Закат Ярила

– Добре, молодец! Ты заходи, не топчись на пороге.

Приглашающим жестом травник впустил гостя в свою скромную обитель. Внутри Пересвет ожидал увидеть беспорядок и кучу мусора, но там на удивление оказалось весьма опрятно. В углу трещал догорающий очаг, неподалёку от него стояла широкая лавка, а у противоположной стены две узкие. И, что ещё более удивительно – ни одной звериной шкуры. Вместо полноценного стола посреди комнаты массивный деревянный столик, без стульев или табурета. Как за ним сидеть – вопрос открытый. И, разумеется, по всему дому развешаны и разбросаны травяные веники.

Только Пересвет вошёл, как в нос ударил букет ароматов сушёной зелени. Но эти запахи были ему приятны. На низком столе лежал пустой полотняный мешок. Травник подошёл, взял его и доброжелательно спросил раннего гостя:

– Чей будешь? Зачем пожаловал? Не серчай, что с порога расспросы веду, токмо в Кудесье я собрался, коренья требны для лечебных отваров.

– Меня Ведомир об этом предупреждал. Чтобы тебя дома застать, я с утра и заявился. Извини. Меня Пересветом зовут, я запределец.

Травник удивлённо выгнул бровь, а после улыбнулся ещё шире:

– Ух, хитромудр! Вечно себе гостей по ту сторону находит. Лихо ему одному-то в избе сидеть, – он подошёл к запредельцу и, положив руку на сердце, склонил перед ним голову. – Благиня, знахарь Любозенский.

Пересвет всплеснул руками и затараторил:

– Очень, очень приятно! А теперь подними голову, я не думаю, что достоин таких почестей.

– Парень, я к каждой божьей твари с уважением, – выпрямившись, весело ответил Благиня.

– Мне казалось, знахари седые старцы, вроде Ведомира. А тут ты, вполне себе молодой.

Под изучающим взглядом гостя травник счёл нужным пояснить:

– Твоя правда. Токмо ежели есть у человека к травничеству способность, он и отроком лечить будет. Со мной в лес пойдёшь – там и побаем.

Пересвет кивнул, и вместе они вышли из деревни. За воротами встречал дремучий лес. Сквозь голые ветки деревьев пробивались тёплые весенние лучи, озаряя лица спутников. Они подошли к мощному старому дереву. Благиня мягко улыбнулся, поклонился могучему мудрецу, вытащил из-за пояса небольшой нож по типу перочинного, и принялся срезать толстую надтреснутую кору цвета опавшей листвы.

– Зачем кланяться дереву? – не удержался Пересвет, глядя на то, как методично травник срезает и складывает кору в мешок.

Благиня ему невозмутимо ответил, не прерывая своего занятия:

– Живые они…былинки, деревца, кустики. Егда кору режешь, надобно прощения испросить у древа, кабы обиды не держало. Осинушку и дуб днесь тревожить будем.

– И говорить умеют? – ляпнул вслух Пересвет, задрав голову к качнувшимся на ветру голым веткам.

Травник не сдержал едкий смешок:

– Кабы так, и перстом бы их не тронул. Эко крику наделают! Срамно тварей Рода губить.

– Да, что-то я сглупил, – смутился Пересвет и тронул прядь светлых волос, что покоилась у него на груди. – Так, может, перейдём к делу?

– Молви, чего хотел.

– Спросить…

Лицо Благини вдруг потемнело, улыбка исчезла с приветливого лица. Травник сжал в руке мешок, как-то натянуто улыбнулся Пересвету, и прошёл к дереву, что стояло неподалёку.

– Куда запредельцы ушли? Ведомир сказал, что ты последний, кто их видел…

Травник бросил своё занятие, развернулся всем телом к Пересвету. Нож блеснул в лучах взошедшего солнца и тут же скрылся за широким поясом.

– Хаживали ко мне люди из грядущих времён. Требно им было воротиться домой, стезю сыскать, – в глазах Благини застыла горечь и вина. – Я в Любозени один знаю, куда путь держать надобно.

– Куда? Только не говори, что туда, не знаю куда.

Помедлив, травник ответил:

– На остров Буян, к пристанищу богов наших.

– Буян? Тот самый, о котором Пушкин писал? – вскинул брови Пересвет.

– Энто ещё кто таков?

– Забудь, – отрезал он и тотчас перевёл тему. – И как попасть на остров? У тебя карта есть?

Благиня покачал головой:

– Нетути. Знавал я многих хоробрых молодцев, что сыскать его уходили. И ни один не воротился. Буян остров большой, дивный. Кудеса там на каждом шагу.

– Получается…ты бывал на Буяне?

Благиня повеселел, вынул ножичек и принялся за второй ствол:

– А то, как же! Бывал. Волхв я бывший. Как скитаться устал – осел в Любозени. Тута свой волхв есть, помудрее меня будет, вона я и заделался травником.

– Ого! – Пересвет посмотрел на мужчину с уважением. Но в, казалось бы, его весёлых глазах отразилась застарелая, как ржавчина на металле, печаль.

– Камень Алатырь сыщешь – домой целёхоньким воротишься.

Пересвет не раз читал об этом удивительном камне в Интернете и журналах. Но чтобы поверить в его существование – нет, никогда не верил. И теперь возмутился словам травника:

– Да где ж я вам его сыщу?

– Ведомо где, – ответил Благиня так, будто это должно быть очевидно каждому, и сомневаться в его словах никак нельзя. – У богов вопрошай на Буяне. Они тебя стращать будут, а ты не пужайся, на своём стой.

– Погоди-ка! Что значит стращать будут? Что значит не пужайся? – истерические нотки проклюнулись в голосе запредельца.

Его испуг лишь развеселил Благиню:

– Во, ужо испужался. А ведь токма с деревенскими словом обмолвился.

– Я думал, ты не хочешь отпускать меня к острову, – разочарованно высказался Пересвет.

– Хочу я или нет, – травник нахмурился, – а ты всё одно уйдёшь. Наш дом – не твой, знамо дело, тоска берёт.

Много правды Пересвет услышал в словах знахаря. Обижаться за это нельзя, поэтому он просто подошёл, посмотрел Благине в глаза и со всей серьёзностью спросил:

– Проводишь до Буяна?

– Не могу. Моё дело в Любозени народ лечить, а твоё – сыскать остров. Я токмо дорогу укажу, как в избу воротимся. На бересте накалякаю карту. А там ужо дело за тобой, парень.

Не это хотел услышать заплутавший в веках путник. «Одному идти по кишащим разбойниками землям? Ещё и во времена междоусобиц? Бред какой-то. Попрошу Ведомира. Хотя…он слишком стар для дальних походов. Чувствую, путь ждёт не близкий», – размышлял Пересвет, прикидывая, к кому ещё может обратиться за помощью. Его разум сковал страх, ведь он в одиночку должен был найти остров и поговорить с богами. Пусть всё ещё не верил в них, но раз они в этом мире важны, значит говорить надо почтительно, иначе уйти он сможет только на тот свет. Из размышлений его вывел звучный весёлый голос знахаря:

– Э-ге-гей, Пересвет! Подсоби мне, корни надобно выкопать.

– А, да…иду.

Благиня достал откуда-то из-за пояса инструмент, похожий на лопатку, встал на колени в заросли сухой прошлогодней травы. Пересвет сделал тоже самое. Лопатка глубоко вошла в землю, несмотря на ночной мороз, и выныривала с кучкой твёрдых комков бурой почвы.

– Крепко держи былицы, а я займусь корнями, – знахарь всучил Пересвету жухлый пучок травы, а сам принялся сосредоточенно копать.

Минуты усилий не прошли даром – когда Благиня скомандовал, запределец рванул пучок на себя. В его руке болтались извилистые корни с висящими на них комьями земли.

– Благодарствую, Пересвет. Теперича можно возвращаться в избу.

Пересвет передал Благине добычу, которую тот бережно уложил в мешок. Оба встали, отряхнули грязные руки и двинулись в обратном направлении. Лес полнился щебетанием птиц, шуршанием сухостоя и родным запахом хвои. Голые ветки деревьев иногда трещали, пугая и без того тревожного запредельца. Между тем травник с упоением и благоговейной улыбкой любовался окружающей природой. Пересвет себя одёргивал и пытался унять страх, но повсюду слышались хруст и непонятный шелест, что пугало ещё больше. Тогда Благиня нарушил напряжённое молчание:

– Вижу, тебе Ведомир оберег свой даровал? Вещица непростая. Ты его не сымай, а то ведь беду накличешь.

– Я и не собирался, – Пересвет отвлёкся на разговор, поэтому мысли слегка упорядочились в опухшей от нахлынувшей информации голове. – Велес – это хозяин леса?

– Он бог Трёх миров. Вечор справляли и его праздник, первый блин ему полагался. Он обращается в медведя, да отгоняет зиму в навье царство.

– Получается, и он на поляне вчера был? Любопытно, – Пересвет на секунду задумался, но так и не вспомнил никого похожего на хозяина леса. – Я вчера Лелю видел. Ведомир сказал – она тоже богиня. Правда?

– Ещё бы! Она сходит на Масленицу, весну нам приносит. Обмолвился с ней словечком?

– Нет, – с досадой ответил Пересвет и поник. – Она с подружками была, а я…вспоминать больно. Образно выражаясь – упал в грязь лицом. Леля показалась мне доброй и весёлой девушкой. Я ей в подмётки не гожусь.

Ступая впереди него, Благиня рассмеялся и вовремя отогнул толстую ветку, которая бы с лёгкостью могла уложить его спутника на лопатки. Он добродушно ответил, всё ещё разгоняя опасные преграды взмахами сильных рук:

– Ой ли, парень. Не бай попусту, ладный ты. Пущай хлипкий, аки моя дверь, тощий, аки былинка, да с девкой схож. Пущай! Не беда! Глядеть в нутро требно, в нутро самое, – Благиня с улыбкой ударил себя кулаком в грудь. – Молви ей слово, ежели свидитесь. Из отрока мужа делает не баса. Воины наши тоже, ежели б душой кривили, домой бы не ворощались.

– Кстати, о воинах…, – Пересвет вспомнил неудачную встречу с компанией здоровяков. – Какое серьёзное дело они вчера с Ведомиром обсуждали?

Травник снова ему улыбнулся, но уже не совсем искренне и, помедлив, ответил:

– Не ведаю, Пересвет. Как на духу, не ведаю. Вопрошай у старейшины.

Его напряжённым, словно с усилием выдавленным словам Пересвет не поверил. Выйдя к подлеску возле соснового бора, они быстро нашли тропу к деревне.

На крыльце избы травника толкались три болезненно худых мужика, с которых едва не спадали широкие портки, и две девушки, совсем ещё юные. Лица и руки девушек сплошь покрыты красной сыпью, которую они яро расчёсывали с выражением крайней ненависти к прицепившейся дряни. Ветрянка, – заключил внутренний доктор Пересвета. В детстве он болел этой неприятной болячкой, как и все дети, что его окружали, а потому мог безошибочно определить её у других. Вслух говорить не стал, ибо это работа знахаря. Кроме того, ему должно быть виднее, какие в этом веке болячки и как от них следует лечиться.

– Поветрие, – констатировал Благиня, видя заинтересованный взгляд гостя. – Небось, Сиверко принёс. Зима богата на заразу.

– Знаешь, как лечить?

– Не веруешь в силу мою? – лекарь обратил на Пересвета полные шутливой обиды очи.

– Верю. Дело в том, что у нас есть похожая болезнь. Мы называем её ветрянкой или оспой. Я переболел такой в детстве. Ходил неделю с пузырями, чесался. Лихорадило жутко.

– Е-хе-хе, – вздохнул травник, – времечко идёт, а зараза не меняется.

Тем временем, деревня наполнилась гомоном людей, что пробудились от долгого сна и принялись за работу. Весёлая детвора бегала вокруг загона, гоняла местных кошек и играла во что-то наподобие салочек. Мужчины, снарядившись топорами и луками со стрелами, пошли в сторону леса. Женщины занимались домашними делами. Несколько дородных тёток понесли за частокол лохани с грязным бельём. Девушки же торопились в ткацкую избу, к Фетинье. Блеяли овцы, мычали коровы и кудахтали куры – живность требовала от хозяев утренний корм. Высоко в голубом небе плыли белые барашки, временно закрывая тёплое светило.

Любозень ожила.

Знахарь подошёл к пациентам и твёрдо, но доброжелательно сказал:

– Расступитесь!

Внемля его просьбе, больные разошлись по сторонам, освобождая дорогу мужчинам. Девушки с любопытством глазели на чужака, и даже позабыли о чесотке. Мужики будто смотрели сквозь него, только в затылок Благини, переступающего порог своей избы. На осунувшихся лицах лежала печать изнеможения и давней, изматывающей боли. Они искали помощи.

Зайдя в дом, Благиня махнул рукой в сторону лавки, и Пересвет покорно на неё сел. Травник же вышел к пациентам. Говорил он громко, так, что запределец отчётливо слышал каждое слово:

– Гой еси, люди добрые! Обождите малость. К нам гость далёкий пожаловал, надобно с ним потолковать.

К счастью, возмущённых выкриков или возражений Пересвет не услышал. Все с пониманием отнеслись к просьбе знахаря. Видимо, уважали его тут не меньше, чем старейшину. Низко им поклонившись, Благиня вернулся в избу и закрыл за собой дверь. Он прошёл вдоль комнаты, подбросил в очаг дровишек, и огнивом его разжёг.

– Путь начерчу. Не оброни.

С этими словами травник достал из мешка, лежавшего у столика, кусок бересты и заострённый с одного конца стальной стержень. Он сел на колени перед столом и принялся тщательно что-то выцарапывать на берёзовой коре. Пересвет за ним внимательно наблюдал, стараясь не вмешиваться.

Когда последняя закорючка была выведена, Благиня вернул писало в мешок и с гордостью взял так называемую карту в руки.

– Принимай работу, запределец! Верстал на совесть, бери, изучай.

Он торжественно вручил бересту гостю и осклабился. Пересвет глянул на самодельную карту: плавные линии, прямые, какие-то слова на незнакомом ему языке. Непонятно ровным счётом ничего. Увидев замешательство на лице гостя, Благиня пояснил:

– Буквицы не для тебя. Ежели спросить кого удумаешь – вона прохожие-то и перетолмачат.

– Ага, понял. Спасибо, пойду к Ведомиру, совета спрошу.

– Ступай. И молви ему, пущай ко мне заходит не раз в седмицу. На отшибе-то я живу, а мнится, что он.

– Передам! До встречи.

– Чаю, свидимся есчё, парень. Прес тебе куделе!

В ответ на доброту знахаря Пересвет низко и неуклюже ему поклонился. Травник звучно рассмеялся, но напоследок снисходительно ему кивнул. Гость покинул покосившиеся стены избы под любопытные взгляды бледных, как береста, мужчин, и перешёптывания красных (уже не от ветрянки) девушек. Он затылком ощущал их сверлящие спину взгляды. Оборачиваться не стал, говорить с ними не о чем; они к Благине пришли, лечиться, а не с чужаками лясы точить.

Любозень показалась довольно приветливым местом. Щебетание птиц, свежий лёгкий ветерок и теплые лучи солнца на коже снова окунули Пересвета в детские годы. Здесь, в далёком прошлом, он чаще вспоминал о родной деревне, чем о городе. А что там, собственно, вспоминать? Туманная серая хмарь без сна и отдыха. «У бабули давно не был…Она после смерти деда совсем раскисла», – думал он, шагая по дороге. Ему стало нестерпимо горько. Обещал приехать, а сам застрял там, где чёртово копыто не ступало. Встряхнул головой, чтобы отогнать невесёлые мысли, и прилизал ладонью жёсткие локоны. Из дворов слышались разные звуки: треск разрубаемых дров, звон стали, как при ближнем бое на мечах, стук молота о наковальню, ржание лошадей и галдёж баб, несущих пустые вёдра за частокол. Громко смеясь, за ними бежали дети, и так и норовили спрятаться за мамкиной юбкой, чтобы поглумиться над друзьями. Они высовывали языки и показывали друг другу рожки. На верхушке объёмистой берёзы, у одного из домов, сидели два паренька. Они с задором пуляли из рогатки кусочки углей в кучку девчонок, что шептались на лавочке. Хотели привлечь внимание. Зола испачкала красивые узорчатые одежды, и девочки начали ругаться, оттирая нежными ручками «художества» горе-ухажёров.

На пути к избе Пересвет встретил много новых лиц, и всё гадал, куда подевался Волк. Некоторые мужи смотрели на него с подозрением, другие – с любопытством. Женщины с девушками больше хихикали в сторонке, а кто-то из них заливался краской. Но практически каждый с ним здоровался, кивнув или слегка поклонившись, как делали встарь. Пересвет отвечал вежливой улыбкой и неловко поправлял распущенные волосы, отгоняя их за спину, чтобы не закрывали обзор.

Проходя мимо незнакомых дворов он подмечал для себя, что там происходит: в избе без одной стенки, обливаясь потом, трудится могучий кузнец, обрушивая на наковальню с куском раскалённого металла тяжёлый молот; у другой избы на лавке сидят три девицы-красавицы, вышивают на тонкой ткани узоры, а к ним подходит статная женщина с суровым лицом и указывает на ошибки; пара щуплых высоких юнцов тащит куда-то за дворы снопы сена. На лице Пересвета непроизвольно возникла улыбка: он смотрел на деревенскую жизнь, глотая её, как свежий воздух. Она была незагазованная, без сигнализации, воющей у подъезда, ремонтов с высверливающими душу соседями и вечно бегущих людей. Именно такой жизни ему не хватало. За этим он поехал в заброшенный особняк, за этим наугад полез в самые густые дебри. Ему хотелось послушать тишину, и чтобы рядом никто не жужжал. В конце концов дорога привела его сюда, к допотопной технике и людям, что искренне выражают свои эмоции, не пряча их за маской лицемерия и постоянной беготни, словно белка в колесе.

Вдруг женщины опустили вёдра на землю и уставились вверх, поднося ребро ладони ко лбу и прищуриваясь.

– Глянь-ка, Бава, – крикнула одна из них пробегавшему мимо смуглому мальчишке.

Её подруги тоже кликнули детишек, чтобы те посмотрели в небо. По бескрайнему голубому шатру летели стаи журавлей. Величественные серо-чёрные клинья изящно парили над деревней, возвещая о наступлении настоящей весны. Пересвет тоже поднял голову, несмотря на слёзы от яркого солнца. На золотистой оправе очков заиграли блики, привлекая внимание окружающих. Женщины тут же бросили любоваться на птиц и обступили запредельца.

– Весну нам раннюю принёс, – добродушно ухмыльнулась пузатая женщина с красивым румяным лицом. – Журавлики летают, жди тепла. Слава Всевышнему Роду!

От её заявления остальные всполошились, заулыбались незнакомцу, стали что-то выспрашивать. Пересвет испуганно поправил очки, пробормотал, мол, ему идти надо, и выскользнул из цепких женских рук. Вдогонку они кричали ему благодарности, суеверные люди, но слов он уже не разбирал, торопливо шагая к дому.

За несколько дворов от избы старейшины Пересвет услышал лязг металла о металл и остановился. Развернувшись, он стал свидетелем боя на мечах: посреди низкой арены типа загона для скота, схватились Колояр и Ярополк. Вокруг толпились и вели оживлённые разговоры молодцы, по-видимому, тоже из рядов бравых воинов. Запредец подошёл ближе и затесался в их нескладные ряды. Блондин с длинной бородой рядом начал доказывать своему низкорослому веснушчатому приятелю, что победа будет за воеводой. А тот, напротив, яро голосовал за своего собрата по веснушкам. Рядом с ними велись похожие споры: некоторые умудрялись делать ставки настоящими шелягами. Монеты звенели то тут, то там, и Пересвет постоянно крутил головой, не понимая, на кого больше поставили.

Тем временем в сердце своеобразной арены происходило сражение, точь-в-точь как на поле брани. В правой ручище Колояра лежал весовитый, на первый взгляд, длинный клинок ромбического сечения, с простым навершием, обмотанным медной проволокой. Левой рукой воин крепко держал перед собой круглый щит без опознавательных знаков, который явно наспех слажен из рассохшихся старых досок. Противник его сжимает подобный щит, а вот меч выглядит побогаче, с серебрёной рукоятью. Оба настроены решительно: мужественные лица напряжены, ноздри раздуты, глаза прознают соперника быстрее оружия. Словно пара беркутов, они медленно кружат по арене, расставив в стороны крылья-мечи, и не торопятся нападать. Молодцы подначивают то одного, то другого:

– Друже, секи его!

– Бей, Колояр!

– Ту, по бочине, Ярополк, открыт он тама!

Но мудрые воины окриков будто не слышат, упёрли взгляды в соперника, не отводят. Идут, как по воде скользят – тихо, размеренно, плавно. Невольно Пересвет загляделся их молчаливым противостоянием, напрочь позабыв о возвращении к старику.

Через несколько долгих минут Колояр первый кинулся на соперника. Прикрываясь щитом, он рубанул Ярополка по открытому боку. Тот отразил удар своим щитом и обрушил второй удар на щит военачальника. Звонкая сталь разрубила и без того шаткие доски: в молодцев полетели щепки. Но защита выдержала – Колояр рванул дырявый щит в сторону и едва не вырвал из рук Ярополка меч. Воин оступился, успел выдернуть оружие из щита, и воткнул его в землю. Опираясь на рукоять, Ярополк поднялся, чуть не коснувшись коленями сырой почвы. Зрители выкрикивали что-то в поддержку, но нарушить концентрацию воинов не смогли: они снова сцепились взглядами, продолжая ходить по выделенному клочку землицы.

Они ожесточённо рубились и защищались щитами. Как на поле боя. Немного позже, заметив брешь в защите военачальника, Ярополк улучил момент и с коротким низким рыком бросился вперёд и в бок. Колояр еле успел увернуться. Опытный воин пропустил соперника. Не дожидаясь удара со спины, он огрел его рукоятью по загривку. Со сдавленным криком, который больше был похож на досадливый стон, Ярополк упал. Толпа недовольно зароптала. Он быстро собрался, опёрся на широкие ладони и быстро принял боевую стойку, успев захватить только меч. Колояр ему кивнул и, не отрывая немигающего взгляда с противника, отбросил свой дырявый щит в сторону. По законам чести бой должен вестись на равных. Молодые воины не унимались, будоража своими криками чуть ли не половину деревни. Проходя мимо них, старики, женщины, а порой и дети заглядывали за широкие мужские спины, чтобы узнать, кто борется и на чьей стороне удача.

Среди забредших на огонёк зевак Пересвет увидел высокую девушку с осиной талией и русой косой до самых бёдер. Даже через толщу верхней одежды было понятно, что пропорции у неё идеальные, хоть на подиум отправляй. Хотя здесь она наверняка считалась болезной. Девушка стояла за спинами молодцев, наклоняла голову и вставала на цыпочки, пытаясь увидеть бой. Её энтузиазм слегка озадачил запредельца: нечасто увидишь красавицу, которая всерьёз интересуется кулачными боями или сражениями на мечах. Он понял, что ей с толпой сильных мужчин не справиться, поэтому протиснулся ближе и сказал:

– За мной!

Девушка недоуменно посмотрела на незнакомца. Он махнул ей и ткнул указательным пальцем в сторону арены. Этого оказалось достаточно, чтобы она пошла за ним. Пролезть между молодыми воинами, которые рьяно размахивали руками, оказалось трудно, но они всё же смогли. Пересвет и девушка теперь стояли во втором ряду, совсем близко к арене.

– Благодарствую, – сказала красавица.

В шуме толпы растворялись звуки отдельных голосов, поэтому отвечать он не стал, лишь с полуулыбкой кивнул. Девушка мигом отвернулась. Взгляд светло-серых больших глаз устремился к сражающимся воинам. Ярополк твёрдой поступью шёл на Колояра, крепко сжимая в руке меч. Военачальник слегка подался вперёд, готовый отразить новую атаку. Мечи их встретились, словно два старых приятеля после долгой разлуки. По округе разнёсся лязг металла. Противники рычали, упирались стопами в землю, взрыхляя мокрую почву, и не отводили друг от друга суровых очей. Ещё чуть-чуть и между ними пронесётся молния, думалось Пересвету. Накал сражения подогревал интерес публики. Бывалые воины наблюдали молча, с большим почтением, в лицах же молодых читался ребяческий восторг и жажда крови. Случайным прохожим просто хотелось узреть интересный бой. Но вот только во взгляде русоволосой красавицы сквозила тревога. Ей явно было не по нутру смотреть на то, как они грызутся. Казалось, что лишь она понимает, как далеко эти двое зашли в своих булатных играх.

Помахав оружием какой-то промежуток времени, воины порядком выдохлись. Из горла вырывались надсадные хрипы. Но противники и не думали отступать: по свирепым глазам было видно, что биться они будут до победного. Колояр наступил снова. Пыхтя, Ярополк принял тяжёлый удар и отбросил меч соперника. Битва была жестокой. Они наносили рубящие удары справа и слева, не жалея исчезающих сил. Зрители во все глаза следили за противостоянием, но уже не людей, а диких волков, готовых перегрызть сопернику глотку.

Одним из мощнейших ударов Колояр буквально прибил Ярополка к земле. Воин упал на одно колено, продолжая держать меч горизонтально, всё ещё силясь дать отпор тяжёлой стали. Булат давил, втаптывая Ярополка в грязь. У обоих соперников покраснели лица, а зубы скрежетали так, что звон мечей ушёл на второй план. Колояр на миг отвёл клинок в сторону и замахнулся, чтобы нанести последний, решающий удар. Ярополк склонил голову, покорно ожидая скорой развязки. И тут из толпы до обоих воинов долетел отчаянный крик:

– Ярушка!!!

Пересвет удивлённо повернул голову на голос: кричала русоволосая красавица. Её серые глаза были на мокром месте, алые губы дрожали, щёки горели ярче масленичных костров. Она встревоженно смотрела в изумлённые глаза Ярополка.

И Колояр обрушил меч.

Толпа загалдела. Но не от радости – от возмущения. Клинок военачальника торчал в земле рядом с отвлёкшимся на девушку Ярополком. Лицо рыжебородого вновь помрачнело. Но тот короткий миг, когда на нём читалось изумление, Пересвет уже не забудет никогда. При знакомстве ему казалось, что этого твердолобого ничто не может удивить, и расколотый пень тому явное подтверждение. Но сегодня всё резко изменилось.