Королева из тени

– О чем же рассказывать? – опешила девушка.

– Обо всем. Прежде мне не доводилось общаться с особами, подобными вам, мне все интересно. Правда ли, что вы сами стираете белье? У вас ладони наверняка огрубели… Спросите мою камеристку, она даст вам рецепт заживляющей мази. Не хочу, чтобы жених поранился о ваши мозоли.

Вильгельмина заскрипела зубами. Болезненная, внешне приветливая Ирина оказалась такой же бездушной змеей. Но если она хочет… Что, девушка развлечет ее рассказами о провинциальном Майене, где все сплошь невежды и грязнули.

* * *

– Ну, что вы видите?

Облизав пересохшие губы, Леопольд подался вперед.

Клод старалась лишний раз не смотреть на обезображенное лицо племянника и сосредоточилась на чашке с водой. Обхватив ее ладонями, она снова и снова напрягала зрение – увы, ничего. Небеса отказывались открыть ей события будущего.

– Боюсь, мне не передался фамильный дар Славиев, – наконец вздохнула Клод и поставила чашку на столик, подле батареи бутылочек и мазей.

Одну из них сейчас держала в руках вдовствующая королева Елизавета Мария. Устроившись в изголовье постели, она сосредоточенно отмеряла лекарство.

– Выпей!

Серебряная ложечка ткнулась в горячие губы. Леопольд покорно проглотил горькое лекарство, тяжко вздохнул:

– Вы заразитесь, матушка…

– Пустое! Я достаточно пожила на этом свете, меня смертью не запугать.

Елизавета Мария положила ложечку на поднос и попросила Клод передать ей мазь.

– Если кому и следовало остеречься, так это твоей супруге. Я предупреждала: не женись, Ирина Оголонка отродясь не отличалась здоровьем, но ты уперся.

– Этот брак выгоден Эланду.

Несмотря на слабость, Леопольд нашел в себе силы приподняться, наградить мать суровым взглядом. В нем читалось: «Я король, и только я решаю, что хорошо и что плохо, остальные обязаны подчиняться». Однако Елизавета Мария всегда была крепким орешком.

– Эланду нужны наследники, а их нет. Семь лет брака – и все впустую. Ваш союз хотя бы консуммирован?

– Матушка! – вспыхнул Леопольд.

– В тебе я не сомневаюсь, – без тени стыда продолжала Елизавета Мария, – а вот Ирина…

– Заверяю, мы не раз исполнили свой супружеский долг.

– Поэтому ты не бываешь у нее месяцами, а если заходишь, предпочитаешь играть в шахматы? Я начинаю подозревать, что Ирина бесплодна, а ты это по непонятной причине скрываешь.

– Она всегда вам не нравилась.

Леопольд хрипло рассмеялся и тут же зашелся в кашле. Клод засуетилась вокруг него, удобно уложила, взбила подушки, сменила компрессы.

Ирина не погрешила против истины, назвав дальнюю родственницу мужа некрасивой. Угловатая, с вытянутым лошадиным лицом, искривленной спиной, пересидевшая в невестах Клод, тем не менее, смогла подарить супругу наследника и теперь с тревогой взирала на внучатого племянника. Болезнь прогрессировала, врачи не давали определенных прогнозов, а наследника не было. Не объявлять же им кого-то из бастардов! Да и кого: один от служанки, другой от замужней дамы.

Елизавета Мария была непреклонна:

– Тебе надлежало выбрать кого-то из пяти сиятельных родов Эланда. Вспомни наш герб…

– Да знаю я! – вяло отмахнулся от нее Леопольд. Упреки матери утомляли его. – Пять великих родов – основа благополучия королевства и сохранения дара Славиев.

– Именно. Чтобы сохранить дар ясновидения, твои предки попеременно заключали браки с каждой из оставшихся четырех «роз» и оставались непобедимы для врагов.

– Да нет давно никакого дара! – раздраженно возразил король и вновь закашлялся. – Был и закончился еще на прапрадеде. Политика и расчет – вот, что правит балом. В этом отношении Ирина идеальна.

– Во всем, кроме наследственности, – скептически усмехнулась Елизавета Мария и покосилась на Клод: не подслушивает ли?

– Оголоны – самые влиятельные из моравских князей. Союз с ними укрепил наши восточные границы. А дети… Пример тетушки Клод, – всех своих родственников и родственниц старшего возраста он именовал дядями и тетками, – свидетельствует о том, что рано или поздно они появляются.

– Ты слишком беспечен!

Вдовствующая королева поднялась, зашуршав множеством накрахмаленных нижних юбок.

– Ваше высочество, оставьте нас, пожалуйста, одних! – попросила она и, дождавшись, пока Клод покинет спальню, продолжила: – Ты можешь сколько угодно отмахиваться от проблемы, но она все равно останется. Если вдруг ты умрешь, кому отойдет трон? Болезной Ирине? Ее даже травить не придется, сама умрет, достаточно лишний час подержать окно открытым.

– Вы полагаете?..

Незаконченный вопрос топором палача повис в воздухе.

– Я ничего не исключаю и предлагаю, пока ты еще в сознании, назначить наследника. Иначе не удивлюсь, если твой любимый Арман дер Хольм наденет корону.

– Вздор!

Леопольд устало смежил веки. Ему хотелось спать: во сне не чувствуешь ни лихорадки, ни боли, ни зуда. А еще не видишь своих обезображенных рук.

– И все же род дер Хольмов – один из четырех великих родов. Подумай, если мы утратили магию, а Арману каким-то образом удалось сохранить умения своего рода…

– … то у него ничего не выйдет. Арман далеко не первый в очереди наследования, позади моего дяди, кузенов и кузин.

– И сестры.

Елизавета Мария долго думала, говорить сыну или нет, но вот решила.

– У меня нет сестры, – нахмурился король. – Если вы по прошествии стольких лет вздумали просить о ней…

– Я не просила прежде, не стану и теперь.

Вдовствующая королева подошла к окну и раздвинула портьеры:

– Немного воздуха тебе не помешает.

Солнечный луч отразился в зеркале в вычурной раме, скользнул по позолоченным накладкам мебели.

– Ее дочь здесь.

Елизавета Мария чуть сдвинула ширму, отделявшую кровать на небольшом подиуме от остальной комнаты.

– Ходят слухи, что Арман намерен жениться на ней… Ты ведь помнишь, что говорили о покойном Анри дер Хольме. Что, если твой троюродный дядя, которому ты столь опрометчиво доверил канцлерскую печать, выбрал Вильгельмину не просто так?

– Я не намерен обсуждать с вами свои решения. Если вы продолжите в том же духе…

– Хорошо! – Елизавета Мария примиряюще подняла ладони. – Но все же…

– Ложь и клевета! Арман служит мне верой и правдой, а его отец помог в трудную минуту. Что бы мы делали без денег семейства дер Хольм, чем латали дыры после изнурительной Восьмилетней войны? Его интерес к тетушке Клод был весьма кстати. Она ведь вышла замуж после вас, верно?

Вдовствующая королева кивнула. «С такой внешностью пойдешь и за удева, – мысленно добавила она, – лишь бы избавиться от издевок, не таскаться всю оставшуюся жизнь в свите невестки, нянчить детей брата и сестер».

Елизавета Мария хорошо помнила Клод в те годы. Когда она, еще в статусе невесты наследного принца Кристиана, прибыла в Эланд, принцессу уже списали со счетов. Поздний ребенок, рожденная на исходе правления отца, к своим двадцати годам она не имела ни одной помолвки за плечами. Как ни старались придворные живописцы, приукрашивая модель, видеть женой откровенно некрасивую младшую дочь Эрика Четвертого никто не желал. Взошедший на престол восемью годами ранее брат списал ее со счетов. Подливала масла в огонь и его супруга, надменная Мария Эдуарда Гиспанская, с первого дня невзлюбившая невестку. Вдовствующая королева Маргаритой судьбой дочери не интересовалась вовсе.

Одевалась Клод скучно и мрачно, тогда как окружавшие принцессу фрейлины напоминали райских птиц. И вдруг, когда Елизавета Мария уже дважды стала матерью, она получила предложение руки и сердца…

Разница в возрасте между супругами не помешала им построить ровные отношения, без любви, но и без ненависти. Во всяком случае Клод никогда не жаловалась, наоборот, расцвела, даже горбилась меньше. Муж охотно выдавал ей любую сумму на «булавки», поэтому вскоре бывший «гадкий утенок» стал едва ли первой модницей королевства.

Отец Армана скончался от подагры в семьдесят восемь лет, оставив вдове крупную ежегодную ренту и полные шкатулки алмазов и изумрудов. К тому времени Елизавета Мария четвертый год вдовствовала: во время охоты Кристиан Десятый неудачно упал с лошади и сломал себе шею. Поговаривали, он был пьян.

Порой вдовствующая королева завидовала Клод. Старше ее на два года, при всех физических недостатках, она даже в преклонном возрасте сохранила отменную кожу и волосы, которыми Елизавета Мария не могла похвастаться.

– Баронесса Экроф говорит, девчонка дерзка и несдержанна на язык, – не желая ссориться с сыном, она вновь заговорила о Вильгельмине.

С Арманом Елизавета Мария разберется сама, осторожно погорит с Клод. Та никогда не отличалась большим умом, если ей что-то известно о планах сына, обязательно расскажет.

После не мешало бы наведаться на чашечку чая к прочим родственникам, предостеречь их от опрометчивых поступков. Стервятники не получат добычи, Леопольд поправится и жестоко накажет тех, кто мысленно примерил его корону.

– Так займите ее делом! – Король повернулся к матери спиной, недовольно засопел. – Она ведь дочь учителя? Пусть наставляет дочерей Руперта, тетушки Розалинды – кого угодно, лишь бы я больше никогда о ней не слышал. Если Арман действительно на ней женится, он круглый дурак.

– Девочка красивая…

– Дважды дурак. Я устал и хочу спать, после договорим, матушка!

Глава 4

Капля крови скатилась с пальцев, упала в серебряную чашу. Склонившись над ней, Арман упрямо вглядывался в изображение, надеясь в этот раз увидеть другие черты. Увы, чуда не произошло, проклятая кровь единорога отражала Вильгельмину. Наморщив носик, она сосредоточенно читала книгу, потом подняла на него глаза… Арман в ярости ударил кулаком по чаше. Она опрокинулась, залив кровью пол. Пускай, бруксы[5] с удовольствием слижут все до последней капли. А вот и одна из них, легка на помине!

Не отбрасывая тени, в окно влетела серебристо-серая, будто сотканная из лунного света, сова и опустилась на плечо Армана.

– Ну, как он?

Он обошел чашу. Каблуки высоких сапог для верховой езды стучали по полу. Эхо разносило звук по всему сводчатому залу, но Арман не боялся, что его услышат.

Покои Маргариты Аэрон пустовали много лет, собственно, их и построили по приказу свободолюбивой королевы. Она пожелала завести свой собственный двор, дворец во дворце, вход в который без предварительного разрешения был заказан даже венценосному супругу. Арман диву давался, как свободолюбивая сильфидская[6] принцесса родила прадеду нынешнего короля четверых детей, в том числе его мать. Зато понятно, почему между ними такая большая разница в возрасте!

И вот теперь в апартаментах Маргариты властвовал ее внук. Негласно, разумеется, официально комнаты были заперты, мебель закрыта чехлами до лучших времен. Самые ценные образцы разместили в других помещениях.

Попасть на половину Маргариты можно было по открытой галерее, уставленной кадками с декоративными кустами. Она выходила на закрытый внутренний дворик – идеальное место для размышлений. С двух сторон – глухая стена, с третьей – галерея, с четвертой – окна приемного зала, где он сейчас находился. Некогда здесь на возвышении стоял малый трон, ныне – треножник, на который Арман ставил жертвенную чашу.

Как бы удивился дед, последний носитель магии Славиев, что внук не только унаследовал фамильный дар, но превзошел его! Только что Арман видел свою судьбу и вновь остался ей недоволен. Он извел с десяток единорогов, которых добывал на Сумеречной охоте в лесах Эрато, но проклятое предсказание не желало меняться, узы крови раз за разом связывали его с Вильгельминой Майенской. Однако Арман тянул с помолвкой, надеялся переиграть судьбу.

Он ощутил, как задрожала, затрепетала брукса на его плече и усмехнулся:

– После!

Разумеется, ее тонкий нюх уловил сладкий аромат деликатеса.

– Вы дадите мне испить крови единорога? – Брукса не верила своему счастью.

– Возможно, если ты принесла хорошие вести. Так что король?

– Ему стало хуже, господин.

Брукса слетела с его плеча и, ударившись о пол, обратилась в женщину с длинными, до лодыжек, волосами. Глаза ее горели, бескровные губы приоткрылись, обнажив два острых и тонких, как иглы, клыка.

– Насколько хуже?

Арман запустил руку в чуть вьющиеся каштановые волосы. Они достались ему от матери, равно как острые скулы и низко посаженные брови, которые ничуть не портили его.

Странное дело, если Клод называли уродиной, то ее сын занимал мысли многих дам. Недостатки матери в мужском исполнении превратились в достоинства. Вытянутое лицо – в практически идеальный овал, чуть выступающий подбородок добавлял мужественности, а тонкие губы отвергали любые намеки на изнеженность и слабость характера. Довершал его облик высокий рост, астеничное телосложение, неизменная легкая небритость и редкие каре-зеленые глаза.

Придворные кумушки наперебой сватали за Армана первых красавиц Эланда, но ни одна так и не получила предложения. Он охотно заводил мимолетные интрижки, предпочитая дам попроще, глупеньких, неревнивых, и старательно избегал брака. Обеспокоенная Клод пробовала подыскать ему жену, но все кандидатуры Арман неизменно отвергал. «Не беспокойтесь, – усмехался он в ответ на ее страхи, – род дер Хольмов не прервется, нужно лишь дождаться свою истинную пару» И вот злодейка-судьба подбросила ему девчонку… Девчонку, от которой Арману не требовалось ничего, кроме ее дара.

– А насколько нужно? – живо откликнулась брукса.

Она изнывала от нетерпения, искоса бросала взгляды на кровь на полу. И Арман смилостивился:

– Пей!

Пока брукса жадно слизывала капли с каменных плит, он напряженно размышлял о сложившейся ситуации. Елизавета Мария напрасно приписывала ему заражение сына, с оспой короля познакомил другой. Арману было известно его имя, равно как и то, что тот не получит трона. Раз уж корона в силу обстоятельств освободится чуть раньше, он не станет ждать, разыграет карты сейчас.

Девчонке семнадцать – подходящий брачный возраст. И подходящее время, чтобы назвать ее наследницей Леопольда. Люди перед смертью частенько раскаиваются в грехах, почему бы и королю не простить сестрицу? Брат давно в могиле, детей нет, а тут самая близкая родственница…

– Благодарю, господин!

Насытившись, брукса облобызала его руку и вернулась к прежней теме:

– Так мне ускорить его уход?

– Нет, просто наблюдай.

Арман знал, что Леопольд умрет. Он видел печать смерти на его ауре – подобные вещи не замаскируешь. Недавний прилив сил – ложная надежда, за которой последует агония.

– То есть мне никого не придется выпить?

Брукса расстроилась.

– Отчего же? – Губы Армана исказила кривая улыбка. – Скоро ты всласть попируешь. А пока добудь мне немного человеческой крови. Принеси до вторника.

Приложив ладонь к сердцу, брукса низко поклонилась.

– Рада услужить своему королю.

Шорох крыльев возвестил о том, что она улетела.

Королю… Если все сложится, как задумал Арман, ее слова станут пророческими.

* * *

– А вот эта карта предрекает большую удачу. – Костлявый палец асонки ткнул в изображение увитого цветами колеса. – Рядом с ней много кубков – вам предстоит испить славу. Хотя нет…

Она наморщила нос и вытащила еще одну карту из потрепанной колоды, положила ее на накрытый бархатной скатертью чайный столик.

– Не вам, вашему мужу, ваше высочество. Ну да это одно и тоже.

Гадалка широко улыбнулась, сверкнув идеально ровными зубами. Она совсем не походила на ту, которую Вильгельмина встретила в Майене, даже одевалась иначе, ярко, броско, не по моде, но не выходя за рамки приличия. Помимо нее в штате Великой герцогини[7] Марии состоял астролог и две прорицательницы. Одна гадала на рунах, другая – на кофейной гуще.

– Ах, да что же там такое?

Раскрасневшаяся Мария приподнялась в кресле, отчего пришли в движение многочисленные жемчужные нити на ее шее.

Вторая супруга принца Руперта не отличалась красотой и изяществом линий. Если бы не обилие драгоценностей, которые она обожала и носила в непомерных количествах, ее легко можно было принять за мещанку, дочь какого-нибудь пекаря. Между тем она происходила из древнего рода герцогов Болей и состояла в близком родстве с другим герцогским домом – Войтов. Среднего роста, полная, круглолицая, Мария целыми днями гуляла в парке, пила, ела и обсуждала различные сплетни. Ни театры, ни благотворительность, ни тем более политика ее не волновали.

Вильгельмина оказалась в ее свите волей короля – ей надлежало обучать старших дочерей Марии: Антуанетту и Иларию. Младшая, Эльза, находилась под присмотром кормилицы. А еще – терпеть вдвое больше насмешек от старшего отпрыска Руперта, Густава. Он не скупился на оскорбления, заставлял низко себе кланяться, называть «его высочеством», запрещал сидеть в своем присутствии.

– Я будущий король, а ты дочь слуги, – любил повторять Густав.

Иногда он использовал и более крепкие выражения, явно повторяя за отцом, оскорблял мать Вильгельмины. Стиснув зубы, она терпела, хотя желание ударить его по губам было нестерпимым.

Антуанетта и Илария относились к ней сдержано, как к гувернантке. Порой не слушались, но хотя бы не обижали. Обе пошли в мать, то есть росли склонными к полноте. Одна конопатая, другая с лицом как луна, но каждую величали герцогиней королевской крови. Вильгельмину бесила подобная несправедливость. Ее дед и дядя – короли, а ей достался только скромный титул учтивости.

– Вы вознесетесь на самую вершину, – напустила еще больше тумана гадалка. – Карты говорят, все случится этой осенью.

– Ох!

Мария откинулась на спинку кресла, замахала на себя руками.

– Воды, воды! – запричитала она, и фрейлины тут же бросились к ней кто с холодным компрессом, кто с хрустальным кувшином.

Наблюдавшая за всем у стены Вильгельмина отвернулась, чтобы скрыть брезгливую гримасу. «Тетушка» неизменно вызывала в ней отвращение своим обжорством, тупостью и подобными припадками. Умом она понимала, что должна сочувствовать женщине, потерявшей столько детей: из десяти беременностей только половина закончилась рождением детей, но не могла. Даже полное небрежение Руперта, наведывавшегося в спальню супруги исключительно для продолжения рода, не помогало. Она неизменно сравнивала Марию с собственной матерью, не в пользу первой, разумеется.

Пока фрейлины суетились над тучной Великой герцогиней, в четыре руки обмахивая ее веерами, Вильгельмина надумала ускользнуть из Большого салона. Ей хотелось тишины. Туда, где не пахнет духами, не слышно фальшивого смеха, не нужно притворяться.

О, как она их всех ненавидела: и двуличную Ирину, воспринимавшую ее как диковинного зверька, и Марию, и Руперта, и Густава! Но больше всех – Армана. Он разлучил ее с матерью, бросил в корзину со змеями, сделал предметом насмешек. Вроде, невеста, а, вроде, нет. Предварительные бумаги подписаны, но жениха она ни разу не видела, даже мельком. Ее считают гувернанткой детей принца Руперта, относятся соответствующе… Что она забыла в этом дворце, что мешает ей вернуться в Майен?

Деньги.

Стиснув зубы, Вильгельмина прислонилась спиной к дверному косяку.

Никто не заметил ее отлучки. Прекрасно! Если и есть место, где никто ее не потревожит, так это часовня. Проводившие свои дни в лени и праздности родственники не спешили каяться перед Творцом. Вильгельмина тоже не собиралась – там были тени. Хотелось снова заключить их в объятия, соткав крылья, приподняться к потолку… Кристина Августа не догадывалась, но ее дочь часто летала, возносилась на звонницу и оттуда смотрела на спящий город.

– Крыса!

В затылок полетел огрызок яблока.

Вильгельмина обернулась и увидела стайку подростков во главе с Густавом. Засунув руки в карманы брюк, он многообещающе улыбался, наверняка что-то прятал под полами модного узкого сюртука. За спиной щербатого наследника Руперта гоготали, переминаясь с ноги на ногу ребята постарше, надеявшиеся в дальнейшем снискать милости некоронованного короля. Несмотря на относительно скромный титул, в одном Густав был прав: его отец и дед ближе остальных стояли к престолу.

Девушка обернулась: никого, она совершенно одна в длинном пустом коридоре. Да и если бы нашелся кто-то, тот же часовой, вряд ли бы за нее заступились.

– Крыса! – повторил Густав, смакуя обидное слово. – Что ты тут вынюхиваешь? Лучше возьми тряпку и вымой пол.

Его спутники вновь рассмеялись. Вильгельмина успела убедиться, они сделают все, что пожелает их малолетний вожак. Густав действительно был самым младшим, уступал родственнице в росте, зато его телохранители, крепкие пятнадцатилетние юноши, легко скрутят ее в бараний рог.

Остаться или бежать?

Вильгельмина попятилась.

– Что, боишься?

Густав сплюнул себе под ноги.

– Симпатичная крыска, верно, ребята? – обернулся он к спутникам. – Как насчет того, чтобы немного развлечься? Сомневаюсь, что она все еще девственница – с такой-то матерью! Чур, я первый!

Перед глазами Вильгельмины потемнело, когда пятеро юношей двинулись на нее.

– А я второй!

– Третий!

Не стесняясь, они распределяли очередность, с которой станут ее насиловать.

Двое заходили спереди, двое сбоку. Густав стоял на месте, ждал, пока ему притащат жертву.

Вильгельмина побежала. Она слышала тяжелый топот ног за спиной, но боялась оглядываться.

Тени, ей нужна всего одна тень! Увы, на дворе полдень, безжалостное солнце лишило ее шансов на спасения.

Ее быстро догнали, с хохотом повалили на живот. Взметнулись юбки. Вильгельмина отчаянно боролась, но не могла сбросить придавившего ее к холодному полу парня.

– Ба, какие панталоны! Мои нянька носила такие же. Ну-ка, а что под ними? Принц, сорвите розанчик!

Дыхание Вильгельмины участилось, когда прохладный воздух коснулся кожи.

Худшей участи и не представить – стать игрушкой развратного двенадцатилетнего мальчишки! И она даже проклясть его не могла: рот заткнули носовым платком.

– Отпустите ее!

Приказ прозвучал негромко, спокойно, однако возбужденные голоса насильников тут же смолкли.

– А то что?

Спорить с неизвестным отважился только Густав. Он говорил свысока, развязно, «Явно копировал отца», – подумалось Вильгельмина.

Ответа не последовало, вместо него взвыл на одной высокой ноте Густав.

– Достаточно?

Роли поменялись, теперь в голосе незнакомца звучала издевка.

Товарищи Густава порскнули прочь.

Красная как мак, Вильгельмина оправила панталоны, одернула юбки и села. Перед ней открылась чудная картина: зависший где-то в метре над полом Густав. Вытаращив полные ужаса глаза, он барахтался в воздухе.

– Еще раз к ней прикоснешься, хотя бы приблизишься, сверну шею. У тебя есть брат, Великий герцог не расстроится. Наябедничаешь, ты или твои дружки, поплатишься. Я слов на ветер не бросаю, не рискуй.

– Я… я больше не буду! – заскулил Густав. – Только отпустите меня, ни словечка даже на исповеди не скажу.

– Извинись! – Неизвестный выдвинул еще одно условие.

– Простите пожалуйста, ваша светлость…

– Да не передо мной, перед ней.

– Прости! – через силу выдавил из себя Густав.

– Простите, ваше высочество, – жестко поправил мужчина. – Ну же!

– Я никогда!.. – воспротивился было мальчишка, но тут же захрапел, пошел красными пятнами. – Простите, ваше высочество!

– Так-то лучше.

Руперт гулко упал на пол и, потирая ушибленный зад, со всех ног поспешил прочь.

Только теперь Вильгельмина обернулась, перевела взгляд на своего спасителя. Им оказался высокий худощавый шатен средних лет.

По телу девушки пробежала дрожь. Она отшатнулась, прижала ладонь к груди. Сердце билось часто-часто, Вильгельмина практически задыхалась от страха. Схожее чувство она испытала во время церковной службы в Майене накануне сговора. Тогда волна страха исходила от покидавшего храм горожанина. Захватившие ее сейчас эмоции были гораздо сильнее и, к счастью, скоротечны. Вильгельмина списала их на пережитое нервное потрясение.

Вместе с ровным дыханием к ней вернулась способность мыслить.

– Как вы это сделали?

Вильгельмина с легкой опаской посматривала на мужчину. Густав назвал его герцогом… Ну да по одежде понятно, перед ней важная птица: облегающий фигуру сюртук со стоячим воротником, муаровый канареечный жилет с контрастной отделкой, фиолетовый шейный платок с драгоценной булавкой. Плюс волевой взгляд, многочисленные перстни и… и знак канцлерского достоинства на груди, толстая золотая цепь с печатью. Сглотнув, Вильгельмина поняла, что знает его имя – Арман дер Хольм.

– Сделал – что?

Арман подошел, помог ей подняться.

– Вы не пострадали?

Он бегло осмотрел ее и, неодобрительно цокнув языком, протянул носовой платок:

– Утрите лицо. Платок можете не возвращать.

– Ваша светлость.

Вильгельмина сделала запоздалый реверанс, с настороженным любопытством поглядывая на жениха. Так вон он какой! Староват, явно холоден, но зато защитил ее от врагов. Один плюс и два минуса.