Дальтоник

Адалат Исмаилов

Дальтоник

ЦВЕТ БЕЛЫЙ

Я – Юнус эфенди, сын Нурмагомеда,

живу и умру на земле предков.

Отец мой два раза побывал в Мекке

на белом верблюде,

и там же счастливо почил

в шаге от рая.

Рассказывают,

я в морозный день родился,

Точной даты никто не знает,

но помнят, что в ту ночь

волки с миром вошли в хлев,

чтобы согреться дыханием коров.

Обошлось без крови,

но коровы перестали

давать молоко.

Хлопья бесконечного снега

белизной покрывали пути и леса,

слепили окна домов.

Дороги тогда замело,

Кобыла в сугробах завязла,

когда к повитухе спешили

и роды пришлось принимать отцу.

Мать страдала в потугах,

сползая с перин на жесткий килим,

что лежал на полу.

Стонала, волчицею выла, шептала молитву,

ногтями впивалась в узоры ковра.

В это мгновение, спасаясь от стужи,

влетела, ворвалась большая птица,

раня об осколки белые крылья,

закружилась над мамой, роняя перья.

Неожиданный страх пересилил страдания,

мать исторгла меня, и я выпал

на палас из шерсти агнца,

когда-то похищенного

дядей Махмудом

в соседнем селе.

Потом наступила весна,

растаял снег, горы воскресли,

родники проснулись,

блестя серебром.

Реки потекли туда,

откуда возвращались

перелетные птицы.

И мать отстранила меня от груди,

но я продолжал созерцать

снег и молоко,

снег и молоко год за годом.

Каждое утро я кормил белую кобылу,

щекотал себе лицо пером израненной птицы.

Спустя годы мне открыли тайну:

кобыла была саврасая,

а перо птицы – тоже не белое,

И я с горечью понял,

что пришел в этот мир

наполовину слепым и наполовину зрячим.

Поле моего зрения лишено красок, света и порядка,

все вокруг меня свалено, как попало,

так ощущает себя человек, слышащий речь,

но не музыку.

Только белый цвет подавал надежду,

сохраняя свою непорочность, как молитва.

Я видел мир простым и скучным,

различал цветы по запаху

и все равно тысячу раз благодарил Бога,

ибо нет ничего прекрасней трепетного белого цвета

для того, кто может созерцать только белое.

Так я и рос, легким, как пух, и счастливым, как пчела,

помогая отцу на пасеке, а маме, – в хлеву.

На лугу я носил косарям воду из родника

и бегал за белыми бабочками,

улыбаясь их порханью.

Рос послушным и трудолюбивым,

задавал вопросы, я был любопытным,

потому как весь мир для меня состоял из догадок.

Когда мне минуло двенадцать, я понял,

снег – ни при чем,

я заблудился в себе.

Беспомощность приумножалась сверстниками, –

они смеялись надо мной во время новой игры:

«Угадай-ка цвет» для меня придуманной,

это был заговор, ради забавы.

Но я терпел и продолжал любить смешливых сверстников

и верил, что неправильно оцененный мой изъян

однажды приведет их к покаянию.

Я любил всех жителей родного села,

вглядывался в их лица, –

невинные, сияющие и светлые,

таким я видел даже дядю своего Махмуда,

ловкого конокрада и разбойника.

«Дядя, – однажды сказал я, –

научи меня различать хотя бы красный цвет,

никак не могу угадать его,

и всякий раз проигрываю сверстникам».

Дядя вышел во двор, схватил белую курицу и сказал:

«Отрежь ей голову, и ты увидишь красный цвет.

Этим самым заслужишь уважение ребят.

Пойми, мальчик,

над тобой смеются не потому, что ты не различаешь цветов,

а потому, что ты – невинен».

Но я выпустил курицу в объятия ветра

и, плача, побежал в виноградники к дедушке Исмаилу,

старцу с рябым лицом и седой головой.

Он осушил мои слезы рукавом рубашки,

пахнущей потом и сказал:

«Дитя мое, в столь раннем возрасте

ты стал заложником собственного бремени.

Невинность прекрасна,

но она прекрасна до тех пор,

пока не выглядит, как величайшее злодеяние,

и тогда даже отец может убить сына,

как это сделал султан Сулейман,

умертвив Мустафу, явившегося к отцу в белых одеждах.

Я не позволю тебе замкнуть круговорот,

и переступить эту тонкую грань.

Чует мое сердце зыбкую связь твоей неприкаянности перед Богом.

Нежность и печаль научили тебя одиночеству в толпе и сохранению,

ты уже умеешь защищать свое сердце от вторжения

посторонних ощущений,

и потому твоя душа готова к созерцанию Всевышнего.

В твоей душе обида,

как на пальцах перламутровый след упорхнувшей бабочки.

Я помогу тебе различать все краски мироздания,

ибо все цвета будут в тебе самом,

подобием твоих чувств и ощущений».

А потом он срезал гроздь винограда и сказал мне: «Ешь».

Я вкусил плоды, а косточки отдал земле

с надеждой, что когда-то и они произрастут золотыми гроздьями.

«Ягоды вкуснее, но семя – полезней, дитя мое, – молвил старик, –

посредством косточки ты ощутишь далекий вкус самого плода,

как только она перестанет быть для тебя горькой.

Познав Бога, сущность, ядро, горькую косточку,

ты увидишь истинный свет, который облекает мир в цвета.

Приходи завтра утром ко мне в мастерскую».

– Научусь ли завтра разгадывать все цвета?

– Не все сразу, дитя мое, а то можешь обжечься.

– А, что значит «обжечься», дедушка? – не унимался я.

Тогда он взял меня за руку и повел на луг,

где, словно головные уборы суфиев,

возвышались еще не убранные стога,

еще не собранная скошенная трава.

Старец снял свои очки и сказал:

«Подержи их между сеном и солнцем»…

ЦВЕТ ЗЕЛЕНЫЙ

В ту ночь,

вонзая веки в ладони ангелов, не мог я уснуть,

мне мерещилось пламя на лугу и голые пятки.

Убегая от огня, я заблудился в дубовом лесу,

бредил в тумане, звал на помощь.

На голос откликнулся старец Исмаил

и я нашел тропу, устланную опавшими листьями,

а потом услышал серебряный звон колокольчиков

и догадался, что наступило утро,

потому, что сельский пастух сгонял коров в стадо.

Я оделся, умылся и побежал в ковродельню,

счастье было в дыханье моем сквозь улыбку,

и смех на лице встречал осеннее солнце.

Скрипнув дверью, я бодро вошел в мастерскую,

но застал старика плачущим над свечою.

«Посмотри, тля выела лучшее мое творение!»

– сказал Исмаил и посветил мне.

Я увидел ковер и отвернулся,

он безжалостно испорчен был молью,

рубцы на ворсе зияли,

словно раны на груди лошадиной,

когда овод на шерсть присосался.

Все другие ковры были целы,

и я спросил об этом старца.

– Этот ковер самый лучший, самый пестрый и ценный,

я спрятал от глаз подальше,

и сверху накрыл мешковиной,

чтоб не смущал меня цветом,

соразмерностью всех узоров,

сочетанием ярких красок

и подобием мироздания.

Ковроделу грех восторгаться

собственным своим творением,

ибо в зеленой листве восторга

таится, как змей, гордыня.

Чтоб не искушало меня тщеславие,

и совершенство не волновало душу,

я забросил ковер в темный угол,

пусть живет в мною созданном мире,

где на зеленном ворсе пасутся

черные и белые бараны,

журавли в синем небе застыли,

на тюльпаны, слезы роняя,

и под древом жизни

расколотые гранаты

в тени павлиньих перьев.

Показать хотел тебе чудо,

что давным-давно забыто,

и покрыто пылью смирения.

С ковра, чтобы начать задачу,

я извлек его на свет Божий,

но на руках оказался огрызок,

– ответил старик в печали.

Я обнял дедушку за пояс

и прильнул левым ухом к пупку его,

рубаха пахла потом

и свежеиспеченным хлебом.

– Когда я стану зрячим,

мы соткем новое чудо,

прекрасней той, что сгубили

человекоподобные моли,

– утешил я старца словами.

Он улыбнулся улыбкой, в которую вселился Ангел,

тыльной стороной ладони облачные слезы вытер.

– Садись, коли так, то начнем,

путь предстоит нам долгий.

Первым делом познакомишься с Богом.

Это единственный друг,

кто поймет тебя лучше,

ибо, кажется мне, что и Он

видит мир таким же,

каким ты видишь его – черно-белым.

О, если бы и на меня

снизошла эта милость,

разве я отверг бы ковер совершенный?!

– Но ведь и ты мне друг, старец! – воскликнул я, устраиваясь.

– Мне много лет,

ты еще не родился,

когда у меня выпали зубы

и голова поседела.

А Бог – тебе ровесник,

и потому, первый цвет, который постигнешь,

будет зеленый,

ибо такова судьба.

Запомни, вся зелень, трава, кусты и деревья,

что прорастил Бог на земле,

имеют цвет зеленый.

Чтобы выросло дерево садовое или дикое,

приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле,

или дерево приносящее тень в знойный день,

нужно время:

узлы дней, веревки недель,

верблюды месяцев, караваны годов в пустыне вечности.

Каждое произрастание достигается терпением и верой в Бога.

Зеленый цвет – цвет терпения, стойкости и веры,

и все то, что будет вызывать у тебя чувство умиротворения –

является зеленым.

Все, что будет придавать тебе силы в твой трудный час, –

имеет цвет зеленый.

Все, что побудит твой внутренний голос шепнуть «остановись» –

это есть олицетворение зеленого цвета.

Чтобы добиться этого, путешествуй по Родине с Богом

и оберегай свой взгляд от того, что запретно.

Сказал старик Исмаил и подарил мне очки.

В течение семи лет

я сохранял свою непорочность,

был все-время в пути,

ходил по лесам,

отдалялся от людей и приближался к Богу,

а когда мне исполнилось девятнадцать,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.