Курсант из Тис-Утор – I. Где я?

– Я слышал о них от Таана, у нас в Тис-Утор тоже тейхоих есть. Огонь-земля, похожие на огромных ос. Изредка, когда подходит сезон, они вырываются из скал и пересекают залив.

В памяти ярко вспыхнуло серое море в середине весны, оглушительные удары волн о камни набережной и Таан, записывающий в старую тетрадь дни шторма и безветрия. Он всегда уходил на третий день полного штиля и возвращался через несколько дней вместе с ливнем, после которого небо наконец прояснялось, а море возвращало себе здоровый голубоватый цвет.

– Тогда мы защищаем от них город. Как-то я даже сам развеял одну очень крупную, – важно заметил я.

– Наставник не говорил тебе о случае в конце Эпохи Манаэ? – строго спросил лейниец. Я помотал головой. – Раньше существовала практика отводить на месторождения низший ранг, чтобы отрабатывать на тейхоих управление энергиями и боевые навыки. Но тогда случилась авария, и вырвался очень крупный пласт недооформленных тейхоих. Они даже не могли самостоятельно двигаться, но их оказалось достаточно, чтобы начисто смести всё обустроенное месторождение до барьеров. Никто не выжил. Это слишком опасное явление даже для подготовленного человека.

Миан внимательно посмотрел мне в глаза.

– Поэтому, пожалуйста, что бы ты там ни вытворял у себя в Тис-Утор, если встретишь здесь тейхоих – просто уходи и докладывай старшим. То есть на данный момент – мне.

– А сам-то справишься?

Я с сомнением покосился на его хрупкую фигурку. Алури был поуже меня в плечах, несмотря на то, что макушкой я едва доставал ему до груди.

– Я Юна, – немного оскорблённо фыркнул лейниец, – это часть моей специальности.

– А я думал, ты с бумажками работаешь, – откровенно признался я, за что едва не получил затрещину. Наша образовательная прогулка начинала понемногу обретать динамику.

Следующий пункт назначения располагался в Третьем измерении на вершине изрядно заросшего холма. Моё внимание сразу украли разноцветные многолапые ящерки. Они шустро бегали по стволам деревьев, цепляясь за шершавую кору блестящими коготками. Внизу, под холмом, начинались земли леяров-медведей, народа Гонья, и туда мы с Алури пройти не могли. Я запомнил, что они единственные в Лейне, кто употребляет в пищу рыбу, и то только ту, что вылавливают у себя сами. Ещё они приютили народы Джу и Картко, как назвал их миан – проводники и полупроводники. Кажется, это была какая-то сложная шутка…

На горизонте терялись в облаках вершины Синих гор. Тех самых, от которых пошло ругательство «фушше». Леяров Гонья можно понять: когда ты очень хотел сочных яблок, посадил их в своих священных горах, душу всю в них вложил, но из-за ветра они всё равно опадают мелкими и невкусными, да ещё и перемазываются в жидкой от ливней глине, – вполне можно начать называть яблоками всякую неприятную ничего не стоящую вещь. В то время, пока я рос в прекрасных яблоневых садах Тис-Утор, мне было очень далеко до осознания подлинного смысла «фушше».

Пока я рассматривал маленькие треугольные домики, рассыпанные по сияющей зелёной равнине, Алури говорил об Основателе Третьего. Подтвердил, что этот человек жил в моей Библиотеке, однако гораздо позже тех дней, когда он явился к жрецам Гонья верхом на какой-то огненной птице на «Р».

В общем, да: он оседлал птицу, и медведи решили, что он посланник богов, и присоединились к Лейну, потому что он так сказал. А уже после к территории Гонья добавили ещё несколько мест, но Основатель в этом уже не участвовал. Он исчез и появился только незадолго до того, как Линель каким-то образом предсказала Явление Койеры. На него возлагали надежды, и он в самом деле справился. Встретил Йану в Седьмом, на защитной корке Нао-Лейна, куда Лан выдавливает всех, кто приходит в его мир с недобрыми намерениями. Раньше Седьмое было похоже на дремучий лес, но после той битвы превратилось в выжженную пепельную пустыню. К тому же у него значительно повредились края, через которые оно держится, и место стало ещё более опасным. Теперь его только изредка просматривает Неявная армия.

– И больше о нём ничего не известно? – спросил я. Мне было немного обидно, что во всей этой истории явно пропущен какой-то очень большой пласт.

– Ничего. Основатель был очень древним и могущественным существом, но даже это его не спасло.

Алури уже собрался отвести меня куда-то ещё, но я остановил его.

– Я не об этом. Неужели он вообще ничего не оставил после себя? О нём должны знать во многих мирах. Как может такой значительный человек быть таким неизвестным? Было так сложно расспросить его и записать?.. Он же не из воздуха появился, а жил здесь какое-то время! Линель сказала, что он был без имени и загадочный, но это же насколько надо…

– Не думай, что всё так просто, – оборвал меня миан. – Линель совсем его не знала, и никто не знал, потому что Основатель этого не хотел. У него было достаточно сил, чтобы скрыть любую информацию о себе… А если так хочешь попытаться понять… – Он замолчал на секунду, глядя мимо меня. – В общем, смотри в Библиотеке – там всё, что у нас есть. Всё равно она в твоём полном распоряжении… Идём, здесь ещё нужно увидеть море и Голубой лес.

Я был оглушён его внезапной жёсткостью и послушно дал утянуть себя в перемещение.

Море билось в разноцветную гальку и с неровными всхлипами отползало от берега обратно на глубину, в чёрно-синюю сердцевину. Пахло солью и влажным лесом. Алури сказал, что там довольно опасно и ещё там живут кошки. Но Голубой лес как-то совсем не привлёк меня. Я не мог оторваться от воды: она казалась какой-то удивительно, болезненно знакомой. Скалы, которые отгораживали эту небольшую гавань, скалы тоже были похожи, но нет. Какие-то не такие, неправильные. Не эти скалы я видел.

Маки. Бескрайнее поле ярко-алых маков с вкраплениями мелких синих колокольчиков. Бушующее на ветру, как огненный океан. И я бегу сквозь, под неестественно выгнутым голубым небом. Цветы шумят стеблями, а там, внизу, за обрывом, шумит море. Набегает дугами, всполохами на галечный пляж. Больно.

– Ты в порядке?

Золотые волосы Алури лезут в нос, и я чихаю. Маки исчезают. Я нахожу себя лежащим на лейнийской разноцветной гальке. Затылок немного ноет от удара. Вспоминаю, что миан – шойва, и быстрее прячу поглубже странное ощущение.

– Ага. – Встаю, стряхиваю прилипшие мелкие камушки. – Поскользнулся просто.

– Хочешь ещё что-то посмотреть или следующее измерение?

В синих… стоп. Серых. В серых глазах лёгкое беспокойство. Но они же у него синие были, нет?

– Следующее, – решительно отвечаю я.

Лейниец придерживает меня за плечи, и мы покидаем берег, на котором Манаэ спас Императора. А потом, потом он, кажется, переместил Форддосс в горы. Для меня всё немного в тумане, и я только надеюсь, что выгляжу не слишком плохо. Притихший спутник эти надежды заметно рушит.

Мы отправляемся в Пятое, где смотрим на заливные луга, окружённые лесом и холмами. Там, среди мелких рек, в милых домиках на сваях, обтянутых разными верёвками, живут мои собратья, народ Хинора, первый гость Нао-Лейна. Алури почти ничего не рассказывает, только самое основное, и ждёт, когда я кивну на «дальше?». Какой чувствительный.

Дальше – ореховая роща, тянущаяся между проекцией Дворца и землёй Хинора. Миан спрашивает, люблю ли я орехи. Я отвечаю, что не знаю, но горстка плодов отправляется в карман. Или в сумку, не помню. Потом квартал Форддосса, такой красивый и тихий. Он кажется ярким и разноцветным, хотя цветов там немного и краска на домах блёклая. Фонтан в центре, простой – только круглая чаша с высокой вазой, – но как приятно журчит. Форддоссцы – эндайя. Огонь и вода, звери пламени. Живут в озере в горах Гонья. Они – Империя, сами по себе, а в Лейн отправляют несколько мальчиков-воинов в год, которые и селятся в этом квартале, не имея возможности вернуться на родину, больше никогда.

Двухэтажные домики разбегаются от площадки с фонтаном. Простые балконные решётки, все красные, спутываются с паутиной кленовых веток. Ветки рассекают небо на многоугольники, которые приходят в движение, сливаются, распадаются. Голова кружится. Белое небо сменяется белым потолком Библиотеки. Я разваливаюсь на диванных подушках.

– Слишком много для одного дня? – Алури опускается на подлокотник и протягивает мне горячую кружку. Пахнет чем-то прохладно-горьким, возвращающим к нормальному восприятию. – Здесь заварка с атали и немного чёрного вина.

– Ты когда успел? Мы же только пришли.

– Мы пришли десять минут назад.

Я потёр лоб. Слишком сложно. Чай оказался приятным и совсем не горчил. Пока я пил и медленно закутывался в пледы, миан незаметно ускользнул к книжным полкам. До меня вдруг дошло, что уже сильно сгустились сумерки. Мы прошатались по Лейну весь день, который вдвое длиннее прежнего моего, а я даже не заметил. Что-то странное было то ли со временем, то ли со мной. Чай расслаблял. Невыносимо хотелось спать.

– Фанет не предупреждал тебя, что это действующая Библиотека? – спросил миан, осторожно выпутывая у меня из пальцев пустую чашку. Я бы, наверное, так и заснул с ней, серьёзно.

– Не-а. – Я натянул плед до ушей. – А что?

– Ну, – лейниец фыркнул и поднял со стола небольшую стопку книг, – к тебе могут внезапно прийти. Здесь не так много людей, как в городских библиотеках, из-за активности Линель, но бывают иногда. Если будет очень мешать, можно обратиться в службу Размещения, и тебе выделят квартиру в Шестом.

– А Фанет?

– Что? Он не будет сопротивляться, в конце концов, это твоё право… Фанета просто забавляют чужие неудобства. Подозреваю, по этой же причине он выбрал именно меня, чтоб присматривать за тобой. Обычно подбирают более совместимых кураторов, да и не моя эта специальность.

– А кто ты?

– Я? – Он почти вышел, но вернулся. – Командир отряда.

– Но… почему?

Алури только пожал плечами и уже с порога сказал:

– Нам нужно ещё разобраться с Шестым, но на это уйдёт весь день. Можно завтра, можно в любое другое время. Лучше сильно не затягивай: скорее всего, скоро мне придётся ненадолго вернуться к команде. Как соберёшься – зови по дору. Не получится – походи по Промежуточному, я тебя замечу.

– Почему по Промежуточному?

– Я там живу.

– Там же нет домов!

– Так я и не в доме, я в дупле. – На мои округлившиеся глаза он со вздохом пояснил: – Квартира в измерении, встроенном в дупло.

Я всё равно представил гигантское гнездо, уложенное в толстом стволе. И Алури, гордо восседающего в нём среди мелких сплетённых веток, соломы, пуха и книг. Рассмеялся.

– Ты что, птичка?

– Я – Миан-неир, – строго возразил лейниец и закрыл за собой дверь.

Глава 4. Самое золотое солнце

Тонкие дощатые стенки веранды не отрезали её ни от клокочущего шума, ни от густого синего мрака. Ливень бил по керамической крыше; топот его мелких лап резонировал в каждой кости. У моего тела стенки тонкие, не толще чем у веранды дома Таана, так что и дождь, и сумеречная гуща проникают в него без препятствий. Я проснулся здесь, уже наполненный этим до краёв, как губка, лежащая в воде. Темно: ещё темно или от заполонивших небо туч – нельзя было сказать точно. Но мне казалось, что это всё же очень раннее утро.

Засыпать больше не хотелось. Я сидел на кровати поджав под себя ноги и упирался лбом в холодное стекло окна, раздробленное сотнями и тысячами хвостатых капель. Смотрел на трепет молодых, недавно прорезавшихся листьев, на сомкнутые бутоны яблонь, такие яркие в синей глубине. Ещё ночь. Точно ещё ночь.

Изредка небольшая прямоугольная комнатка наполнялась голубыми отсветами, что сползали с потолка на стены и тонули в щелях. Мои глаза привыкли к темноте. Я мог различить и скруглённые бока банок в шкафу между нашими кроватями, и пятно одинокой картины на противоположной стене, и стайку дырочек на ажурной скатерти, что покрывала старый квадратный стол, и стоящий на нём помятый силуэт сухого букета. Аока тихо сопел из-за шкафа, спрятанный где-то в комке одеял за железными прутьями кроватной спинки.

Вчера море уже успокаивалось, пена на гребешках волн поредела и очистилась. Вода отступала от стен набережной, оставляя на камнях тёмно-зелёные тряпки водорослей. Море успокоилось, и последний его жар, как всегда, сходил с острым ливнем. Мастер должен был появиться к утру с первым солнцем. Его дела в Заветренной гавани на этот год завершены. Мятежный дух снова спит где-то глубоко под скалами.

Я спустил ноги на пол. Ступал осторожно, чтоб доски не скрипнули, бесшумно подцепил пальцами дверь и, завернувшись в одеяло, выскользнул на крыльцо. Босые ноги холодило от сырого воздуха.

Я простоял до утра. Не так долго; по крайней мере, так мне тогда показалось. Волны спокойно набегали на пристань, и, если встать на носки, можно было увидеть кромку воды, ползущую по гальке.

Таан пришёл с рассветом, как и обычно. Помахал мне, ещё только ступив на улицу. Выглядел он немного сонно и помято после недели в гроте. Я сбежал вниз, прыгая от укусов холодной травы, и открыл калитку. Наставник потрепал меня по загривку и отправил ставить чайник, а сам застыл серебристо-синей тенью в саду, такой ещё чужеродный и контрастный на фоне ярко-жёлтого неба. Я побежал на кухню, по пути столкнувшись с зевающим Аокой. Его хвостик после сна торчал во все стороны и напоминал старую мочалку.

Таан всегда молчалив после гавани, поэтому мы наперебой рассказывали, как справлялись тут без него. Аока до конца разучил множественные водные лезвия. Я прибрался в подвале и пытался работать над своими движениями. Пытался, потому что, по мнению Аоки, я был всё таким же резким и несобранным, как кривая марионетка. Ну и за свежими фруктами мы сходили, конечно. Вот только уже всё съели – придётся идти ещё раз. Мастер улыбался. Следы того пограничного места медленно покидали его. Всё шло как обычно. Правильно.

Незадолго до полудня Таан и Аока ушли на рынок. Я остался, чтоб закончить с вещами. Дождь тогда заставил меня прерваться и шустро стащить всё вынутое из подвала под навес. Там совсем немного осталось перебрать: две стопки ящиков, полдесятка коробок и один сундук. В основном какие-то рукописи, старые книги, печатные картинки и непонятные безделушки. Таан был страшным барахольщиком, но старался это скрывать. Я понял это, как только встретил его: не будь Таан барахольщиком – не притащил бы меня в Тис-Утор.

Книги отдельно, рукописи отдельно, безделушки по категориям. Эта часть вещей относилась к службе Мастера в Нао-Лейне. Он нам мало рассказывал о ней и вообще о своей родине, только о тех мирах, что ему приходилось видеть. Мне всегда было интересно, но ничего большего выведать не получалось, даже о его боевых товарищах. Я мог бы открыть одну из записных книжек и взглянуть на страницы мельком, но не решился. Только читал названия на серо-зелёных потрескавшихся обложках: «Карасвэ – Зигас», «Саксана до Фанета», «Каттайра – начало монастыря Сандаламах»…

Я переносил книги обратно в подвал, когда мой взгляд упал на какой-то длинный свёрток, лежащий на одном из низких шкафчиков. Не знаю, как я сразу его не заметил. Это оказался длинный и тонкий меч. Неестественно лёгкий, будто не предназначенный для битвы. Сложная надпись на ножнах путала взгляд из-за незнакомого языка. Они были синие, как и рукоять, с инкрустацией жёлто-оранжевыми камнями в верхней части. С одного конца прямой гарды свисал плетёный голубой хвостик с тёмно-бордовой бусиной и кисточкой на конце, придавая оружию какой-то игривый вид. Я попробовал вытащить клинок, но от времени он врос в ножны. Мне оставалось только приставить их к открытой двери подвала: унести эту красоту обратно я просто не мог. Возможно, Таан рассказал бы нам вечером об этом мече.

Таан расскажет эту историю вечером, в самом деле, но в результате обстоятельств, о которых на тот момент я ещё не подозревал.

Мастера не было уже часа три, но когда он возвращается из гавани, это нормально. Ему хочется подольше походить по рынку, чтобы впитать шум нашего городка, от которого он успел отвыкнуть. Именно поэтому с ним всегда ходит Аока, а не я: Аока более устойчив к магазинам, мне же и час выдержать тяжело. Они наверняка зайдут везде, даже туда, где ничего не надо. Просто поперебирать тарелочки в доме гончара, перенюхать все цветы в цветочном, выбрать пару десятков пахучих свечек, половина из которых затеряется в буфете и забудется аж до зимы, обновить кухонные полотенца и взять продукты. Таана и Аоку можно было ждать не раньше ночи. Я закончил с подвалом, заварил чай и уселся с бутербродами прямо в саду на старую бочку, любуясь результатами своего труда.

Ветер сбросил капли с деревьев мне за шиворот, а вслед за ними полетел песок, мелкие ветки и чьё-то унесённое полотенце. Белое в зелёную полоску. Я помню, как сжимал его в руках, когда выбежал на улицу.

Песок летел комьями, вместе с камнями, досками и осколками черепицы. Волны хищно выгибали спины и поочерёдно заглатывали пристань, медленно пробираясь к первой линии домов. Горькие брызги хлестали в лицо. За грязно-серым маревом было не рассмотреть горизонт.

– Мальчик, зови Стража!

Женщина в белой косынке и коричневом переднике семенила мне навстречу прижавшись к забору. Она жила через два дома от нас, иногда вечером гуляла вдоль берега на небольшой лодочке. Я сказал ей, что Мастер вернулся утром и всё было в порядке, а сейчас он в центре города и наверняка уже разбирается. Пытался убедить её вернуться домой и укрыться, но оказалось, что её дом был сметён ураганом.

Отвёл её к нам. Как в тумане. Стены, укреплённые заклинаниями Таана, выдержали бы не только это, но тогда я уже ни в чём не был уверен. Не помню, что она говорила мне, не помню, что я ей предложил и где мы сидели. Сбежавшая коза; унеслась стремглав куда-то на зелёный мыс, за холмы, когда ветер ещё только начал подниматься. Помню про эту козу и про полотенце, которое я поймал. Оно оказалось этой женщины.

Я был шокирован и напуган. Настолько, что шум крови в ушах заполнял всё, почти не пропуская звуков снаружи, а руки, захлопывающие ставни, немели. Нужно было закрыть дом. Я делал это не один раз, и никогда прежде мне не было так страшно. Мы уже сдерживали тейхоих гавани, но они всегда приходили морем и их можно было предсказать по погоде. И никогда, никогда ещё море не бушевало так сильно. Меньше десяти минут прошло – и волны уже падали на наш сад, практически перекрыв улицу. Я смотрел через слуховое окно на чердаке, как они рассыпались о защитный купол, отползали в море и возвращались. А город – город наверху, где рынок, где центр и где были Таан с Аокой – уже горел грязным коричневым огнём. Тейхоих пересекли море не вызвав волнений и уже опустошали роем крупные улицы.

Я – мелкий. Я неопытный. Моё дело в такие дни – сидеть дома и присматривать за ним. Это было единственное время в году, когда я не пытался проявить себя. Особенно в этот раз, когда я дрожал как бумажный флюгер на ветру.

Не знаю, что двигало мной в тот момент, но вдруг я понял – эта мысль вспыхнула ярко, как солнечный блик в стекле в ясный день. Я понял, что должен принести Таану его странный меч. Пусть мне было настрого запрещено покидать сад, а уж тем более нашу Песчаную улицу, я должен был его доставить. Потому что без меча Мастеру сегодня будет тяжело. Это знание будто само собой возникло во мне, и я резко распахнул входную дверь.

Шум бешеной крови слился с шумом обезумевшего моря. Барьер над садом звенел и был почти видим, по нему разбегались искры-трещинки, и каждый раз после сильной вспышки я не был уверен, что он восстановится. Мелкие брызги просачивались ливнем, я поскальзывался на размытой земле, хватался за гудящие стволы.

У меня дрожали руки, когда я перекидывал ремень ножен через плечо. Стоит шагнуть за калитку, и взбесившаяся стихия сможет беспрепятственно меня забрать. Я колебался, я хотел остановить себя, но странное чувство просто какого-то священного долга было сильнее. Выдохнул и метнулся по освободившейся от воды дороге, когда очередная волна отошла.

Я бежал быстро, как только позволяли ноги и шквальный ветер в лицо. Ножны ритмично били по лопаткам, глаза слезились от песка и мелкого мусора. Пристани не было видно под водой, только кромка верхней ограды временами показывалась на поверхности. Мелкие лепестки моря обхватывали колени и сбивали с ног. Я катился в песок, такой плотный шершавый и влажный, как язык дворового пса. Он впивался в кожу и прилипал к одежде.

Шесть домов миновало, когда волна накрыла меня куполом, перегнулась через всю улицу и обрушилась на крышу двухэтажного дома. Я метнулся к ближайшему забору, вцепился в него и прижался к земле. Море пыталось отскоблить меня, задушить и завалить мусором. Вода продавила металлические прутья, смыла беседку возле дома и вырвала несколько деревьев, но не смогла добраться до меня. Едва земля освободилась, я побежал дальше. Уцелевшие, большей частью металлические и каменные ограды напоминали сито, забитое заваркой. Хищные акульи зубы сорванной черепицы, переломанные кости деревянных домов и чьи-то украденные водой мелкие вещи цеплялись за них, застревали, проламывали. Ещё две больших волны пришлось пережить, прежде чем я смог подняться по Разбежной улице достаточно высоко над бушующим морем.

Воздух пах гарью, брызги смешались с пеплом. Стоило мне остановиться, чтобы перевести дух, как меч неприятно кололся и заставлял двигаться дальше. Я видел людей, отбегающих вглубь города садами, перепрыгивающих заборы, вываливающихся из окон. Гул нарастал; он был похож на едкий металлический скрежет, звон битого стекла и крик потревоженной земли. Рой уже на центральных улицах.

Я бежал, перескакивая через трупы. Исток Разбежной был разворочен. Белые каменные стены Вьющей, что поднимается спиралью к центру города, были теперь окрашены от чёрного до алого. Ошмётки цветных навесов били по тёмным прогалинам выбитых окон. Я слышал стрёкот крыльев. Мелкие особи искали новую добычу. Кто-то окликал меня, но я не мог остановиться, просто не мог – тело не слушалось меня. Ножны били по лопаткам, твердили без умолку: «Здесь ты никого не спасёшь, здесь ты никого не спасёшь, здесь ты никого… никого… никого»…

Через пару поворотов двухметровая тейхоих вынырнула из-под земли прямо передо мной. Я схватил первое что попалось – какую-то чугунную решётку – размахнулся и рассёк тонкий поясок между грудью и брюшком. Уклонился от огненного всполоха и вторым ударом снёс голову. Едва ли этого было достаточно, но, по крайней мере, ей потребуется время, чтобы собраться обратно.

Влажные хрипы в ближайшем здании. «Не слушай, беги, беги дальше, не останавливайся!» Я зажмурился и нырнул в Алебарду – крошечный узкий переулок, на который выходили чёрные лестницы, самый короткий путь к центру. Сверху, чуть отставая, надо мной вилась ещё пара тейхоих из роя. «Жестоко, что их природа одарила крыльями, – всегда говорил Таан, – и вдвойне жестоко, что они так похожи на этих проклятых ос».

Я чувствовал, как усеянные шипами лапы упорно стремились к моему затылку, но ещё я чувствовал свежий прохладный флёр от стихийных техник Таана. И если прислушаться, то можно было уловить и более слабые колебания ари со стороны Аоки. Стало немного легче, и я оторвался от преследовавших меня тварей.

Я выбежал на рыночную площадку и не сразу понял, с какого её края нахожусь: не было ни одного уцелевшего здания, только обугленный каменный остов. Дым разъедал глаза, неправильной формы лепестки пламени сыпались со всех сторон.

– Ты совсем дурак, припёрся сюда?! – Аока схватил меня за шиворот и протащил по земле. Меньше секунды, и мою траекторию повторила железная колонна, вспахав землю на полметра.

– Что это за дичь? – едва слышно спросил я.

Аока сгрёб меня под мышку и юркнул под ближайший завал, пока пыль не успела осесть.

– Это король. Это был его коготь. – Проигнорировав моё «что?», старший встряхнул меня и прижал к останкам стены. – Ты не ранен? Койера! Что ты здесь забыл?!

– Меч. – Я с трудом стащил с себя ножны, было очень мало места. – Я принёс его меч.

– Какой, к йанам…

Аока не успел договорить, потому что плита, укрывавшая нас, отошла в сторону. Я не видел Мастера и даже не представлял, в какой стороне искать. Огромная тейхоих, голова которой едва бы поместилась у нас на кухне, склонилась к нам; с её усиков на землю капала коричневая обжигающая лава. Я закричал так громко, как только мог:

– Таан, я принёс твой меч!!!

Едкий дым заставил закашляться согнувшись вдвое. Зато голова наставника мелькнула в йановом горящем хаосе, и этого было достаточно. Я бы достиг его в два прыжка, но хищный отросток на сморщенном мерзком носу пробил барьер Аоки. Широкая лента водной техники Мастера метнулась к нам, но в резко загустевшем времени я видел, что она не успеет, так же, как не успеем уклониться мы. Я слышал, как Таан что-то мне кричал, видел, как Аока начал отклоняться назад, чтобы столкнуть меня с линии атаки. Я почему-то подумал о том, что Аока – ктари, рождённый под нежным персиковым солнцем Тис-Утор. У него медные волосы и сноп веснушек, как и у сотен других ктари, убитых и растерзанных пришедшим сегодня из-за моря роем. Этот город – его дом, Аока удивительно вписывается сюда, куда его ни поставь: под сень цветущих деревьев, к стеклянной разрисованной витрине, на классическую крышу с голубой черепицей или на пристань, к лениво перекатывающимся волнам. Так правильно… А мы с Тааном – чужаки, пришедшие из-за моря, из-за сотен тысяч морей. И Аока не должен ради меня…