Падшие

– Ладно, сыщик, хватит, – заявила она. – Разве нам не стоит заняться исследованием фамильных деревьев?

Глаза Пенн сверкнули.

– Если уж говорить о сыскном деле – да, есть исследование, которым нам стоит заняться. Но не тем, о котором ты думаешь.

Люс непонимающе уставилась на нее.

– Э?

Пенн положила руку ей на плечо.

– Смотри. Если ты действительно хочешь что-то узнать о Дэниеле Григори…

– Тсс! – зашипела Люс, кинувшись закрывать дверь.

Она высунула голову в коридор и осмотрелась. Горизонт выглядел чистым, но это еще ничего не значило. Люди в этой школе имели подозрительную привычку появляться ниоткуда. Особенно Кэм. А Люс умерла бы на месте, если бы он – да кто угодно – выяснил, насколько она без ума от Дэниела. Или теперь уже кто угодно, кроме Пенн.

Наконец Люс заперла дверь и повернулась обратно к подруге. Пенн с довольным видом сидела по-турецки на краю постели.

Люс сцепила руки за спиной и поковыряла пальцем ноги полукруглый красный коврик.

– А с чего ты решила, будто я хочу что-то о нем узнать?

– Ой, не морочь мне голову, – засмеялась Пенн. – «А» – совершенно очевидно, что ты все время пялишься на Дэниела Григори.

– Тсс! – повторила Люс.

– «Б», – продолжала Пенн, не понижая голоса, – я видела, как ты целое занятие выслеживала его в Сети. Можешь подать на меня в суд – но ты вела себя до крайности бесстыдно. И «В» – не впадай в паранойю. Думаешь, я трепло?

Пенн и впрямь говорила дело.

– Я всего лишь имею в виду, – заключила она, – если гипотетически допустить, что ты хотела бы узнать побольше о некой безымянной особе, ты предположительно могла бы обратиться по подходящему адресу. За помощью, понимаешь?

Она пожала одним плечом.

– Я слушаю, – откликнулась Люс, присаживаясь на кровать.

Ее недавние поиски в Интернете ограничились набиранием, стиранием и набиранием заново имени Дэниела в поле поиска.

– Я надеялась, что ты это скажешь, – объявила Пенн. – Сегодня я не захватила с собой книги, поскольку намерена устроить тебе, – она дурашливо округлила глаза, – экскурсию по строжайше запретному подземному логову официальных документов Меча и Креста!

Люс поморщилась.

– Не знаю. Копаться в личном деле Дэниела? Не уверена, что мне нужен дополнительный повод, чтобы почувствовать себя фанатичкой.

– Ха, – фыркнула Пенн. – Ты только что произнесла это вслух. Ну же, Люс. Будет весело. Кроме того, чем еще ты собираешься заняться восхитительно солнечным субботним утром?

День выдался приятным – из тех, что навевают мысли об одиночестве, если у тебя не запланировано развлечений на свежем воздухе. Среди ночи в открытое окно Люс ворвался порыв прохладного ветра, а когда она проснулась утром, жара и влажность почти исчезли.

Когда-то она проводила золотые дни ранней осени с подружками, раскатывая по окрестностям на велосипедах. Но это было еще до того, как она начала избегать лесных тропинок из-за теней, которых не видел больше никто. До того, как подружки однажды заявили ей на привале, что родители запрещают им брать Люс с собой во избежание неприятных происшествий.

Сказать по правде, Люс тревожило, как пройдут ее первые выходные в Мече и Кресте. Никаких уроков, никаких пугающих проверок физической формы, никаких общественных мероприятий на повестке дня. Только сорок восемь бесконечных часов свободного времени. Вечность. Ее все утро мучила тошнотворная тоска по дому – пока не объявилась Пенн.

– Ладно, – согласилась Люс, пытаясь не рассмеяться. – Веди меня в свое тайное логово.

Пенн едва ли не вприпрыжку потащила подругу по истоптанной траве школьного двора к главному вестибюлю.

– Ты не представляешь, как долго я ждала сообщника, чтобы взять его с собой вниз.

Люс улыбнулась, радуясь, что Пенн куда больше увлечена обретением напарника, чем этим… пунктиком подруги, касающимся Дэниела.

Они прошли мимо нескольких ребят, бездельничающих на трибунах под ясным утренним солнцем. Странно было встретить разноцветные пятна на территории школы, стойко ассоциировавшейся у Люс с черным цветом. Но там сидел Роланд в ярко-зеленых футбольных шортах, лениво катавший ногой мяч, и Гэбби в бело-фиолетовой клетчатой рубашке. Джулс с Филиппом – парочка с проколотыми языками – рисовали друг у друга на штанинах выцветших джинсов. Тодд Хаммонд в камуфляжной футболке читал комиксы в стороне от остальных ребят. Даже собственные серые майка и шорты казались Люс более радостными, чем то, что она носила всю неделю.

Тренер Дианте и Альбатросс несли дежурство, установив на краю газона два пластмассовых складных стула и обвислый зонт. Если бы они не стряхивали на траву пепел с сигарет, казалось бы, что они дремлют. Издали было заметно, насколько скучно им, подолгу службы лишенным свободы в той же степени, что и те, за кем они наблюдают.

Снаружи отпивалась куча народу, но Люс, ни на шаг не отстающая от Пенн, с радостью убедилась, что около главного вестибюля никого нет. До сих пор никто ни слова не сказал ей о вторжении на запретную территорию или даже о том, какие территории считаются запретными, но она не сомневалась, что Рэнди подыщет ей соответствующее наказание.

– А как насчет камер? – спросила Люс, вспомнив про вездесущее видеонаблюдение.

– По пути к тебе я вставила в парочку из них дохлые батарейки, – пояснила Пенн таким беспечным тоном, каким можно было бы сказать: «Я заправил машину бензином».

Девочка торопливо осмотрелась, прежде чем провести подругу к черному входу в главное здание и оттуда – вниз по трем крутым ступенькам к оливкового цвета двери.

– Этот подвал тоже остался со времен Гражданской войны? – спросила Люс.

Дверь выглядела так, словно вела в тюрьму для военнопленных.

Пенн шумно, напоказ втянула носом сырой воздух.

– Разве эта гнилостная вонь не отвечает на твой вопрос? Тут еще сохранилась довоенная плесень. – Она усмехнулась подруге. – Большинство учащихся дорого дало бы за возможность вдыхать столь исторический воздух.

Люс пыталась не дышать носом, пока Пенн доставала связку ключей, достойную места в скобяной лавке.

– Насколько проще была бы моя жизнь, если бы они додумались сделать отмычку, – пробормотала она, перебрав связку в пальцах и наконец, остановившись на тонком серебристом ключике.

Когда он провернулся в замке, Люс неожиданно пробрала дрожь возбуждения. Пенн права – это куда интереснее, чем рисовать фамильное древо.

Они немного прошли по теплому сырому коридору, потолок которого лишь на несколько дюймов возвышался над их головами. Спертый воздух смердел так, словно поблизости что-то сдохло. Люс едва ли не радовалась, что в помещении слишком темно, чтобы ясно различать пол. Стоило ей почувствовать страх перед замкнутым пространством, как Пенн достала новый ключ, открывший маленькую, но куда более современную дверцу. Пригнувшись, они нырнули внутрь, где уже смогли выпрямиться во весь рост.

В архиве попахивало плесенью, но воздух был прохладным и сухим. Внутри стояла непроглядная темнота, только тусклым красноватым светом мерцала у них над головами табличка «выход».

Люс с трудом различала приземистый силуэт Пенн, шарящей руками в воздухе.

– Где же этот шнурок? – бормотала она. – Да вот же он!

Легонько потянув, Пенн включила лампочку без абажура, свисающую с потолка на металлической цепочке. В комнате по-прежнему царил полумрак, но теперь Люс видела, что бетонные стены выкрашены в тот же оливково-зеленый цвет, а вдоль них выстроены тяжелые металлические стеллажи и картотечные шкафы. Полки были заставлены множеством ящиков с карточками, а проходы между ними, казалось, таяли в бесконечности. Все покрывал толстый, войлочный слой пыли.

Внезапно Люс померещилось, что солнечный свет дня остался далеко-далеко. Хотя она знала, что от поверхности земли ее отделяет лишь один лестничный пролет, с тем же успехом это могла быть и миля. Она зябко растерла голые плечи. На месте теней она бы не преминула поселиться именно в этом подвале. Пока никаких следов их присутствия не обнаружилось, но Люс прекрасно знала, что это еще не повод чувствовать себя в безопасности.

Пенн, совершенно не обеспокоенная царящим в подвале полумраком, вытащила из угла табурет-стремянку.

– Ух, ты! – заметила она, волоча его за собой. – А кое-что изменилось. Раньше документы прямо тут и хранили… Наверное, устроили небольшую уборку с тех пор, как я в последний раз совала сюда нос.

– И как давно это было? – спросила Люс.

– Около недели назад…

Голос Пенн постепенно стих, когда она скрылась в темноте за высоким картотечным шкафом.

Люс не могла представить, зачем Мечу и Кресту столько ящиков с бумагами. Она приподняла одну из крышек и вытащила толстую папку, помеченную «Исправительные меры». Она сглотнула, почувствовав, как пересохло горло. Возможно, ей лучше не знать.

– Они тут в алфавитном порядке, по фамилиям учащихся, – приглушенно и словно бы издали сообщила Пенн. – Б, В, Г… а вот и Григори.

Люс двинулась по узенькому проходу на звук шелестящей бумаги и вскоре обнаружила Пенн с ящиком в руках, шатающуюся под его весом. Папку с личным делом Дэниела она зажала под подбородком.

– Какая тоненькая, – заметила она, приподняв голову так, чтобы Люс забрала находку. – Обычно они толще…

Она покосилась на подругу и прикусила губу.

– Ладно, теперь я говорю как одержимая фанатичка. Давай просто поглядим, что внутри.

В папке Дэниела обнаружилась единственная страница. Черно-белая ксерокопия, по всей видимости, фотографии из ученического билета была приклеена в верхнем правом углу. Он смотрел прямо в камеру, на Люс, с чуть заметной улыбкой. Она не удержалась и улыбнулась в ответ. Он выглядел точно так же, как и той ночью, когда… она никак не могла вспомнить, когда именно. Его образ с таким выражением на лице четко вырисовывался в ее сознании, но она не понимала, где же его видела.

– Боже, он что, ни капли не изменился? – прервала Пенн размышления девочки. – Глянь-ка на дату. Снимок сделан три года назад, когда он только попал в Меч и Крест.

Люс наверняка должна была думать о том же самом… Но ей казалось, что она думала – или вот-вот подумала бы – о чем-то другом, но уже не могла вспомнить, о чем именно.

– Родители: неизвестны, – читала Пенн вслух, пока подруга заглядывала ей через плечо. – Опекун: сиротский приют округа Лос-Анджелес.

– Сиротский приют? – переспросила Люс, прижав ладонь к сердцу.

– Это все, что здесь есть. Остальное относится к его…

– …истории правонарушений, – договорила Люс, продолжая читать. – Праздношатание по общественным пляжам после их закрытия… вандализм по отношению к тележке для покупок… переход улицы в неположенном месте.

Пенн вытаращилась на Люс во все глаза и подавила смешок.

– Красавчика Григори арестовали за переход улицы в неположенном месте? Согласись, это забавно.

Люс не хотелось представлять, как Дэниела арестовывают за что бы то ни было. Еще меньше ей нравилось, что, по мнению Меча и Креста, вся его жизнь сводилась не более чем к списку мелких правонарушений. Тут столько ящиков с бумагами, а про Дэниела нашлось только это.

– Должно быть что-то еще, – сказала она.

Над их головами послышались шаги. Взгляды Люс и Пенн метнулись вверх.

– В главной конторе, – прошептала Пенн, вытащив из рукава бумажный платочек, чтобы высморкаться. – Это может быть кто угодно. Но поверь мне, никто не станет спускаться сюда.

Секундой позже дверь в комнату со скрипом приоткрылась, и ее озарил свет из коридора. Кто-то шел вниз. Пенн дернула Люс сзади за майку, втащив подругу в просвет между стеной и стеллажом. Они затаились, задержав дыхание и сжимая в руках личное дело Дэниела. Вот так провал.

Люс зажмурилась в ожидании худшего, когда по комнате разлилось навязчивое, мелодичное гудение. Кто-то мурлыкал себе под нос.

– Ду-у-у да да да ду-у, – тихонько напевал женский голос.

Люс вытянула шею, заглянув между двух ящиков, и различила худенькую пожилую женщину с небольшим фонариком, укрепленным на шахтерский манер – поверх волос. Мисс София. Она тащила пару больших коробок, поставленных одна на другую, так что из-за них виднелся лишь блестящий лоб. Ее походка казалась такой легкой, словно коробки были набиты пухом, а не тяжелыми папками.

Пенн стиснула руку Люс. Девочки смотрели, как мисс София убирает коробки на пустую полку. Затем она достала ручку и что-то пометила в блокноте.

– Осталась еще парочка, – пробормотала она и прибавила что-то совсем тихо, так что Люс не удалось расслышать.

Секундой позже мисс София уже плавно поднималась обратно по лестнице, исчезнув так же быстро, как и появилась. Вскоре стихло и ее мурлыканье.

Когда дверь захлопнулась, Пенн шумно выдохнула.

– Она сказала, что остались еще коробки. Скорее всего, она вот-вот вернется.

– И что нам делать? – спросила Люс.

– Поднимешься по лестнице, – велела Пенн, указывая направление. – Наверху повернешь налево и попадешь в главное здание. Если кто-то тебя увидит, скажешь, что искала уборную.

– А ты?

– Я уберу личное дело Дэниела и нагоню тебя у трибун. Мисс София ничего не заподозрит, если встретит одну меня. Я провожу внизу столько времени, будто это моя вторая спальня.

Люс с легким уколом сожаления посмотрела на папку. Ей не хотелось уходить. Примерно тогда же, когда она решилась заглянуть в личное дело Дэниела, она подумала заодно и о Кэме. Дэниел таил в себе столько тайн – и, к сожалению, его личное дело тоже. Кэм, напротив, казался настолько открытым и понятным, что это пробудило в ней любопытство. Люс стало интересно, не сумеет ли она выяснить о нем что-нибудь эдакое. Но единственный взгляд на лицо Пенн подсказал ей, что у них плохо со временем.

– Если о Дэниеле возможно еще что-то разузнать, мы это найдем, – заверила подруга. – Будем продолжать поиски. А теперь иди.

И она легонько подтолкнула девочку к двери.

Люс торопливо пробежала по вонючему проходу и распахнула дверь на лестницу. Воздух внизу был душным, но с каждой ступенькой становился все свежее. Когда она, наконец, заглянула за угол, ей пришлось протереть глаза, чтобы те привыкли к яркому солнечному свету, заливающему коридор. Она едва ли не на ощупь свернула туда и через крашеные двери вышла в главный вестибюль. И застыла на месте.

Два черных сапога на шпильках, скрещенные в районе щиколоток, выделялись на фоне телефонной кабинки, прямо-таки в голос крича о Злой ведьме с Юга. Люс поспешила к двери, надеясь остаться незамеченной, но тут обнаружила, что сапоги на каблуках прилагаются к лосинам с узором под змеиную кожу, а те, в свою очередь, – к неулыбчивой Молли. Крохотный серебристый фотоаппарат лежал у нее в ладони. Она подняла взгляд на Люс, повесила телефонную трубку, которую держала у уха, и со стуком поставила ноги на пол.

– Почему ты выглядишь такой виноватой, а, Котлетка? – спросила она, упирая руки в бока. – Позволь, я угадаю. Ты по-прежнему пропускаешь мимо ушей мой совет держаться подальше от Дэниела.

Вся эта игра, разумеется, была блефом. Молли неоткуда знать, чем только что занималась Люс. Она вообще ничего не знает о Люс. И у нее нет причин вести себя так недоброжелательно. С первого учебного дня Люс ничего ей не сделала – не считая попыток держаться от нее подальше.

– Ты что, забыла, как хреново все сложилось в последний раз, когда ты пыталась навязаться не заинтересованному в тебе парню? – резко спросила Молли. – Как там его звали? Тейлор? Трумэн?

«Тревор».

Откуда Молли знает о Треворе? Вот он, ее самый жуткий секрет. Единственное, что Люс хотела сохранить в тайне. И Воплощение Зла не только все знает, но и не стесняется заводить об этом разговор, жестоко, надменно – посреди административного корпуса школы.

Возможно ли, что Пенн солгала и Люс не единственная, с кем она делится своими открытиями? И найдется ли этому еще хоть какое-то разумное объяснение? Люс обхватила руками плечи, чувствуя себя несчастной, выставленной на всеобщее обозрение… и необъяснимо виноватой, как и в ночь пожара.

Молли склонила голову набок.

– Наконец-то, – с облегчением заключила она. – До тебя все-таки дошло.

Она повернулась к Люс спиной и настежь распахнула входную дверь. И перед тем как неторопливо прошествовать наружу, оглянулась и свысока воззрилась на девочку.

– Так что не стоит делать с добрым старым Дэниелом то же, что ты сотворила с этим, как там его. Усекла?

Люс бросилась было за ней, но быстро поняла, что, скорее всего, сломается, если попробует сцепиться с Молли прямо сейчас. Эта девочка попросту слишком злобная. Затем, посыпая раны Люс солью, с трибун соскочила Гэбби и встретилась с Молли посреди поля. Они стояли слишком далеко, чтобы ей удалось различить выражения лиц, когда они обе повернулись и посмотрели на нее. Голова, увенчанная блондинистым хвостиком, склонилась к короткой темной стрижке – самый зловещий разговор с глазу на глаз, какой когда-либо наблюдала Люс.

Она стиснула взмокшие кулачки, представляя, как Молли выложит все, что ей известно о Треворе, Гэбби, которая тут же побежит доносить Дэниелу. При мысли об этом от кончиков пальцев Люс вверх по рукам и до самой груди прокатилась ноющая боль. Может, Дэниела и поймали за переходом улицы в неположенном месте, ну и что? Это и в сравнение не идет с тем, что натворила сама девочка.

– Поберегись! – раздался выкрик.

Люс всегда терпеть этого не могла. Любой спортивный инвентарь обладал занятным свойством попадать точно в нее. Она прищурилась, посмотрев против солнца. И ничего не успела разглядеть, не говоря уже о том, чтобы заслонить лицо, прежде чем что-то с силой ударило в него. Ой.

Футбольный мяч Роланда.

– Отлично! – крикнул парень, когда тот отлетел прямо ему в руки.

Как будто она специально его отбила. Она потерла лоб и сделала несколько неуверенных шагов в сторону.

Ладонь на ее запястье. Легкий разряд тока, от которого перехватило дыхание. Она опустила взгляд, обнаружив на своей руке загорелые пальцы, и обернулась навстречу глубоким серым глазам Дэниела.

– Ты в норме? – спросил он.

Когда она кивнула, мальчик приподнял бровь.

– Если ты хотела поиграть в футбол, могла бы сразу сказать, – заметил он. – Я был бы счастлив объяснить некоторые тонкости игры – скажем, насчет того, как большинство людей использует менее чувствительные части тела, чтобы отбивать мяч.

Он выпустил ее запястье, и Люс показалось, что он тянется к ней погладить пальцами саднящую кожу. На миг она застыла, затаив дыхание. Затем у нее в груди все сжалось, поскольку рука Дэниела попросту откинула собственную челку, упавшую на глаза.

И только тогда Люс поняла, что мальчик смеется над ней.

А почему бы ему не смеяться? У нее на лице, должно быть, отпечатался футбольный мяч.

Молли и Гэбби все еще смотрели на нее – а теперь еще и на Дэниела, – скрестив руки на груди.

– Похоже, твоя девушка начинает ревновать, – заметила Люс, показывая на них.

– Которая? – уточнил он.

– Я и не знала, что они обе – твои девушки.

– Ни одна из них не является моей девушкой, – прямо сообщил Дэниел. – У меня нет девушки. Я имел в виду – которую ты сочла моей девушкой?

Люс была ошеломлена. А как насчет того разговора с Гэбби? А почему эти девицы смотрят на них прямо сейчас? Или Дэниел лжет?

Он странно смотрел на нее.

– Возможно, ты ударилась головой сильнее, чем я думал, – заключил он. – Пойдем прогуляемся, заодно проветришься.

Люс попыталась отыскать в предложении Дэниела скрытую насмешку. Может, он имел в виду, что в ее пустой голове только ветру и гулять? Нет, бессмыслица какая-то. Она подняла глаза. Как ему удается выглядеть таким искренним? И как раз тогда, когда она начала привыкать, что Григори ее отшил.

– Куда? – осторожно спросила Люс.

Слишком просто было бы тут же обрадоваться, что у Дэниела нет девушки и он хочет куда-то с ней пойти. Тут должен оказаться подвох.

Дэниел покосился в сторону девиц на другой стороне поля.

– Куда-нибудь, где нас не увидят.

Люс обещала Пенн встретиться с ней у трибун, но позже у них будет время объясниться, и подруга, разумеется, ее поймет. Девочка позволила Дэниелу увести себя из-под пристальных взглядов, через рощицу подгнивающих персиковых деревьев за здание бывшей церкви. Они приближались к дубовой роще, причем Люс даже в голову не приходило, что она может тут оказаться. Дэниел оглянулся, убеждаясь, что она не отстает. Она улыбнулась, как будто следовать за ним не составляло для нее труда, но, начав перебираться через узловатые корни, невольно вспомнила о тенях.

Теперь она собралась углубиться в лесные заросли, во мрак под густой листвой, который лишь изредка прорезает луч солнечного света. Запах густой влажной грязи стоял в воздухе, и Люс вдруг поняла, что где-то поблизости течет вода.

Если бы она умела, то непременно уже молилась бы о том, чтобы тени не приближались к ней, хотя бы на это краткое время, что она может провести с Дэниелом, – только бы он не увидел, насколько безумной она порой становится. Но Люс никогда в жизни не молилась и не знала, как это делается, так что она просто скрестила пальцы.

– Отсюда, сверху, открывается хороший вид на лес, – заметил Дэниел.

Они вышли на поляну, и Люс задохнулась от изумления.

Пока они с Дэниелом пробирались через лес, что-то успело измениться, и дело не в расстоянии от корпусов Меча и Креста. Выйдя из тени деревьев и остановившись на высоком красном утесе, они как будто оказались посреди открытки, в сказочном пейзаже идиллического юга, которого уже больше не существует. Каждый цвет, на который падал взгляд Люс, казалось, блистал ярче, чем мгновением прежде: от кристально-синего озера прямо под ногами до густо-изумрудного леса позади. Две чайки кружили в чистом небе. Привстав на цыпочки, она могла разглядеть краешек рыжевато-коричневого солончака, который, как она знала, где-то на невидимом горизонте уступал место белой океанской пене.

Она подняла взгляд на Дэниела. Он тоже как будто сверкал. В этом свете его кожа золотилась, а глаза цветом напоминали дождь. Его взгляд тяжело лежал на ее лице.

– Что думаешь? – спросил он.

Он казался куда более расслабленным здесь, вдали от остальных.

– Никогда в жизни не видела ничего столь чудесного, – ответила она, не отрывая взгляда от озерной глади.

Примерно в пятидесяти футах от берега из воды поднималась большая, плоская, поросшая мхом скала.

– Что это?

– Я тебе покажу, – пообещал Дэниел, сбрасывая обувь.

Люс безуспешно попыталась не пялиться на него, когда он стянул через голову футболку, обнажив мускулистый торс.

– Давай же, – окликнул он.

Люс невольно осознала, насколько скованной, наверное, выглядит.

– Ты можешь плавать прямо так, – добавил он, кивнув на ее майку и обрезанные джинсы. – И на этот раз я даже позволю тебе победить.

Она рассмеялась.

– На этот раз? В отличие от всех тех разов, когда я позволяла победить тебе?

Дэниел едва не кивнул, но резко остановил сам себя.

– Нет. В отличие от того раза, когда ты проиграла в бассейне.

Люс захотелось объяснить, почему она проиграла. Возможно, они бы посмеялись вместе над этим недоразумением насчет его отношений с Гэбби. Но Дэниел уже вскинул над головой руки и оттолкнулся, нырнув в озеро почти без брызг.

Это было одно из самых красивых зрелищ, какие Люс видела в жизни. Подобного изящества ей прежде не встречалось. Даже прозвучавший всплеск отдался у нее в ушах приятным звоном.

Ей хотелось быть там, внизу, вместе с ним.

Она скинула туфли, оставила их под магнолией, рядом с обувью Дэниела, и встала на краю скалы. Обрыв был высотой около двадцати футов, как вышка, от прыжка с которой у Люс всегда замирало сердце. В хорошем смысле слова.

Секундой позже голова мальчика показалась над поверхностью воды. Он усмехнулся, задержавшись у берега.

– Я могу передумать насчет твоей победы! – крикнул он.

Глубоко вдохнув, она прицелилась пальцами поверх головы Дэниела и оттолкнулась от края, прыгнув ласточкой. Падение продлилось лишь долю секунды, но ощущение того, как она парит в прогретом солнцем воздухе, устремляясь все ниже и ниже, было самым восхитительным на свете.

Плеск. Вода поначалу показалась обжигающе холодной, но мгновением позже – просто великолепной. Девочка вынырнула перевести дух, бросила взгляд на Дэниела и привычным баттерфляем устремилась вперед.

Она так усердно выкладывалась, что потеряла мальчика из виду. Люс сознавала, что рисуется, и надеялась, что он смотрит. Скала все приближалась и приближалась, пока девочка не хлопнула ладонью по ее боку – на мгновение раньше Дэниела.

Они оба тяжело дышали, выбираясь на плоский, нагретый солнцем камень. Его края были скользкими от мха, и Люс не удавалось как следует ухватиться. Однако у Дэниела подъем не вызвал затруднений. Он протянул руку, чтобы ей удалось перебросить ногу через край.