Духи северной Тайги

Татьяна Немшанова

Духи северной Тайги

7 ноября 1999 год. Ноябрьские праздники ещё не отменены. Геологоразведочная экспедиция традиционно в продолжительном запое … – квасит уже несчётное число дней. Моя драгоценная половина пьёт, как последняя… – нет! – не скотина! Скотина водку не хлещет, а воду вёдрами пьёт лишь после тяжкого труда. Боюсь оскорбить животину сравнением с родом человечьим. Собралась на выходные в тайгу, на Манью. Мотоцикл «Урал»стоит в гараже – на ходу. На нём вполне можно проехать по трассе до ручья Каменистого, что впадает в горную реку Палью, то от села напрямую двадцать километров по прямой. Упрашиваю супруга помочь, – подвезти.

– Бесполезно! – Вся геолого-геофизическая рать квасят беспробудно до потери человеческого облика. А по дороге мне идти до своротки на Манью двадцатник, и там – дальше по сибирскому бездорожью ещё столько же, да то по прямой, но тайга не выносит прямоту. И те же двадцать километров накручиваются вдвое, а то и более. Если же придётся обходить непростывшие топкие болота, то и в пятьдесят километров выльется дороженька. – Нерадостная перспектива намечается!

Взывая к совести, «драгоценную половину» уговорила подвезти по трассе до девятнадцатого километра, то почти полпути. Не уверенна, что сдержит обещание, – вроде бы получилось?.. Откладывать не выходит, – надо идти. Собралась с вечера. Утром, на удивление, «мой» встал сам, ещё в начале седьмого, до рассвета. Поразилась тому, что проснулся, только «рожа лица» до безобразия раздута, отёкшая, красная, – однако встал! Вонь в квартире и от благоверного, от застойного многодневного перегара, собьёт с ног лошадь, выворачивает наизнанку нутро, да терплю. Я – не лошадь, – русская баба и всё перетерплю.

Ночью крепко подморозило. Завелись удачно. Села быстро в коляску – впереди долгая трудная дорога. Рюкзак поставила в ногах. На рюкзак посадила пса. Ноги подогнула в коленях. Придерживаю Серого перед собой. Тот сидит терпеливо – привык ездить на всех видах техники лесной. Поехали. Только выехали с нашего проулка, – на повороте выезда на главную улицу, муж не притормозил, а газанул и, на полном ходу, не вырулив, отпустил руку с руля, подняв вверх. Мотоцикл на скорости понесло прямиком под откос с насыпи дороги, в придорожный ров, на запредельной скорости. Муж шустро спрыгнул, – заранее! на дороге ещё, мне же предоставил возможность на скорости врезаться в забор огорода внизу. Видя, как мой суженный направляет Урал в ров, а не разворачивает, до последнего ещё надеялась, что передумает и возьмёт руль, вырулит. А он, чётко всё рассчитав, спрыгнул, направив меня с мотоциклом в ров. -Спасал себя! – Не меня! Громадина, как и задумывалось, полетела с обрыва вместе с надоевшей женой.

Хорошо помню сквозь годы, – не забыть! Как тяжеленный мотоцикл летел тогда по воздуху и кувыркался по склону. Меня выбросило из коляски. Хорошо, – ноги не заклинило! Как предчувствовала тогда, – специально сидела в коляске на корточках, поджав их впереди, не просунула вперёд, как полагается и не зажала рюкзаком. Сидеть так было неудобно, но именно моя предосторожность спасла. В коляске со мной сидел Серый, впереди, в ногах, лежал тяжеленный рюкзак. Укладывала в коляску его сама; помочь не просила, а супружник и не позаботился помочь. – Это и оказалось спасением.

Помню: мотоцикл на бешенной запредельной скорости пошёл вниз, Серого первым выкинуло вперёд, и пёс летел впереди меня. Меня оторвало следом. Я летела по воздуху за ним. А нас догонял по воздуху, угрожающе вращаясь, Урал. Одновременно видела, что моя драгоценная половина стоит вверху на краю дороги и хладнокровно наблюдает за нашим полётом в пропасть небытия. Глаза смотрят холодно, бездушно, жестоко. В них нет жалости, испуга. В них – расчёт.

За мгновения жизнь не пролетела в моей памяти, как пишут, – не до того было! Необходимо было просто выжить! Однако, поразительно успевала всё видеть, думать как спастись, и понимала суть происходящего. Время изменило свой ход и мелькало несопоставимо с настоящими часами. Оно приобрело другую реальность, иное значение и измерение. Мгновения растянулись в минуты, позволяя мне успевать думать, анализировать, решать, действовать во имя спасения. Я видела всё и всем управляла.

Видела, – собака, приземлившись под забором раньше меня и мотоцикла, успела отскочить вбок от нашей общей траектории полёта, чтоб мы его не зашибли. Серый опередил меня на метр, летя впереди, ибо сидел передо мной в ногах. Его раньше выбросило. Он легче, оттого и опережал хозяйку. Пёс быстрее человека сообразил, каким способом спастись. В полёте успела то осознать и сделать единственно верный шаг. Видя, как Серый, летя передо мной, сделал осознанно в воздухе сальто, чтоб приземлится на четыре лапы, а не на голову, успела осознать: «Падаю вниз головой и могу сломать шею при ударе, подвернув, приземляясь на голову». – Следом за псом, копируя того, сделала сальто, чтоб подобно ему приземлиться на ноги и не сломать хребет. Однако докрутить сальто не успевала: поздно начала, и помешала тяжёлая зимняя одежда, рассчитанная на мороз и снега, с тяжеленными валенками. – Одежда тормозила гимнастический виток – акробатический трюк. И всё же, удалось развернуться налету и лететь к земле не вниз головой, а вперёд ногами.

Помню: приземляюсь на Серку. Пёс понял, что хозяйка нагоняет и может падая, прихлопнуть своим весом. Он спешно соскочил с места падения, отпрыгнув в бок с трассы моего полёта, уступив место для приземления. Подлетая, сверху, в воздухе, успела понять и мысленно поблагодарить пса, порадоваться: теперь не травмирую его своим весом. Однако, в воздухе, осознанно притормозила время и скорость падения, чтобы Серка успел приземлится и отскочить. Только тогда благополучно рухнула на освободившееся место, зарывшись попой в снег, ибо не успела докрутить сальто, приземлится на ноги (слишком низко уже парила над землёй). Летя секунды, чётко всё соображала, видела, контролировала. И манёвр удался. Аналогично поступала на спортивной гимнастике в школьные годы. Всегда нравилось осмысленно зависать в воздухе, останавливаться на высоте, паря в прыжке с брусьев. Ощущала наслаждение полётом, спускаясь прыжками с горных круч родного Урала. Время осознанно останавливалось, растягивалось, позволяя подумать, наслаждаться полётом, красотами природы, силой управления телом и временем. Осмысленно старалась дольше пребывать в эйфории левитации, однажды научившись. А теперь прошлый опыт помогал остаться живой.

Приземлилась довольно мягко, не долетев до опасного забора сантиметры. Врезалась на скорости попой удачно в рыхлый снег, по инерции распластавшись на спине, однако успев подогнуть голову к животу. Вошла глубоко в сугроб, завязнув. Барахтаясь и руками, и ногами, – спешила встать и убраться в сторону, ибо сзади нагонял, устрашающе кувыркаясь, тяжеленный мотоцикл «Урал». Испугалась не успеть соскочить с траектории падения монстра. Спиной ожидала, что тот сверху накроет, раздавив в лепёшку. Встать на ноги из-за снега не удавалось. Спиной ожидала: как прихлопнет сверху, будто мышь в мышеловке. Мотоцикл кувыркался по склону, неотвратимо нагоняя. Взмолилась: «Господи, защити!».

Бог есть! – Благодаря коляски, в метре от меня, произошло смещение центра тяжести, и железный убийца приотстал от нас с псом на микроны секунды, свернув чуть вбок, – на сантиметры. Это и помогло нам с Серым выжить. Серка, метнулся вбок, убежав со всех лап. «Урал» приземлился в метре правее меня и затих, не дыша. Я же сидела в снегу. Рядом, «по рога», зарылось в снег страшное чудовище. Перед носом высилась стена досчатого забора. Я не долетела до него метр. Глядя на окружающих персонажей не состоявшейся трагедии, подумала: «Отменное планировалось из меня рагу сварганить!». Явственно увидела себя кровавой лепёшкой – смесью костей и одежды. Серый уже радостно бегал по дороге, а мой «законный» супруг наблюдал за нами сверху, не удосужившись даже скрыть разочарование неудачей. Он не спустился, хотя бы для вида, помочь подняться жене, вытащить тяжёлый рюкзак. В лице не просматривалось зла, – только хладнокровный расчёт. Да мне было не до эмоций. – Необходимо спешить и жить дальше.

Принялась раскапывать в сугробе рюкзак. Тот ушёл под снег, чуть ли не до земли. «Мой» же, набрал номер друганов. Те через минуту примчались на белой машине – таблетке, словно стояли на стрёме за углом, – в семь-то утра, когда все спят!.. Лихо, спеша, отрепетировано подцепили мотоцикл (трос оказался заранее припасённым!). Бегом, ни слова не произнося, выволокли, чтоб никто не успел и чухнуть! Завели… – работает! – Умчались, словно бы испарились, крепко боясь огласки.

Время шло. Раздумывать над случившимся не приходилось. – Отступать поздно! Зимний день кОроток. Лишняя холодная ночевка в снегах «под кедром», в мороз, меня не устраивала. Каждая световая минута на счету. Потеря минуты светового дня, – это часы холода и усталости в ночи, такова реальность таёжного похода в одиночку, где рассчитывать можно лишь на себя, на верного пса и на Бога. – Отделалась от полёта на «тот свет» испугом, анализировать – потом…

Доехали до предгорий Уральских гор всего за полчаса. Пешим ходом – день топать! Восприняла все приключения за немалую удачу. «Половина», не попрощавшись, не взглянув даже в сторону супруги, не поинтересовавшись: «Цела – ли?», безучастно газанул и умчался на скорости «праздновать» дальше: бросил посреди холода тайги, не дрогнув ни единым мускулом мать своих детей… – начихал! – Подумаешь, – сдохнет?!.. – Можно будет вволю, наконец-то пить, да гулять, да с бабьём якшаться. Мне же, надлежало продолжить жить, хранить тлеющий, чадящий копотью, «семейный очаг», беречь отца для детей и «обчества». – Такова суть бабской семейной доли. Лишь на лыжне поняла, как серьёзно травмировала ногу. Она подпухла, плохо гнулась, подхрамывала. Спине тоже досталось, – ныли потянутые мышцы.

С трассы шла по снегу в целик, ориентируясь по компасу. Пугаться леса, холода, мороза, лесного зверья за нескончаемые годы «счастливой» супружеской жизни отучилась. Давно уяснила: необходимо тривиально жить! – Надеяться не на кого. Полагаться приходится исключительно на себя. Тайга – не страшна. Ужасно домашнее тиранство, алкогольные психозы, погромы, белые горячки, предательство и подлость. Дом опаснее тайги. Лес неизменно вставал защитой от «семейного благополучия». Приходилось банально выживать, растить и учить детей. Наши пращуры внушили: «Вышла замуж – терпи, улыбайся, угождай, страдай молча. Будешь жалиться, – тебя же благородная толпа соседей, друзей, сослуживцев и прочих, сожрёт с потрохами, – не подавится и не поперхнётся. Клеймо разведёнки, то печать изгоя современного общества. А слеза на женских глазах – повод радости преданным «друзьям». – О разводе и не мечтай! – Он не про нас и не для нас – российских обычных женщин.

Каждая женщина на Руси ищет свой единственный правильный путь сохранения «домашнего очага». Сейчас мировоззрение поменялось, а послевоенные поколения советских «баб» спешили выскочить замуж и родить, – неважно за кого, лишь бы в девках не засидеться! И родить призывало общество «на законном основании». – Не приведи, Господь, в подоле принести! Даже наша православная всёпрощающая всёпонимающая церковь всегда считала смертным грехом развод и рождение ребёнка без общественного и её на то соизволения. Рожденные вне брака изначально становились изгоями, а женщина – падшей, чего никак не каралось в адрес гуляющих мужчин.

И вот я иду по заснеженным просторам севера Сибири. Солнце закономерно покатило вниз – к ночи. На подъёме с первого же лога поняла: с ногой – хренотень! Она разболелась и плохо гнётся. Изначально, сгоряча, не поняла, насколько серьёзно травмирована. Шла на адреналине. Адреналин обезболивал. Лишь успокоилась, природный анальгетик перестал вырабатываться. Нога опухла. Пришлось подволакивать, перенося нагрузку на другую. Ближе к горам Приполярного Урала, в ночь, заметно подмораживает. На равнине, в селе, утром господствовала оттепель. Тут – иной климат, – горный!

В старой, обветшалой тетрадке, дневниковая запись:

…7 ноября 1999 год. Перейдя речушку Хапаянсовитья совершенно затемнала. Снега у гор по колено! Болота не промёрзли. Идти тяжко. Окончательно потянула травмированную при падении ногу. Приходится подволакивать её, не опираясь на ступню всем весом. Она не сгибается в колене. В селе, в семь утра, на нашем градуснике показывало минус пять морозца. Здесь же, – мороз крепчает, и уже ниже тридцати давит! На ноябрьские праздники часто случаются морозы сороковники. За сорок трещат неделю, резко затем сменяясь оттепелью. Деревья в урмане сплошь покрылись толстым слоем льда после оттепелей и дождей, что были в конце октября. Сильно устала, пыталась разжечь костёр и не получалось. Выжить помог «лесной житель». Их называют у нас на Севере духами, лешими, сильвестрами, а в православии Ангелом – Хранителем. Он спас, – разжёг костёр прямо на снегу… – разжёг без дров!

– Странно… – так явственно сейчас вижу «Его», хотя прошло двадцать с лишним лет! Зримо вижу, как отмороженными бесчувственными пальцами извлекаю спичечный коробок из целлофанового пакета, снимаю резинку, разворачиваю, извлекаю предельно осторожно, чтобы не намочить, не выронить; пытаюсь зажать спичку. А пальцы потеряли чувствительность и не слушаются. Усилием воли зажимаю спичинку пальцами, чиркаю. А сердце трепещет, боясь намочить спички. Вижу: пугающе шипит лёд на хворосте, тая, невольно думаю: «Вот так же растает моя жизнь, если не получится развести костёр…». Гоню страх и дурные мысли, только опыт лесной знает, какая опасность грозит стужей и изнеможением.

Огонь не разводится, тухнет. Нужна береста и сушняк. А вокруг – ночь, темень и снега. Поднимаюсь, подхожу к ближайшей берёзке. Пытаюсь, вновь и вновь, в кромешной тьме, ножом, на ощупь, отковырнуть кусочек берёзовой коры и не могу: ствол берёзы покрыт сантиметровым слоем ледяного стекловатого льда. Лёд вмёрз, проникнув глубоко в подкорье, в тело древесины. От костровища не отойти на метры: в темноте потеряю лыжи и рюкзак, ружьё, а то – однозначно смерть! Вокруг глухая чернь ночи. В паре метров полностью теряю ориентиры и не вижу свои следы в снегу. Снега полно! – выше колена. Ходить по нему без лыж проблематично – вязнешь.

Будто со стороны, из забытого сна, наблюдаю: сажусь на корточки, ноги сморожены и плохо гнутся, очередной раз отодвинула сырой почерневший хворост из костровища. Он не горит, сыростью тушит пламя бересты, – чадит, шипит и гасит её. Понимаю: так не разжечь пламя. И решилась: разгребаю в стороны отсыревший хворост, отодвинув его подальше от центра. – Мокрый – его нереально разжечь, – нужен сушняк! Иначе – никак! Решаюсь усилием воли, – так необходимо сделать, – другого пути нет, – страшно! Знаю: не смогу развести костёр, шансов выжить мало, – сил идти дальше не осталось, нога дико болит, не подчиняется, началось обезвоживание и переохлаждение на фоне переутомления и стресса. Осматриваю окружение: видимость не более пяти метров. И то- мрак. Рядом лишь заснеженные единичные мелкие сосенки, хлипкие ёлочки и кустиками редкие берёзки.

Кто-то в мозгу упрямо настаивает: «Отойди от костровища!». Наконец-то, повинуюсь внутреннему «я», ухожу в сторону, думая: «Может, – мама хочет мне помочь?!..». Один раз она уже спасала меня и внука. То случилось в осенний ураган спустя пятнадцать лет после её смерти. – Хочется увидеть её разок. Хлипко, но надеюсь на помощь духа родного человека, однако не представляю, каким образом Душа мамы сможет разжечь огонь наяву, в нашей реальности. Она ведь – Дух! И сейчас не здесь со мной в ночной тайге, а давно где-то на Небесах, в недосягаемости землянам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.