Не позволяй душе лениться

Николай Заболоцкий

Не позволяй душе лениться

Любимые поэты

Составитель Василий Доценко

© Заболоцкий Н.А., наследники, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Последняя любовь

Сентябрь

Сыплет дождик большие горошины,Рвется ветер, и даль нечиста.Закрывается тополь взъерошенныйСеребристой изнанкой листа.Но взгляни: сквозь отверстие облака,Как сквозь арку из каменных плит,В это царство тумана и морокаПервый луч, пробиваясь, летит.Значит, даль не навек занавешенаОблаками, и, значит, не зря,Словно девушка, вспыхнув, орешинаЗасияла в конце сентября.Вот теперь, живописец, выхватывайКисть за кистью, и на полотнеЗолотой, как огонь, и гранатовойНарисуй эту девушку мне.Нарисуй, словно деревце, зыбкуюМолодую царевну в венцеС беспокойно скользящей улыбкоюНа заплаканном юном лице.

1957

Признание

Зацелована, околдована,С ветром в поле когда-то обвенчана,Вся ты словно в оковы закована,Драгоценная моя женщина!Не веселая, не печальная,Словно с темного неба сошедшая,Ты и песнь моя обручальная,И звезда моя сумасшедшая.Я склонюсь над твоими коленями,Обниму их с неистовой силою,И слезами и стихотвореньямиОбожгу тебя, горькую, милую.Отвори мне лицо полуночное,Дай войти в эти очи тяжелые,В эти черные брови восточные,В эти руки твои полуголые.Что прибавится – не убавится,Что не сбудется – позабудется…Отчего же ты плачешь, красавица?Или это мне только чудится?

1957

Портрет

Любите живопись, поэты!Лишь ей, единственной, даноДуши изменчивой приметыПереносить на полотно.Ты помнишь, как из тьмы былого,Едва закутана в атлас,С портрета Рокотова сноваСмотрела Струйская на нас?Ее глаза – как два тумана,Полуулыбка, полуплач,Ее глаза – как два обмана,Покрытых мглою неудач.Соединенье двух загадок,Полувосторг, полуиспуг,Безумной нежности припадок,Предвосхищенье смертных мук.Когда потемки наступаютИ приближается гроза,Со дна души моей мерцаютЕе прекрасные глаза.

1953

Гроза идет

Движется нахмуренная туча,Обложив полнеба вдалеке,Движется, огромна и тягуча,С фонарем в приподнятой руке.Сколько раз она меня ловила,Сколько раз, сверкая серебром,Сломанными молниями била,Каменный выкатывала гром!Сколько раз, ее увидев в поле,Замедлял я робкие шагиИ стоял, сливаясь поневолеС белым блеском вольтовой дуги!Вот он – кедр у нашего балкона.Надвое громами расщеплен,Он стоит, и мертвая коронаПодпирает темный небосклон.Сквозь живое сердце древесиныПролегает рана от огня,Иглы почерневшие с вершиныОсыпают звездами меня.Пой мне песню, дерево печали!Я, как ты, ворвался в высоту,Но меня лишь молнии встречалиИ огнем сжигали на лету.Почему же, надвое расколот,Я, как ты, не умер у крыльца,И в душе все тот же лютый голод,И любовь, и песни до конца!

1957

Можжевеловый куст

Я увидел во сне можжевеловый куст,Я услышал вдали металлический хруст,Аметистовых ягод услышал я звон,И во сне, в тишине, мне понравился он.Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.Отогнув невысокие эти стволы,Я заметил во мраке древесных ветвейЧуть живое подобье улыбки твоей.Можжевеловый куст, можжевеловый куст,Остывающий лепет изменчивых уст,Легкий лепет, едва отдающий смолой,Проколовший меня смертоносной иглой!В золотых небесах за окошком моимОблака проплывают одно за другим,Облетевший мой садик безжизнен и пуст…Да простит тебя бог, можжевеловый куст!

1957

Последняя любовь

Задрожала машина и стала,Двое вышли в вечерний простор,И на руль опустился усталоИстомленный работой шофер.Вдалеке через стекла кабиныТрепетали созвездья огней.Пожилой пассажир у куртиныЗадержался с подругой своей.И водитель сквозь сонные векиВдруг заметил два странных лица,Обращенных друг к другу навекиИ забывших себя до конца.Два туманные легкие светаИсходили из них, и вокругКрасота уходящего летаОбнимала их сотнями рук.Были тут огнеликие канны,Как стаканы с кровавым вином,И седых аквилегий султаны,И ромашки в венце золотом.В неизбежном предчувствии горя,В ожиданье осенних минутКратковременной радости мореОкружало любовников тут.И они, наклоняясь друг к другу,Бесприютные дети ночей,Молча шли по цветочному кругуВ электрическом блеске лучей.А машина во мраке стояла,И мотор трепетал тяжело,И шофер улыбался устало,Опуская в кабине стекло.Он-то знал, что кончается лето,Что подходят ненастные дни,Что давно уж их песенка спета, —То, что, к счастью, не знали они.

1957

Голос в телефоне

Раньше был он звонкий, точно птица,Как родник, струился и звенел,Точно весь в сиянии излитьсяПо стальному проводу хотел.А потом, как дальнее рыданье,Как прощанье с радостью души,Стал звучать он, полный покаянья,И пропал в неведомой глуши.Сгинул он в каком-то диком поле,Беспощадной вьюгой занесен…И кричит душа моя от боли,И молчит мой черный телефон.

1957

Жена

Откинув со лба шевелюру,Он хмуро сидит у окна.В зеленую рюмку микстуруЕму наливает жена.Как робко, как пристально-нежноБолезненный светится взгляд,Как эти кудряшки потешноНа тощей головке висят!С утра он все пишет да пишет,В неведомый труд погружен.Она еле ходит, чуть дышит,Лишь только бы здравствовал он.А скрипнет под ней половица,Он брови взметнет, – и тотчасГотова она провалитьсяОт взгляда пронзительных глаз.Так кто же ты, гений вселенной?Подумай: ни Гете, ни ДантНе знали любви столь смиренной,Столь трепетной веры в талант.О чем ты скребешь на бумаге?Зачем ты так вечно сердит?Что ищешь, копаясь во мракеСвоих неудач и обид?Но коль ты хлопочешь на делеО благе, о счастье людей,Как мог ты не видеть доселеСокровища жизни своей?

1948

Я трогал листы эвкалипта

Я трогал листы эвкалиптаИ твердые перья агавы,Мне пели вечернюю песнюАджарии сладкие травы.Магнолия в белом убореСклоняла туманное тело,И синее-синее мореУ берега бешено пело.Но в яростном блеске природыМне снились московские рощи,Где синее небо бледнее,Растенья скромнее и проще.Где нежная иволга стонетНад светлым видением луга,Где взоры печальные клонитМоя дорогая подруга.И вздрогнуло сердце от боли,И светлые слезы печалиУпали на чаши растений,Где белые птицы кричали.А в небе, седые от пыли,Стояли камфарные лаврыИ в бледные трубы трубили,И в медные били литавры.

1947

Старая сказка

В этом мире, где наша особаВыполняет неясную роль,Мы с тобою состаримся оба,Как состарился в сказке король.Догорает, светясь терпеливо,Наша жизнь в заповедном краю,И встречаем мы здесь молчаливоНеизбежную участь свою.Но когда серебристые прядиНад твоим засверкают виском,Разорву пополам я тетрадиИ с последним расстанусь стихом.Пусть душа, словно озеро, плещетУ порога подземных воротИ багровые листья трепещут,Не касаясь поверхности вод.

1952

Старость

Простые, тихие, седые,Он с палкой, с зонтиком она, —Они на листья золотыеГлядят, гуляя дотемна.Их речь уже немногословна,Без слов понятен каждый взгляд,Но души их светло и ровноОб очень многом говорят.В неясной мгле существованьяБыл неприметен их удел,И животворный свет страданьяНад ними медленно горел.Изнемогая, как калеки,Под гнетом слабостей своих,В одно единое навекиСлились живые души их.И знанья малая частицаОткрылась им на склоне лет,Что счастье наше – лишь зарница,Лишь отдаленный слабый свет.Оно так редко нам мелькает,Такого требует труда!Оно так быстро потухаетИ исчезает навсегда!Как ни лелей его в ладоняхИ как к груди ни прижимай, —Дитя зари, на светлых коняхОно умчится в дальний край!Простые, тихие, седые,Он с палкой, с зонтиком она, —Они на листья золотыеГлядят, гуляя дотемна.Теперь уж им, наверно, легче,Теперь всё страшное ушло,И только души их, как свечи,Струят последнее тепло.

1956

В кино

Утомленная после работы,Лишь за окнами стало темно,С выраженьем тяжелой заботыТы пришла почему-то в кино.Ражий малый в коричневом фраке,Как всегда, выбиваясь из сил,Плел с эстрады какие-то вракиИ бездарно и нудно острил.И смотрела когда на него тыИ вникала в остроты его,Выраженье тяжелой заботыНе сходило с лица твоего.В низком зале, наполненном густо,Ты смотрела, как все, на экран,Где напрасно пыталось искусствоК правде жизни припутать обман.Озабоченных черт не менялиСудьбы призрачных, плоских людей,И тебе удавалось едва лиСопоставить их с жизнью своей.Одинока, слегка седовата,Но еще моложава на вид,Кто же ты? И какая утратаДо сих пор твое сердце томит?Где твой друг, твой единственно милый,Соучастник далекой весны,Кто наполнил живительной силойБесприютное сердце жены?Почему его нету с тобою?Неужели погиб он в боюИль, оторван от дома судьбою,Пропадает в далеком краю?Где б он ни был, но в это мгновеньеЗдесь, в кино, я уверился вновь:Бесконечно людское терпенье,Если в сердце не гаснет любовь.

1954

Свадьба

Сквозь окна хлещет длинный луч,Могучий дом стоит во мраке.Огонь раскинулся, горюч,Сверкая в каменной рубахе.Из кухни пышет дивным жаром.Как золотые битюги,Сегодня зреют там недаромКовриги, бабы, пироги.Там кулебяка из кокетстваСияет сердцем бытия.Над нею проклинает детствоЦыпленок, синий от мытья.Он глазки детские закрыл,Наморщил разноцветный лобикИ тельце сонное сложилВ фаянсовый столовый гробик.Над ним не поп ревел обедню,Махая по ветру крестом,Ему кукушка не певалаКоварной песенки своей:Он был закован в звон капусты,Он был томатами одет,Над ним, как крестик, опускалсяНа тонкой ножке сельдерей.Так он почил в расцвете дней,Ничтожный карлик средь людей.Часы гремят. Настала ночь.В столовой пир горяч и пылок.Графину винному невмочьРасправить огненный затылок.Мясистых баб большая стаяСидит вокруг, пером блистая,И лысый венчик горностаяВенчает груди, ожиревВ поту столетних королев.Они едят густые сласти,Хрипят в неутоленной страстиИ, распуская животы,В тарелки жмутся и цветы.Прямые лысые мужьяСидят, как выстрел из ружья,Едва вытягивая шеиСквозь мяса жирные траншеи.И, пробиваясь сквозь хрусталь,Многообразно однозвучный,Как сон земли благополучной,Парит на крылышках мораль.О пташка божья, где твой стыд?И что к твоей прибавит честиЖених, приделанный к невестеИ позабывший звон копыт?Его лицо передвижноеЕще хранит следы венца,Кольцо на пальце золотоеСверкает с видом удальца,И поп, свидетель всех ночей,Раскинув бороду забралом,Сидит, как башня, перед баломС большой гитарой на плече.Так бей, гитара! Шире круг!Ревут бокалы пудовые.И вздрогнул поп, завыл и вдругУдарил в струны золотые.И под железный гром гитарыПодняв последний свой бокал,Несутся бешеные парыВ нагие пропасти зеркал.И вслед за ними по засадам,Ополоумев от вытья,Огромный дом, виляя задом,Летит в пространство бытия.А там – молчанья грозный сон,Седые полчища заводов,И над становьями народов —Труда и творчества закон.

1928

Посредине панели…

Посредине панелиЯ заметил у ногВ лепестках акварелиПолумертвый цветок.Он лежал без движеньяВ белом сумраке дня,Как твое отраженьеНа душе у меня.

1957

Разве ты объяснишь мне

Разве ты объяснишь мне – откудаЭти странные образы дум?Отвлеки мою волю от чуда,Обреки на бездействие ум.Я боюсь, что наступит мгновенье,И, не зная дороги к словам,Мысль, возникшая в муках творенья,Разорвет мою грудь пополам.Промышляя искусством на свете,Услаждая слепые умы,Словно малые глупые дети,Веселимся над пропастью мы.Но лишь только черед наступает,Обожженные крылья влача,Мотылек у свечи умирает,Чтобы вечно пылала свеча!

1957–1958

Медленно земля поворотилась…

Медленно земля поворотиласьВ сторону, несвойственную ей,Белым светом резко озарилась,Выделила множество огней.Звездные припали астрономыК трубам из железа и стекла:Источая молнии и громы,Пламенем планета истекла.И по всей вселенной полетелоМножество обугленных частиц,И мое расплавленное телоПало, окровавленное, ниц.И цветок в саду у марсианкиВырос, полыхая, как костер,И листок неведомой чеканкиНаподобье сердца распростер.Мир подобен арфе многострунной:Лишь струну заденешь – и тотчасКто-то сверху, радостный и юный,Поглядит внимательно на нас.Красный Марс очами дико светит,Поредел железный круг планет.Сердце сердцу вовремя ответит,Лишь бы сердце верило в ответ.

1957

Мир однолик, но двойственна природа…

Мир однолик, но двойственна природа,И, подражать прообразам спеша,В противоречьях зреет год от годаСвободная и жадная душа.Не странно ли, что в мировом просторе,В живой семье созвездий и планетЛюбовь уравновешивает гореИ тьму всегда превозмогает свет?Недаром, совершенствуясь от века,Разумная природа в свой чередСама себя руками человекаИз векового праха создает.

1948

Тбилисские ночи

Отчего, как восточное диво,Черноока, печальна, бледна,Ты сегодня всю ночь молчаливоДо рассвета сидишь у окна?Распластались во мраке платаны,Ночь брильянтовой чашей горит,Дремлют горы, темны и туманны,Кипарис, как живой, говорит.Хочешь, завтра под звуки пандури,Сквозь вина золотую струюЯ умчу тебя в громе и буреВ ледяную отчизну мою?Вскрикнут кони, разломится время,И по руслу реки до зариПолетим мы, забытые всеми,Разрывая лучей янтари.Я закутаю смуглые плечиВ снежный ворох сибирских полей,Будут сосны гореть, словно свечи,Над мерцаньем твоих соболей.Там, в огромном безмолвном просторе,Где поет, торжествуя, пурга,Позабудешь ты южное море,Золотые его берега.Ты наутро поднимешь ресницы:Пред тобой, как лесные царьки,Золотые песцы и куницыЗапоют, прибежав из тайги.Поднимая мохнатые лапки,Чтоб тебя не обидел мороз,Принесут они в лапках охапкиПерламутровых северных роз.Гордый лось с голубыми рогамиНа своей величавой трубе,Окруженный седыми снегами,Песню свадьбы сыграет тебе.И багровое солнце, пылаяВсей громадой холодных огней,Как живой великан, дорогая, —Улыбнется печали твоей.Что случилось сегодня в Тбилиси?Льется воздух, как льется вино.Спят стрижи на оконном карнизе,Кипарисы глядятся в окно.Сквозь туманную дымку вуалиПробиваются брызги огня.Посмотри на меня, генацвале,Оглянись, посмотри на меня!

1948

«Клялась ты – до гроба…»

Клялась ты – до гробаБыть милой моей.Опомнившись, обаМы стали умней.Опомнившись, обаМы поняли вдруг,Что счастья до гробаНе будет, мой друг.Колеблется лебедьНа пламени вод.Однако к земле ведьИ он уплывет.И вновь одинокоЗаблещет вода,И глянет ей в окоНочная звезда.

1957

Соловей

Уже умолкала лесная капелла.Едва открывал свое горлышко чижик.В коронке листов соловьиное телоОдно, не смолкая, над миром звенело.Чем больше я гнал вас, коварные страсти,Тем меньше я мог насмехаться над вами.В твоей ли, пичужка ничтожная, властиБезмолвствовать в этом сияющем храме?Косые лучи, ударяя в поверхностьПрохладных листов, улетали в пространство.Чем больше тебя я испытывал, верность,Тем меньше я верил в твое постоянство.А ты, соловей, пригвожденный к искусству,В свою Клеопатру влюбленный Антоний,Как мог ты довериться, бешеный, чувству,Как мог ты увлечься любовной погоней?Зачем, покидая вечерние рощи,Ты сердце мое разрываешь на части?Я болен тобою, а было бы прощеРасстаться с тобою, уйти от напасти.Уж так, видно, мир этот создан, чтоб звери,Родители первых пустынных симфоний,Твои восклицанья услышав в пещере,Мычали и выли: «Антоний! Антоний!»

1939

Морская прогулка

На сверкающем глиссере беломМы заехали в каменный грот,И скала опрокинутым теломЗаслонила от нас небосвод.Здесь, в подземном мерцающем зале,Над лагуной прозрачной воды,Мы и сами прозрачными стали,Как фигурки из тонкой слюды.И в большой кристаллической чаше,С удивлением глядя на нас,Отраженья неясные нашиЗасияли мильонами глаз.Словно вырвавшись вдруг из пучины,Стаи девушек с рыбьим хвостомИ подобные крабам мужчиныОцепили наш глиссер кругом.Под великой одеждою моря,Подражая движеньям людей,Целый мир ликованья и горяЖил диковинной жизнью своей.Что-то там и рвалось, и кипело,И сплеталось, и снова рвалось,И скалы опрокинутой телоПробивало над нами насквозь.Но водитель нажал на педали,И опять мы, как будто во сне,Полетели из мира печалиНа высокой и легкой волне.Солнце в самом зените пылало,Пена скал заливала корму,И Таврида из моря вставала,Приближаясь к лицу твоему.

1956

Обрываются речи влюбленных

Я воспитан природой суровой…

Я воспитан природой суровой,Мне довольно заметить у ногОдуванчика шарик пуховый,Подорожника твердый клинок.Чем обычней простое растенье,Тем живее волнует меняПервых листьев его появленьеНа рассвете весеннего дня.В государстве ромашек, у края,Где ручей, задыхаясь, поет,Пролежал бы всю ночь до утра я,Запрокинув лицо в небосвод.Жизнь потоком светящейся пылиВсе текла бы, текла сквозь листы,И туманные звезды светили,Заливая лучами кусты.И, внимая весеннему шумуПосреди очарованных трав,Все лежал бы и думал я думуБеспредельных полей и дубрав.

1953

«Я не ищу гармонии в природе…»

Я не ищу гармонии в природе.Разумной соразмерности началНи в недрах скал, ни в ясном небосводеЯ до сих пор, увы, не различал.Как своенравен мир ее дремучий!В ожесточенном пении ветровНе слышит сердце правильных созвучий,Душа не чует стройных голосов.Но в тихий час осеннего заката,Когда умолкнет ветер вдалеке,Когда, сияньем немощным объята,Слепая ночь опустится к реке,Когда, устав от буйного движенья,От бесполезно тяжкого труда,В тревожном полусне изнеможеньяЗатихнет потемневшая вода,Когда огромный мир противоречийНасытится бесплодною игрой, —Как бы прообраз боли человечьейИз бездны вод встает передо мной.И в этот час печальная природаЛежит вокруг, вздыхая тяжело,И не мила ей дикая свобода,Где от добра неотделимо зло.И снится ей блестящий вал турбины,И мерный звук разумного труда,И пенье труб, и зарево плотины,И налитые током провода.Так, засыпая на своей кровати,Безумная, но любящая матьТаит в себе высокий мир дитяти,Чтоб вместе с сыном солнце увидать.

1947

«В этой роще березовой…»

В этой роще березовой,Вдалеке от страданий и бед,Где колеблется розовыйНемигающий утренний свет,Где прозрачной лавиноюЛьются листья с высоких ветвей, —Спой мне, иволга, песню пустынную,Песню жизни моей.Пролетев над поляноюИ людей увидав с высоты,Избрала деревяннуюНеприметную дудочку ты,Чтобы в свежести утренней,Посетив человечье жилье,Целомудренно бедной заутренейВстретить утро мое.Но ведь в жизни солдаты мы,И уже на пределах умаСодрогаются атомы,Белым вихрем взметая дома.Как безумные мельницы,Машут войны крылами вокруг.Где ж ты, иволга, леса отшельница?Что ты смолкла, мой друг?Окруженная взрывами,Над рекой, где чернеет камыш,Ты летишь над обрывами,Над руинами смерти летишь.Молчаливая странница,Ты меня провожаешь на бой,И смертельное облако тянетсяНад твоей головой.За великими рекамиВстанет солнце, и в утренней мглеС опаленными векамиПрипаду я, убитый, к земле.Крикнув бешеным вороном,Весь дрожа, замолчит пулемет.И тогда в моем сердце разорванномГолос твой запоет.И над рощей березовой,Над березовой рощей моей,Где лавиною розовойЛьются листья с высоких ветвей,Где под каплей божественнойХолодеет кусочек цветка, —Встанет утро победы торжественнойНа века.

1946

Вечер на Оке

В очарованье русского пейзажаЕсть подлинная радость, но онаОткрыта не для каждого и дажеНе каждому художнику видна.С утра обремененная работой,Трудом лесов, заботами полей,Природа смотрит как бы с неохотойНа нас, не очарованных людей.И лишь когда за темной чащей лесаВечерний луч таинственно блеснет,Обыденности плотная завесаС ее красот мгновенно упадет.Вздохнут леса, опущенные в воду,И, как бы сквозь прозрачное стекло,Вся грудь реки приникнет к небосводуИ загорится влажно и светло.Из белых башен облачного мираСойдет огонь, и в нежном том огне,Как будто под руками ювелира,Сквозные тени лягут в глубине.И чем ясней становятся деталиПредметов, расположенных вокруг,Тем необъятней делаются далиРечных лугов, затонов и излук.Горит весь мир, прозрачен и духовен,Теперь-то он поистине хорош,И ты, ликуя, множество диковинВ его живых чертах распознаешь.

1957

Журавли

Вылетев из Африки в апрелеК берегам отеческой земли,Длинным треугольником летели,Утопая в небе, журавли.Вытянув серебряные крыльяЧерез весь широкий небосвод,Вел вожак в долину изобильяСвой немногочисленный народ.Но когда под крыльями блеснулоОзеро, прозрачное насквозь,Черное зияющее дулоИз кустов навстречу поднялось.Луч огня ударил в сердце птичье,Быстрый пламень вспыхнул и погас,И частица дивного величьяС высоты обрушилась на нас.Два крыла, как два огромных горя,Обняли холодную волну,И, рыданью горестному вторя,Журавли рванулись в вышину.Только там, где движутся светила,В искупленье собственного злаИм природа снова возвратилаТо, что смерть с собою унесла:Гордый дух, высокое стремленье,Волю непреклонную к борьбе —Все, что от былого поколеньяПереходит, молодость, к тебе.А вожак в рубашке из металлаПогружался медленно на дно,И заря над ним образовалаЗолотого зарева пятно.

1948

Весна в лесу

Каждый день на косогоре яПропадаю, милый друг.Вешних дней лабораторияРасположена вокруг.В каждом маленьком растеньице,Словно в колбочке живой,Влага солнечная пенитсяИ кипит сама собой.Эти колбочки исследовав,Словно химик или врач,В длинных перьях фиолетовыхПо дороге ходит грач.Он штудирует внимательноПо тетрадке свой урокИ больших червей питательныхСобирает детям впрок.А в глуши лесов таинственных,Нелюдимый, как дикарь,Песню прадедов воинственныхНачинает петь глухарь.Словно идолище древнее,Обезумев от греха,Он рокочет за деревнеюИ колышет потроха.А на кочках под осинами,Солнца празднуя восход,С причитаньями стариннымиВодят зайцы хоровод.Лапки к лапкам прижимаючи,Вроде маленьких ребят,Про свои обиды заячьиМонотонно говорят.И над песнями, над пляскамиВ эту пору каждый миг,Населяя землю сказками,Пламенеет солнца лик.И, наверно, наклоняетсяВ наши древние леса,И невольно улыбаетсяНа лесные чудеса.

1935

Оттепель

Оттепель после метели.Только утихла пурга,Разом сугробы оселиИ потемнели снега.В клочьях разорванной тучиБлещет осколок луны.Сосен тяжелые сучьяМокрого снега полны.Падают, плавятся, льютсяЛьдинки, втыкаясь в сугроб.Лужи, как тонкие блюдца,Светятся около троп.Пусть молчаливой дремотойБелые дышат поля,Неизмеримой работойЗанята снова земля.Скоро проснутся деревья,Скоро, построившись в ряд,Птиц перелетных кочевьяВ трубы весны затрубят.

1948

Над морем

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,Повеял на меня – и этот сонный Крым,И этот кипарис, и этот дом, прижатыйК поверхности горы, слились навеки с ним.Здесь море – дирижер, а резонатор – дали,Концерт высоких волн здесь ясен наперед.Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,И эхо средь камней танцует и поет.Акустика вверху настроила ловушек,Приблизила к ушам далекий ропот струй.И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.Скопление синиц здесь свищет на рассвете,Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.Здесь время не спешит, здесь собирают детиЧабрец, траву степей, у неподвижных скал.

1956

«Облетают последние маки…»

Облетают последние маки,Журавли улетают, трубя,И природа в болезненном мракеНе похожа сама на себя.По пустынной и голой алееШелестя облетевшей листвой,Отчего ты, себя не жалея,С непокрытой бредешь головой?Жизнь растений теперь затаиласьВ этих странных обрубках ветвей,Ну, а что же с тобой приключилось,Что с душой приключилось твоей?Как посмел ты красавицу эту,Драгоценную душу твою,Отпустить, чтоб скиталась по свету,Чтоб погибла в далеком краю?Пусть непрочны домашние стены,Пусть дорога уводит во тьму, —Нет на свете печальней измены,Чем измена себе самому.

1952

Утро

Петух запевает, светает, пора!В лесу под ногами гора серебра.Там черных деревьев стоят батальоны,Там елки как пики, как выстрелы – клены,Их корни как шкворни, сучки как стропила,Их ветры ласкают, им светят светила.Там дятлы, качаясь на дубе сыром,С утра вырубают своим топоромУгрюмые ноты из книги дубрав,Короткие головы в плечи вобрав.Рожденный пустыней,Колеблется звук,Колеблется синийНа нитке паук.Колеблется воздух,Прозрачен и чист,В сияющих звездахКолеблется лист.И птицы, одетые в светлые шлемы,Сидят на воротах забытой поэмы,И девочка в речке играет нагаяИ смотрит на небо, смеясь и мигая.Петух запевает, светает, пора!В лесу под ногами гора серебра.

1946

«Уступи мне, скворец, уголок…»

Уступи мне, скворец, уголок,Посели меня в старом скворешнике.Отдаю тебе душу в залогЗа твои голубые подснежники.И свистит и бормочет весна.По колено затоплены тополи.Пробуждаются клены от сна,Чтоб, как бабочки, листья захлопали.И такой на полях кавардак,И такая ручьев околёсица,Что попробуй, покинув чердак,Сломя голову в рощу не броситься!Начинай серенаду, скворец!Сквозь литавры и бубны историиТы – наш первый весенний певецИз березовой консерватории.Открывай представленье, свистун!Запрокинься головкою розовой,Разрывая сияние струнВ самом горле у рощи березовой.Я и сам бы стараться горазд,Да шепнула мне бабочка-странница:«Кто бывает весною горласт,Тот без голоса к лету останется».А весна хороша, хороша!Охватило всю душу сиренями.Поднимай же скворешню, душа,Над твоими садами весенними.Поселись на высоком шесте,Полыхая по небу восторгами,Прилепись паутинкой к звездеВместе с птичьими скороговорками.Повернись к мирозданью лицом,Голубые подснежники чествуя,С потерявшим сознанье скворцомПо весенним полям путешествуя.

1946