Ромашка для Горыныча

Девчонки мои учатся на менеджеров, поэтому в институте мы с ними не часто сталкиваемся. Зато все вечера – наши. Мы и домашку сделать успеваем, и ужин приготовить, и побеситься.

Позавчера вообще бой подушками устроили. Смеялись так, что потом мышцы на животах болели.

Одногруппники у меня, в принципе, нормальные. Но конкретно ни с кем я пока не подружилась. Ходим из аудитории в аудиторию, конечно, вместе, общаемся, болтаем на разные учебные темы. Но так, чтобы близко, как с Ритой и Алиной, – такого нет.

Как ни странно, но среди толпы девчонок с нами учатся несколько парней. Обычно на лекциях они сидят позади и не столько слушают и пишут, сколько гогочут, мешая другим, и достают своими подколами девчонок. Поговаривают, что ректору были нужны спортсмены, чтобы представлять ВУЗ на разных соревнованиях, а этих оболтусов с их результатами ЕГЭ вообще никуда не брали. Вот и сунули к экономистам.

– Сонь, – толкает в бок Люба, – сколько пар осталось?

– "Экономическая теория", и всё, – шепчу, не отвлекаясь от конспекта.

– А где она?

– На втором этаже. Аудитория двести три.

Люба, конечно, тот ещё кадр. Мне ответить не трудно, но можно же залезть в расписание и посмотреть? Только зачем? Поверх конспекта – телефон с каким-то сериалом, в ухе наушник. Интересно, а как она экзамены будет сдавать? И зачем вообще поступала, тем более платно, если ей учиться абсолютно неинтересно?

Пара заканчивается. Шумной толпой вываливаемся в коридор и вливаемся в гудящий студенческий поток.

– Сонь! – зовёт кто-то сбоку.

Оборачиваюсь. Незнакомая девчонка машет рукой и смотрит мне за спину.

– Иди быстрей. Опоздаем!

Не меня зовут. Отворачиваюсь и спешу догнать группу.

Быстро подхожу к лестнице, собираюсь спускаться, и тут получаю ощутимый такой тычок в плечо. Вскрикиваю. Понимаю, что лечу вниз. Но схватиться за перила никак не получается, потому что от страха закрыла глаза. Так и падаю бестолково машущим руками кулём.

Неожиданно кто-то очень жёстко обхватывает меня поперек талии и резким рывком впечатывает во что-то каменное. У меня от такой стыковки воздух из лёгких вылетает со свистом.

Стою в шоке. Глаза открыть не могу. Сердце бьётся где-то в горле, в ушах шумит. Нервная система не успела перестроиться, и все ещё паникует.

Тяжело дышу. Сглатываю слюну. Солёная. Язык прикусила, что ли?

– Слышь, ромашка! Если тебе нужен телохранитель, ты только скажи. Хоть шанс появится до второго курса дожить.

Не верю своим ушам. Так не повезти могло только мне!

Открываю глаза и натыкаюсь взглядом на грудь в белоснежной толстовке. Задираю голову.

Бледнею, краснею, покрываюсь пятнами. Видимо, эффект дежавю у меня встроен в систему жизнеориентирования.

Надо мной так же, как и две недели назад, нависает мажор. Одной рукой держится за перила, другой очень крепко прижимает меня к себе. Аж рёбра трещат.

Вообще, довольно часто встречаю его в коридорах. Обычно он с наглой ленивой улыбкой проходит мимо и сканирует своим тёмным взглядом, и меня это очень нервирует. Нечего так смотреть, на мне розы не растут!

– Мне не надо… Спасибо…

Пищу, глядя куда-то в район подбородка, а он усмехается. Ну да, это ни разу не предложение было.

И тут я делаю ошибку и поднимаю взгляд выше, на глаза. А они опять какие-то странные. Взгляд тёмный и тягучий, как смола. Завораживает меня, будто гипнотизирует.

И я залипаю. Пялюсь на него, как кролик на удава. Ну, или банлерлог на Каа. Хочу оторваться, но такое впечатление, что проваливаюсь ещё глубже. Я будто в грозовом небе тону. Какое красивое небо…

И тут мажор склоняется над моей макушкой, утыкается в неё носом и шумно вдыхает, а я вздрагиваю и прихожу в себя.

Соната, ты с ума сошла? Отставить тонуть!

– Пусти, пожалуйста! Мне идти надо… – выдаю почему-то сиплым голосом.

– Охрененно пахнешь, – хрипит он и снова меня нюхает.

Растерянно хлопаю ресницами. Что?..

Нет-нет-нет! Мне действительно пора валить! Причём, сразу по двум причинам: подальше от мажора, рядом с которым резко тупею и теряю инстинкт самосохранения, и во-вторых, я на пару опаздываю.

Упираю кулаки в каменную грудь и пытаюсь отодвинуться от Горина. Ха-ха. С тем же успехом можно со скалой бодаться.

– Отпусти, говорю! – придаю голосу строгости.

Вроде бы срабатывает. Отстраняется. Но ненамного – ровно настолько, чтобы в лицо мне посмотреть.

– Зачем?

Свожу на переносице брови, делаю грозное лицо.

– Мне на пару надо.

Говорю, а у самой коленки дрожат. И нет, это меня не близость его волнует! И не завораживающий взгляд! И даже не офигенный запах его парфюма!

Мажор не реагирует. Скользит взглядом по лицу. Рассматривает или ищет что? А потом захватывает ладонью мой подбородок и зачем-то проводит большим пальцем по нижней губе. И смотрит, смотрит, не отрываясь.

Вздрагиваю от пронзившего сладкого ощущения внутри. Глаза закрываются сами. Резко выдыхаю и бесконтрольно хочу податься вперёд.

В ухо врывается шёпот. Горячий. От него мурашки во все стороны бегут, аж ноги подгибаются.

– Ромашка, поехали, замутим вечеринку на двоих?

Когда смысл сказанного доходит, меня словно ведром ледяной воды окатывает. Прихожу в себя. Трезвею. Очарование момента пропадает, будто его и не было. Дёргаюсь и распахиваю глаза.

Вот я дура!

В груди закипает злоба. И почему-то… обида.

– Ты сдурел, что ли? Руки убери! – шиплю.

Пихаю его в грудь и костерю себя, на чём свет стоит. У меня вместо мозгов жижа, что ли? Кисель, как Алина говорит. Развесила уши, идиотка! Это же мажор! Он таких дур, как ты, коллекционирует. Надо было сразу валить, и быстро! Пониже поясницы не зудит, вот и расслабилась.

– Обещаю, тебе понравится, – Горин продолжает прижимать меня к себе и терзать горячим дыханием моё несчастное ухо.

– Мне это неинтересно! – выкручиваюсь и опасно отклоняюсь за перила, лишь бы только по мне перестали скатать вконец озверевшие мурашки.

Наконец, выигрываю немного свободы – мажор отстраняется, но снова начинает меня гипнотизировать. Ну уж нет! Второй раз у тебя этот же финт не прокатит! Сверлю его гневным взглядом. А ему, похоже, всё равно.

– Какая колючая ромашка… – нагло усмехается и… опускает взгляд. – Сама не понимаешь, от чего отказываешься. Могу продемонстрировать.

Горин разговаривает не со мной, а с моим ртом. А потом медленно наклоняется.

Да что ж такое-то?

– Как-нибудь обойдусь!

Борюсь до последнего. Снова выворачиваюсь и отклоняюсь, но мажор перехватывает меня за затылок и тянет к себе. Его лицо всё ближе. Уже чувствую горячее дыхание на своих губах. Сейчас что-то случится! Спасите! А-а-а!

И тут мне везёт.

Мимо проносится очередной опаздывающий студент и ощутимо задевает Горина плечом. Железная хватка на мгновенье ослабевает, а я пользуюсь моментом, выкручиваюсь и, не дожидаясь реакции, мчусь по ступеням вниз.

За спиной слышу сдавленные ругательства и какие-то оправдания.

– Иди на хрен!..

Это Горыныч огнём полыхает. А следом несётся уже в мой адрес:

– Слышь, ромашка? А насчёт вечеринки – ты подумай! Не пожалеешь!

– Пошёл ты!.. – бурчу под нос.

Не оборачиваюсь. Бегу в двести третью аудиторию. Влетаю и захлопываю за собой дверь.

Уф! Успела! Ещё бы минута, и сидеть мне на лавке в коридоре или идти в общагу. Преподаватель строгая, опоздавших не пускает.

На первой же лекции категорично заявила:

– Это вам не школа! Поэтому я бегать за вами не собираюсь. Образование нужно вам! А кому неинтересно, тот может не ходить на мои лекции. Встретимся на экзамене.

Сажусь на свое место. Звонок. Преподаватель поднимается из-за стола.

– Добрый день, студенты. Записывайте тему новой лекции…

Достаю ручку, тетрадь. Записываю.

Стараюсь не отвлекаться, но мысли постоянно возвращаются к Горину.

Щёки горят, руки-ноги подрагивают, сердце где-то в горле колотится, и внутри всё так странно-сладко сжимается, и даже немного жаль, что мажора кто-то пихнул…

А-а-а! Хватит! Вдох-выдох. Спокойно. Не думать о мажоре, не думать!

Две недели продержалась, почти не думая! Конечно, легче было приказать, чем выполнить. А если в голову постоянно лезут разные мысли?

Да, да! Накатывали фантазии с участием сероглазого блондина, которые я старательно гнала от себя. И даже уже начало отпускать.

Этому немало способствовало то, что Горин, приходя к нам в общагу, постоянно находился в центре женского внимания. Я не раз видела, как он выходил от айтишников, с которыми у него какой-то крутой совместный проект, в обнимку с очередной радостно виснущий на нём девицей.

Про проект – это девчонки потихоньку разузнали. Я не просила. И даже очень злилась. Потому что мне всё равно. Должно быть…

А Элинка живет на четвёртом этаже. И ходит ли к ней мажор, не знаю. Но девчонки на кухне болтали, что вроде как у Горыныча с ней "всё".

И вот, вроде бы, стало получаться отвязаться от мыслей о мажоре. А столкнулись на лестнице, и опять всё сначала… И даже хуже.

Вспоминаю, как он ко мне наклонялся, и снова щёки горят, и губы почему-то пульсируют, а внутри что-то сжимается.

Это потому что я запыхалась, боясь на пару опоздать, а не потому, что в какой-то момент даже хотела, чтобы мажор меня поцеловал. Да, именно так!

Вздыхаю и трясу головой. Это всё не всерьёз, просто гормоны шалят.

Эх, Соня, дура ты! Он развлекается, а ты уже напридумывала непонятно чего. Знаешь, сколько у него таких идиоток, согласных на всё?

Ну вот к ним пускай и чешет! Чего ко мне пристал? А я чего о нём думаю? Обещала же себе…

– Лиесс, если Вам неинтересно, можете быть свободны, – холодно говорит Анна Вячеславовна.

Понимаю, что последние пять минут вообще не слышала, о чём говорит преподаватель, и ничего не писала. Сидела, уставившись на неё невидящим взглядом.

– Нет, нет, ну что Вы, – испуганно сглатываю, – мне очень интересно!

– Тогда записывайте, я повторять не буду, – говорит она и продолжает диктовать.

А я послушно склоняю голову к тетради.

Эх, как дальше учиться, если с самого начала в моей жизни такая ерундистика происходит?..

Глава 5

Утром просыпаюсь не от звука будильника. Вместо противного писка мозг разрывает навязчивый монотонный шум.

Разлепляю глаза. Дождь. Не моросящий, а почти ливень.

Здорово, просто отлично нас встречает октябрь! О том, что могут зарядить дожди, я и не подумала. У меня ни куртки, ни зонта, ни денег, чтобы это купить. В чём идти на пары? Пусть и близко, а всё равно до костей промокну.

Решаю, что натяну поверх свитера толстовку, быстро добегу, а потом сниму её и сдам в гардероб.

Собираемся нашей маленькой компанией. Как всегда, девчонки берут надо мной шефство. Цепляюсь за Риту, ныряя под её зонт. Стыдно за своё нищенское существование, но деваться всё равно некуда.

– Ну и погодка, – стонет Алина, зябко передёргивая плечами и осторожно обходя гигантскую лужу, разлившуюся посреди тротуара.

– Полный капец, – поддерживает Рита и недовольно морщится.

Я только молча вздыхаю. У девчонок осенние куртки, а я не успела выйти, но уже подмерзаю.

С проезжей части резко выруливает машина и останавливается возле нас. Стекло в пассажирской двери медленно опускается.

– Эй, Снегурки! Может, вас подвезти, пока не растаяли?

Замираем. С водительского сиденья нам ухмыляется Горин. Сидит, лениво опершись локтем на руль, а потом немного наклоняется вперёд и подмигивает.

– Дар речи потеряли, Снегурки?

Рита и Алина смущённо переглядываются и почему-то бросают вопросительные взгляды на меня. Широко распахиваю глаза и пожимаю плечами. Решения моего ждут? А я-то тут при чём?

– Как хотите, – спокойно отвечаю, глядя поверх машины. – Можете ехать.

– А ты?

Алина удивлённо приподнимает брови, а Рита смотрит на меня умоляюще. Её можно понять. Нам вдвоём под одним зонтом идти не очень удобно.

– А я пешком, – отрезаю, не глядя на Горина.

Нет уж, спасибо. Мне его помощь не нужна. И вообще, с каких это пор он извозчиком заделался?

Девчонки нерешительно топчутся, обмениваются вздохами и печальными взглядами.

– Нет, – наконец, шепчет Алина. – Мы без тебя не поедем.

– Спасибо, но нам тут близко, – за всех отвечает Рита и натягивает на лицо виноватую улыбку.

Разворачиваемся и идём дальше. Рита тяжело вздыхает.

Ну, а я что? Мы ещё две недели назад конкретно так поговорили. Я своё мнение озвучила – меня никакие отношения не интересуют, и нечего сводничать.

Девчонки, вроде, согласились, но периодически какую-нибудь инфу про Горина как бы случайно мне в уши вливают. Неугомонные!

За спиной хлопает дверь машины, и тонко пикает сигнализация. Кошусь в сторону. Хмыкаю про себя.

Горин, как ни в чём не бывало, вклинивается между мной и Алиной. Идёт, не глядя по сторонам, словно с самого начала планировал присоединиться.

Руки в карманах, походка расслабленная, на лице неизменная ухмылка. Волосы моментально промокли, и со светлых прядей свисают крупные капли дождя. Модная кожанка нараспашку, поэтому на белой водолазке быстро растекаются большие мокрые пятна.

– Ладно, тогда и я с вами пройдусь. Погодка хорошая, как раз для прогулок.

М-да! Идиотизм у нас не лечится, а тупость неизлечима!

Отходим с Ритой в сторону и прямо по газону пытаемся обойти очередную лужу. Открываю рот, чтобы высказаться по поводу мозговой активности мажора и его странных погодных пристрастиях, но не успеваю.

Рита кидает взгляд на Горина и вдруг поскальзывается на мокрой траве. С тихим "Ой!" она начинает падать, утягивая меня за собой. Пытаюсь устоять на ногах, но, кажется, сегодня не мой день. В ужасе закрываю глаза и лечу вслед за ней.

Но до земли не долетаю. Горин каким-то чудом успевает схватить нас прямо в полёте и рывком тянет на себя. И всё могло бы быть хорошо, но моя рука выскальзывает из его ладони, я меняю траекторию и, как кошка, приземляюсь на четыре конечности прямиком в центр лужи.

Медленно поднимаюсь, осознавая весь масштаб катастрофы. Одежда насквозь мокрая, обувь чавкает, а сверху дождь методично добивает то, что осталось сухим.

Поднимаю глаза на девчонок. Алина стоит поодаль и с ужасом взирает на творящееся безумие.

– Обалдеть! Сонька, ты же вся… – выпучив глаза и прикрывая ладонью рот, пищит Рита, которой повезло больше, её-то Горин удержал. – Как же ты теперь… Блин, это я виновата!

Выхожу из лужи, вода льётся ручьями. Я сейчас на мокрую курицу похожа. Мокрую, замёрзшую, грязную и несчастную.

– Господи, мне даже переодеться не во что, а сегодня, как назло, пять пар, – шепчу в отчаянии.

– Возьми в моей полке синие джинсы и бежевую толстовку. Она тёплая, – Алина всё-таки быстро соображает.

Благодарно киваю, а к горлу подкатывает обида. Это всё Горин виноват! Как рядом оказывается, у меня сразу неприятности случаются.

Перевожу взгляд на мажора. Он смотрит на меня с лёгкой насмешкой. Кажется, кое-кого эта ситуация забавляет.

– Чего пялишься? – раздражённо спрашиваю и чувствую, что меня уже трясёт от холода.

Он приподнимает брови и растягивает губы ещё шире.

– Думаю предложить Олимпийскому комитету новый вид спорта – луже-сёрф для одной ромашки.

– Лучше предложи им "каратэ по завышенному самомнению"! Все призовые места твои будут.

Знаю, что нарываюсь. Горину хамить нельзя. Но у меня просто нервы не выдерживают! Холодные капли стекают за шиворот, пальцы на ногах скручиваются в трубочку, а тут ещё он со своими шуточками.

Мажор открывает рот, чтобы что-то ответить, но тут мои зубы начинают выбивать дробь. Не дожидаясь очередной подколки, машу девчонкам, разворачиваюсь и бегу в общагу. Вижу, что Горин что-то спрашивает у Риты, но слов уже не слышу.

Вода противно хлюпает в кроссовках, мокрая одежда липнет к телу, челюсть трясётся, и я её никак не контролирую. Внутренности сжались от холода. Пипец… Просто день невезенья: и с мажором столкнулась, и в лужу упала, и первую пару пропустила.

Залетаю в комнату, быстро раздеваюсь. Пальцы не гнутся – заледенели окончательно. С трудом стягиваю кроссовки. Как и когда их сушить буду, без понятия.

Из сменки только кеды. Идеальная обувь для дождливой осени! Вообще не представляю, попаду ли сегодня на пары.

У девчонок размер ноги больше. Обуть Риткины ботинки? Тридцать восьмой, конечно, но если внутрь что-нибудь всунуть или носки поплотнее надеть, то, может, сойдёт?

Ой, блин! Что ж делать-то? Бегаю по комнате в одном белье. Но ничего путного в голову не приходит.

Неожиданно в дверь стучат. Кого ещё там принесло? Подлетаю в кровати, накидываю халат и бегу открывать. Распахиваю дверь и застываю с открытым ртом. Вот кого угодно ожидала увидеть, но только не его!

Не знаю, как реагировать, и что говорить, поэтому выдаю стандартное:

– Что надо?

Горин молча заходит, вынуждая меня отступить в сторону. Вот это наглость восьмидесятого уровня!

– Глухой, что ли? Что надо, говорю? – имитирую поведение тёть Лены, когда к ней соседка приходила, с которой она в контрах.

Мажор усмехается, молча ходит по комнате, заглядывает в каждый угол. Только что пальцем пыль на полках не проверяет.

Скрещиваю на груди руки, рычу:

– Слышь, тебя сюда не звали! Чего пришёл?

О! Меня замечают!

Горин останавливается и окидывает меня изучающим взглядом. Я бы даже сказала, сканирует.

– Вещи твои где? – спрашивает.

Вскидываю брови, цежу:

– Какие вещи?

Усмехается. Разворачивается и… открывает шкаф.

Да он… Да он… Да он вконец охренел???

– Вот эта твоя полка? – безошибочно тыкает пальцем туда, где сиротливо лежат свитер-лапша, пара комплектов нижнего белья и носки.

Ну да, у девчонок в полках и свитера, и кофты, и джинсы.

В голове за секунду проносятся воспоминания о последних пяти годах жизни.

Тёть Лена мне вещи только по необходимости покупала – когда я из них вырастала или старые изнашивались. Да ещё выговаривала потом неделю, что на мне всё как на огне горит, и денег на меня не напасёшься. Хотя все годы получала за меня опекунские.

Её любимая поговорка:

"В деревне некуда наряжаться, а по двору можно и в старом ходить".

С одной стороны, она была права. В школу я ходила в форме, а в магазин надевала джинсы и свитер. Больше мне ходить было некуда. Мои ровесники по субботам в клуб бегали, а в будни на школьной площадке компаниями собирались, но меня тёть Лена не пускала.

Я как-то раз попросилась, но она как рявкнула:

– Чтобы ты, как мать твоя беспутная, в подоле принесла? Быстро тогда отсюда вылетишь! Если нечем заняться, иди на усадьбу, картошку тяпай!

Так что, больше я эту тему не поднимала.

– Слышь, ромашка! Твои родичи на тебе экономят, что ли? – вырывает из воспоминаний голос мажора. – Как-то сиротливо в твоей полке, не находишь?

От такой беспардонности и наглости у меня перехватывает дыхание.

Мгновенно вскипаю, лечу к нему, с силой захлопываю дверцу ни в чём не повинного шкафа и, задрав голову вверх, смотрю в наглые серые глаза. При этом шиплю не хуже королевской кобры:

– Так может, это потому что я и есть сирота? – и, не дожидаясь реакции, указываю рукой на дверь. – Слушай, Горин, вали отсюда, пока я твою холёную рожу не расцарапала, и ты нищетой от меня не заразился!

Что-то в его лице меняется. Ухмылка исчезает, а взгляд становится растерянным. Неужели стыдно стало? Глазам не верю!

– Прости, я не знал, – говорит, посерьёзнев.

Мои плечи опускаются, весь запал куда-то уходит. Вроде и не специально задел, а всё равно кольнуло.

– Уходи, Егор, – говорю тише, но голос предательски дрожит. – Я не обиделась. Сирота – это не оскорбление, а статус. Такой же, как и у тебя – мажор.

На мгновенье он хмурится, будто мои слова его зацепили.

– Ромашка, да ты не просто колючая. Ты ещё и ядовитая, – хмыкает он, а у меня комок к горлу подкатывает.

– Дверь там, – киваю на выход.

Больше нет ни сил, ни желания язвить и отбиваться от нападок.

Отхожу в сторону, поднимаю с пола мокрые кроссовки. Надо бы их помыть и поставить сушиться, но ничего не хочется. Такая апатия накатывает. Ставлю их на место и отхожу к окну.

Вот что, спрашивается, Горин припёрся? Кто его звал? Если бы он не остановился, Ритка бы на него не отвлекалась и не поскользнулась, а я бы не упала в лужу и не глотала сейчас слёзы обиды.

– Эй, ромашка, ты что, плачешь?

Неожиданно мажор оказывается за моей спиной, берёт за плечи и поворачивает к себе.

Я плачу? Трогаю лицо. Мокрое.

– Нет, это с волос капает, – отвечаю, а у самой голос отчего-то срывается.

Горин смотрит внимательно, а потом приподнимает моё лицо за подбородок, и я вижу в его глазах сочувствие. Вся его придурочность куда-то делась. Егор хмурится и неожиданно выдаёт:

– Извини. Я действительно чего-то перегнул.

А я смотрю на него и залипаю. Теперь, когда мажор не строит из себя мистера Вселенную и не давит своей мощью, он мне ещё симпатичнее кажется. Взгляд его обволакивает, а губы так и тянут прикоснуться.

С трудом вытаскиваю себя из этого зомби-состояния и отвожу глаза.

– Забыли, – бурчу и делаю шаг назад.

Внутри буря. Меня трясёт от близости Горина. Сердце трепыхается. В горле пересохло.

Ох, Соната! Куда ты вообще лезешь? На кого губу раскатала? Ты ему не пара. Так, девочка на пару ночей. И он тебе не нужен! Мажор. Маменькин сынок, родившийся с золотой ложкой во рту. Не стоит повторять мамины ошибки. Ни к чему хорошему это не приведёт.

Беру себя в руки и максимально равнодушным голосом говорю:

– Я на пары опаздываю. Уходи, Горин. Очень тебя прошу.

Внутри что-то сжимается и протестует, но я отворачиваюсь, скрещиваю на груди руки и упрямо смотрю в окно.

Слышу тяжёлый вздох, шаги и тихий щелчок дверного замка.

И только тогда закрываю лицо руками и горько плачу. Дура ты, Соната! Ох, дура! Куда ж ты лезешь? Ничему тебя жизнь не учит.

Глава 6

Вытираю слёзы и заставляю себя успокоиться. Быстро одеваюсь, даже успеваю подсушить волосы. Радуюсь, что ливень как раз закончился, накидываю капюшон и выхожу на крыльцо.

Жаль, конечно, что первую пару пропустила, но теперь уже ничего не поделаешь. Ладно, попрошу у кого-нибудь конспект переписать.

У входа в общагу припаркована машина Горина. Отворачиваюсь и мысленно повторяю, как мантру: мне всё равно, мне плевать. Спускаюсь с крыльца под мелкий моросящий дождик.

Дежавю – это наше всё. Стекло на передней пассажирской двери опускается, и с водительского места мне улыбается Горин.

– Ромашка, давай подвезу всё-таки. В качестве извинений.

Ну чего ему неймётся?

Вздыхаю. Может, согласиться, уступить? Ничего ведь такого. Просто довезёт до института, зато хоть не промокну. Лечиться, если заболею, тоже потом не хочется, да и не на что.

С тихим вздохом принимаю решение, открываю дверь и, не глядя на Егора, сажусь на переднее сиденье.

В машине у Горина тепло, сухо, играет ненавязчивая приятная музыка. А ещё в ней пахнет. Обалденно пахнет самим Гориным.

Этот запах меня в секунду обволакивает, и я уже жалею о своём решении.

– Поехали, – говорю, а сама гляжу вперёд.

Строго вперёд! Нечего им любоваться! И нюхать бы себе запретила, но надо же как-то дышать.

Не вижу его взгляд, но всей кожей ощущаю лёгкую насмешку. Вслух Горин ничего не произносит, и на том спасибо. Машина трогается с места, и все несколько секунд, что мы едем, тишину в салоне разбавляет только музыка.

Как только тормозим, молча открываю дверь, выскакиваю из машины и мчусь в здание института.

Что-то за последние сутки слишком много в моей жизни этого мажора стало!

Прибегаю как раз вовремя. Несколько минут назад закончилась первая пара. Только бы Анна Вячеславовна на меня за этот пропуск не взъелась!

Коридоры заполнены гудящими студентами. Иду на четвертый этаж. Сейчас у нас две философии.

– О, Лиесс, – окликает кто-то сзади.

Оборачиваюсь.

– Привет, Люб.

– Чего это тебя на экономической теории не было? Зорина спрашивала, – пыхтит девушка, быстро взбегая по ступенькам.

– В лужу упала, ходила переодеваться.

– Да?.. – хмыкает она. – А я думала, с Горынычем каталась.

Чувствую, как щёки покрываются пятнами.

– С чего такие выводы? – цежу холодно.

– Так вас половина института в окно видела, – она многозначительно играет бровями.

– Горин просто меня подвёз, нам по дороге было, – почему-то оправдываюсь.

По глазам вижу, не верит. Свои выводы она уже сделала, попробуй теперь, докажи, что ты не верблюд!

– Вообще-то он где-то в центре живёт. Так что да, по дороге, – насмешливо тянет, а я вспыхиваю.

– Каждый воспринимает ситуацию в меру своей распущенности, – язвительно отвечаю и отворачиваюсь.