Узы магии. Танец с принцем фейри

Он наливает мне воды и вина из двух отдельных графинов.

– Буду иметь в виду.

«Но не собираюсь обращаться», – мысленно добавляю я, почти слыша эти слова в его голосе.

– Хозяин дома будет ужинать со мной? – интересуюсь я.

– Нет, он поест в своих покоях.

Я поджимаю губы.

– Мы увидимся после ужина?

– К тому времени солнце почти сядет.

– В столь поздний час он может прийти ко мне в покои.

– Это неуместно.

Подавившись вином, я закашливаюсь и выплескиваю его обратно в бокал.

– Неуместно? Я ведь его жена.

– Да, на бумаге, по законам этой страны.

– Тогда вполне нормально, что мы увидимся в моей комнате.

Я медленно ставлю бокал на стол. К счастью, рука дрожит не столь сильно, и мне удается плавно опустить его, не пролив ни капли.

– Хозяин очень занят.

«Интересно чем?»

Очень хотелось потребовать у Орена ответа. Я несколько часов пыталась как можно более снисходительно посмотреть на сложившуюся ситуацию и все же до сих пор понятия не имею, за кого вышла замуж. Как этот мужчина получил свое состояние? Откуда он вообще взялся? Чего добивается? И главное – зачем ему настолько сильно понадобилась книга, что ради ее получения он согласился заплатить кругленькую сумму за жену?

– Пожалуйста, передайте ему, что супруга будет очень признательна, если он согласится уделить ей несколько минут до захода солнца, – прошу я, глядя прямо в черные глаза-бусинки слуги.

– Я передам ваши слова, – кивает Орен и поспешно уходит.

Я ужинаю в одиночестве. Возможно, кому-то это показалось бы неудобным, но я привыкла проводить время наедине с собой. На самом деле в каком-то смысле так даже лучше. Ничто не нарушает тишину, а в одиночестве не таится опасности. Никто не отбирает у меня еду, не требует общения, не выгоняет из-за стола, веля отправляться мыть посуду.

Я даже не замечаю, как пустеет тарелка, а в желудке появляется не очень приятное ощущение. Просто я ела слишком быстро, да и не привыкла к таким вкусным блюдам. Откинувшись на спинку стула, я похлопываю себя по наполненному животу, хотя такое поведение вовсе не подобает леди. Но я уже очень давно не чувствовала себя настолько сытой.

«Могло быть и хуже», – успокаиваю себя, вновь мыслями возвращаясь к новоиспеченному мужу.

Похоже, я не слишком волную собственного супруга. Что ж, тем лучше. Значит, этот мужчина не ожидает, что сегодня ночью я лягу с ним в постель во имя исполнения своей «обязанности» дать ему ребенка, который унаследует состояние. И видимо, здесь я столь же… точнее, даже более свободна, чем дома. К тому же никто не станет взваливать на меня кучу дел.

Возвращается Орен, вновь отвлекая меня от размышлений.

– Вы закончили?

– Да.

– Наелись? – Он забирает мою пустую тарелку.

– Более чем. – Я сажусь прямее. – Передайте повару, что ужин был восхитительным.

– Конечно, – с лукавой улыбкой кивает Орен.

– Мой муж что-нибудь ответил?

Слуга вздыхает и вновь слишком долго раздумывает над ответом, казалось бы, на простой вопрос.

– Думаю, он сможет выкроить немного времени. Минут пять или десять. Я разведу огонь в кабинете в вашем крыле. Подождите его там.

Слуга быстро уходит, унося с собой посуду. Поднявшись, я обхожу вокруг обеденного стола и внезапно начинаю сожалеть, что попросила о встрече с лордом Фенвудом. Может, мое желание его расстроило? Вдруг он вообще не хочет иметь со мной ничего общего и я лишь вызвала его гнев? Застыв на месте, я качаю головой.

Нет уж, раз мы поженились и теперь мне предстоит здесь жить, я вправе хотя бы взглянуть на него и узнать имя. Если в дальнейшем между нами не завяжется никаких отношений, так тому и быть. Но по меньшей мере мы оба должны знать, с кем имеем дело.

Собравшись с духом, я выхожу из столовой и сворачиваю направо. Как ни странно, дверь в кабинет уже открыта, а в камине потрескивает огонь. Книжные шкафы, которые тянутся вдоль стен, в основном пусты. Стол сдвинут вправо, а кресла, судя по всему, когда-то стоявшие по бокам от него, теперь спинками друг к другу поставлены перед камином.

Я прохожу через комнату, легонько проводя кончиками пальцев по кожаной обивке и раздумывая о том, почему они так странно расположены.

Вскоре я узнаю ответ на свой вопрос.

Прорезая тишину, в мои мысли вдруг вторгается голос, который странным образом отдается внутри. По тембру он схож с низким рычанием волка, мгновенно заставляя меня почувствовать себя жертвой.

«Беги, – подсказывает мне здравый смысл. – Беги подальше отсюда, это место не для тебя».

– Не поворачивайтесь, – велит он.

Я тут же неосознанно оглядываюсь через плечо. Просто повинуясь инстинкту. Ведь вполне нормально посмотреть на того, кто с тобой разговаривает. Я вовсе не хотела ослушаться… ну, не в этот раз.

– Я сказал, не поворачивайтесь.

Я резко отворачиваю голову, снова устремляя взгляд вперед.

– Я видела лишь часть вашего плеча. Простите, я не хотела…

– Орен рассказал вам о правилах?

– Да.

Судя по тому, где его плечо касалось дверного косяка, мой собеседник довольно высок. И это все, что мне удается о нем выяснить. Как будто зная, что, даже невзирая на приказ, я попытаюсь на него взглянуть, мужчина прислонился к стене сбоку от двери.

– Так вот, есть еще одно правило, – сообщает он. – Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не должны на меня смотреть.

– Что? – шепчу я, усилием воли подавляя желание снова покоситься через плечо.

– Орен сообщил, что вы хотели со мной встретиться. И я оказываю вам услугу, поскольку теперь это мой долг. Но я поговорю с вами только в том случае, если вы поклянетесь никогда на меня не смотреть.

Что ж, теперь я понимаю, к чему эти кресла. Может, он страшно изувечен? Или ужасно застенчив? Как бы то ни было, я не хочу создавать ему неудобств.

– Хорошо, меня это вполне устроит. – Я сажусь в дальнее кресло, лицом к окнам и спиной к двери. – Благодарю, что выкроили время для встречи со мной.

Я слышу, как он направляется ко мне. Размашистым шагом, еще раз подтверждая подозрение насчет высокого роста. Однако по полу он ступает легко, почти бесшумно. Так же, как и я, словно бы старается лишний раз не издать ни звука. Судя по походке, вряд ли мой супруг очень мускулистый мужчина. Скорее худощавый и жилистый. Ненамного старше меня, если брать в расчет голос. Я украдкой стараюсь уловить его бледное отражение в оконном стекле, но в комнате для этого уже слишком темно. Я вижу лишь размытую тень, которая движется за моей спиной.

Кресло позади тихо вздыхает под его весом, и волоски на моем затылке встают дыбом. Впервые я настолько остро ощущаю чье-то присутствие. Мне безумно хочется обернуться и проверить, верны ли мои суждения на его счет.

– Итак, о чем вы желали побеседовать? – немного резко спрашивает он.

– Я просто хотела встретиться с вами, вот и все, – объясняю я. – Довольно странно быть замужем и никогда не… общаться с мужем. – Я удерживаюсь от желания произнести «не видеть супруга».

– Мы поженились без всяких разговоров. Что изменилось сейчас?

Трудно сказать, как он относится к данному обстоятельству. Может, этот мужчина надеялся, что я буду умолять о встрече с ним, прежде чем подписать бумаги? Понимает ли он, что мою судьбу решили росчерком пера, которое даже не я держала в руках?

– Нам предстоит провести рядом всю жизнь, – замечаю я. – И я бы предпочла сделать это в приятной обстановке.

– Не вижу ничего приятного.

Очевидно, мой муж не слишком жизнерадостный человек. Я закатываю глаза, радуясь, что сейчас он меня не видит.

– У вас довольно красивый дом и столько денег, что вы можете ни в чем себе не отказывать. И никто не говорит вам, что делать…

– Вы ничего обо мне не знаете, – резко перебивает он.

– Я буду счастлива, если вы дадите мне возможность вас узнать.

– Мне это неинтересно. Я также не хочу знакомиться с вами. Наш брак всего лишь сделка, ничего больше. И мне нужно только выполнить ее условия.

Я прижимаю платье к груди, словно стремясь физически защититься от невидимой раны. Неужели я ждала чего-то другого? На что я вообще надеялась? На историю великой любви? Ха! Той любви, о которой читают в книгах молодые девушки, на самом деле не существует. Я видела «любовь», которая связывала отца и Джойс. Вот она настоящая и, признаться, не слишком-то мной желанная.

Нет, я вовсе не ждала от него любви. Но, наверное, все же надеялась, что хотя бы здесь во мне не будут видеть обузу.

– Справедливо, – тихо произношу я.

– Вы хотите знать что-то еще? Или я удовлетворил ваше любопытство?

– В полной мере.

– Хорошо. Надеюсь, в этом доме у вас не возникнет проблем. Соблюдайте правила, и вы ни в чем не будете нуждаться, пока мы оба ступаем по этому миру смертных. Больше мы с вами никогда не увидимся.

Скрип кресла сообщает, что муж поднялся на ноги. Его шаги постепенно затихают вдали.

Я бы хотела добавить что-нибудь еще или хотя бы четко понять, что мне вообще нужно. Однако мне с детства запрещали испытывать какие-то желания. Лишь указывали, что я могу, а чего нет, и со временем я просто разучилась делать выбор. Утратила с рождения присущее всем людям умение решать самой за себя. Оно увяло и засохло оттого, что им никогда не пользовались.

Даже зная, что он ушел, я сижу на месте почти десять минут, просто глядя на чернеющие за окном деревья. Уже стемнело, и в свете убывающей луны почти невозможно различить их мрачные силуэты на границе леса. Но постепенно меня все сильнее охватывает странное чувство, как будто нечто смотрит на меня в ответ.

Не в силах бороться с беспокойством, я решаю вернуться в свою комнату. Однако, выйдя в коридор, слышу доносящиеся из главного зала шаги. Я медленно поворачиваюсь к ведущей в мое крыло двери. Потом, отбросив здравый смысл, на цыпочках подкрадываюсь к ней и прижимаюсь ухом к деревянной поверхности.

Оттуда доносятся приглушенные голоса, но я не могу разобрать слов. Они кажутся странными, чужими, как будто их произносят на незнакомом языке. Я осторожно приближаюсь к одному из окон, откуда открывается вид на круглую подъездную дорожку. Пусто. Возле дома нет даже кареты, в которой я сюда приехала.

Интересно, кто тогда разговаривает в зале? Здесь живет кто-то еще? Если верить Орену, в доме, кроме нас троих, больше никого нет. А вдруг он солгал? И если да, то почему?

«Соблюдайте правила, и вы ни в чем не будете нуждаться», – пообещал лорд Фенвуд. А Орен четко предупредил, что мне нельзя по ночам покидать свое крыло, даже если что-то услышу. Чем бы лорд ни занимался в столь позднее время, меня это никак не касается.

Ну и ладно. Я не возражаю быть в этом доме скорее приехавшей на длительное время гостьей, чем женой хозяина.

По возвращении в свою комнату я укладываюсь в кровать, отметив, что никогда еще не спала на таком удобном матрасе под столь мягким и теплым одеялом. Я быстро проваливаюсь в сон без сновидений…

И просыпаюсь через час от чьих-то леденящих кровь криков.

Четыре

Резко сев в постели, я прижимаю к себе одеяло на манер брони, как будто оно способно меня защитить. Крики резко стихают и теперь лишь эхом отдаются в ушах. Сердце бешено колотится в груди. Прерывисто, учащенно дыша, я бросаю взгляд на дверь. Вдруг сейчас ворвется какой-нибудь разбойник или еще кто похуже и убьет меня прямо в кровати?

К счастью, ничего не происходит. Воздух снова тих и неподвижен. Даже ветер не шелестит в кронах деревьев. Не стрекочут насекомые в ночи, не поскрипывает тихо старый дом.

Не знаю, как долго я так сижу, но вскоре из-за неудобной, неподвижной позы мышцы спины начинает сводить судорогой. Я резко выдыхаю, а после, стремясь хоть немного снять напряжение, выскальзываю из-под одеяла и набрасываю на плечи шаль. Подойдя к двери комнаты, я прислушиваюсь, но по-прежнему ничего не слышу.

Отдавая себе отчет в том, что выйти наружу – это безумие, я все же приоткрываю дверь. В окна струится серый лунный свет, такой же тусклый, как огонек единственной свечи, которая освещает целый коридор. Я озираюсь по сторонам, но никого не вижу.

Пробежав по коридору, я прислоняюсь к стене у одного из окон и осторожно оглядываю подъездную дорожку. Она пуста и такая гладкая, словно на ней только что разровняли гравий. Я быстро двигаюсь вперед, словно, задержавшись в полосе лунного света, могу в столь жуткую и неспокойную ночь стать чьей-то мишенью.

Добравшись до двери в конце коридора, прижимаюсь ухом к деревянной створке. И не слышу ничего – ни криков, ни разговоров, ни каких-либо движений. Дрожащей рукой я хватаюсь за ручку. Да, мне озвучили четыре очень четких правила, но это произошло до того, как я услышала крики. Что, если кто-то напал на нас и теперь мы в беде?

Я надавливаю на ручку, но она не поддается. Меня заперли внутри.

С бешено колотящимся сердцем я отступаю от двери и трясу головой, вознося молчаливую молитву непонятно кому. Я больше не в коридоре, а вновь в семейном поместье, в длинном шкафу под лестницей. Дверь заперта, и Хелена сообщает мне, что матушка выбросила ключ, поэтому я больше никогда не увижу солнечного света.

Буквально лечу обратно в свою комнату, ныряю в постель и сворачиваюсь калачиком, подтягивая колени к груди. Всю ночь я таращусь на окна, за которыми стеной возвышается темный лес, и напоминаю себе, что, если мне и в самом деле потребуется сбежать, достаточно просто разбить стекло. Я сумею выбраться.

Пусть даже для этого придется войти в лес, в который я поклялась никогда не соваться.

Больше я не слышу никаких звуков и не замечаю ничего странного. С наступлением утра дышать становится легче, и я отваживаюсь пойти в ванную, на которую вчера вечером взглянула лишь мельком.

Она находится за третьей дверью в коридоре и расположена между кабинетом и моей спальней. Это странная комната, где из крана с помощью непонятной мне магии течет горячая и холодная вода. Приводя себя в порядок, я дважды запускаю воду, и оба раза если она течет достаточно долго, то превращается в пар.

Да уж, поистине странное место.

Одевшись, я выхожу в коридор, готовая встретить предстоящий день. Теперь, при свете солнца, я чувствую себя гораздо увереннее, чем прошлой ночью. Дверная ручка поддается без труда, открывая мне доступ к остальной части поместья. Я выхожу в зал и, привлеченная запахом свежеиспеченного хлеба, направляюсь в столовую.

На тарелке меня уже ждут два жареных яйца, лежащие поверх остывающих кусочков тоста, и примостившаяся между ними половинка сосиски – завтрак, достойный королевы, с которым я расправляюсь в мгновение ока.

Несмотря на отчаянное желание встретить Орена или лорда Фенвуда, я не обнаруживаю ни следа мужчин. Может, ночью что-то случилось, и им пришлось рано утром отправиться на карете в город?

Тот крик все еще эхом отдается у меня в ушах.

Закончив завтрак, я собираю посуду и шагаю к боковой двери, через которую вчера вечером входил Орен. Попадаю, как и ожидала, в прилично оборудованную кухню. Не в силах бороться с любопытством, я проверяю кладовую, внимательно изучая сыпучие и консервированные продукты. Запасов здесь столько, что можно с легкостью в течение пары зим прокормить с десяток человек. Я вижу дверь, ведущую в подвал, где, вероятнее всего, находится что-то вроде холодильного помещения, но после прошлой ночи у меня не хватит смелости спускаться во тьму.

Вдоль разделочного стола я прохожу в дальнюю часть кухни, где в столешницу встроена большая раковина, и мою посуду, а после убираю на место – на одну из открытых полок, которые тянутся вдоль стены напротив очага. Потом возвращаюсь в столовую, отчасти ожидая столкнуться там с Ореном, который примется ворчать, что я выполняю неподобающую работу.

Однако в комнате по-прежнему никого нет.

Тишина невыносимо давит на нервы, особенно если учесть, что после жутких криков в этом поместье я не услышала ни звука. Когда я осознаю, что больше не в силах оставаться в четырех стенах и торчать в одиночестве, вслушиваясь в каждый шорох, я возвращаюсь в свою комнату и переодеваюсь в простое платье. Длиной оно всего лишь до колен – чтобы подол не путался в зарослях ежевики, и с разрезами по бокам для большей подвижности. Добавив к платью пару плотных чулок, я вешаю на плечо лютню и осторожно выхожу в главный зал.

Застыв возле входной двери, я мысленно повторяю изложенные Ореном правила. Сейчас день, так что мне разрешено выходить из дома. Я останусь перед поместьем и не стану заходить за него. Все это не противоречит желанию хозяина, поэтому проблем не возникнет. Я медленно оглядываюсь через плечо. Возможно, на улице я буду еще в большей безопасности, чем здесь.

Утро бодрит и освежает. Даже здесь, у подножия гор, воздух ощущается более легким и прохладным. До меня доносится аромат растущих в густом лесу за моей спиной сосен. Молодые саженцы на территории поместья выглядят хилыми по сравнению со своими величественными предками.

Движимая любопытством, я огибаю здание по тропинке, которая ответвляется от подъездной дорожки, и выхожу к каретному сараю и конюшням. Лошади стоят в стойлах, карета тоже на месте. Похоже, ни Орен, ни лорд Фенвуд не уехали в город.

Вознамерившись идти к лошадям, я почти тут же замираю на месте. Лучше не стоит, они лишь будут напоминать мне о Дымке, а эта рана еще слишком свежа. Так что я разворачиваюсь и шагаю обратно по подъездной дорожке к главным воротам. Они закрыты, и на гравии нет никаких следов того, что каретой сегодня кто-то пользовался. Впрочем, я не могу утверждать наверняка. Из меня тот еще следопыт – в противном случае моей семье не приходилось бы голодать.

Немного осмелев, я следую вдоль стены, огибая кусты и заросли ежевики. В прочных рабочих ботинках ступаю довольно уверенно и вскоре выхожу на поляну, лежащую между стеной и поместьем, в стороне от подъездной дорожки. Лучи солнечного света пронзают редеющий полог листвы над головой. В преддверии зимы деревья уже сбрасывают листья, и они устилают землю красно-оранжевым ковром. В центре поляны стоит крупный пень. Должно быть, здесь когда-то росло старое дерево, но его давным-давно срубили, не позволив слишком далеко вторгнуться в земли, которым могло бы найтись другое применение.

Я сажусь и, закинув лодыжку на другую ногу, пристраиваю лютню на коленях. Сжимая гриф в одной руке, другой легонько перебираю струны. Она звучит несколько не в тон. Вполне понятно, ведь я в последний раз играла несколько недель назад. Немного подтянув струны, я вновь начинаю бренчать, потом еще раз и еще, и в конце концов остаюсь довольна.

Зацепив струну кончиком пальца, я извлекаю единственную ноту, которая повисает в воздухе. А после начинаю напевать, подстраивая высоту своего голоса под резонирующий звук в корпусе лютни. Добившись гармонии, я замолкаю и делаю вдох. А дальше пальцы сами начинают танцевать по струнам.

Трень-трень-трень-брень. Я играю вступление, все быстрее перебирая струны, потом внезапно останавливаюсь. И снова беру первую ноту. А со второй начинаю петь.

Мы познакомились с тобой,Когда огнем пылали листья тополей.Меня привлек твой ясный взгляд,И ты не лгал мне о любви своей.

Я делаю короткий проигрыш, в такт музыке покачиваясь вместе с деревьями и легким ветерком. Лишь они одни радостно внимают моей игре. Перебирая струны, я дохожу до припева.

И наша песня вознесласьК туманным долам средь высоких гор.

Я закрываю глаза. Теперь музыка не только окружает меня, но и наполняет изнутри. Лес погружается в тишину, словно прислушиваясь к моей игре. Наконец-то, впервые за много лет, у меня есть место, где можно играть и петь.

Спустилась в склепы королей,Что беспробудно спят там с давних пор.

Я перемещаю пальцы на грифе и начинаю следующий куплет. Теперь созвучные ноты ткут полотно мелодии.

С тобой я виделась, когда…

– А вы полны сюрпризов.

Этот голос я слышала всего однажды и все же узнала бы его где угодно. Он резонирует сильнее, чем басовая струна. И ощущается насыщеннее темного шоколада. Я потрясенно вздрагиваю и инстинктивно бросаю взгляд через плечо.

– Не смотрите, – напоминает он.

Я вновь быстро поворачиваю голову вперед.

– Я ничего не видела. Вернее, опять только ваше плечо. – На этот раз он прячется за деревом.

– Такое чувство, что у вас какая-то особая тяга к моим плечам.

Тихо фыркнув от смеха, я принимаю предложенную игру.

– Ну, насколько я могу судить, у вас довольно привлекательные плечи.

Теперь уже смеется он, и этот звук поражает яркостью солнечного света и пленяет роскошью бархата. Усилием воли я заставляю себя оставаться неподвижной, с трудом удерживаясь от инстинктивного желания подобрать для его смеха созвучную мелодию. С лютней в руках я бываю очень надоедливой.

– Не знал, что вы умеете играть на лютне.

– Подозреваю, что мы многого не знаем друг о друге.

Вчера вечером он вроде бы не слишком стремился узнать такие подробности.

– Откуда вы знаете эту песню?

– Трудно сказать… – Во рту внезапно появляется привкус металла, как будто я съела что-то подгоревшее или прикусила язык, измазав кровью внутренние стороны щек. Ненавижу ложь. Всякий раз, когда кто-то пытается лгать мне, я улавливаю запах дыма, а если вру сама, чувствую металлический привкус. В любом случае ложь доставляет мне неприятности, которых я стараюсь избегать любой ценой. – Наверное, где-то услышала еще в детстве. Я знаю ее уже давно. – Полуправда дается мне легче.

На самом деле этой песне научила меня мама. Она пела мне ее как колыбельную. Но когда я стала старше и в нашей жизни появилась Джойс, отец предупредил: все, что я узнала от мамы, нужно держать в секрете.

– Наверное, подобные старые песни имеют свойство задерживаться в таких вот местах.

– Вероятнее всего. – Я прижимаю к себе лютню в защитном жесте. – Ничего, что я ее пела?

– А почему нет?

Я вспоминаю, как меня ругали матушка с Хеленой и слабую поддержку Лауры.

– Я не очень хорошо играю и пою.

– Кто бы вам это ни сказал, они солгали. Вы замечательно играете.

Воздух по-прежнему чист и свеж, запах дыма не щекочет нос.

Он не лжет.

Лорду Фенвуду действительно нравится моя игра.

– Благодарю.

– Вы допоете для меня эту песню? Я уже очень давно ее не слышал, – тихо просит он. Неуверенно, почти колеблясь. Может, ему стыдно за то, каким тоном он вчера со мной разговаривал?

– Только если вы сначала ответите на вопрос.

– Спрашивайте.

– Прошлой ночью… я слышала крики. Точнее, один крик. Он быстро смолк… Все хорошо?

Немного помедлив, он произносит:

– Может, вам приснился кошмар?

– Я знаю, что слышала.

– Прошлой ночью я не кричал.

– Я и не утверждала, что это вы.

Его уклончивость меня раздражает, а манера речи напоминает Джойс. Та часто говорила со мной свысока, настаивая, что я ошибаюсь, хотя сама я была твердо уверена в обратном. Но мачеха вечно любым путем стремилась вывернуться или отмахнуться от моих мыслей и чувств.

– Я хотела посмотреть, в чем дело, – продолжаю я, – но дверь оказалась заперта…

– Вы пытались ночью покинуть свои покои? – Последние слова он почти рычит. Я чувствую, как от него волнами исходит ярость. – В этом доме существуют четкие правила. Для вашего благополучия.

Мне хочется обернуться, посмотреть ему в глаза и объяснить, что неразумно запирать меня на ночь, словно животное.

– Я бы не стала пробовать, если бы не эти крики. Я думала, мне угрожает опасность.

– Именно поэтому вас просили не придавать значения тому, что вы услышите. Вам ничего не угрожает. Остальное вас не касается.

– Но…

– Здесь вы в безопасности.

И пусть это заявление призвано меня успокоить, но лорд Фенвуд произносит его с таким гневом, болью и разочарованием… словно бы сам не слишком доволен, обещая мне безопасность. Как будто забота обо мне мучительна для него. Я скорее подопечная, чем жена. Такая же обуза, какой была всегда.

– Если я в безопасности, не нужно запирать меня в моем крыле.

– Сомневаюсь, раз вы игнорируете простейшие указания.

– Я не ваша пленница.

– Но я несу за вас ответственность! – кричит он, заставляя замолчать даже птиц. Они взлетают, хлопая крыльями, стремясь избежать нашего нелепого противостояния. – Я поклялся вас защищать. Этим и занимаюсь.

Втянув воздух через нос, я резко выдыхаю и прикрываю глаза. Джойс и сестры научили меня, как отпускать ситуацию и двигаться вперед. Лучше не сдерживать гнев, поскольку в конечном итоге станет только хуже. По большей части я стараюсь следовать собственным советам.

– Пожалуйста, – как можно искреннее начинаю я, стараясь вложить в единственное слово всю свою боль, и ощущаю себя попрошайкой, – я так не могу. Я чувствую, будто угодила в ловушку. Клянусь вам, что бы ни случилось, я не выйду ночью из своих покоев. Только, пожалуйста, не запирайте дверь.