Дети Солнца. Книга первая

–Во-первых, – у меня полно места. Во-вторых, – до вашей артиллеристской галереи- рукой подать, один переход с палубы на палубу. В-третьих, – в конце концов, когда мы еще сможем так легко посидеть, болтая между собой?

Из-за того, что Валера был почти всегда в самом сердце артопа (как в прямом, так и в переносном смысле)– в самом закрытом, самом защищенном, и в самом скучном месте во всем артопе. Там, где находилось то, что делало простой тихоходный звездолет настоящим звездным прыгуном, покорителем пространства и измерений- энгоновый леброкс.

Поэтому Валера начал писать картины. В начале с помощью стило, позже- прикупив в каком-то порту- вискарными стержнями на пластмассовых листах.

Темой для его картин были наши рассказы. Он с удовольствием слушал наши разговоры, что-то расспрашивал, что-то уточнял, чтобы потом неспешно перенести услышанное на плоский лист. Это утоляло его информационное голодание, которое испытывает каждая творческая личность, находясь внутри машинного отделения. А Валерий Петрович таковым являлся.

Он служил восемнадцать лет в Космофлоте. Он знал свое машинное отделение как свои пять пальцев. Он, полагаясь только на слух, мог определить точное напряжение в гуранговых ресиверах, на «пульс» прослушивал центрифуги, по мельканию бликов определял разнобои в гироскопах. В добавок к этому- он знал тысячи разных историй, свидетелем которых приходилось быть или ему, или его сослуживцам. Иногда он рассказывал их нам. Но чаще- рисовал.

Я видел пару таких рисунков. Было это красиво и необычно. Но это не было произведением искусства, как ни крути. До Водомирского ему было далеко. Но я уважал Петровича и свое мнение никогда не высказывал.

С Элкой мы пришли самими последними- наша стрелковая братия, как называл нас Валера, была уже в полном составе. Из самих машинистов были только Лешка, Оля и Рустам. Остальные были или на вахте или восстанавливали повреждения (машинному отделению тоже досталось не мало).

Рено видимо уже ушел- на импровизированном столе- кожух от оптических накопителей- уже были расставлены сухие брикеты еды с флягами. Все ждали нас. Посередине стола стояла слабенькая лампа, придававшая всей обстановке некое подобие уюта, которого порой нам порой не хватало.

Высокий Корней с трудом встал с корточек, едва не задев «столешницу» и жестом позвал нас к себе.

– Садитесь, тут посвободнее. Подвинься, Оль.

Все заерзали, освобождая место для нас, одновременно пытаясь выкроить место поближе к лампе. Наконец я сел около Ольги, а Элла- опираясь на плечо Андрея- села на корточки, ближе к Корнею.

Валера поднял флягу и торжественно произнес:

– Молодежь. Я вам это, что в моей фляге- не предлагаю. Вдруг- не дай Бог-тревога…хотя, какая в энго тревога?.. хочу сказать следующее: вы живы. Это главное,– он обвел нас взглядом,– я, ладно. Я старый механик. А вам- еще жить и детей рожать.

Он в два глотка выпил содержимое своей фляги и шумно втянул воздух.

– Давайте, налетайте,– скомандовал он и мы начали обедать.

Элка властным жестом отобрала у меня тюбик с каким-то паштетом и выдавила на мою пластмасску темно-красное желе. Оно зашипело и увеличилось в размере. Элка что-то еще подсыпала и размазала по всей поверхности набухшего …мяса?!

– Морской еж, в собственном соку!– гордо, словно именно она его сжимала в тюбик, озвучила блюдо Эля,– ешь, тебе силы нужны!

Я кивнул и достав палочки начал есть.

Ёж так ёж.

За это время все перемешали и передавили из тюбиков, баночек, пакетиков всё что можно и в полутемной комнате разнесся приятный запах молекулярной еды.

Потом мы болтали о всяких пустяках. Корней с Андреем взяв под локотки Лешку, стали упрашивать показать им датчики леброксного преобразователя. Валера, тихо переговариваясь с Ольгой, время от времени подливал себе в стакан что-то из фляги и сразу выпивал. При этом его собеседница каждый раз пыталась его остановить, но Петрович слабо от нее отмахивался.

Девчонки спросили Рустама, старший оператор поляризатора, о том, как им видится астробой отсюда-с закрытого машинного зала. Выяснилось, что вполне мрачновато. Для машинистов наш поединок с противником – это бешенный скачки напряжений в циркальных решетках, постоянное слежение за частотой магнитных ловушек плазменных шнуров (кажется, он так сказал). Причем потенциалы поля меняются почти каждую секунду, а запас каких-то параболических камней у нас на исходе. И так далее… так что- это вам не в паучков тапочками шлепать.

От этой фразы я поперхнулся, но на меня никто не обратил внимания- Элла, Лена и Катя слушали Рустама затаив дыхание. Голос старшего оператора, был густым и, наверное, приятным для женского слуха. Так что не важно что он говорил, лишь бы говорил.

Корней, Диксон, Андрей, Зеф вместе с Лешкой ушли за станины леброкса. Судя по кряхтению и сдавленным кашлям Диксона- они там распивали «запрещенное содержимое» еще одной фляги Петровича. Я повернулся к Ольге и спросил:

– Слушай, а что с инертными гасителями было?

Она на мгновение прищурила свои ярко-зеленные глаза и проглотив очередной кусок еды, уточнила:

– Когда?

– Да ближе к концу боя, до того, как мы в них «Бульдога» запустили.

– На счет торпеды не знаю- это вы оружейников спросите. А на счет гасителей,– она отмахнулась как от чепухи,– кадроновые трубки лопнули.

– И чё?– не унимался я, пытаясь хоть что-то понять.

Я совершенно не представлял себе работу всех механизмов, которые сейчас окружали нас.

Ольга посмотрела на меня удивленным взглядом. Но потом она вспомнила, что перед ней сидел простой стрелок (увидел- выстрелил- забыл- уснул, как дразнили нас техники) и глядя в одну точку нудным тоном ответила:

– Перегрев V- охладителей, автоматический сброс напряжения в блоке инерционных ускорений. Переход на вспомогательный блок. В последующем- замена лопнувших трубок и подача напряжения на основной блок ускорений,– словно на лекции продекламировала Ольга,– вам все понятно, стрелок Бонки?

– Нет,– честно ответил я.

– Вопросы еще есть? Че спрашиваешь?

– Просто. А нельзя?

– Как твой бой?– она перевела разговор на другую тему,– говорят, первого подстрелил?

– Даже двух,– скоромно потупив взгляд сказал я.

– Ну, поздравляю.

Около меня сел Зеф.

– Ффф,– поморщилась Элка,– Перси, неужели нельзя заесть это чем-то?

Зеф дернулся всем телом и тихо отрыгнул в сторону.

– Элка, не тарахти. Я вообще- к Бонки.

– Пить он не будет,– грозно сказала Элла.

– Я не о том. -он подмигнул мне,– тут вы о абсолютниках говорите? Когда наколки делать будешь?

Элка повернулась всем корпусом ко мне и сжала мою ладонь.

– Точно, Лева!

Я попытался найти ответ в ее широко распахнутых глазах, но потом вспомнил недавний разговор с Корнеем.

На Флоте пошла мода- колоть на руке тату паука. За абсолютно сбитого паука. Личного абсолютника. Причем кололи именно тех, кого сбили. То есть по прозвищам вражеских судов.

На нашем «Горноморе» умел колоть только Зеф. И делал он это легко и красиво- его тату красовались на руках стрелков, энгоников и даже на волосатой руке бронемастера.

Зефу так же доставляло удовольствие и то, что при коротких встречах с другими командами артопов, некоторые стрелки забегали к нему «на часок», пренебрегая услугами остальных мастеров. И тогда у каюты нашего второго стрелка выстраивались маленькие очереди из заносчивых молодых людей (попадались и весьма привлекательные особы).

Элка закатала рукав моего комбеза и ткнула пальцем место, около локтя.

– Перси, тут одного, а рядом второго. Зелененьких, да?

– Зеленые,– согласился с ней Зеф,-«комары», все-таки.

– А каким цветом шершень?– поинтересовался я у Ленки.

Лена с довольной миной закатала правый рукав и протянула мне руку. На внутренней стороне белоснежной руки пятого стрелка ядовитым оранжевым цветом блестел шершень с длинным жалом. Около него располагались три бледноватых комарика и два овода.

Ну вот. Теперь и мне будет чем похвастаться перед людьми.

– Зеф, а не больно?– глупо спросил я.

Вместо него ответил Корней, появившийся из темноты:

– У него рука легкая,– стараясь не дышать на Элку с Олей, почти на вдохе, сказал он,– он мне их одиннадцать уже нарисовал.

III.

За несколько часов до подлета к Лепро я и Андрей вступили на вахту у своих орудий. «Горномор» уже вернулся в Родное измерение и теперь, сбавляя скорость, приближался к темно-желтому планетоиду. Несколько раз в зону моего пассива попадали охранные спутники, которые, приблизившись к нам на какое-то расстояние, поспешно исчезали за огневым горизонтом. Может они боялись, что мы случайно сожжем их, а может просто таким образом они демонстрировали свое присутствие, мол, мы тоже не дремлем, если что- мы рядом.

– Цирк, какой-то,– время от времени Андрею надоедало молчать,– как будто артоп никогда не видели…

– Да брось ты,– мне тоже было скучно,– они, может, не могут по-другому засвидетельствовать свое почтение патрульному флоту.

– Не вояки они. Привязаны к орбите. Никуда не ходят. Никому не нужны.

Ага. Сейчас он скажет, что только Патрули на острие войны ходят…

– Другое дело артопы…

Ну вот. Я ж говорил.

На Панораме появился новый статус-цель. Быстро считав с радаров все показания, пассив вывел параметры нового тела, сразу же обозначив ее как «дружественная», своя. Добавил пиктограмму скрещенного гаечного ключика и молоточка.

– Все, добрались,– я откинулся в кресле.

Блеснув неестественным для звезд светом из-за планетарной тени, показалась ремонтная станция. В наушниках послышалось слабое урчание вперемешку с мерным постукиванием маленьких молоточков. Как в старинной кузнице, елки-палки. Где это фонор нахватался таких анахронизмов?

Рядом, вплотную к станции, появилось обозначение двух гражданских судов. Звуков от них не было и пассив обозначил одного как «на стадии профилактического обслуживания» (орбитальный челнок «Кормаган») и «в процессе наполнения» (танкер- газоперевозчик «Мерхан»).

По мере подхода артопа к станции к ее пиктограммке постепенно прибавлялись другие, наползая на первоначальное обозначение, но не затмевая ее как основное. К значку «ремонт» добавились «ложка-вилка», «кроватка», «фильтр», «больница», «бартер», «бордель», «терминал Информатория» и т.д. Когда мы приблизились на расстояние в полсотни километров значки плавно расступились, и уже стало понятно- где что находится и что под чем расположено.

От наблюдательного пассива так же не ускользнуло и то, что по периметру станции расположены огневые точки- орудия дальнего боя. Возможно, еще парочка есть и внутри, но пассив не в состоянии сейчас их заметить.

Я переключился на Актив.

Панорама неприятно замигала и по всему рисунку станции. словно россыпь угольков, заалели два десятка орудийных башен. Панорама указала приблизительные углы атаки каждой. параметры, огневые горизонты, мертвые зоны каждой и выделила опасно- красным три пушки, которые в данный момент были нацелены прямо на «Горномор».

Ого.

Через три секунды после включения моего актива половина орудий уже смотрели на нас.

– Седьмая! В чем дело?!

Я вернулся в пассив.

– Проверка режима актив, бронемастер.

– Ты мне за седые волосы потом ответишь…

Я хлопнул себя по шлему.

– Все нормально, Слава, – вдруг услышал я голос Полоскова,– зато мы знаем, что они тоже не спят.

Это он специально при мне так сказал бронемастеру?

Ремонтная станция «Бродяга» шокировала всех, кто видел его впервые- многокилометровое переплетение блоков жилья техперсонала, чаши ремонтных доков, заправочные, контейнеры со- всем- что- может- быть. С высоты, а мы приближались к ней перпендикулярно к плоскости, станция походила больше на медленно вращающуюся гигантскую паутину, в которой полно всякого налипшего мусора, подмигивающую нам с разных плоскостей своих конструкций-тенет. И в центре всего этого отдельным пятном было километровое сооружение, издали похожее на многослойный диск, который при «ближайшем рассмотрении» терял эти очертания абсолютно. Но судя по виду самого диска- это было самое старое место во всей станции, возможно- от него она и начинала строиться.

Это была почти истина. Но не совсем.

«Бродяга» стал тем, чем он был сейчас недавно- десять лет назад. Согласно приказу местной судоремонтной фирмы «Вийкаба энго- Л» старый звездолет эпохи Первой Звездной Экспансии «Хотира» был перестроен в ремонтную станцию орбитального базирования. На деле же- к частично демонтированному первопроходцу был добавлен весь старый хлам, который имелся на балансе у судоремонтников. За время войны «Вийкаба энго- Л», постепенно разрастаясь, в экономическом смысле, превратилась в концерн и приобрела неплохую репутацию в верхах, так что переименованная и модернизированная «Хотира», стал источником дохода для трети населения аграрного Лепро.

А этот диск- было то, что не смогли, а точнее- побоялись, трогать представители «Вийкабы». Внутри находились системы жизнеобеспечения и нормального функционирования сорока-тонного искусственного мозга. Кибермозг, как когда-то называли много веков назад его проектировщики и обслуживающий персонал.

– Здравствуй «Умник»,– прошептал я.

На какой-то миг я ощутил, как мой шепот прошел через интерком, нырнул в главный коммутатор, а потом каким-то неизвестным мне способом достиг радаров Большого Уха. От них мой шепотом нырнул в недра «Бродяги» и…

… из пустоты пришел приятный добрый голос, который никто не услышал на «Горноморе», но который был адресован только мне.

– Здравствуй, капитан .

Ощущение связи с «Умником» пропало так же резко как и появилось.

Подо мной, раскинувшись своим телом, проплывал «Бродяга».

*      *      *

– Ну что, стрелки,– весело гаркнул Зеф,– как проведем увольнительные? Вместе или врозь?

Он хлопнул меня по плечу и я невольно поморщился. Несмотря на Элкины просьбы, Зеф наколол мне комаров у предплечья. Мотивируя тем, что я «…молодой, настреляю еще, место на руке экономить надо». Наколки заживали медленно, даром, что Элка каждый вечер мазала их какой-то мазью.

– Я предпочитаю- врозь,– вдумчиво ответил Диксон,– так лучше и не повторяется. Потом будет что вспомнить. А то у всех одно и тоже, даже не интересно…

– Правильно,– поддержал его Андрей,– помните как на Пайде…Элка, ты уже была с нами, когда мы заходили на Пайду?.. а, да. А ты, Лев? Был с нами?..

Я неопределенно кивнул ему и быстро перешагнув через комингс, выскочил в переходник. Судя по топоту ботинок, которые я услышал за своей спиной –я был не один, кто терпеть не мог занудного Андрея.

Спустя три шага меня догнал Зеф и Элка.

– Я с вами до лифтов, а потом- как договорились!– быстро предупредил нас Зеф.

Мы вышли из «Горномора» и пройдя длинную кишку «предбанника» очутились в полупустом доке.

Зеф стоял, разглядывая открывающийся вид на трехсотметровый технический док, закругленные стены которого были тускло освещены габаритными огнями. «Горномору» было отказано в судоремонтном доке, в котором мы бы смогли поместиться целиком. Поэтому нас подогнали к каким-то фермам и просто состыковали с мобильными техничками. Основные работы начнутся только завтра, потому что, насколько я понял, основная ремонтная техника должна расконсервироваться и быть подогнана с противоположного края станции. А сейчас в доке находились большей частью погрузчики.

Я огляделся. Когда-то это был Анабиор. На шпангоутах до сих пор виднелись кронштейны от систем жизнеобеспечения. Теперь на них подвешивались сварочные аппараты, люльки-каюты самих рабочих, какие-то контейнеры, диагностические шунты и прочая дребедень. Выгнутый бок «Горномора», вздымающийся сзади нас и теряющийся за плотной «присоской» был по-домашнему теплый и гладкий. Словно трогаешь какое-то живое существо, преданно любившее тебя. К которому ты питаешь самые нежные чувства. В принципе- так оно и было. Элка машинально достала из кармана дозиметр и прислонила к «Горномору».

– Нормально, почистили.

– Так бы тебя и выпустили отсюда.– начал было я, но тут Зеф сделал несколько шумных вздохов.

– Че эт ты?– в духе Элки спросил я.

– Воздухом дышу,– мрачно изрек Зеф.

А, ну да. После артопа всегда кажется, что воздух других планет пахнет по-другому. По-особому. Отчасти это правда- каждой планете присущ свой неповторимый запах. Даже на тех, которым приходиться постоянно его прогонять через обогатительные плотины. Просто на «Горноморе» то, чем мы дышим, столько раз прогнано через фильтры, что любой запах исчезает бесследно.

Сейчас в воздухе носился запах машинного масла, выхлопов какого-то механизма и пота человеческих тел.

Элка.видимо, тоже унюхала последнее и поморщилась.

Я хлопнул стрелка по плечу.

– Пошли.

– Куда?– Зеф оглянулся,– сейчас ребята выйдут. Корней вчера выходил. Он знает как добраться до стратосферных лифтов.

– Перси, я сам тебя доведу до лифтов,– я взял стрелков под руки и толкнул вперед,– я все-таки здесь жил какое-то время.

– Да ну?– удивилась Элка, вышагивая рядом.

– Я на «Бродяге» в третий раз,– успокоил я их,– кстати, есть тут на станции одно неплохое место…

– Кабак мне нужен только на Поверхности,– предупредил меня Зеф.

– Ну хорошо. Сейчас вот к этому переходнику и на третьем уровне выходим,– я повел их к подъемнику.

Зная Зефа, я уже выучил всю его программу развлечения. Он идет в ближайший кабак, там тратит все деньги, а когда они кончаются, а возвращаться надо,– устраивает или драку или какую-нибудь азартную игру (чтобы оплатить следующую пьянку).В любом случае- через сутки с капитаном Полосковым связывается портовый патруль правопорядка и просит забрать стрелка(так как утихомирить Это- никто не в состоянии).Полосков говорит, что в данный момент у него нет свободного транспорта и т.п. П П П обещает дать свой и туда и обратно-то есть привезти того, кто утихомирит Зефа, к самому Зефу, и обратно, то есть довезти оных до артопа. Таким образом, Зеф экономит на обратной дороге, кто-то из наших совершает «экскурсии» до ближайших вытрезвителей, а Полосков- имеет авторитет капитана бесшабашной команды во Флоте. Это все отрепетировано по ролям и четко налажено (мне самому довелось ездить за стрелком, переодевшись в форму старшего бронемастера Стеклова).

Промежуточный уровень, до которого мы втроем добрались раньше всех, был заполнен прибывающими ремонтниками станции. Судя по загорелым лицам, часть из них прибыла все-таки с Поверхности. Значит можно сразу уйти вниз на лифте, не дожидаясь «попутки». Я боялся. что ремонт- профилактика «Кормагана», челнока который мы видели при подходе к станции, заберет все стратосферные лифты.

– Перси,– я дернул Зефа за рукав,– осторожней. На Лепро очень строгие порядки…

– Да ладно,– отмахнулся он от меня,– мне только прогуляться немного…в первый раз, что ли…

Зеф тут же помчался к ближайшему лифту и, сделав на минутку остановку у интерфейса местного Информатория, нырнул в ближайший переходник, махнув Элке своей рыжей пятерней.

– А как мы?– спросила меня Элла, когда мы подошли вплотную к створкам лифта. – сколько у нас в банке?

Я молча достал свой тубус и нажал на кнопку, расположенную на одном из его торцов.

– 40 киловатт,– ответил я.

– Ну и у меня 34 .

– Что так много?

– Ну, с прошлого раза осталось…Отто за все платил…ну и за сбитого комара двадцатник,– поспешно добавила она,– Лев, почти 70 кВт! Давай снимем здесь номер, в гостинице. Энергии хватит и на робота– консьержа, и на электрокамин, и на горячую ванну…,-она почти повисла на моей руке,– я так давно не лежала в ванне…

– Давай-ка я свяжусь кое с кем,– попытался начать я и подошел к Информаторию.

Элла искренне удивилась.

– У тебя здесь есть знакомые?

– Ну да, а что?– я нажал код доступа и вошел в планетарную сеть.– я вообще гражданин Лепроан,– добавил я не оборачиваясь.

– И давно?– она подошла и заглянула за мое плечо, пытаясь разобрать, что я там набиваю на поиске.

– Девять лет.

Ага. Экран открылся мне нежным лицом Костиной жены.

Судя по взъерошенным волосам, сонному взгляду и полутемной комнате- на Поверхности была ночь.

– Чем могу помочь?– она взглянула на мои воротниковые нашивки,– военный, ты знаешь сколько сейчас времени?

– Мне нужен Константин…Игнатьевич,– вот отчество Кости я чуть не забыл.

– Константин Игнатьевич сейчас …-тут глаза Милы резко расширились,– ЛЕВА?! Левка! Это ты! Где ты? Как ты?– посыпался на меня шквал вопросов,– ну-ка, ну-ка! Я отодвинулся от сенсора, чтоб она смогла разглядеть меня получше,– О-о! Да ты стал ромбом! Ну надо же! За три года…а нет, мы же общались год назад…взрослее стал, что ли?

– От хронотакта все мы быстро взрослеем,– ответил я.

– Толстый,– крикнула Мила Костю,– быстро сюда!

Большие удивленные глаза Элки смотрели то меня, то на Милу.

– Я думала, что ты шутишь,– извиняющимся шепотом сказала она.

– Так, ребята,– строго сказал я,– просыпайтесь. Через часа два буду у вас.

На экране появилось заспанное Костино лицо.

– Я же сказал- не беспокоить…-начал было он, но увидев меня осекся. – Ты где? Ты здесь? Почему не предупредил? Я бы!.. -шепотом закричал он.

Костя вскочил, схватил коннектер и куда-то побежал- за его нечесаной головой промелькнули какие-то лампы, вроде коридор, какие-то деревья…в огород что ли выскочил.

– Просыпайся,– тихо сказал я,– в новостях все скажут. Варенье не забудь из погреба достать, ванну приготовь- приедем, с дороги умоемся. Я не один буду.

Сзади меня раздалось довольное фырканье и чья-то хищная рука ущипнула меня за бок.

Мы быстро нашли кассы и купили билеты на ближайший рейс «Станция «Бродяга»– космопорт «Океанский-2» стратосферного лифта.

Я специально доплатил и купил места у самого окна, чтобы Элка могла увидеть красоту плавно выгибающегося сине-зеленого горизонта, превращающийся в бескрайний Большой Океан. А что может быть красивее. чем колыбель чей-то жизни, пусть не земной, пусть еще не разумной, и не окрепшей, но все-таки уже зародившейся на этой планете?

«Падать» до планеты нам предстояло минут сорок и вскоре, как только мы привыкли к слабенькой гравитации, к нашим креслам подошел стюард.

– Господа стрелки. Не желаете ли что-нибудь?– лучезарная улыбка.

Я махнул рукой, мол, нет. Элка попросила воды, чтоб хоть чем-то придавить желудок, рвавшийся наружу. Я хмыкнул.

– Чего ты смеешься?– обиделась она,– я не привыкла быть в невесомости. Это неестественно, что на таких лифтах нет гравикомпенсаторов. И вообще тут как-то душно.

– Элла, ты удивишься, но тысячу лет назад люди ходили в космос и без компенсаторов. И существовали в невесомости. Ели, пили и…а ты не беременна?

Я сказал это не специально, просто это была моя первая догадка. Пусть сырая, не додуманная, а потому и подлая. У Элки произошел выброс воды через нос и рот. Может, желудок оказался легче двухсот граммов воды?

– Лев. Я убью тебя.

Я подумал, что такой матерый стрелок- треугольник-11- словами бросаться не будет и действительно убьет меня в тот самый момент, когда сила тяжести станет нормальной. Я отвернулся к окну.

Лифт начал проходить первые слои облаков, за которыми обычно располагаются рекламные дирижабли. Хоть почитаю, что сегодня рекламируется на Лепро- та же гамма-кукуруза (подводные плантации и поверхностные угодья на материке экспортировали свой товар на добрую четверть Империи) или что-то другое (нельзя же рекламировать одно и то же семь лет подряд). Небо за иллюминатором резко посветлело. Я разглядел внизу рванное одеяло второго слоя облачности и желтую полоску Веерного Побережья. Сам город Океанский было не разобрать – лифт начнет планировать к нему только на пятикилометровой высоте.

Я почесал подбородок.

Кажется, мы садимся «в утро». Костя спал, по океану еще блестят планктоновые разводы микродариума, небо чистое от смога.

– Лучше расскажи мне о себе,– наконец услышал я приглашение к разговору,– девять лет ты гражданин этой планеты. А до этого? Ты же не здесь родился. Я знаю- видела твою личную закурапию у Полоскова.

– Там не было сказано- откуда я?– спросил я.

– Не помню. Республика какая- то. Я потом искала на галакте, но не нашла. А потом забыла. У меня с галактографией всегда плохо было.

– Этой республики сейчас уже нет, -успокоил ее я,– переименована четыреста одиннадцать лет назад в Округ Дуктис.

– Эй!– встрепенулась Элка,– это же почти у самого Солнца! Ты- родом из Солнца?

– Все мы ходим под светом Солнца,– процитировал я Императора. –нет. Я родился не на Солнце. Это вообще, если ты не знаешь, желтая звезда, недалеко от Дуктиса. Но именно на орбите Солнца есть планета Земля.