Кланы альфанской луны

– Чак сейчас в захолустном конапте на Западном побережье, – сказала Мэри. – Я оставлю вам адрес.

Она схватила лист бумаги, ручку и записала адрес.

– Скажите ему, что он вам нужен, скажите…

– Он мне не нужен, – спокойно перебил ее Банни Хентман.

– Разве вы, мистер Хентман, не убедились в обратном? У Чака невероятный талант, но, боюсь, если его никто не подтолкнет…

Потирая нижнюю губу, комик ответил:

– Вы боитесь, что ваш муж не воспользуется этой возможностью и все пойдет прахом?

– Да, – кивнула Мэри.

– Но это его талант. И ему решать.

– Моему мужу, – добавила она, – нужна помощь.

«И мне нужно знать, как будут обстоять дела, – подумала она. – Понимать людей – моя работа. Чак – человек зависимый и инфантильный, его необходимо подталкивать и вести за руку, если он вообще хочет куда-либо двигаться. В противном случае он сгинет в этом богом забытом конапте, который снял. Или выбросится из окна. Эта работа – единственное, что его спасет. Хотя Чак будет последним, кто в этом признается».

Пристально глядя на нее, Хентман произнес:

– Могу я вам еще кое-что предложить, миссис Риттерсдорф?

– Что вы имеете в виду?

Мэри посмотрела на Филда, но его лицо оставалось бесстрастным. Филд словно спрятал голову в панцирь, подобно черепахе, отстранился от разговора.

– Видеться с вами время от времени, – ответил Хентман, – по личной нужде.

– Меня не будет на Терре. Я собиралась поработать на ТЕРПЛАН, у меня командировка в систему Альфа на несколько месяцев, а может, и лет. – Мэри почувствовала волну поднимающейся внутри паники.

– Тогда мне нечего предложить вашему мужу, – подвел итог Хентман.

– Когда вы уезжаете, доктор Риттерсдорф? – спросил Филд.

– Прямо сейчас, – ответила Мэри. – У меня есть четыре дня, чтобы собрать вещи и устроить детей в…

– Четыре дня… – задумчиво произнес Хентман, продолжая оглядывать ее с головы до ног. – Вы разошлись с мужем? Джерри сказал…

– Да, разошлась, – ответила Мэри. – Чак уже съехал.

– Поужинайте со мной завтра вечером, – предложил Хентман. – А я пока загляну к вашему мужу или отправлю кого-нибудь вместо себя. Мы дадим ему шанс и полтора месяца времени. Пусть напишет нам сценарий. Как вам такое предложение?

– Я не против поужинать с вами, – сказала Мэри. – Но…

– Это все, о чем я прошу. Только ужин. В любом ресторане, какой выберете, в любом уголке Соединенных Штатов. Но если дальше пойдет… – Он улыбнулся.

* * *

Прилетев обратно на Западное побережье, Мэри пересела на городской монорельс и добралась до центра Сан-Франциско – филиала ТЕРПЛАНа, компании, с которой она сотрудничала по поводу своей весьма желанной новой работы.

Когда она поднималась на лифте, рядом с ней стоял представитель ТЕРПЛАНа по связям с общественностью – хорошо одетый, подтянутый молодой человек, которого, как узнала Мэри, звали Лоуренс Макрей.

– Нас ждет толпа репортеров, – сказал он. – И вас засыплют вопросами. Они будут намекать и попытаются заставить вас подтвердить, что наш медицинский проект является прикрытием для захвата Террой Альфы III М2, что наша цель – восстановить колонию, заявить на нее свои права, добиться ее развития, а затем отправить туда поселенцев.

– Разве колония не принадлежала нам до войны? – поинтересовалась Мэри. – Как иначе мы бы создали там госпиталь?

– Так и есть, – сказал Макрей.

Они вышли из лифта и направились вдоль по коридору.

– Но ни один терранский корабль, – продолжил он, – не посещал Альфу III М2 уже двадцать пять лет, и с юридической точки зрения это прекращает наши притязания. Пять лет назад Луна вернулась к политической и правовой автономии. Однако, если мы прилунимся и восстановим больничную базу, вернем техников, врачей и все, что потребуется, сможем вновь заявить о себе. Если этого не сделали альфанцы – а они, очевидно, не сделали. Возможно, они все еще оправляются от войны. Или же, исследовав Луну, решили, что ее экология чужда их биологии и это не то, чего они хотят. – Макрей придержал дверь, и Мэри вошла в комнату, оказавшись лицом к лицу с репортерами гомеопейп. Их было пятнадцать или шестнадцать, некоторые держали наготове фотокамеры.

Глубоко вдохнув, Мэри подошла к оборудованной микрофоном кафедре, на которую указал Макрей.

– Дамы и господа, – сказал в микрофон Макрей, – это доктор Мэри Риттерсдорф, известный брачный консультант из округа Марин, которая, как вы знаете, безвозмездно предложила свои услуги для нашего проекта.

Один из репортеров тут же уныло произнес:

– Доктор Риттерсдорф, как называется этот проект? «Психотик»?

Присутствующие в зале корреспонденты рассмеялись.

– Операция «Пятьдесят минут», – ответил Макрей. – Это рабочее название.

– Куда вы отправите больных с Альфы III M2? – спросил другой репортер. – Или это секретная информация?

– Сначала, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, мы проведем исследования, – сказала Мэри. – Нам уже известно, что пациенты – по крайней мере некоторые, и их потомки – живы. Мы не претендуем на то, чтобы знать, насколько жизнеспособно общество, которое они сформировали. Осмелюсь предположить, что оно вообще не жизнеспособно, за исключением примитивных человеческих нужд. Мы попытаемся провести корректирующую терапию с теми, с кем сможем. Несомненно, больше всего нас беспокоит состояние детей.

– Когда вы ожидаете прибыть на Альфу III М2, доктор?

Щелчки фотокамер зазвучали тише, как удаляющееся хлопанье крыльев.

– Думаю, в течение двух недель, – ответила Мэри.

– Вам за это не заплатят?

– Нет.

– Значит, вы убеждены, что это на благо общества? Что вы выступаете за правое дело?

– Я… – нерешительно протянула Мэри. – Это…

– Значит ли это, что терране получат личную выгоду от вмешательства в культуру бывших пациентов психиатрических больниц? – спокойным тоном спросил репортер.

Мэри повернулась к Макрею.

– Что мне ответить? – спросила она.

– Это не входит в компетенцию доктора Риттерсдорф, она психолог, а не политик. Она не будет отвечать на ваш вопрос, – заявил публике Макрей.

Высокий, худощавый, явно опытный репортер поднялся со своего места и, растягивая слова, спросил:

– А руководству ТЕРПЛАНа не приходило в голову просто оставить Луну в покое? Отнестись к ее культуре так же, как и к любой другой, уважая ее обычаи и ценности?

– У нас… у нас пока нет достаточной информации, – запинаясь, ответила Мэри. – Возможно, когда мы узнаем больше… – Она замолчала, с трудом подбирая слова. – У Альфы III M2 нет традиций. Это общество психически больных индивидуумов и их потомков, которое возникло всего двадцать пять лет назад… Вы не можете оправдывать его, сравнивая его культуру, скажем, с ганимедской или ионийской. Какие ценности могли бы развить психически больные люди? И за столь малый промежуток времени!

– Но вы сами сказали, – не сдавался репортер, – что на данный момент ничего о них не знаете. Из всего, что вам известно…

Макрей резко перебил его:

– Если у них сложилась хоть сколько-то стабильная, жизнеспособная культура, мы оставим их в покое. Но данное решение зависит от таких экспертов, как доктор Риттерсдорф, а не от вас, не от меня и не от американской общественности. Говоря откровенно, мы считаем, что нет ничего более потенциально взрывоопасного, чем общество, где доминируют психопаты, где они определяют ценности и контролируют средства коммуникации. Из этого может вырасти все что угодно: новый культ религиозных фанатиков, параноидальная националистическая концепция государства, варварская маниакальная деструктивность. И опасение их неизученных возможностей оправдывает наше исследование Альфы III M2. Этот проект направлен на защиту наших собственных жизней и ценностей.

Репортеры гомеопейп молчали, слова Микрея их явно убедили. Мэри также была солидарна с коллегой.

Позже, выходя из комнаты, она спросила:

– Это на самом деле так?

Макрей посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду, летим ли мы на Альфу III M2 потому, что боимся ментально нестабильного анклава, или потому, что ненормальное общество как таковое вызывает нашу обеспокоенность? Думаю, что любой из этих причин достаточно. Для вас это определенно должно быть так.

– Мне не стоит об этом спрашивать? – Мэри посмотрела на молодого, внешне привлекательного сотрудника ТЕРПЛАНа. – Моя работа…

– Вы должны выполнять свою задачу, и все. Я не говорю вам, как лечить людей. Почему вы указываете мне на то, как справляться с политической ситуацией? – Он задержал на Мэри холодный взгляд. – Я назову вам еще одну цель операции «Пятьдесят минут», о которой вы, возможно, и не подумали. Может так сложиться, что через двадцать пять лет общество психически больных людей придумает и воплотит в жизнь технологические идеи, которые мы сможем использовать, особенно те, у кого маниакальный синдром – они представляют самый активный класс. – Он нажал кнопку вызова лифта. – Они изобретательны. Как и параноики.

– Поэтому раньше туда никого не отправили? – спросила Мэри. – Вы хотели посмотреть, как будут развиваться их идеи?

Улыбаясь, Макрей молча ждал лифт.

«Он абсолютно в себе уверен», – решила Мэри. Согласно ее знаниям в области психиатрии, это могло привести к ошибке. И, возможно, к серьезной.

Около часа спустя, возвращаясь домой в округ Марин, чтобы упаковать вещи, Мэри вдруг поняла главное противоречие в позиции правительства. Поначалу они хотели исследовать Альфу III M2, опасаясь, что зародившееся там общество может угрожать безопасности, а позже стремились узнать, не придумали ли там что-нибудь полезное для Терры. Почти сто лет назад Фрейд показал, насколько ложной может быть двойная логика, подобная этой. Одна проблема исключала другую. Правительство не могло следовать двумя путями одновременно.

Психоанализ показывал четкое правило; когда для совершения поступка приводились две противоречащие причины, то настоящим мотивом не могла служить ни одна из них. Существовала третья, о которой человек или в данном случае группа чиновников и не подозревали.

Каков был настоящий мотив? Вот о чем задумалась Мэри.

Проект, для которого она была готова добровольно лететь на Альфу III M2, уже не виделся ей таким идеалистическим и прозрачным.

Каким бы ни оказался скрытый план правительства, интуиция Мэри подсказывала, что он продиктован пусть и жесткими, но благими намерениями.

Понимала она и еще кое-что – истинного мотива ей никогда не узнать.

Увлеченно собирая вещи, Мэри вдруг почувствовала присутствие посторонних. Она обернулась. В дверях стояли двое мужчин.

– Где мистер Риттерсдорф? – спросил старший из них, показав удостоверение личности.

«Агенты ЦРУ из Сан-Франциско», – прочла Мэри.

– Он здесь больше не живет, – ответила она. – Я дам вам его новый адрес.

– Мы получили наводку от неизвестного лица. По имеющимся у нас данным, ваш муж планирует совершить самоубийство.

– Для него это нормально, – отмахнулась Мэри, записывая адрес лачуги, где теперь жил Чак. – Не стоит о нем беспокоиться, он всегда вот-вот покончит с собой, но по-настоящему никогда этого не сделает.

Старший агент ЦРУ укоризненно посмотрел на Мэри:

– Вы с мистером Риттерсдорфом расстаетесь, я правильно понимаю?

– Верно, раз уж вам до этого есть дело. – Мэри улыбнулась агенту мимолетной улыбкой профессионала. – Могу я дальше собирать вещи?

– Наш офис стремится обеспечить определенную защиту своим сотрудникам, – пояснил агент. – Если ваш муж покончит с собой, то будет проведено расследование, чтобы определить степень вашей причастности. И, учитывая вашу специализацию на семейных отношениях, это может привести к неловкой ситуации, вы не находите?

– Вы правы, – после небольшой паузы ответила Мэри. – Полагаю, вы правы.

Второй агент продолжил:

– Считайте это нашим неофициальным предупреждением. Не стоит торопиться, миссис Риттерсдорф, не давите на мужа. Вы понимаете, о чем я?

Он задержал на лице Мэри безжизненный, холодный взгляд.

Она кивнула. И вздрогнула.

– Если он появится, – сказал старший, – попросите его связаться с нами. Он взял отпуск на три дня, но мы бы хотели поговорить с ним.

Агенты вышли из комнаты и направились к входной двери.

Мэри, оставшись одна, вздохнула с облегчением и вернулась к своему чемодану.

«ЦРУ не будет указывать мне, что делать, – подумала она. – Я буду говорить своему мужу все, что захочу, и буду делать все, что захочу. Они не защитят тебя, Чак, – уверила Мэри джемперы, бережно складывая их в чемодан. – На самом деле, тебе будет только хуже, мой дорогой, потому что это ты привлек их. Так что будь готов отвечать за свои поступки, бедненький напуганный слюнтяй. Отличная идея – подослать своих коллег и тем самым запугать меня! Ты, может, их и боишься, а я – нет. Они всего лишь тупые, пустоголовые копы».

Пакуя чемодан, Мэри подумала было связаться со своим адвокатом и рассказать о попытке ЦРУ надавить на нее, но решила отложить звонок и подождать, пока судья Бриззолар не рассмотрит дело о разводе. Тогда она приведет этот факт в качестве доказательства, какую жизнь была вынуждена вести, будучи замужем за таким человеком, как Чак. Постоянно подвергалась преследованиям со стороны полиции и искала ему работу, бегая по собеседованиям.

С радостью убрав последний джемпер в чемодан, Мэри закрыла его и закрепила надежные замки.

«Бедняжка Чак, – подумала она, – у тебя не будет ни единого шанса, как только я подам в суд. Ты никогда не узнаешь, что это была я. Ты будешь расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Пока ты жив, дорогой, ты никогда по-настоящему от меня не освободишься. Это и есть твоя расплата».

Она начала аккуратно складывать свои многочисленные платья в кейс со специальными вешалками.

«Это обойдется тебе дороже, – решила она, – чем ты можешь позволить себе заплатить».

4

– Меня зовут Джоан Триест, – тихо и неуверенно представилась стоящая в дверях девушка. – Раннинг Клэм сказал, что вы только что въехали. – Она смотрела мимо Чака вглубь комнаты. – Вы еще не перевезли свои вещи? Помочь вам? Если захотите, я могу повесить занавески и прибраться на кухне.

– Я пока справляюсь, спасибо, – ответил Чак.

Его растрогала эмпатия соседа, то, что сделал для него слизевик.

«Девушке нет еще и двадцати», – решил Чак. Ее волосы, заплетенные в спускавшуюся по спине толстую косу, были ничем ни примечательного каштанового цвета. Кожа у нее была белой, если не сказать, бледной, а шея, как определил для себя Чак, длинноватой. Стройная, но на первый взгляд казалось сложным оценить достоинства ее фигуры. Просто одетая в облегающие темные брюки, легкую мужскую рубашку и тапочки, Джоан Триест не носила лифчика, как того требовала мода. Под хлопчатобумажной тканью рубашки ее соски выступали темными кружочками. Джоан не могла позволить себе – или не хотела – делать популярную операцию по увеличению сосков. Чак подумал, что у нее недостаточно средств. Возможно, девушка была студенткой.

– Раннинг Клэм прилетел с Ганимеда, – пояснила Джоан. – Он живет напротив.

Девушка улыбнулась, и Чак отметил, что у нее очень красивые зубы: мелкие, ровные, безупречно правильной формы.

– Да, – сказал Чак, – он просочился под эту дверь около часа назад. И сказал, что пришлет кого-то. Полагаю, он думал…

– Вы правда пытались покончить с собой? – прозвучал неожиданный вопрос.

Помолчав, Чак пожал плечами:

– Так слизевик решил.

– Но он был прав. Я даже сейчас по вам вижу. – Джоан прошла в комнату. – Я – пси.

– Какого рода? – Чак оставил ведущую в общий коридор дверь открытой и вернулся в комнату за пачкой «Пэлл Мэлл». – Есть же разные… Кто-то может двигать горы, а кто-то лишь…

– Я… – перебила его Джоан. – Мои способности невелики, вот… – повернувшись, она подняла лацкан рубашки, – видите значок? Член Американского Пси-союза. Я могу заставить время течь вспять. Но в ограниченном пространстве, скажем, в комнате двенадцать на девять, вот примерно как ваша гостиная. Интервал действия – пять минут.

Она улыбнулась, и Чак вновь посмотрел на ее ровные зубки. Улыбка преображала ее юное лицо, делая его краше. Когда она улыбалась, на нее было приятно смотреть, и Чаку казалось, что эта особенность что-то говорит о Джоан. Ее красота была потаенной, она светилась изнутри, и с годами свет ее души постепенно становился виден внешне. К тому времени, когда ей исполнится тридцать или тридцать пять, она будет неотразима. Сейчас она все еще оставалась ребенком.

– Ваш талант полезен? – спросил Чак.

– Его применение ограничено, – ответила Джоан.

Присев на подлокотник старого датского дивана, она засунула руки в карманы своих узких брюк и пояснила:

– Я работаю в полицейском управлении Росса: выезжаю на серьезные дорожно-транспортные происшествия, и – вы будете смеяться, но это и правда работает – поворачиваю время вспять, до аварии, или, если уже поздно, если с момента аварии прошло более пяти минут, я могу вернуть погибшего. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – кивнул Чак.

– Платят за это мало. И, что еще хуже, я должна быть на связи двадцать четыре часа в сутки. Они присылают сообщение, и я отправляюсь на место на скоростном реактивном самолете. Вот, посмотрите. – Она указала на свое правое ухо. Чак увидел маленький цилиндр, вставленный в ушную раковину, и понял, что это полицейский приемник. – Я всегда на связи. Конечно, это значит, что постоянно я должна быть в паре секунд ходьбы от транспорта, я могу посещать рестораны, театры, ходить в гости… Но…

– Что ж, – сказал Чак, – может, когда-нибудь вы спасете меня.

«Если бы я прыгнул, – подумал он, – она бы вернула меня. Отличная услуга».

– Я спасла много жизней, – Джоан протянула руку. – Можно мне сигарету?

Чак угостил ее и тоже закурил, как обычно чувствуя вину за свою оплошность.

– Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Джоан.

Неохотно, не из-за секретности, а потому, что его работа имела низкий статус общественного уважения, Чак описал свою работу в ЦРУ. Джоан Триест внимательно слушала.

– Вы помогаете удержать наше правительство от краха, – с восторженной улыбкой сказала она. – Как здорово!

– Спасибо, – обрадованный ее реакцией, ответил Чак.

– Подумать только, что вы делаете! Прямо в эту минуту сотни симулякров по всему коммунистическому миру повторяют ваши слова, останавливая людей на улицах и в джунглях… – Ее глаза сияли. – А все, что делаю я, – это помогаю полицейскому управлению Росса.

– Есть закон, – поведал Чак, – который я называю Третьим законом уменьшения отдачи Риттерсдорфа. Он гласит, что пропорционально тому, как долго вы занимаете некую должность, вы чувствуете, что она имеет все меньшее и меньшее значение для вас.

И Чак улыбнулся в ответ на улыбку Джоан, начиная потихоньку забывать свое давешнее тягостное и отчаянное настроение.

Джоан конапт понравился.

– Вы привезете свои вещи? Или будете так жить? Я помогу вам привести комнату в порядок, и Раннинг Клэм тоже. Дальше по коридору живет Эдгар – разумный жидкий металл с Юпитера, сейчас он в спячке, но, когда проснется, тоже захочет помочь. А в комнате слева живет чудо-птица с Марса, у нее разноцветные перья на макушке, рук нет, но она может перемещать предметы с помощью психокинеза. Она тоже захочет помочь, только вот сегодня не получится: она высиживает яйцо.

– Боже мой, – сказал ошеломленный Чак. – Какое многогранное соседство!

– Этажом ниже, – продолжила Джоан, – живет гриб-снул с Каллисто, его место обитания – трехсторонний торшер, стандартное оборудование конапта с 1960 года. На закате, как только гриб проснется, он отправится за продуктами. Со слизевиком вы уже знакомы. – Джоан неумело, но энергично затянулась сигаретой. – Мне здесь нравится, тут можно встретить кого угодно. До вас в этой квартире обитал венерианский мох. Однажды я спасла ему жизнь, он чуть было не засох. Ему нужно поддерживать влажность. Климат здесь, в Марин, стал слишком сухим, и мох перебрался на север, в Орегон, там постоянно идут дожди.

Обернувшись, Джоан оглядела Чака:

– Похоже, у вас много неприятностей.

– Ничего серьезного, – отмахнулся он. – Все у меня в голове, все неприятности воображаемы, и их можно избежать.

«Неприятности, – подумал Чак. – Думай я головой, то никогда бы не женился».

– Как зовут вашу жену? – вдруг спросила Джоан.

– Мэри, – вздрогнув, ответил Чак.

– Не убивай себя из-за того, что ты ее оставил, – сказала Джоан, перейдя на «ты». – Через несколько месяцев или даже недель ты вновь почувствуешь себя цельным. Сейчас ты чувствуешь себя оторванным из-за вашего расставания. Разрыв всегда причиняет боль, я знаю это от протоплазмы, которая раньше жила здесь. Она страдала каждый раз, когда делилась, но должна была делать это, чтобы расти.

– Думаю, рост причиняет боль, – согласился Чак.

Подойдя к панорамному окну, он еще раз посмотрел вниз на бордюры, машины и снующие туда-сюда аэротакси. Он стоял так близко…

– Жить тут можно, – сказала Джоан. – Я точно знаю, мне много где удалось пожить. Конечно, в полицейском управлении Росса все знают об «Отбросах». Здесь произошло немало неприятностей: мелкие кражи, драки и даже убийство. Место это неспокойное, сам понимаешь.

– И все же…

– И все же я считаю, что тебе стоит остаться. Тут весело, особенно по ночам. Как ты скоро узнаешь, обитающие здесь атипичные постояльцы ведут ночной образ жизни. Раннинг Клэм – очень хороший друг, он многим тут помогает. Жители Ганимеда обладают тем, что святой Павел называл каритас. Помнишь, Павел учил, что каритас – величайшая из всех добродетелей? Полагаю, выражаясь современным языком, он говорил о сочувствии.

Дверь конапта открылась, Чак обернулся. Он увидел своих давних знакомых: босса Джека Элвуда и Пита Петри, коллегу-сценариста. Увидев Чака, мужчины вздохнули с облегчением.

– Черт возьми, – сказал Элвуд. – Мы боялись, что опоздали. Заезжали к тебе домой, думая, что застанем тебя на месте.

– Я работаю в полицейском управлении Росса, – холодно представилась Джоан. – Могу я взглянуть на ваши документы?

Элвуд и Петри послушно показали ей удостоверения и подошли к Чаку.

– Что здесь делает городская полиция? – спросил Элвуд.

– Это мой друг, – ответил Чак.

Элвуд пожал плечами, не горя желанием расспрашивать подчиненного о деталях.

– Ты не мог подыскать себе комнату получше? – сморщился босс.

– Это временно, – ответил Чак, ощущая неловкость.

– Не стоит заниматься саморазрушением, – сказал Пит Петри. – И твой отпуск… они его отменили. Они считают, что тебе лучше быть на работе. Для твоего же блага. Не следует оставаться одному там, где тебя могут посещать всякие мысли.

Он посмотрел на Джоан Триест, явно задаваясь вопросом, не помешала ли она попытке самоубийства. Однако никто не посвятил его в детали встречи.

– Так ты вернешься с нами в офис? Там чертова уйма дел! Судя по всему, работать придется всю ночь.

– Спасибо, что беспокоитесь обо мне, – поблагодарил Чак. – Но мне нужно перевезти вещи и привести в порядок комнату.

Чак оценил неравнодушие коллег, но все еще хотел побыть один. Это было в его крови – некий инстинкт – отползти подальше и спрятаться.

– Я могу побыть с ним какое-то время, – обращаясь к агентам ЦРУ, сказала Джоан. – Если только мне не поступит экстренный вызов. Обычно он приходит около пяти, когда начинается интенсивное движение пригородных поездов. Но до этого времени…

– Послушайте! – резко перебил ее Чак.

Все трое вопросительно повернулись к нему.

– Если кто-то хочет покончить с собой, вы не сможете его остановить! Может быть, вы сумеете отсрочить этот поступок. Может быть, пси, подобная Джоан, сможет вернуть человека обратно. Но даже если его и задержат на время, он все равно сделает это, и, даже если его вернут, он снова найдет способ покончить с собой. Так что оставьте меня в покое! – Чак почувствовал, как устал. – На четыре часа у меня назначена встреча с адвокатом и масса других дел! Я не могу стоять и болтать тут с вами.

Взглянув на часы, Элвуд решил:

– Я отвезу тебя к адвокату. Мы как раз успеем, – и коротко кивнул Петри.

– Надеюсь, еще увидимся, – сказал Чак Джоан. Он слишком устал, чтобы всерьез задуматься о возможной встрече. – Спасибо, – добавил он, до конца не понимая, за что именно благодарит девушку.

– Раннинг Клэм у себя в комнате, – чеканя слова, заговорила Джоан, – и он способен читать твои мысли. Если ты снова попытаешься покончить с собой, он услышит и вмешается. Если ты и впрямь думаешь сделать это…

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Чак. – Здесь мне нет смысла пытаться.

Он направился к выходу. Элвуд и Петри двинулись за ним, Джоан вышла последней.

Шагнув в коридор, Чак увидел, что дверь в конапт слизевика открыта. Огромный желтый холм колыхнулся в знак приветствия.