы воспитываем. Заливают в программу то, что человеческая фантазия за сотни лет насочиняла. А насочиняла она много гибридов. Там тебе и собаки со змеями, и змеи с птицами, и птицы с кошками, и кошки с лошадками, а лошадки с рыбками. К каждому гибриду приходит ТД с литерой «О»(3), только никто ее дальше названия не читает – бесполезно. Открываешь, видишь: 17% нарвал, 7% снежная коза, 4% лебедь, а визуально перед тобой конь. Где он лебедь? В чем он коза? У него от лебедя с козой, возможно, только белый пегмент и голосовые связки. И будет твой конь по будням шипеть, а по праздникам блеять. Так что названия достаточно. Знаешь название – вспоминай, что это такое, если, конечно, лекции по мифологии не прогуливал. А ты, конечно же, их прогуливал, мне ли не знать. Иногда вообще без названия приходят, только серийный номер, но там, обычно, сразу видно, что перед тобой.

– У нас опытные образцы. Возможно не в полной мере эффективные, где-то с ошибками, но уже жизнеспособные, взрослые особи. По мифологическим образцам.

– А зачем именно по ним?

– А чего велосипед изобретать, когда все уже придумано до нас? Взяли, например, за основу грюнендаля…

– Это кто?

– Овчарка бельгийская, черная такая. И сделали двухголовую особь – Орфа и трехголовую – Цербера. Такие шикарные псы получились. Приедешь, сам увидишь. Или кентавры…

– Полу-люди, полу-кони?

– Насчет людей сложно говорить. С человеческим геномом работать нельзя, это не этично. Хотя, на мой исключительно субъективный, взгляд, генетики шалят. А от тебя мне надо, чтоб ты нам сирен приручил.

– Черт. Интересно, конечно.

– Вот и договорились. Где ты еще такое увидишь? Барахла бери сколько хочешь, машинка будет. Завтра у секретаря подпишешь «о неразглашении» и все, что там полагается на командировку.

– Эй, не так скоро! Мне еще артистов передать.

– Две недели тебе же хватит, что бы их передать? И все, в начале лета ты у нас.

На следующий же день на работе каждый счел своим долгом подойти и, тайком от других, спросить, куда это я собрался. Честно отвечал, что не знаю. В ответ мне кивали, дескать «Не разглашение. Понимаем». Как я обошел запрет и почему сейчас треплюсь – потом расскажу. И только директор, проходя мимо, буркнул:

– Валентиныч, подстригись. В серьезное место едешь, все-таки.

–Андреич, ты уверен, что в серьезное?

– В несерьезное людей не выписывают, как семена по почте.

Еще дважды до отъезда созвонились с Вадимом. Я пытался выражать сомнения в своей компетентности, на что Вирус отвечал, что имея опыт приручения и женщин, и тюленей я имею достаточную теоретическую базу.

– А еще у тебя в детстве рыбки были.

– Гуппи? Которые сдохли в первую неделю?

– Это тоже опыт, Николай Валентинович. А в наших условиях он может оказаться еще и самым полезным.

За две недели я успел собрать все необходимое, уложить в присланные ящики, и мое имущество уехало раньше, передал артистов-грюндиков(4). Потом два самолета, в конечном аэропорту меня встретил водитель микроавтобуса и несколько часов тряски по степи. Большую часть пути я проспал, только иногда просыпаясь, чтобы в полглаза оценить виды, поискать положение поудобней и снова отключиться. Путь окончился так же посреди степи. На дороге не было никаких отличительных знаков.

– Приехали, – повернулся водитель. – Ваши вон туда ходят.

Он указал рукой на темневший у горизонта горный массив, небо вдалеке сливалось с морем. Ну, туда так туда. Раз куда-то в горизонт увезли три ящика моего реквизита, то может и меня не забудут встретить. Закинул сумку на плечо, пошел в указанном направлении. Кустики редкой жесткой травы перемежались островками густой зелени, метелки пырея цеплялись за штанины. Вируса я увидел издалека. Сколько я его не видел вживую? Года четыре и сейчас меня распирало от радости.

– Коля! Тушкан! Сволота! Приехал!

Я аж зажмурился от смущения. Нет, прозвище мне нравилось. Можно сказать, я им даже гордился. Тем более, что меня давно «повысили в звании» и я больше не Коля-Тушканчик, а зрелый, матерый Тушкан. Но… Мне сорок два, я не хухры-мухры какой спец в своей области, у меня публикации, кессонка и развод в анамнезе. А встречаешь старых друзей и ты опять Тушкан. Мы обнялись.

– Приехал.

– Конечно. Вы вывезли половину моей квартиры. Куда же я без своего барахла денусь?

– Ладно, пойдем. По дороге все расскажу. Заповедник не большой. Всего пять гектаров. Но у нас есть все – речка, озеро, болото, лес. Даже скалы есть! С того края бухту закрывают. Ну так мы и популяции большие не разводим. Что у нас? Кентавры, четыре штуки. Два жеребца, две кобылки. Порознь держим. Команды на разведение не было. Соображалка у них как у двухлетнего ребенка, а лягаются как двухлетние кобылы. Так что сзади не подходи. В болоте гидра(5).

– О! Как выглядит?

– Как гидра. В смысле Hydra, кишечнополостная которая. Но здоровенная тварь. Её привезли уже метровой. Сейчас метра три в высоту. Совершенно безвредная. Убить тебя может, разве что, если наступит. Но она из трясины почти не вылезает. Восемь отростков. Раскидалась по всему болоту. Потом сходишь, посмотришь.

Тем временем мы подошли к жилому бараку. Рядом с бараком был загон, как в документалках про жизнь фермеров.

– В загоне у нас сатиры. Восемь штук. Самцы.

– И как они?

– Тупые в доску. Ну козы и козы. Только что торс антропоморфный(6). За ними Егор смотрит. Глаз да глаз нужен. Все время пытаются забор прогрызть.

– Прогрызть?

– Ну так козы же.

– То есть, на флейтах не играют?

– О! И не вздумай что-то подобное им подсунуть. Играть не играют, но дудят. Как ненормальные, круглые сутки. День, ночь – им по барабану. Они когда из-за последней передрались, а у нас нашелся дурик, который им эти дуделки подсунул. Так вот, они когда последнюю сломали, мы всей колонией выдохнули. Раньше на вольном выпасе были, а потом у них война с дриадами(7) началась. Ну как война. Дриады поумнее, они на полном серьезе воюют, а те даже не понимают.

– Что не поделили?

– Деревья. Козлоногие кору обгрызают и всё норовят на дерево повыше залезть. А тем это не нравится. Так знаешь, что придумали? Втроем на одного охотятся. Подманят яблоком на палке. Две за рога хватают и поднимают. Они девки хоть и мелкие как пигмеи, но силушки – мама не горюй. А третья ивовый прут ему под горло и в концы в расщепленную ветку. И отпускают. Это дурик висит, дергается. Чуть все не перезадушились. Хорошо Егор рядом был, заметил. Пока он одного снимает, они уже следующего подвешивают. Он второго снимать, смотрит – первый опять висит. Так он их ремнем за рога связал и в загон. Так всех и выловили. Все они у нас немного висельники. А вот с нимфами(8) у них гармония и взаимопонимание.

– У дриад с нимфами?

– И у дриад. С нимфами у всех гармония. Кроме твоих подопечных. Но с сатирами они прямо-таки на одной волне. Скачут по полям, в догонялки играют. А-то встанут так – нос к носу и нюхают друг друга. Это значит любовь у них.

На веранде барака я заметил большой мангал и пару винных бутылок, завалявшихся в углу. На сердце стало веселее от мысли, что пребывание моё здесь будет не только полезным, но и приятным.

– Ну пойдем, пройдемся перед ужином. Покажу, что успею.

– Нимф покажи.

– Этого добра у нас навалом, только, поверь, ничего интересного. Самое ценное в них то, что их под опеку взяли геронтологи и диетологи, любые деньги по первому запросу башляют. Потому что все хотят быть молодыми и худыми, как наши нимфы. Их у нас четыре вида. Называем по доминирующему геному – черепашки, попугайчики, медузки и эти… Забыл. Но ты по внешнему виду их не отличишь. Диана отличает, она с ними каждый день возится. Давай я лучше тебе сразу своих гамадриад(9) покажу. Вот где достойный объект. А нимфы… Мы через поле пойдем, где они живут, если выскочат на нас, посмотришь.

Пока мы шли к обиталищу нимф, Вирус продолжал рассказывать.

– А вот химерами(10) у нас никак не сложилось. Двух привозили, две же и сдохли.

– Что так?

– Пугается сама себя и атакует. Только из анабиоза выведут – трах-бах, всё, труп. Первый раз хвост головы покусал. Мы ж не предполагали насколько он ядовитый. Пока мы: ась? ась? Уже кердык. Яд разошелся, спасать некого.

– А противоядие?

– У нас есть, конечно, противоядие. Но от гюрзы там, от гадюки, от кобры. Понимаешь, от нормальных животных. А эту зверину мы же только в теории знаем. Вторую нам прислали уже подкорректированную. Так она у нас целых полчаса продержалась. Львиная голова напала на козью, перекусила артерию. Всё в крови. Химера дохлая. Так что мы уже личное кладбище открыли. А химер пока в долгий ящик.

За разговорами дошли до поляны, картинно заросшей луговыми цветами. В отдалении темнела полоска леса. На краю поляны стояло несколько высоких стогов, в их тени, в окружении, как мне показалось, полуголой ребятни, сидела темноволосая женщина. Приблизившись, я заметил, что вся ребятня женского пола и заняты они складыванием детских пирамидок. А через пару шагов стало понятно, что не такая уж они ребятня – выглядели девушки вполне сформированными, но уж очень маленькими. Их темноволосая предводительница заметила нас и поднялась навстречу.

– Это Диана. Наш нифозавр, нимфоведка. Не путать с нимфо…

– Я понял.

Брюнетка пошла на встречу. Несколько ее подопечных тоже заметили нас и, бросив свое занятие, потянулись ближе.

– Что, – весело спросил Вирус, – опять твои неглиже бегают?

Диана закатила глаза:

– О… Все утро туники по поляне собирала. Не могу их к одежде приучить. Нет, попугайчики нормально носят, а остальные… С другой стороны, чего я хочу, где вы видели черепашку в тунике?

К нам подкрались несколько любопытствующих нимф и тут мне стало понятно, почему Вадим Юрьевич был уверен, что они мне не понравятся. Взгляд у них особенный. Про такой еще иногда говорят – свет горит, а дома никого нет. Очень не комфортно я от такого взгляда себя чувствую. У тех же, что остались заниматься пирамидками, как я заметил, дела шли не особо успешно. И колечки не надевались на стержень, да и стояли в разнобой. Диана же, которая по моему представлению, была куда больше похожа на классическую нимфу, спросила:

– Так это вас нашим сиренам на съедение выписали?

На съедение? Настолько все плохо? Но Вирус ответил за меня.

– Да его полярные медведи за два года так и не съели и эти не съедят.

Тут я почувствовал прикосновение к ладони маленьких цепких пальчиков и непроизвольно отдернул руку. Снизу вверх на меня смотрели пустые глаза нимфы в яркой желтой тряпочке.

– Не трогай меня, пожалуйста.

На лице нимфы отобразился испуг.

– Говорите потише, вы их пугаете, – попросила Диана. – У вас голос такой, мне самой стало страшно.

– Дианочка, просто у Николая Валентиновича идиотофобия, вот он так остро реагирует.

– Вадим Юрьевич, вы снова? Может быть, мои нимфы развиваются медленнее ваших дриад, но называть их идиотками то перебор!

– О, началось. Коля, пойдем отсюда.

– Идите. Идите!

Отойдя на несколько метров, я обернулся и крикнул:

– Диана, простите, пожалуйста, но я ничего такого не говорил.

– А вам не надо говорить. У вас на лице все написано.– и, через время, добавила. – Я вашим сиренам набор специй принесу, чтоб им вкуснее было.

А Вирус совсем не расстроился.

– Да ну их. Идем к гамадриадам. Такого точно не видел.

Я с облегчением оставил нимф позади. Может Вирус выразился и грубо, но у меня, наверное, и в самом деле идиотофобия. Ну боюсь я женщин без мысли в глазах. Пусть стерва, пусть хитрюга, только не эта диаграмма покойника во взгляде.

– Вообще, помнишь же кто такие гамадриады?

– Дриады, которые умирали вместе с деревом.

– В общих чертах, да. Неотделимы они от дерева. Смотри, что из этого получилось. Вот они.

На песчаной излучине небольшой речушки, к которой мы вышли, стояли три белых дерева, похожих на осины. Но стволы толстые, в два обхвата и узловатые, и корни наружу.

– Эх!– возмутился Вирус. – Опять в кучу собрались. Я их разгоню в стороны, они опять сходятся. Ладно, смотри фокус.

Вадим достал из кармана складной стакан и зачерпнул в него воды из реки. В нагрудном кармане рубахи у него оказался пластиковый тюбик с бурой жижей. Выдавил в стакан несколько капель жижи, размешал пальцем смесь, а палец вытер о рубаху.

– Подкормка, – пояснил для меня.– Обыкновенная, для петуний.

Покрутил стаканчиком возле деревьев и поставил его метрах в трех от них. Сам подошел ко мне. Несколько минут как будто ничего не происходило. А затем стволы бесшумно раскололись вдоль, половины стволов отделились и, перебирая корнями, двинулись к стаканчику. Три мраморно-белых фигуры проплыли мимо нас. Прекрасными девами их назвать можно было только при наличии богатой фантазии. Фигуры доплыли к подкормке и запустили в стакан корни. Стаканчик упал, жидкость вытекла в песок. Гамадриады стали ощупывать влажный песок, пытаясь впитать угощение. Когда песок был перерыт и перестал отличаться по цвету от сухого, фигуры двинулись обратно и слились со своими стволами.

– Видел? Шикарно, да? Сухопутные криноиды(11), теплокровные деревья, – восхищался Вирус.– Ну как?

– Впечатляет. Я себе все по другому представлял.

– Ай, ты не можешь оценить всего великолепия.

И Вирус принялся описывать мне как это круто, что данные деревья являются, по сути, животными и сыпать длинными терминами из которых я понимал, в лучшем случае, только по полслова – палео, термия, фито, фото, морфо(12).

– Скажи честно, ты эти слова на ходу придумываешь? Это вид гипноза, чтоб человек обалдел и не мог сбежать?

– Но генезис(13) ты понял?

– Генезис? Я читал. Это же из Библии, да(14)?

– Ну… И туда тоже можно.– отмахнулся Вирус и продолжил гипнотизировать умными словами.

Обратно пошли другим путем, хотели увидеть дриад, но те решили не показываться.

– С дриадами у меня никаких проблем. Сами живут, сами питаются, сами развиваются. Очень комфортные девчонки. Они большей частью на фотосинтезе.

– А меньшей частью на чем?

Вадим пожал плечами.

– Я им фрукты оставлял. Вроде бы съели. А может птицы растащили. Твои, кстати, тоже сами питаются. Очень упрощает уход.

А мне подумалось, что уход может и упрощает, а вот тренировку нет. Местной рыбой я их не удивлю.

Вернулись мы к уже накрытому столу. Ноздри щекотал аромат горящих поленьев и жареного мяса. Сотрудники заповедника были радушными сами по себе, а на меня они еще и возлагали большие надежды, так что, прием был очень теплым. Одновременно с нами к веранде подошел мужчина ростом гораздо выше среднего, подмышкой он держал сатира.

– Жеваный крот, ну хоть капля мозга у них будет? Застрял в изгороди. Наполовину пролез и застрял. Иду, смотрю – вонючий случай! Торчит!

Великан потряс сатиром. Козлоногий жевал жвачку и ни чуть не смущался своим положением. Великан подошел к изгороди и перебросил рогатого в загон. Сатир упал на четыре кости, тут же вскочил и стал увлеченно обнюхивать столб ограды. Мы сели за стол. Колонистов, как они себя иногда называли, было одиннадцать. Четыре женщины – ветеринар Алёна, фельдшер Юля, берейтор(15) Галя и «нимфоведка» Диана, с которой я уже познакомился. Мужчины, протягивая руку, называли имя и своих подопечных.

– Егор – сатиры.

– Леонид – гидра и тритоны(16). Тритонов нет, пока с твоими сиренами не разберемся.

– Максим – мантикоры, грифоны и всякие кошкообразные.

– Давид – Цербер, Орф и Сцилла скоро будет. Собачатник, в общем.

Был еще Светлицкий, Олег Анатольевич, занимавшийся гарпиями. Но его питомник находился на другом конце заповедника, на скальнике. Здесь он появлялся пару раз в месяц, эдаким героем романов Купера – верхом, одетый в кожаную одежду, грузил в телегу брикеты замороженных куриных лап, мешки с мелом и пемзой, забирал свой сухпаек и уходил в закат, в свои Скалистые горы. Ну и Вадим Юрьевич, мой старый добрый Вирус, со своими разносортными дриадами. Я тоже представился:

– Николай. До сегодняшнего дня – преимущественно, тюлени.

– Пойдет. Я тоже, пока сюда не попала, по нормальным девиантным(17) подросткам специализировалась, – поддержала забывшая о конфликте нимфоведка.

Мне сразу стали вводить в курс дела. Видимо, тема была наболевшая. Сирен было двенадцать.

– Зачем так много?

– Тушкан, а мы знали? Мы думали, ну будут плескаться в море двенадцать красивых девочек с рыбьими хвостами. Всем на радость, нам на умиление.

– А то, что там агрессия в генетику вписана это никого не насторожило?

– Ну… На заборе тоже написано, а там же дрова.

Двенадцать милых мальков скоро выросли в двенадцать злобных девиц. Девицы держались стаей и ни в грош не ставили сотрудников. По замыслы им полагалось жить около определенной скалы. Там были устроены для них кормушки и места для живописного возлежания. «Что? Всего лишь одна скала, когда есть целое море и в нем нет конкуренции?» – сказали сирены. Не то что бы они так сказали, говорить они не умели. Они так поступили. Сломали кормушки на скале, переворачивали лодки сотрудников. Когда колонисты устраивали погружения, чтобы наладить контакт с девицами, те пользуясь своим преимуществом в воде, отбирали у ныряльщиков оружие, сдергивали маски, портили трубки для дыхания. Первое время, когда колонисты еще покупались на такие провокации, некоторые сирены претворялись беспомощными или ранеными, например, придавленными подводными камнями. А затем окружали наивного ныряльщика, ринувшегося помогать, нападали и мешали всплыть на поверхность. Одну из сотрудниц чуть не утопили. Схватили её за ноги и потащили на дно. Она и сама толком не помнит, как удалось вырваться. Вскоре уже никто не рисковал заходить в море, ни под каким предлогом. В таких условиях ни о какой дрессуре или изучении уже не могло быть и речи. Образ прекрасных дев, нежащихся на камнях и распевающих заманчивые для моряков песни, никак не срастался. Какие там песни? Голосов сирен никто не слышал. Скорее всего, они были вовсе немыми, как рыбы. Они только клацали зубами, если замечали людей поблизости. За других существ тоже возникали опасения. Пока никто не погиб, но попытки напасть уже случались. Это произошло когда сирены решили, что моря им недостаточно и попытались оккупировать еще и реку. Та, к счастью, оказалась слишком мелкой для них и дальше самой дельты хищницы не пробрались.

– Надо как-то их приручить. – резюмировал Давид.– Видал я сук, но таких!.. А главное, датчики слежения поставить. Вдруг они в открытое море вырвутся.

– Я боюсь к морю подходить, – грустно поддержала Юлия. – Я в этом году даже ножки там не помочила… А в прошлом году плескались как дельфины-шизофреники…

У некоторых сирен были клички. Живчик – неугомонная, лихо наматывала восьмерки. Пестрая – с красными чешуйками на мордашке. Замятыш с кривоватым лицом, Пышка, короткотелая, пухлая и медлительная, но зато в нападениях не замеченная. Была даже Ирка. Но ничего общего с мирной Ириной. У нее на лице были чешуйки зеленого и оранжевого цвета, так что Ирка это производное от ИРА(18). Характер соответствующий. Скромная Мышь и бледная Моль. Даже по именам можно было понять, что никто к ним особой любви не питал.

После краткого экскурса в мою будущую сферу работы, колонисты, отдохнувшие и повеселевшие от вина, принялись травить местные байки. А их уже набралось достаточно.

–Должны были нам привезти Ехидну(19). Но что-то там перепутали и привезли четырех нагов(20) из индуистского заповедника. Мы смотрим, ничего понять не можем. Почему Ехидн четыре штуки? Почему все четыре штуки самцы? И почему они такие размалеванные?

– Но «индусы» быстрее нас сообразили…

– Ну еще бы! У нас-то перебор, это ладно, а у них-то недостача.

– Индусы в смысле индуисты? – уточнил я.

– В смысле сотрудники индуистского заповедника. Как мы «античники», где-то на северах «кельты», так они «индусы». Так вот. «Индусы» сразу в позу – возвращайте нагов! Да не вопрос. Возврат оформили, отправили. Но тут вмешиваются реальные индийцы и говорят: А собственно, какого лингама(21), вы, господа хорошие, в нашу мифологию играетесь? И вывозят весь индийский зоопарк, подчистую, к себе в страну, на бессрочное дожитие. А теперь, Тушкан, отгадай загадку – что может быть доказательством того, что индуизм способен впитать в себя любую другую религию?

– Ну… Не знаю.

– А, например, то, что у Ехидны сейчас точка на лбу. Они же нам её вернуть не успели. Её вместе с нагами увезли.

Колонисты захохотали. Я деликатно поулыбался. Наверное, это была действительно смешная шутка, но я еще недостаточно проникся духом заповедника. В ответ я рассказал байку, как мы чудили в старших классах, как раз на уроке истории и маленькая, в каштановых кудряшках, Галя спросила:

– Вадим Юрьевич, а почему вы Вирус?

– О, Галочка, – пафосно начал Вадим. – Это потому что я неуловим, всепроникающ и практически бессмертен.

– Кого вы слушаете?– перебил я.– Это потому что он в малолетстве с нефоркой Бациллой встречался. Жуткая была девица. Вадим Юрьевич, не смотри так. Я хотел сказать – вы были очень гармоничной парой.

Так за байками, жареным мясом и густым вином, мы досидели до самого рассвета. Потом Вирус пошел показать мне мою койку и я решил спросить:

– Откуда у вас столько вина?

– О! Это Алёну надо благодарить. Она обосновала, что раз заповедник античный, то наши зверушки без вина жить не могут.

– Но вы же им вина не даете?

– Нет, конечно! – возмутился Вирус. – Они сознанием как дети. Вином поить все равно, что ребетёнку цыгарку совать. Но это тс-с-с!

– Понял.

И разошлись.

Утром я собрался на первую разведку. Вирус вызвался помочь донести снаряжение и баллоны. Всю дорогу до берега он наставлял меня:

– Если увидишь, что какая-то из них запуталась в водорослях, или её придавило камнем, или она лежит на дне, вся такая бездыханная, или видишь, что они толпой одну забивают – не суйся. Это замануха. Может они для тебя что-то новое придумают, но конкретно на эти уловки мы все уже попадались Не ведись.

Мы шли, я слушал и всё кивал.

– Могут включить дуру. Это если по одной. Подплывают, ластятся, глаза распахнут. Кажется, готовы с рук есть. Расслабишься – они тебе эту руку по самый локоть и отгрызут. Я тебе на всякий случай два жгута положил. Рацию на берегу оставь, с собой на камни не бери. Они уже поняли, для чего рация. С камней они её просто скинут и утопят.