Резонатор

Встав перед дверью уборной, я взялся за ручку, сразу же ощутив, как тело начала пробивать мелкая дрожь. Сейчас подобное состояние могло означать лишь одно – «Место» ожидало меня.

Прислушавшись к тишине спящей под покрывалом зимней ночи квартиры, я распахнул дверь и шагнул в шевелящийся сгусток тьмы.

На этот раз «скачок» прошел для меня на удивление легко и безболезненно, оставив после себя лишь легкий звон в ушах.

Оперевшись руками на железные перила лестницы, я, улыбаясь, посмотрел на давно ставшее мне родным окружение.

Внизу, как и всегда, игриво ударяясь о бортики, плескалась зеленоватая вода. В дальней части бассейна продолжали крутиться железные жернова над которыми нависала вышка для прыжков в воду. Всё было таким привычным и знакомым. И это успокаивало.

До моего носа долетел приятный хвойный аромат, и я, сделав глубокий вдох, закрыл глаза.

Мозг принялся усиленно вырабатывать эндорфины, мгновенно наполнив тело приятной легкостью. Произошедшие еще совсем недавно события теперь казались мне чем-то несерьезным и выдуманным.

Совладев с приступом эйфории, я, глядя на покачивающиеся над началом лестницы японские фонарики, неторопливо спустился по металлическим ступеням.

Далее, особо нигде не задерживаясь, я быстро прошёл по привычному маршруту и оказался в комнате с маленьким бассейном.

Подойдя к стеллажу с напитками, я взял бутылку виски и, плеснув немного в стоявший рядом стакан, уселся за барную стойку.

Сделав небольшой глоток и зажмурившись от подступившей к горлу теплоты, я, уставившись на пляшущие в глубине потолка отблески отражённого от воды света, включил «пульсатор».

Не знаю, сколько бы я мог вот так просидеть – вероятно, достаточно долго, если бы «пульсатор» вдруг не завопил, напоминая о незаконченной операции.

Пару раз тряхнув головой, я быстро ввел в нем нужную команду, запустив режим по воспроизведению «миража памяти». Затем, забравшись в бассейн, я лег на спину и закрыл глаза.

Постепенно моё тело настолько расслабилось, что я ощутил себя единым целым с обволакивающей его водой. Сознание погрузилось во тьму.

Какое-то время ничего не происходило, и я словно пребывал в полном небытии. Но постепенно сквозь темноту вокруг начали проступать алые всполохи.

Сперва они были едва заметны: возникая в глубинах тьмы едва уловимым свечением, они тут же угасали. Затем, словно пробудившись, всполохи постепенно начали набирать силу.

Со временем они окрепли настолько, что казалось, будто всё вокруг накрыло собой кроваво-алое колышущееся покрывало.

«Мираж памяти» оживал, и я вновь становился сторонним, безучастным наблюдателем всех тех событий, которые он хранил в себе.

Передо мной на несколько секунд появились очертания подростка, сидящего за столом. Затем что-то щёлкнуло, и изображение размылось. После этого прозвучал еще один щелчок, и передо мной вновь возник образ того же подростка, но теперь напротив него уже кто-то сидел.

Еще один щелчок, нарушив собой тишину, дал движение застывшей перед моими глазами картинке.

Я наблюдал, как тёмный силуэт подростка медленно обхватывает голову руками, а затем издаёт тихий, жуткий вой, наполненный неимоверной болью и отчаянием.

«Ну всё, всё! Тише, тише…» – произносит человек, сидящий напротив него. Его голос звучит растерянно и неуверенно.

В тот же момент я замечаю, как из алых всполохов материализуется ещё один силуэт. Через несколько секунд он приобретает форму, и я понимаю, что передо мной пожилая женщина. Она подходит к мальчику и, слегка отстранившись, неловко его обнимает.

Алое зарево вокруг начинает блекнуть, а плотность темноты усиливается, поглощая всё вокруг.

Я слышу, как сквозь эту густую тьму до моих ушей начинают доноситься человеческие голоса.

Полушёпотом они переговариваются о чём-то между собой. Прислушавшись, я начинаю понимать их разговор.

– Да погодите вы! У парня отец мать убил, а потом сам застрелился! Куда вы сейчас к нему лезете?! – звучит в темноте тихий мужской голос. Я узнаю его. Это голос того самого человека, что недавно сидел напротив подростка.

– А брат, брат его где? – испуганно перебивает его женский голос. – Брат же был у него!

На какое-то время нависает тишина. Затем мужчина, с лёгкой раздражённостью в голосе, отвечает:

– Пропал он… Просто исчез…

Замолкнув и выдержав паузу, он всё же решает закончить свою мысль:

– Когда всё случилось, старший парнишка с друзьями на ночной рыбалке был. Лето всё-таки. Ну вот после выстрелов соседи милицию вызвали. Да только дверь заперта оказалась. Пришлось выламывать. Да и старший говорит, что не было у Лёвы ключей, не мог он дверь запереть. И соседка из крайней квартиры клянётся, что всё это время от глазка дверного не отходила. Никого, говорит, не видела.

Вновь наступает тишина. Я слышу лишь тяжёлое дыхание, раздающееся из темноты. Мужское дыхание, полное нервозности и растерянности.

Через некоторое время в темноте раздается тяжелый вздох, и мужчина, откашлявшись, вновь начинает говорить. На этот раз его голос звучит тише и слабее. Слышно, что он устал, но, по-видимому, считает своим долгом дать хоть какие-то объяснения. Я продолжаю слушать.

– В общем… Окна все оказались закрыты, а его нет! Чертовщина какая-то! Розыск, разумеется, сейчас идёт, но пока безрезультатно. Сам парень… Ну, брат его – больше ничего толкового сказать не смог, да и состояние у него не то. Молчит всё время… Попробуй такое пережить!

Проговорив всё это, он замолкает, а я вижу, как всё вокруг наполняется серо-землистым, словно лицо покойника, цветом.

Я слышу постепенно нарастающий гул. Вместе с этим передо мной начинают мелькать одни и те же образы, раз за разом повторяющиеся в одной и той же последовательности.

Уже возмужавший паренёк (тот самый, которого я видел ранее сидящим за столом) берет бутылку и, ссутулившись, наполняет стоящий перед ним стакан. Несколько секунд он сидит неподвижно, а затем с остервенением хватает его и выпивает до дна. Затем это повторяется снова. И так раз за разом.

Лишь спустя некоторое время я всё таки замечаю, что в этом кажущимся бесконечным цикле происходят изменения.

Теперь я вижу, как бремя засевшей внутри непроходимой боли уродует паренька. С каждым новым циклом становится всё заметнее, как он постепенно сникает. Его тело сгорбливается, становясь похожим на тело дряхлого старика. Руки у него дрожат при каждой новой попытке взять стакан. И так, цикл за циклом, он всё больше теряет человеческий облик.

Внезапно всё вокруг вновь заполняет тьма. В ее глубинах начинают проступать пока ещё слабо заметные язычки кроваво-алых всполохов.

Силуэт подростка, который теперь действительно выглядит как немощный старик, вновь появляется перед моими глазами.

Чёрная фигура, покачиваясь, подходит к стулу и неуверенно встаёт на него дрожащими ногами.

Я слышу, как из глубин «миража памяти» снова раздаётся тревожный и зловещий гул. С каждой секундой он нарастает всё сильнее, и вот уже шум становится невыносимым. Мне кажется, что моя голова вот-вот лопнет, но я ничего не могу с этим поделать.

В момент, когда боль достигает своего пика, гул резко обрывается, и вокруг воцаряется полная тишина. На несколько секунд я погружаюсь в кромешную темноту.

Затем всё вокруг резко меняется. Темнота отступает, и в окружившем меня блёклом свете я вижу перед собой опрокинутый стул и покачивающееся, словно язык маятника, человеческое тело. Пространство начинает медленно угасать, сворачиваясь в чернеющую воронку.

Я слышу знакомый шёпот. Это шепчет «кровь» Изнанки. Это шепчет чёрная слизь.

Открыв глаза, я долго лежал, глядя в одну точку на потолке, не в силах пошевелиться. Было тошно. В горле пересохло, а тело пробивал, накатывающий импульсами, холод.

Наконец, собравшись с силами, я заставил себя выбраться из бассейна. Подойдя к барной стойке и усевшись на стул, я неспешно допил остатки виски.

Хоть, лёжа в бассейне, я и сумел восстановить своё психическое и физическое состояние до уровня нормы, всё равно ощущал себя крайне паршиво. Сосредоточившись насколько это было возможно, я плеснул в стакан ещё виски и задумался.

До того, как я просмотрел остатки «миража памяти», моё понимание ситуации было иным. Всё увиденное выглядело ужасно, но не являлось чем-то сверхординарным. Более того, я ожидал чего-то подобного.

Отец, попавший в лапы собственного безумия, разбудил Изнанку. Впустил её к себе на порог и, перед тем как вышибить себе мозги, позволил ей вдоволь напитаться отчаянием и страхом.

К сожалению, за всё время своей деятельности таких «миражей» мне довелось видеть немало. И если сюжет каждой драмы отличался, то наполнение всегда оставалось неизменным: гнев, страх, отчаяние, злоба – вот что наполняло и питало Изнанку. Всё это, словно губка, впитывал «чёрный шум», сохраняя информацию, как плёнка видеозаписи.

Но чем дольше я размышлял, тем яснее понимал, что здесь всё не так просто.

«А ведь это непрофессионально… Хотя что я мог сделать? Не по своей вине я не просмотрел его до конца», – подумал я, прогоняя в голове воспоминание о том, как внезапно появившийся «страж» вырвал меня из «миража памяти».

«Хорошо хоть ноги унёс и «артефакт» сберёг», – прошептал я и повертев в руке опустевший стакан, добавил: – Ещё ведь и эти двое из «Контроля»… Наверняка опять припрутся, как сами всё просмотрят. Вопросы начнут задавать.»

Я тут же решил для себя, что не скажу им ничего лишнего. В крайнем случае опишу только ту версию событий, которая представлялась мне правильной до просмотра остатков «миража». Пусть думают, что ничего особенного я не заметил.

Но на самом деле… Теперь-то мне стало ясно, что второй мальчик, оказывается, пропал. И пропал он вовсе не просто так.

Я хорошо помнил, как мужской голос упоминал, что дверь выламывали снаружи, а ключей у Лёвы не было. Это означало, что мальчик, по всей видимости, действительно не выходил из квартиры (я сразу же отбросил мысль о том, что он мог воспользоваться ключами родителей – думаю, следователь проверил бы это в первую очередь). Вдобавок соседка никого не видела. Про закрытые окна я даже и думать не стал, учитывая, что квартира располагалась на четвертом этаже. Если бы даже и спрыгнул, то там бы под окнами его и нашли.

Всё указывало на одно: он был поглощён Изнанкой. За мгновение до гибели она перетащила его из «внешнего мира» в свой – изуродованный и мёртвый.

Мне было известно, пусть и без особых подробностей, что в «Управлении» умели отслеживать такие события, называя их «проявлением признаков биологической активности».

Собственно, таким образом они и находили будущих «резонаторов», в том числе так нашли и меня. И далеко не все найденные по «ту сторону» дети могли пережить «скачок». А точнее, практически никто из них не мог.

По известной мне статистике, в живых оставались двое из десяти. Остальные же, к сожалению, погибали. Но попытаться вытащить их из лап Изнанки всегда стоило, ведь в противном случае выбор у них был невелик.

Их шансы на выживание при нахождении на «той стороне» можно было приравнять к нулю, и без должной подготовки всё для них закончилось бы печальным исходом в ближайшие несколько часов.

Но вот что странно: этого пропавшего мальчика, которого поглотила Изнанка, они, по всей видимости, не отследили. Или всё же отследили, но почему-то решили не вводить меня в курс дела… Чёрт!

От сумбурности накатывающихся одна на другую мыслей я остервенело стиснул челюсти.

Покопавшись в клубке хаотично переплетённых воспоминаний, я сумел выудить нужное и прокрутил его несколько раз в голове.

Воспоминание явно указывало на то, что, когда перед отправкой за предполагаемым «артефактом» я смотрел «карту-схему» дома, никакой дополнительной информации там не было – она попросту отсутствовала. Сейчас это казалось мне крайне странным. Обычно в таких случаях какая-нибудь, пусть даже незначительная, мелочь всё же указывалась. Такой мелочью, например, могли быть сведения о зафиксированных пространственно-временных аномалиях в конкретной области Изнанки или даже сообщение об утерянном там кем-то ранее фонаре.

Да, чёрт подери, самым главным для меня оставался тот факт, что если однажды в прошлом в Изнанке произошло обнаружение «биологического объекта», то это неприменно фиксировалось и в дальнейшем ВСЕГДА указывалось в материалах с дополнительной информацией. В этом же случае ничего такого предоставлено не было. И всё это совершенно не билось с исчезновением того мальчугана…

Внутри меня засела полнейшая уверенность в том, что информацию эту от меня попросту скрыли. Но вот зачем? Для чего?

«Час от часу не легче!» – устало процедил я сквозь зубы и, сжав пальцами стакан, отшвырнул его в сторону.

Нет! Не мог я избавиться ни от гложущих меня сомнений, ни от ощущения того, что вся эта ситуация лишь только начинает затягивать меня в пучину неясности.

Впрочем, ладно! Я ведь уже решил, что в случае чего буду играть в дурачка. Если придут и будут задавать вопросы, то скажу им, что ещё не успел досмотреть «мираж памяти». А дальше… А дальше уже будем ориентироваться по обстоятельствам. Да и про то, что я возможно видел кого-то в «мире за Изнанкой», тоже стоит пока умолчать. А то мало ли как это потом может обернуться для меня лично.

Выждав с десяток минут, я выключил «пульсатор» и прислушался к своим внутренним ощущениям, пытаясь понять, как обстоят дела с моим психоэмоциональным фоном. Несмотря на недавние переживания, всё со мной было в порядке. И если не считать легкого раздражения то в целом сейчас я ощущал лишь внутреннее спокойствие, граничащее с лёгкой эйфорией.

«Место» хорошо восстановило мои силы, чему я был несказанно рад.

Даже столкнувшись с ситуацией вокруг пропавшего пацана и с вероятными недомолвками и тайнами «Управления», я остался достаточно спокойным.

Хотя в будущем с этой ситуацией стоило бы, наверное, всё-таки разобраться. Но по-тихому и без привлечения службы «Контроль» и самого «Управления». Постучав костяшками пальцев по столешнице, я зевнул и, поднявшись, поспешил к выходу.

Оказавшись в коридоре, я, закрыв глаза, постарался отключить все свои мысли. Привычно коснувшись пальцами металлической сетки, я медленно побрёл вперёд, слушая доносящийся из-под ног тихий шорох.

Внезапная яркая вспышка боли заставила меня замереть на месте.

Я почувствовал, как в палец вошло нечто острое и холодное. Отдёрнув руку в сторону, я машинально засунул раненый палец в рот и уставился на металлическую сетку.

Увиденное тут же заставило меня отшатнуться в сторону и начать хаотично бегать глазами вокруг.

По спине электрическим разрядом пробежал страх, оставив после себя капельки липкого пота. И тому была веская причина.

Вдоль всей длины металлической сетки, куда бы я ни посмотрел, была намотана ржавая колючая проволока.

Концы её остро наточенных «металлических ежей» слабо отблескивали в полутьме.

«А ведь тут стало гораздо темнее!» – удивлённо прошептал я, разглядывая стоявшие в глубине помещения манекены. Падающий на них слабый неоновый свет теперь был еле заметен.

Не веря своим глазам, я стоял и молча смотрел на этих безликих истуканов.

Всё изменилось. Теперь они изображали сцены насилия, а их тела, поражённые обугленными пятнами, выглядели искалеченными и переломанными. В головы многих были вбиты гвозди, а где-то сквозь дырявые животы, словно моток кишок, вываливались клубки колючей проволоки.

В голове у меня зазвенело. Я повернулся к выходу и увидел, как пространство впереди меня вытянулось, а затем вновь приняло изначальную форму.

«Твою ж налево! Да что здесь такое происходит?!» – пробормотал я, глядя на чернеющую впереди пустоту.

Нет, я, конечно, понимал, что аномалии здесь, как и в Изнанке, периодически давали о себе знать. Иногда «Место» могло запросто слегка изменить свою форму и наполнение. Я прекрасно помнил, что изначально здесь всё выглядело немного иначе. Но именно что «немного»… Незначительно…

Я никогда не слышал о том, чтобы пространство здесь могло так искривляться.

Это было свойственно ТОЙ Изнанке – враждебной, наполненной «чёрным шумом» и маслянистой слизью, сочащейся из стен. Здесь же время от времени могли появляться неожиданные предметы, запахи или шумы. Иногда что-то меняло свой цвет. Но чтобы изменялось само пространство, наполнившись при этом ярко выраженными негативными образами, – такого я представить себе не мог и о таком никогда не слышал. По крайней мере, до этого момента.

Ещё раз посмотрев на застывшие в насильственных позах изуродованные фигуры-манекены, я сплюнул смешавшуюся со слюной кровь.

«Ладно, надо выбираться отсюда! – сжимая пораненный палец, пробормотал я тихо. – Дома всё обдумаю, как будет время».

Направившись быстрым шагом в конец коридора, я с силой толкнул дверь и, выйдя в душевую, вновь застыл на месте.

Не сказать, что увиденное уж слишком сильно меня испугало, всё-таки внутренне я ожидал чего-то подобного. Скорее я испытал ощущение лёгкой брезгливости, готовой в любой момент перерасти в отвращение. Вдобавок теперь я уже понимал, что и это ещё не конец. Впереди ещё будут сюрпризы, которым я точно не обрадуюсь.

Кривя уголком губ, я водил по сторонам глазами, стараясь дышать ровно и глубоко.

Первым делом я отметил отсутствие водяного пара и то, что душевую постепенно наполняет неприятный, режущий кожу холод.

Манекены, ютившиеся по отсекам душевых кабин, хоть никуда и не делись, внешне всё же потерпели жуткие изменения. Теперь их некогда гладкие пластмассовые тела выглядели сильно оплавленными, приняв из-за этого неестественные и пугающие формы.

Состав воды также изменился. Впрочем, то, что теперь лилось сверху на изуродованные тела манекенов, и водой-то назвать уже было нельзя. Это была вонючая, похожая на чернила, маслянистая жижа. Одним словом, мерзость.

Только сейчас я понял, что стою по щиколотки в чём-то склизком и вязком.

Посмотрев под ноги, я увидел, что весь пол залит пахнущей гниением субстанцией тёмно-серого цвета.

Сунув руку под струю, я набрал жидкость в ладонь и поднёс к лицу.

Жижа, на поверхности которой мгновенно образовалась маслянистая плёнка, имела чёрный с лёгким фиолетовым оттенком цвет и смердела сладковатым трупным запашком.

«Ну и гадость же!» – брезгливо подумал я и, поморщившись, стряхнул остатки жижи с ладони.

Посмотрев наверх – туда, откуда раньше сквозь кубики стеклоблоков пробивался свет, я увидел лишь расползшееся по стеклу желеобразное месиво, по поверхности которого перемещались похожие на жировики наросты.

Глядя на эту шевелящуюся, бесформенную мешанину, я наконец осознал, что больше не нахожусь в безопасности.

Весь уют «Места», вся его теплота, дающая ощущение защищённости, теперь были уничтожены. Осквернены непонятной, непойми как вторгнувшейся сюда силой.

С ощущением полной фрустрации я, спотыкаясь, поспешно покинул душевую. Чувство сильнейшего омерзения и страха охватило меня.

Пробежав по покрытому копотью коридору, я наконец-то попал в главный зал и, оперевшись о стену, закрыл глаза.

Я ощутил приступ острой головной боли, к которой добавились проблемы с дыханием. Каждый вдох давался мне с трудом. Хрипя, я кое-как втягивал в себя воздух, после выдыхая его со свистом. Кровь в висках стучала с бешеной скоростью, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки.

С большим трудом я заставил себя открыть глаза и посмотреть на всю ту жуть, что творилась вокруг.

Под ногами, среди груд выбитой кафельной плитки, множественными колониями прорастали склизкие шевелящиеся организмы. Их вытянутые тельца серебристо-серого цвета напоминали собой огромных размеров чешуйниц. Покрытые паутинами трещин стены слабо пульсировали, издавая при этом режущий уши скрипящий звук. Металлические жернова крутились с бешеной скоростью, а в багряно-алой воде плавали чьи-то потроха.

Вышка для ныряний сильно накренилась, а её проржавевшие металлические балки торчали своими концами в разные стороны, словно переломанные рёбра.

И над всем этим царил невыносимый смрад давно разлагающейся плоти.

Чувствуя, что начинаю терять сознание, я, сам не понимая как, взбежал вверх по ходившей ходуном металлической лестнице и, открыв дверь, рухнул в темноту. Моё сознание отключилось.

Очнулся я, уже лёжа на полу в коридоре. Тело колотило мелкой дрожью, а в голове гудело так сильно, что казалось, она вот-вот лопнет.

«До дивана бы доползти», – подумал я и, усевшись, привалился к стене.

Закрыв глаза, я откинул голову назад и прислушался. Квартира по-прежнему утопала в тишине зимней ночи, и моё, вероятно, чересчур шумное появление не сумело нарушить эту тишину. Нос уловил слабый аромат еды, доносившийся из кухни.

Учуяв знакомый запах приготовленных Фёдором рыбных пирогов, я непроизвольно улыбнулся. Всё-таки здесь, внутри квартиры, была другая жизнь. Самая обычная и самая простая.

Потрогав лоб, я обнаружил на нём внушительную ссадину, которая успела разбухнуть и теперь заметно выпирала.

«Видимо, при «скачке» так шандарахнуло. Прямиком лбом о стену», – невесело усмехнулся я про себя.

Сам «скачок», как и последующий удар, я совершенно не помнил.

«Да и пёс с ним!» – прошептал я, пытаясь встать на ноги.

Когда же мне это наконец удалось, я накинул на себя халат и, опираясь руками о стену, доковылял до комнаты, где сразу же рухнул ничком на диван.

Время на часах показывало 03:15 ночи.

Глубоко зевнув, я стал размышлять о том, что скажу агентам «Контроля» про свой расшибленный лоб. Это, конечно, в том случае, если они вообще соизволят явиться… Хотя, сказать по правде, сомнений в этом у меня не было.

Закрыв глаза, я вновь потрогал выпирающую на лбу ссадину. Прикосновение тут же отозвалось в голове пульсирующей болью. Хоть как-то собраться с мыслями у меня так и не получилось. В итоге, наплевав на это дело, я решил, что попросту совру. Спишу всё на какую-нибудь банальность. Мол, ударился в темноте о косяк. Всё равно придётся врать о том, что я якобы не успел досмотреть «мираж памяти».

Кое-как пододвинув к себе будильник и заведя его на 7:30 утра, я моментально провалился в глубокий сон.

Проснувшись от въедливого громкого сигнала, я, чертыхаясь, отключил будильник, после чего вновь рухнул на диван.

Изо всех сил стараясь не сомкнуть глаза, я лежал, потерянно разглядывая потолок. Все события сегодняшней ночи в один момент пролетели у меня перед глазами, пробудив внутри ощущение усталости и безнадёги.

С трудом поднявшись, я обхватил руками голову и поймал на себе хитрый взгляд Фёдора. Он, как всегда, сидел в своём любимом кресле-качалке, укутанный с ног до головы в плед.

Я попытался выдавить на своём лице улыбку, но она вышла слишком фальшивой и болезненной. Потерпев фиаско, я сразу же сдался и, потупив взгляд, уставился в пол.

– Утречко доброе, кхе-кхе! – произнёс Фёдор хрипло и, шмыгнув носом, принялся его быстро чесать. – Гляжу, приключения ночью были!

– Были… – едва слышно промямлил я и вздохнул. Затем, немного помолчав и набрав в лёгкие побольше воздуха, принялся рассказывать обо всех произошедших со мной за эту ночь событиях.

Фёдор слушал внимательно, лишь изредка кивая и шевеля волосатыми ушами.

Когда я всё-таки закончил, в комнате вновь воцарилась тишина.

Через какое-то время, глядя на мой лоб, Фёдор задумчиво произнёс:

– Шишара, конечно, у тебя знатная… Что скажешь «этим»?

Под «этими» он, естественно, подразумевал приходивших вчера агентов. Видимо, в том, что они заявятся к нам вновь, он тоже не сомневался.

– А что тут говорить? Рассказывать им о том, что я до конца просмотрел «мираж памяти», точно не собираюсь… Да и о том, что вообще в «Место» ходил. Незачем им это знать, – ответил я сипло и, обхватив руками колени, уставился взглядом в окно, сквозь которое в комнату пробивался свет тихого зимнего утра.

– А что касается, как ты выразился, «шишары», то… Скажу им, что ударился о косяк. О дверь, – ухмыльнувшись, выдавил я из себя слова.

Ощупав пальцами распухший бугорок на лбу, я, чуть помолчав, сипло добавил:

– Совру, в общем.

Не отводя глаз от окна, я боковым зрением заметил, как Фёдор с интересом посмотрел на меня. Молча. Изучающе. А затем, пару раз кратко кивнув, отвернулся уставившись взглядом в дверной проем.

С десяток минут мы сидели в полной тишине, погружённые каждый в свои мысли. Мне даже показалось, что я вот-вот снова провалюсь в сон. Но лишь только эта мысль успела закрасться в мой мозг и начать убаюкивать сознание, в тот же момент я услышал громкое «кхе-кхе».

Повернув голову, я посмотрел на кашляющего Фёдора. Стоя рядом с креслом-качалкой, он, не обращая на меня внимания, аккуратными движениями стелил на него плед. Как только с этим было покончено, Фёдор сделал пару шагов назад и, придирчиво оглядев результат своего труда, задумчиво произнёс: