Номер 124

Артем Стрелец

Номер 124

Глава 1

– Третье за неделю. Уже третье, – пробормотал я, едва слышно. В ванной пахло холодной водой и чем-то металлическим. Свет флуоресцентных ламп резал глаза, оттеняя всё вокруг в мертвенно-бледные тона. Девушка лежала в ванне, как кукла, забытая кем-то из детей. Вода окрашивалась в красный. Её руки были опущены в воду, и кровь всё ещё медленно вытекала, тонкими струйками стекая по кафелю.

Звук капающей жидкости – так просто, так буднично, но в этой комнате он отдавал эхом зловещей музыки. В голове начинало пульсировать от боли, но я продолжал стоять, глядя на тело. Молодая, совсем девчонка. Бледная кожа словно кричала о том, что её уже нет в этом мире. Пару часов назад она была живой. Теперь – ещё одна жертва. Вся ванная – пропитана её кровью, сочащейся на пол и исчезающей в трещинах этой старой, измученной временем плитки.

Я встал, поправив старомодный плащ, который по всем законам давно вышел из моды. Но я носил его не ради стиля. Это была моя броня, защитный панцирь, отделяющий меня от этого гниющего мира. Нажав на кран, я выключил последний поток воды, изливавшийся из него. Тишина. Только капли, как механический метроном, отсчитывали остатки её времени.

Достал блокнот – бумажный, не электронный, в этом был свой особый смысл. Бумага не врёт. Пишешь – и знаешь, что это останется. Написал её имя: Катя. Её исчезновение не сразу встревожило окружающих. Одногруппники не знали, что делать, пока не обратились к преподавателям. А те, уже потеряв всякую надежду, связались с нами, с отделом помощи населению. После "всемирного обновления" это теперь наша новая реальность – система видит всё, знает всё. Но вот уже третье самоубийство за неделю, а система молчит.

И вот я здесь – Роман Грин, детектив, изучающий смерть в самых её безжалостных формах. Осматриваю место преступления, как древний археолог разгадывает тайны прошлого. Снова записываю детали, снова всё идёт по кругу.

Моя форма, старомодная, будто из прошлого века – длинный плащ, жилетка, шляпа. Я знаю, что выгляжу, как пришелец из другого времени. Но это не было прихотью, я впитал это с детства, вырос на историях о великих сыщиках, которые могли распутать любое дело. Я стал таким, как они. Настоящие детективы не следуют моде. Им плевать на то, как они выглядят в глазах других, если только это не помогает раскрыть правду.

Коллеги могут считать меня чудаком, но мои результаты говорят сами за себя. Я лучший в этом проклятом городе. Начальство давно уже оставило меня в покое, а подчинённым запретили вмешиваться в мои дела. Я один на один с этой работой, и она – моя единственная спутница.

После "обновления" преступность исчезла. Система контролировала всё. Каждый шаг, каждый вдох. Люди стали как открытые книги. Но потом они снова начали прятаться в тени. Люди учатся быстро, особенно когда речь идёт о том, чтобы обойти систему. И вот снова мы здесь – создаём заново отделения помощи на базе старых полицейских участков.

Но последнее время что-то изменилось. На этой неделе было особенно мрачно. Третье "самоубийство" – хотя система не признает их таковыми. Она просто не может: по её расчетам, человек не может умереть по собственному желанию. Пробовали не раз, и всякий раз система вмешивалась, тормозила, спасала. Поэтому в моих записях значится "убийство". Но вот незадача – всё указывает на то, что это именно самоубийство, хоть и звучит это нелепо в нынешнем мире.

Каждое из них, как по шаблону. Простой способ сбежать – петля, прыжок с крыши, вскрытые вены. Один и тот же почерк, и система не в состоянии это предотвратить. Она просто вешает на них ярлык "убийство". И теперь мне приходится с этим разбираться. На первый взгляд всё ясно, но стоит копнуть глубже, и перед тобой – бездна, в которой не видно дна.

И мне остаётся только идти по следам мёртвых, один за другим.

Ручка в моей руке скользила по бумаге, как нож по раскалённому маслу, вычерчивая причудливые линии. Я был художником в мире смерти, вновь и вновь погружаясь в эти странные детали. Записывал каждую мелочь – не потому, что технологии были бессильны, а потому, что это был мой способ остаться в реальности. Бумага не врала. Бумага заставляла меня чувствовать, что я ещё жив.

Каждое новое дело было, как глоток свежего воздуха в этом городе, который давно сгнил изнутри. Здесь все только и делали, что наслаждались своей никчёмной жизнью под постоянным взглядом системы. Им было плевать, что она отнимала у них последние крупицы человечности – до тех пор, пока она кормила их пустыми обещаниями удовольствия. Люди закрывались в своих влажных мечтах, растворялись в сладких иллюзиях, которые щедро раздавала им система, и не думали о том, что мир вокруг умирает.

Но были и те, кто не мог больше терпеть. Такие, как эта девушка, решившая уйти из этой фальшивой реальности. Я должен был понять, почему. Что заставило её выбрать этот путь, когда все вокруг предпочитали прятаться за стеклом своих виртуальных грёз. И почему система дала ей эту возможность, или она сумела ее обойти? В отличие от других жертв, она зацепила меня. Этот случай был особенным. Чувствовалось что-то… неправильное. Именно поэтому я уже второй час сидел здесь, среди этой мрачной сцены, вырисовывая каждую деталь, пытаясь уловить что-то важное, что-то, что система не могла увидеть.

Каждая линия, каждая деталь – это была моя работа, моя жизнь. Чёртов город, в котором каждый угол пахнет грязью и похотью, знал меня лучше, чем кто-либо другой.

Система чертовски удачно сыграла с моей судьбой. Я выполнял её приказы на все сто, даже когда никто не смотрел. Я любил свою работу, а она – меня. Хотя убийства стали редкостью, почти исчезли, а тяжкие преступления можно было пересчитать по пальцам одной руки, я оставался её любимчиком. Бонусы сыпались щедро, и хоть я не знал, куда их тратить, они всё равно продолжали поступать.

Когда система пришла в наш умирающий мир, всё изменилось. Каждый человек получил что-то вроде интерфейса в мозгу – он всплывал перед глазами, как только ты этого хотел. Было ли это шоком для мира? Чёрт побери, ещё каким! Мир взорвался, как гнойный нарыв, выплёскивая на всех свою зависть, ненависть и ликование. Люди такие – им всегда всего мало. Всё хорошо? Плохо. Всё плохо? Ещё хуже. Если бы система дала людям право выбора, всё бы рухнуло. Но выбора не было. И это спасло мир.

В самых жестоких случаях система брала контроль над людьми. Лично я таких не видел, но в отделе всегда находился кто-то, кто с преувеличением рассказывал, как люди превращались в зомби, а потом бесследно исчезали. Приезжала специальная служба – «карантин и восстановление». По мне, это была ещё та показуха, но без такого жёсткого контроля система не выжила бы. Мир бы просто сошёл с ума и утонул в собственных кишках.

Именно поэтому мир остался жив. Люди адаптировались. Что дала система? Да всё, что только можно было дать. Контроль над телом, почти полный: регулирование здоровья, эмоций, даже долбанных показателей стресса. Люди стали жить дольше – десятилетие прошло, а те, кому сейчас под девяносто, выглядят на пятьдесят. Я? Мне тридцать. Моя жизнь ещё впереди, но я знаю, что система не даст мне расслабиться. Она угрожает штрафами, грозит отрезать от бонусов, но моя работа перевешивает все её претензии.

Развлечения? Куда без них. Человечество всегда было построено на деньгах и развлечении. И вот на этом система и нажала, как на больную мозоль. Живи, работай, приноси пользу обществу – и зарабатывай баллы, которые можно потратить на то, что тебе действительно нужно. Сначала люди, как идиоты, потянулись за материальными благами, но быстро поняли: реальность уже не так важна, когда можно уйти в виртуальные грёзы, которые предлагала система. Мир сладострастных фантазий, где нет места реальной боли.

И вот всё скатилось к чертям. Ванильное, притворное, серое существование, где все исполняли команды системы лишь для того, чтобы как можно быстрее вернуться в свои уютные, но искусственные миры.

И вот уже в который раз я обвожу это проклятое слово – «самоубийство», и каждый штрих выводит меня из себя. Все последние записи словно под копирку, и это начинает действовать на нервы. Но именно в этом деле что-то не так. Внутри всё кипит от злости – я чувствую, что ключ у меня под носом, но не могу его увидеть. Эмоции в сторону. К чёрту эмоции.

Я достал сигарету своей любимой марки – «Полет». Хорошее курево, хоть система и запретила производство, но в нужных местах всё ещё можно достать. Тёмные делки по старым временам процветают. «Полет» был лучшим из худшего – слегка драл горло, но оставлял приятное послевкусие. Настоящая ностальгия по ушедшей эпохе.

Щелчок зажигалки, и я затянулся, позволяя дыму заполнять лёгкие. Первая затяжка – самая сладкая, особенно в моём деле. Тут же перед глазами всплыла системная панель: штрафные баллы, предупреждения, рекомендация к доктору и психологу. В сотый раз. Я проигнорировал её, продолжая пялиться на записи. И тут что-то зацепилось за взгляд – то, что раньше не замечал. Я отодвинул блокнот и присел ближе.

Вода. Этот проклятый холодный свет и всё та же вечная вода. На полу, у самого края ванны, чуть под неё закатился клочок бумаги. Осторожно, удерживая сигарету между зубами, я аккуратно вытянул его. Кусок был немного размокшим, чернила слегка потекли, но слова всё же были видны.

«ЕЕ НЕТ».

Небольшая, почти незаметная записка.

Что это – предсмертная записка? Или обрывок послания из прошлого? Может, это часть чего-то, что утекло вместе с водой в раковину? Но интуиция подсказывала мне, что нет. А интуиции я доверял как ничему другому – в этом деле она всегда была главным оружием. Значит, это записка. Значит, она предсмертная.

Но что она означает? Краткость – сестра таланта, как говорят. Но какой талант пытались тут продемонстрировать? Какую загадку они оставили за этими двумя словами? Аккуратно, словно драгоценность, я положил записку в сухой пакет для улик и спрятал в нагрудный карман. Такую улику стоило держать ближе к каменному сердцу.

Кроме системы, никаких новых сект не осталось. Всё вычистили подчистую. Люди так быстро забывают всё, что веками было в них заложено. Вера, традиции – всё это ушло в прошлое. Остались только ортодоксы и еще мормоны вроде, да и те – в малом числе. Пара тысяч на весь мир, не больше. Даже среди них многие поддались соблазнам системы. Она не оставила никому выбора. Все погрязли в новых ощущениях, искусственных мирах, которые поглощали их, как трясина. Одни сбегали в виртуальные вселенные, другие – в буквальном смысле бичевали себя, пытаясь вырваться из этой ловушки.

Я ухмыльнулся, представляя этих несчастных, истязающих себя в попытках почувствовать хоть что-то реальное. Человечество всегда находило способы развлечь себя, даже на краю пропасти.

Я медленно выдохнул облако дыма, наблюдая, как оно поднимается к потолку и растворяется в тусклом свете. Слова из записки не выходили из головы: «ЕЕ НЕТ». Это было что-то новое. Другие «самоубийцы» не оставляли никаких посланий, будто заключили молчаливый пакт, уходя в безмолвии. А здесь – два слова, вырванные из чьей-то тьмы. Возможно, я что-то упустил. Теперь придётся пересмотреть всё, проверить тщательнее.

Кого она имели в виду? Кого нет?

Я снова затянулся, чувствуя, как никотин бьёт в голову. В таких случаях всегда было что-то недосказанное. Невидимая паутина, в которую впутаны все, от обывателей до тех, кто стоит выше. Те, кто знал истинную природу системы, сидели в своих тёмных кабинетах и тянули за нити, управляя этим миром.

Меня же волновала другая проблема – все эти люди, что покончили с собой, слишком быстро отрывались от системы. Она ведь не давала выхода. Для большинства – это был конец. Но они словно нашли способ обойти её правила. Либо система их отпустила сама. И это пугало больше всего.

Я взглянул на часы. Пора двигаться дальше. Время разбрасывать камни прошло, теперь пора их собирать. Я затушил сигарету о край ванны и поднялся. В голове крутилось множество мыслей, но одна из них была яснее других: если кто-то смог уйти, значит, были и другие способы выйти из этой системы. Возможно, более радикальные. И возможно, что «она» – это ключ ко всему.

Выходя из темной квартиры покойной студентки Кати и отправляя сообщение в отдел для криминалистов с разрешением на осмотр тела и все необходимые процедуры, я снова погрузился в серую пелену города, где иллюзии давно заменили реальность, а люди просто существовали, довольствуясь этим обманом. Те, кто ищут здесь правду, либо слишком смелы, либо чертовски глупы. А я был слишком упрям, чтобы выбрать что-то одно.

Завтра найду следующую записку.

Улицы были пусты. Почти восемь вечера, осенний холод и мелкий дождь. В такую погоду люди предпочитали прятаться в своих уютных иллюзиях, нежели бродить по грязным переулкам. Я закурил ещё одну сигарету, поднял воротник пальто и опустил шляпу пониже, скрывая лицо от мелкого дождя, шагнул прочь.

Машины у меня не было, да и общественный транспорт вызывал отвращение – такие же серые, унылые лица, как и на улицах. Но здесь, на улице, по крайней мере можно было курить, и это делало мир чуть терпимее. Проверив баланс на счёте и сняв немного наличных в банкомате, я усмехнулся – система оставила небольшую свободу, позволив пользоваться бумажными деньгами, хотя от настоящей воли уже давно ничего не осталось.

Я знал, куда мне нужно. Старый, добрый бар на окраине – ничем не примечательный, непритязательный. Там собирались те, кому, как и мне, была противна эта новая жизнь под контролем системы. Название бара я даже не помнил – вывеска уже давно облупилась, а хозяин, похоже, перестал обращать на это внимание ещё много лет назад. Люди, которые ещё хотели живого общения, а не погружения в виртуальные грёзы. Большинство из них были пожилыми, но мой старомодный костюм и трёхдневная щетина помогали мне чувствовать себя среди них своим. Взгляд уставший, синяки под глазами – ещё немного, и я бы мог сойти за одного из них.

Я сел на привычный стул у барной стойки, кивнул бармену и жестом указал на бутылку, стоявшую вдали от дешёвого барахла. "Чёрный принц". Название звучало нелепо, как будто придумано для какого-то розового коктейля, но внутри было настоящее пойло, то самое, что мог себе позволить лишь кто-то из элиты. Система щедро одаривала меня бонусами за работу, так что я мог позволить себе не просыхать, если бы захотел. И иногда я это делал.

Допив второй стакан виски, я лениво откинулся на барный стул, если это можно было назвать откидыванием. Узкое, неудобное сиденье не позволяло расслабиться, но я и не пытался. Концентрироваться оставалось только на виски – на его тягучем вкусе, который обещал забытьё, но вместо этого лишь глубже затягивал в мрачные размышления.

Я перевёл взгляд на посетителей. В это время и в такой день их было немного. В углу, в полумраке, два старика о чём-то оживлённо спорили. Их голоса долетали до меня обрывками, будто радиопомехи, так что разобрать суть было невозможно. Они махали руками, размахивали большими бокалами с пивом и, казалось, наслаждались своей бесцельной перепалкой.

На другом конце барной стойки сидела женщина. Черное платье, аккуратный макияж, осанка, говорящая, что она знает, как удерживать внимание. Я невольно задержал на ней взгляд. Она почувствовала это, слегка улыбнулась краешком губ – настолько незаметно, что можно было бы подумать, что мне это показалось. Но нет. Она знала, что я смотрю, и давала понять, что ей это нравится. Я лишь чуть приподнял бровь в ответ, а затем вернулся к своему виски.

– Контингент сегодня странный, – пробормотал я себе под нос, допивая остатки в стакане. Бросив несколько купюр под стакан – чаевые всегда должны быть щедрыми, иначе кто ты после этого, – я отодвинул стул и собрался уходить.

Виски не принесло привычного облегчения. Наоборот, оно утянуло меня ещё глубже в омут мыслей. Я снова думал о сегодняшнем «убийстве». Система утверждала одно, а всё, что я видел своими глазами, говорило совсем другое. Это не могло быть убийством, но… «она» настаивала именно на этом.

Я не мог остаться до закрытия, как делал обычно. Не в этот раз. Усталость тянула меня вниз, и я понимал: ещё чуть-чуть, и я окончательно утону в собственных догадках. Нужно было выспаться, очистить голову, перестать зацикливаться на этих чёртовых уликах, которые всё равно пока не складывались в картину.

Всё ещё ощущая вкус виски на языке, я накинул пальто и шагнул в ночь. Холодный воздух встретил меня, как старый враг, а свет уличных фонарей растворялся в дождливом мраке, создавая ощущение, будто весь этот город давно умер.

Пытаясь зажечь сигарету и поняв, что в такую сырую погоду это лишь пустая трата драгоценного дефицита, я с досадой взглянул на помятую пачку. Полупустая. Печальное напоминание о том, что хорошего сейчас в жизни осталось мало. Сунул её обратно в нагрудный карман, поднял воротник повыше и двинулся в привычном направлении – к своей скромной квартире через пару кварталов от любимого бара.

Улицы были мертвы, как всегда. Пустые, унылые. Редкие отсветы из окон напоминали, что я всё ещё не сошёл с ума, и люди где-то рядом, но мне было плевать. Они скрывались за своими занавесками, утопая в иллюзиях, которые щедро раздавала система. Я краем глаза улавливал эту картину, но не смотрел. Лишь ускорял шаг, пытаясь поскорее добраться до дома и удержать в себе ту крохотную толику спокойствия, которую мне удалось найти в баре.

Когда я подошёл к своему многоквартирному дому, он стоял в темноте, как всегда. Три подъезда, десять этажей – обычная бетонная коробка, забытая всеми, кроме её жильцов. Света не было, лифт, как всегда, не работал. Я и не стал ждать. Тихо проклиная лестничные пролёты, я поднялся на седьмой этаж. Запыхавшись, остановился перед дверью, быстро нашарил ключ и одним движением открыл.

Скинув пальто и шляпу на ближайший стул, я разулся и, не включая свет, рухнул на кровать. Глаза закрылись, как будто кто-то щёлкнул выключателем.

– На сегодня всё, – пробормотал я, будто разговаривая с кем-то невидимым. Последнее слово вырвалось само. – Спать.

Тьма тут же поглотила меня, утаскивая в неизведанные миры сновидений, которых я никогда не запомню.

Глава 2

Пробуждение через тьму. Сновидений, как всегда, не было. Ни цвета, ни форм, ни звуков – пустота. И так каждую ночь. Я привык к этому ощущению, хоть и не понимал, хуже это или лучше, чем видеть сны. Кажется, когда-то давно, ещё до системы, я читал, что отсутствие сновидений – признак глубокого сна, лучшего отдыха для мозга. Если так, значит, я должен был чувствовать себя прекрасно. Только вот это «прекрасно» на мне явно не отражалось.

Вчера я не задержался в баре, но ощущение похмелья тянулось за мной, как старая собака, которая не знает, куда ещё податься. Каждая мышца ныла, каждая мысль была обёрнута ватой. Система тут же высветила мне перед глазами статус: «низкий уровень энергии, обезвоживание, рекомендуется восстановительный курс». Я проигнорировал. Рекомендации системы всегда звучали одинаково, и я научился не придавать им значения.

Душ. Горячая вода, словно ритуал очищения, смывала с меня остатки ночи, но не снимала тяжести с головы. Тело требовало кофе, и я отправился на кухню. Поставил чайник, достал старую турку, насыпал в неё молотый кофе. В новом времени кофе можно было добывать как угодно – автоматы, доставка, система могла «создать» его из воздуха. Но всё это казалось фальшивкой. Я предпочитал старый способ. Газовая плита – одна из немногих привилегий, которые мне удалось выторговать у системы. В доме газ был только у меня. Небольшое чувство гордости разлилось по груди, но не настолько, чтобы заглушить гудение в голове.

Когда кофе был готов, я уселся за маленький стол и уставился в окно. Город только начинал просыпаться. Серый, угрюмый, как и всегда. Вдалеке я заметил одинокое дерево, голое, без листьев. Оно покачивалось на утреннем ветру, словно пыталось укрыться в тумане, который стелился вдоль улиц. Почти полная тишина. Люди ещё спали или утопали в своих виртуальных грёзах. После прихода системы порядок дня изменился. Утром вставали только такие, как я, – те, кто ещё работал в реальном мире. Остальные предпочитали оставаться незамеченными, зарываясь глубже в свои иллюзии.

Кофе, сигарета. Завершение утреннего ритуала. Горечь дыма смешивалась с последним глотком кофе, оставляя привкус, от которого слегка мутило. Но бросить сигарету, не докурив, я не мог. Удовольствие должно было быть завершённым. В голове звенело, временами пронзало болью, но я привык.

– Пора, – пробормотал я себе под нос, как делал каждое утро. Ещё один ритуал. Эти слова были своеобразным пинком, чтобы подняться с места и двигаться дальше.

Я отряхнул плащ, смахнул что-то с полей шляпы и накинул их, не проверяя, чистые ли. «Сделаем это позже» – моё вечное оправдание. Оделся, вышел в подъезд и оказался на улице.

Двор был пустым. Серый бетон, редкие отблески света от окон – всё казалось застывшим во времени. Я выбрал новую дорогу к метро, быстрым шагом направляясь в ту сторону. Путь на работу был долгим. Общественный транспорт был неизбежен, ведь отделение, в котором я работал, находилось чуть ли не в центре города, а я жил почти на окраине. Меня это не раздражало. Почти. Единственный недостаток был в том, что поездка в метро каждый раз напоминала о том, что я не могу сбежать от этого города, от этой системы.

На удивление, вчерашний моросящий дождь сменился лишь серым небом и прохладой, пропитанной утренней тишиной. На улице было сухо, даже слишком сухо для этого времени года. До метро я добрался быстрее, чем ожидал – либо утонул в собственных раздумьях, либо просто отрешился от всего вокруг.

Шагнув на эскалатор, я почувствовал, как монотонность спуска пробуждает воспоминания о вчерашнем деле. Последний случай, это «убийство», не давал мне покоя. Катя, студентка. В ней было что-то, что цепляло сильнее остальных. Я не мог объяснить почему. Всё выглядело учебно правильно: даже вены она вскрыла вдоль, как положено. От этой мысли я невольно поёжился, вспоминая ванную, заполненную её кровью. Но записка… Это было новое. Единственное, что выбивалось из привычного.

Я попытался вспомнить предыдущие случаи. Два «самоубийства». Пусть система называет их как хочет, для меня это были самоубийства, даже если она настаивала на своём.

Первый случай: женщина, шестьдесят лет. По нынешним меркам, это даже не старость. Повесилась в своей квартире на проводе от тостера. Тостер. Улыбка мелькнула на губах, но быстро исчезла. Она была, как и я, привязана к старым вещам. Любовь к прошлому… только в её случае эта привязанность нашла совсем другое применение. Следов почти не было, что-то незначительное, что нашли криминалисты отправилось на склад улик. Записки не было. Почти пустота, оставшаяся после неё.

Второй случай: мужчина, сорок лет, водитель автобуса. Говорят, он даже работал на маршруте рядом с моим домом, но я этого не знал. Автобусы я ненавидел. Теснота, чужие запахи – ад на колёсах. Этот мужчина выбрал интересный способ уйти: выпил растворитель и ещё какую-то химическую дрянь у себя в депо. Система почти спасла его. Работники скорой прибыли вовремя, но он заранее заперся в подсобке и для верности заварил железные двери. Чувствовал ли он, что система попытается его удержать? Наверняка.

И вот теперь Катя. Молодая, студентка. Та, кто запомнилась мне больше всех. Не знаю, почему. Она словно сразу осталась в моей памяти, как гвоздь, забитый в стену. Записка. Два слова. Что-то новое, что-то, что переворачивало всё, что я видел до этого.

Общие черты? Минимум. Женщина работала уборщицей на складе, мужчина – водитель автобуса. Простые люди с простыми профессиями. Никаких связей с криминалом. Никаких намёков на обход системы. Если это был сбой или какой-то новый вид наркотиков, то они маскировались слишком хорошо. Молодёжь, как Катя, да, могла быть более податливой. Они жили в системе, дышали ею, поглощали её, как наркотик. Один раз попробуешь, и уже не захочешь отказываться. Но старшее поколение? Здесь что-то не складывалось.

Я так погрузился в свои мысли, что едва не упал, когда эскалатор остановился. Шатнувшись, я на мгновение потерял равновесие, но удержался, шагнув вперёд. Моё лицо, и так суровое, стало ещё мрачнее.

Загадки множились, и с каждой новой мыслью становилось ясно – всё это далеко не конец.

Метро подошло точно по расписанию. Система всегда обеспечивала порядок, даже если все остальное вокруг казалось погруженным в хаос. Я, погруженный в свои мысли, зашёл в полупустой вагон. В это время суток таких, как я, – тех, кто ещё работает в реальном мире, – оставалось немного. Я не обращал внимания на других пассажиров, словно они были частью серого фона, такого же тусклого, как утреннее небо за окнами.