Золотые Ворота

– Верно! – Ревсон позволил себе самодовольную улыбку собственника. – Ручная работа и сборка. Шведская. Редкий экземпляр. Единственный фотоаппарат в мире, который может делать цветные и черно-белые снимки и в то же время работать как кинокамера.

– Можно посмотреть? Я сам фотолюбитель.

– Пожалуйста.

Ревсону показалось, что работающий от аккумулятора кондиционер в автобусе вдруг перестал функционировать.

Ван Эффен с видом знатока осмотрел фотоаппарат. Его рука как бы случайно коснулась пружинного зажима на донышке. На сиденье рядом с Ревсоном высыпались кассеты с пленкой.

– Ох, простите! Я, видимо, еще маловато знаю об аппаратах. – Ван Эффен перевернул фотоаппарат и осмотрел его нижнюю часть. – Здорово придумано!

Ревсон остро ощущал, как оттопырился его карман из-за положенного туда передатчика. Тем временем Ван Эффен аккуратно поместил обратно кассеты с пленкой, закрыл откидное донышко и вернул аппарат владельцу.

– Простите мне мое любопытство.

– Что ж, зато вы узнали много нового.

– Это всегда пригодится.

Ван Эффен снова улыбнулся своей ничего не значащей улыбкой и вышел.

Ревсон не стал стирать пот со лба только потому, что этот жест был для него не характерен. Его мучила мысль, заметил ли Ван Эффен два маленьких пружинных зажима внутри фотоаппарата. Скорее всего, заметил. Но понял ли он их назначение? Это вряд ли. Мало ли для чего они нужны!

Ревсон повернулся и посмотрел в окно. Заложники выходили из своего автобуса. Президент мужественно старался придать своему хмурому лицу спокойное и решительное выражение, достойное государственного деятеля. Заметив, что даже Ван Эффен наблюдает за их появлением, Ревсон вышел из автобуса через правую переднюю дверь и оказался с той стороны, которая была скрыта от посторонних глаз. Он с задумчивым видом облокотился на перила моста, потом небрежно разжал правую руку, в которой сжимал передатчик. Где-то он прочитал, что при свободном падении с моста Золотые Ворота предмету нужно всего три секунды, чтобы достичь воды, однако сильно сомневался, что человек, утверждавший это, действительно сделал расчеты. Никто не заметил ничего неладного. Ревсон, как всегда, был осторожен.

Он неспешно и тихо вернулся в автобус, беззвучно прикрыл за собой дверь и вышел наружу через дверь с другой стороны, на этот раз гораздо более шумно. При его появлении Ван Эффен едва заметно улыбнулся и продолжил наблюдать за очередным представлением.

Как и прежде, Брэнсон с блеском осуществил режиссуру. Он рассадил заложников и журналистов на соответствующие места, а фотографов, кино- и телеоператоров разместил на стратегически важных позициях, с тем лишь небольшим, но существенным отличием, что на этот раз он располагал не одной, а двумя телекамерами. Спокойный, все такой же уверенный в себе, Брэнсон без дальнейших церемоний возобновил свою психологическую войну. Этот человек оказался не только прирожденным генералом и режиссером, но и талантливым ведущим телевизионных шоу. Он умело распределил свое внимание между телекамерами и сидящими перед ним людьми. Представившись зрителям и представив им президента, короля и принца, Брэнсон обратился к телекамерам:

– Сегодня мы используем две телевизионные камеры. Одна из них позволит вам наблюдать за присутствующими здесь, другая направлена в другую сторону – на юг, на побережье Сан-Франциско. Эта камера снабжена объективом, который обеспечивает на расстоянии почти в километр такое же четкое изображение, как если бы объект находился всего в десяти шагах. Сегодня нет тумана, и видимость должна быть превосходной.

Брэнсон убрал брезентовое покрытие, закрывавшее большой прямоугольный предмет, и с микрофоном в руке сел на свободное место рядом с президентом. Он указал на предмет, который только что предъявил миру:

– Это небольшой подарок присутствующим здесь гостям – великолепный цветной телевизор. Самый лучший из существующих. Разумеется, американского производства.

Прекрасно сознавая, что сейчас на нем сосредоточено внимание всего цивилизованного человечества, президент позволил себе заметить с холодным сарказмом:

– Могу поспорить, Брэнсон, что вы не заплатили за этот телевизор.

– Это не имеет отношения к делу. Просто мне хотелось, чтобы вы и ваши гости не чувствовали себя обделенными. Очень скоро весь мир будет иметь возможность наблюдать за тем, как мы размещаем первую порцию взрывчатки на одном из тросов, идущих от южной башни, и было бы несправедливо лишать вас этой возможности. В конце концов, на расстоянии около шестисот метров и на высоте ста пятидесяти метров даже человеку с острым зрением трудно рассмотреть тончайшие детали этой операции. А наш телевизор покажет все, что захотите. – Брэнсон улыбнулся. – И даже то, чего не захотите видеть. А теперь, пожалуйста, обратите свое внимание на машину, спускающуюся по пандусу из третьего автобуса.

Собравшиеся послушно обратили свое внимание туда, куда было велено. И увидели то, что уже успели увидеть телезрители. Это была машина, напоминающая миниатюрный гольф-кар. Она передвигалась совершенно бесшумно – очевидно, работала на электричестве. Водитель, Питерс, стоял на маленькой площадке в задней части машины, прямо над аккумуляторами. Перед ним на стальной платформе лежал большой моток тонкой веревки, а спереди у машины имелась лебедка.

Съехав с пандуса, Питерс остановил машину. Из задней двери автобуса появились четверо мужчин. Первые двое несли тяжелый брезентовый рулон со взрывчаткой, похожий на тот, что Брэнсон продемонстрировал телезрителям во время первой передачи. Опасный груз был осторожно положен на платформу рядом с веревкой. Двое других мужчин несли два предмета длиной около двух с половиной метров каждый: это были багор и стальная балка двутаврового сечения с винтовыми зажимами-бабочками на одном конце и встроенным блоком – на другом.

– Это наши орудия труда, – прокомментировал Брэнсон. – Возможно, вы и сами догадаетесь об их назначении, но, так или иначе, обо всем будет рассказано, когда придет время. Особый интерес представляют взрывчатка и веревка. Эта брезентовая полоса длиной в три метра содержит тридцать «ульев» с мощной взрывчаткой, каждый весом в два килограмма. Веревка, длина которой составляет четыреста метров, кажется на вид тоньше бельевой, но это по сути нейлоновый трос со стальным сердечником, способный выдержать вес в триста пятьдесят килограммов, что в пять раз больше, чем нам нужно.

Он знаком велел Питерсу начать движение, и тот осторожно направил маленькую машину к южной башне. Брэнсон посмотрел прямо в объектив телекамеры:

– Поскольку сейчас нас смотрят не только жители Сан-Франциско, я объясню: башни этого моста не цельные.

На экране телевизора, стоящего перед ним, и на миллионах телеэкранов по всему миру крупным планом появилась южная башня.

– Эти башни состоят из стальных модулей, каждый размером с телефонную будку, но только вдвое выше. Модули скреплены между собой стальными заклепками и соединены лазами. Каждая башня состоит более чем из пяти тысяч модулей. В башнях есть лифты и лестницы, общая длина которых достигает тридцати семи километров.

Брэнсон протянул руку под сиденье и достал оттуда книгу.

– Как вы понимаете, в таком лабиринте нетрудно заблудиться. Еще во время строительства двое рабочих провели в северной башне целую ночь, пытаясь отыскать выход, и даже сам Джозеф Штраус, архитектор и строитель моста, часто затруднялся с определением своего местоположения внутри башни. Именно поэтому он составил инструкцию, копию которой мне удалось раздобыть. Двадцать шесть страниц этой книги должны были помогать инспекторам обходить объекты и не заблудиться. В данный момент двое моих людей, снабженные копиями этой инструкции – хотя она вряд ли им понадобится, ведь они пользуются лифтом, – итак, двое моих людей поднимаются или уже поднялись в верхнюю часть южной башни по ее восточной стороне, той, что выходит на залив. Они несут с собой груз весом в восемь килограммов, назначение которого станет ясно позже. А теперь можем ли мы посмотреть на наш электромобиль?

Телекамера послушно опустилась и проследила за Питерсом, который двигался вдоль противоположной стороны моста. Он в эту минуту как раз замедлил ход и остановился под нижней из четырех массивных поперечных балок южной башни.

– Пожалуйста, покажите верхнюю часть башни, – велел Брэнсон.

Телекамера сфокусировалась на седловине – изогнутой стальной станине, над которой проходят тросы. И почти сразу же возле седловины появились два человека, две крошечные фигурки для тех, кто смотрел на них с моста невооруженным глазом. Телезрителям камеры показали их крупным планом.

– Очень вовремя, – с удовлетворением произнес Брэнсон. – В подобных делах чрезвычайно важна координация. Смею заметить, едва ли найдется один на десять тысяч телезрителей, кто захочет оказаться на месте моих людей. Откровенно говоря, мне и самому не хотелось бы туда забираться. Один неосторожный шаг – и вы падаете с высоты двухсот двадцати семи метров. Семь секунд в воздухе – и вы врезаетесь в воду со скоростью двухсот семидесяти километров в час, а это все равно что удариться о бетон. Но мои люди в такой же безопасности, в какой вы были бы на церковной скамье. Их называют верхолазами – это их вы видите на строительных лесах в трехстах метрах над землей, когда возводятся новые небоскребы в Нью-Йорке и Чикаго.

Камеру снова навели на Питерса. Он достал пистолет, необычный как по длине ствола, так и по размеру дула, прицелился вверх и выстрелил. Ни камера, ни человеческий взгляд не смогли отследить, что именно выстрелило, но спустя четыре секунды камера показала, что Бартлет, один из мужчин на верхушке башни, держит в руках зеленый трос. Он начал быстро сматывать этот трос. На другом конце троса находился обтянутый кожей шкив, к которому, в свою очередь, была прикреплена нейлоновая веревка со стальным сердечником. Через две с половиной минуты конец веревки оказался в руках у Бартлета.

Он крепко держал веревку, пока его напарник, Бойер, отвязывал шкив от троса. Отмотав примерно три с половиной метра троса, Бартлет отрезал его ножом и передал этот моток Бойеру, который привязал один конец троса к поперечной балке башни, а второй – к креплению шкива. Перекинув через шкив веревку, они привязали к ее концу свинцовый груз в виде груши, который принесли с собой. Затем груз вместе с веревкой был быстро спущен на уровень моста.

Питерс поймал груз и развязал узел, удерживая веревку. Он пропустил ее конец через блок на двутавровой стальной балке и через кольцо на рукоятке багра и закрепил все вместе с грузом. Другой конец веревки он накрутил на барабан лебедки, сделав несколько витков, и включил электродвигатель.

Лебедка была небольшой, но мощной. Чтобы поднять груз с моста до верхней седловины, потребовалось менее полутора минут. С севера дул легкий бриз, крепчавший с высотой, и веревка с грузом заметно раскачивалась, то и дело сильно ударяясь о поперечные балки башни. Но Питерса это не беспокоило, он внимательно следил за Бартлетом. Когда груз приблизился к верхней точке, Бартлет вытянул руку вперед. Питерс снизил скорость лебедки. Бартлет медленно помахивал ладонью и наконец вытянул ее горизонтально. Тогда Питерс остановил лебедку и смотал с нее веревку, оставив на барабане только закрепленный конец.

Бартлет и Бойер тем временем подтащили балку и багор, отсоединили их от свинцового груза, пропустили веревку через блок на двутавровой стальной балке и снова привязали к веревке свинцовый груз. Затем они осторожно выдвинули стальную балку примерно на два метра, закрепили ее конец на поперечной балке башни и до отказа затянули зажимы-бабочки. Бартлет подал сигнал Питерсу, и тот прижал конец веревки, закрепленный в барабане лебедки. Груз и веревка быстро опустились.

Две минуты спустя веревка снова стала подниматься вверх, на этот раз вместе с брезентовым рулоном со взрывчаткой, свисающим на всю длину. Веревка была привязана к двум мощным металлическим зажимам на одном из концов брезентовой полосы. В отличие от первого раза, Питерс поднимал этот груз очень осторожно, барабан поворачивался медленно, временами совсем останавливался. Генерал Картленд заметил, обращаясь к Брэнсону:

– Кажется, ваш лебедчик пытается избежать раскачивания груза?

– Да. Мы не хотим, чтобы взрывчатка стукнулась об одну из поперечных балок моста.

– Ну конечно. Детонаторы с гремучей ртутью очень чувствительны.

– Детонаторы у Бартлета в кармане. Но у взрывчатки тоже очень взрывной характер. Именно поэтому нам и понадобилась та вытянутая балка наверху – чтобы обеспечить просвет. Признайте, было бы слишком немилосердно требовать, чтобы двое пусть даже сильных мужчин тащили груз весом в семьдесят с лишним килограммов – не сто килограммов, как вы предположили, генерал, – на высоту более ста пятидесяти метров.

Все наблюдали, как взрывчатка была благополучно подтянута ко второй поперечной балке моста. Картленд спросил:

– Значит, у вас одна полоса со взрывчаткой здесь, вторая – на противоположном тросе и еще две – на северной башне?

– Нет. Наши планы изменились. Мы подозреваем, что поддерживающие тросы, под стальным покрытием которых находятся двадцать семь тысяч витков проволоки, могут оказаться гораздо крепче, чем на модели, которую мы использовали для проверки. Поэтому мы решили применить все четыре упаковки взрывчатки на южной башне, по две на каждый трос. В таком случае не останется причин для сомнений. А если южный конец моста упадет в залив, то разумно предположить, что и северный последует за ним. В том, что рухнет и северная башня – не забывайте, ей одной придется держать весь пролет моста длиной в тысячу двести метров, – нельзя быть полностью уверенным, но это весьма вероятно.

Ван Эффен сделал два быстрых шага вперед и снял автомат с предохранителя. Мэр Моррисон, привставший со стула, медленно опустился обратно на сиденье, но кулаки его все еще были сжаты, а глаза стали просто сумасшедшими.

К этому моменту Бартлет и Бойер подцепили багром веревку и начали осторожно подтягивать к себе взрывчатку. Скоро она исчезла из поля зрения телекамеры, как и сам Бартлет, за исключением головы и плеч.

– Вставляет детонаторы? – спросил Картленд.

Брэнсон кивнул, и Картленд указал на ближний к ним трос, который здесь, в середине моста, опускался так низко, что до него можно было дотронуться рукой:

– Зачем столько усилий? Разве не проще прикрепить взрывчатку здесь?

– Конечно проще, но нет гарантии, что разрыв троса в середине моста разрушит сам мост. Неизвестно, что произойдет в таком случае. Подобных экспериментов никто и никогда не проводил – подвесные мосты слишком дороги. Если тросы разорвать здесь, то башни могут все еще оставаться в состоянии равновесия. Возможно, мост немного провиснет, возможно, даже переломится, но это не означает, что весь пролет упадет в воду. А мой способ гарантирует успех. Вы же не думаете, что я стал бы требовать двести миллионов долларов за халтуру?

Генерал Картленд не ответил, что он думает по этому поводу.

– Кроме того, если что-то пойдет не так, например, если вы вдруг окажетесь чересчур прижимистыми, то я приведу в действие взрыватели, как только мы взлетим. Не хочу находиться ближе чем в километре от этого места, когда взорвутся все триста килограммов взрывчатки.

Президент осторожно спросил:

– Вы хотите сказать, что устройство, инициирующее взрыв, находится в одном из ваших вертолетов?

Брэнсон издал смиренный вздох.

– Я всегда считал, что кандидаты в президенты должны предварительно проходить тестирование на коэффициент интеллекта. Да, конечно. В ближайшем из них. А вы хотели бы, чтобы я нажал на кнопку, сидя в автобусе, и рухнул вместе с ним на дно залива?

Он отвел укоризненный взгляд от президента и посмотрел на экран телевизора, стоящего перед ним. Бартлет, которого подстраховывал Бойер, уже обернул брезентовую полосу вокруг троса и туго затягивал второй из двух ремней, удерживающих ее на месте. Сделав это, он отступил назад, к Бойеру, и полюбовался своей работой. Телекамера крупным планом показала участок троса, оказавшийся в смертельных объятиях взрывчатки.

Брэнсон широко улыбнулся:

– Разве это не великолепное зрелище?

Лицо Картленда осталось непроницаемым.

– Все зависит от точки зрения.

Глава 7

Вице-президент Ричардс выключил телевизор. Было видно, что он потрясен и озабочен. Когда он заговорил, эти эмоции отразились в его голосе.

– Удивительно эффектный спектакль. Приходится признать, что наш зловещий друг отлично знает свое дело и имеет все возможности для осуществления своих многочисленных угроз. Во всяком случае, мне так показалось, но ведь я только что появился на этой сцене. Может быть, у кого-то из вас, господа, сложилось другое мнение?

Вице-президент, высокий, дружелюбный и словоохотливый южанин, большой любитель похлопать (если можно назвать это похлопыванием) ни о чем не подозревающего собеседника по спине, причем довольно больно, был известным гурманом, подтверждением чему являлась его полнота. Ричардс вовсе не был таким уж бесполезным человеком, каким считал его Хагенбах. Нелестное мнение директора ФБР о вице-президенте объяснялось тем, что у них были прямо противоположные характеры. Мистер Ричардс слыл человеком сильным, умным, проницательным и на редкость эрудированным, правда с одним существенным недостатком: в отличие от Хагенбаха, он был одержим жаждой власти. Брэнсон не преувеличивал, когда говорил о желании Ричардса занять кресло в Овальном кабинете Белого дома.

Ричардс без особой надежды оглядел собравшихся в кабинете администратора больницы. Хагенбах, Хендрикс, госсекретарь и министр финансов сидели за небольшим столом. Ньюсон и Картер, словно для того, чтобы подчеркнуть свое особое положение в высших эшелонах военного ведомства, устроились за вторым, еще меньшим столом. О’Хара, сложив руки на груди, стоял возле радиатора отопления, приняв тот кислый, слегка насмешливый и снисходительный вид, какой большинство врачей принимают в присутствии людей, далеких от медицины. Эйприл Уэнсди одиноко сидела на стуле в углу комнаты.

Воцарившееся молчание ясно показало, что ни у кого из присутствующих господ другого мнения не сложилось.

Добродушие Ричардса уступило место некоторой раздражительности.

– Ну а вы, Хагенбах? Что вы предлагаете делать?

Хагенбах постарался сдержаться. Хотя он и являлся главой ФБР, но все-таки был обязан, по крайней мере внешне, оказывать вице-президенту уважение.

– Я предлагаю подождать, пока расшифруют отчет Ревсона, сэр.

– Расшифруют! Расшифруют! Вашему сотруднику обязательно нужно было все так усложнять, прибегая к шифру?

– На первый взгляд нет. Надо признать, Ревсон страдает некоторой манией секретности и чрезвычайно печется о безопасности. То же самое, кстати, можно сказать и обо мне. Согласен, это сообщение было доставлено благополучно и без проблем. С другой стороны, как и подтверждает мисс Уэнсди, Брэнсон действительно собирался обыскивать «скорую помощь». Если бы он проделал это тщательно, то мог бы что-то обнаружить, но только не из этого микрофильма.

В дверях появился молодой человек, одетый в безукоризненный серый костюм, придававший ему вид брокера с Уолл-стрит. Он протянул Хагенбаху два листа бумаги:

– Прошу прощения за задержку, сэр. Это было не так-то просто.

– С Ревсоном всегда не просто.

Хагенбах быстро просмотрел обе страницы, явно забыв о присутствующих. Закончив, он взглянул на молодого человека:

– Вы ведь дорожите своим положением в нашей организации, Джейкобс?

– Вам не нужно это говорить, сэр.

Хагенбах попытался улыбнуться, но, как всегда, не сумел преодолеть внутренний барьер.

– Прошу прощения, – сказал он.

Эти слова отражали меру озабоченности Хагенбаха: до сих пор никто и никогда не слышал, чтобы он извинялся.

– Это тоже лишнее, сэр, – и Джейкобс вышел из комнаты.

Хагенбах сказал:

– Вот что пишет Ревсон: «Чтобы дать вам время достать все, в чем я остро нуждаюсь, я прежде всего перечислю требуемое».

Адмирал Ньюсон кашлянул:

– Ваши подчиненные всегда обращаются к вам в таком повелительном тоне?

– Не всегда. Итак, продолжу: «Мне нужны четыреста метров тонкого голубого или зеленого шнура, цилиндрические водонепроницаемые контейнеры для письменных сообщений и водозащищенный фонарик для передачи сигналов азбуки Морзе. Кроме этого, мне нужны аэрозоль, две ручки, белая и красная, и пневматический пистолет CAP. Пожалуйста, прикажите немедленно доставить все это. Без этих предметов я не могу действовать».

– Какая-то абракадабра! Что все это значит? – спросил Картер.

– Не уверен, должен ли я отвечать. Это не относится лично к вам, генерал. Старшие офицеры вооруженных сил, министры и старшие офицеры полиции имеют право на подобную информацию, но здесь присутствуют, э-э, гражданские лица.

– Врачи не болтливы. И более того, не склонны передавать секретную информацию в прессу, – мягко заметил О’Хара.

Хагенбах благосклонно взглянул на доктора, а затем обратился к Эйприл:

– А вы, мисс Уэнсди?

– Я выболтаю все, что знаю, если мне покажут тиски для больших пальцев. Можно даже не зажимать мои пальцы, достаточно показать тиски. В противном случае я буду молчать.

Хагенбах спросил у Хендрикса:

– Как у Брэнсона обстоит дело с тисками и с молодыми женщинами?

– Никак. Хотя Брэнсон опытный преступник, он известен своим галантным отношением к прекрасному полу. Ни разу не участвовал в грабеже, где была бы замешана женщина, и ни одна дама из-за него не пострадала.

– Но мистер Ревсон сказал мне… – начала Эйприл.

– Я подозреваю, – ответил ей Хагенбах, – что Ревсон хотел, чтобы вы казались испуганной. Вот он вас и напугал.

– У него что, совсем нет совести? – возмутилась Эйприл.

– В личной жизни он образец честности. В делах… ну, если у него и были угрызения совести, он их очень хорошо скрывал. Что касается перечисленных им предметов, баллончики с аэрозолем содержат тот же газ, которым с таким эффектом воспользовался Брэнсон. Последствий от него никаких – присутствие мисс Уэнсди может это подтвердить. Ручки выглядят как обычные фломастеры, но стреляют иголками, способными вывести человека из игры.

– Почему они разного цвета? – спросил адмирал.

– Красные выводят человека из игры на более длительное время.

– «На более длительное», видимо, означает «навсегда»?

– Случается и такое. Пневматический пистолет… ну, его основное преимущество в том, что он стреляет практически бесшумно.

– А как насчет этого маленького словечка САР?

Нерешительность Хагенбаха выдавала его нежелание отвечать.

– Оно означает, что наконечники пуль покрыты особым веществом.

– Каким веществом?

Нежелание отвечать превратилось во что-то похожее на смущение.

– Цианидом.

После короткого, но выразительного молчания Ричардс мрачно спросил:

– Этот ваш Ревсон, он что, прямой потомок гунна Аттилы?

– Его деятельность всегда чрезвычайно эффективна, сэр.

– Ни минуты не сомневаюсь, если принять во внимание, что он использует подобное оружие. Ему приходилось убивать?

– Как и тысячам офицеров полиции.

– И каков же его счет на сегодняшний день?

– Правду сказать, не знаю, сэр. В своих отчетах Ревсон указывает только существенные детали.

– Только существенные, – эхом повторил Ричардс, покачал головой и ничего больше не сказал.

– Прошу прощения, я на минутку прервусь. – Хагенбах быстро исписал листок из блокнота и отдал его своему человеку, ожидавшему за дверью. – Все перечисленное мне нужно через час.

Вернувшись на место, он снова взял в руки отчет Ревсона:

– Итак, продолжим. «За то небольшое время, что у меня было, я попытался составить суждение о характере Брэнсона. Этот человек – чистый бриллиант в том, что касается оригинальности идей, планирования, организации и выполнения. Из него получился бы отличный генерал – Брэнсон великолепно владеет и стратегией, и тактикой. Но… никто не совершенен. У него есть свои недостатки. Надеюсь, мы сумеем ими воспользоваться, чтобы его обыграть. Во-первых, он слепо верит в собственную непогрешимость – в этом кроется зародыш его будущих неудач. Непогрешимых нет. Во-вторых, Брэнсон чрезвычайно тщеславен. Он вполне мог бы проводить эти телевизионные встречи (я видел всего одну из любимых забав Брэнсона с публикой, но их, конечно, будет больше), скажем, у южной башни, – но нет, он хочет наслаждаться этим на середине моста, в окружении своего личного журналистского корпуса. На его месте я бы уже через пять минут выставил журналистов с моста. Создается впечатление, что Брэнсон не догадывается о том, что среди них могут быть агенты ФБР. В-третьих, он должен был обыскать доктора, мисс Уэнсди и машину „скорой помощи“, а если понадобится, сбросить в залив все до единого предметы из медицинского оборудования, прежде чем выпустить их с моста. Другими словами, у этого человека недостаточно развито чувство опасности. Что мне со всем этим делать? Пока не знаю. Хотел бы получить ваши указания. Кое-какие мысли у меня есть, но считаю, что пока этого не стоит предпринимать. Одному человеку не справиться с семнадцатью вооруженными до зубов мужчинами. Но из этих семнадцати по-настоящему важны только двое. Кое-кто из остальных пятнадцати далеко не глуп, но только Брэнсон и Ван Эффен лидеры по натуре. Этих двоих я мог бы убить».