Полная версия
Никто не успел подоспеть на помощь, а в следующий миг графиня оказалась у ног своего преступного любовника, стоящего ближе всех к подножию лестницы. Бросившиеся было к ней застыли. Застыли стражники с обнажёнными шпагами. Осёкся на полуслове барон Дормонд, пытавшийся отдать какой-то приказ. Приговорённый склонился к неподвижной графине, аккуратно приподнял ей голову, убирая с лица растрепавшиеся волосы. И тут она шевельнулась. Ударила его в грудь в попытке вырваться. Закричала, зовя на помощь, но перед этим её губы беззвучно шевельнулись. Беззвучно для окружающих, но любовник её услышал.
Рывком вздёрнув графиню на ноги, сам едва при этом не упав, он прижал её к себе, пачкая своей кровью её роскошное платье, и, выхватив кинжал, приставил лезвие к её горлу. Медленно, не отходя от стены и не давая никому зайти ему за спину, они отступали в сторону ведущей к кладбищу аллеи. А я смотрела на это, и не могла понять, почему никто не видит того, что вижу я. Как осторожно она наносила удары, стараясь не попасть туда, где на его рубахе выступили пятна крови. Как бережно он держал клинок, чтобы металл даже слегка не коснулся её шеи. Как пленница тайком поддерживала взявшего её в плен, стоило тому качнуться от слабости.
С лестницы неслись приказы барона Дормонда схватить разбойника, но попытки последовать им разбились о властный голос графини:
– Стоять! Он убьёт меня.
Барон Дормонд сулил виселицу всем, не успевшим спасти его невесту, и тут же, вторя ей, велел им не двигаться с места. Наконец, пара скрылась из глаз, растворившись в царящей за кругом факелов ночной темноте.
Не видя больше своей невесты, барон понял, что теперь приказы отдаёт он один, и направил солдат окружать кладбище – единственное место, где можно было скрыться, не выходя на открытое место. А мне казалось, что ещё немного, и я начну сочувствовать этим двоим, забыв, что они оба – чудовища.
Выбравшись из толпы, я прошла опустевшими коридорами в комнату рядом с покоями навсегда исчезнувшей леди Камиллы. Комнату, которая уже не принадлежала мне, и где мне было разрешено провести свою последнюю ночь в Стэнфорде.
Я не хотела знать, чем всё закончится.
На следующий день проводить меня вышла одна только Флори. Она рассказала, что не успели люди барона окружить кладбище, как из аллеи вышла леди Элис. Говоря, что не хочет начинать семейную жизнь с чьей-либо казни, она умоляла жениха помиловать не причинившего ей вреда разбойника, и не преследовать его. Потом попросила гостей простить её за то, что свадебные торжества на день откладываются, и удалилась в свои покои.
Уязвлённый тем, что графиня не только сама приняла решение, но и объявила его, говоря лишь от своего имени, барон не внял её просьбе и приказал продолжить поиски преступника, что было легко сделать по оставленному им на земле кровавому следу, ведущему к склепу. Стражники ворвались в склеп, но он был пуст. А на рассвете в зарослях шиповника нашли мёртвыми двоих людей барона. Их трупы были растерзаны, но на лицах застыли улыбки блаженства.
Глава третья
Похоронный Звон
Крупные капли дождя прибили сухую пыль и иссякли, даже во влетевшем через окно ветерке не чувствовалось влаги. Леди Джейн провожала глазами плывущую к горизонту так и не пролившуюся грозовую тучу.
– Можно ехать. Сама судьба мне благоволит.
Разумеется, на самом деле она так не считала. Наоборот, она была уверена, что судьба наказывает её, и эта уверенность ясно сквозила в её тоне, сводя на нет смысл сказанных слов. За два года службы в её доме я достаточно успела изучить свою госпожу, чтобы понять – ни в какое благоволение судьбы она не верит, и даже если на неё вдруг прольётся золотой дождь, она и его сочтёт дурным знаком.
С тех пор, как леди Джейн приняла ухаживания графа Рэдмонда, её не оставляло чувство вины, которое казалось мне вдвойне неразумным, потому что было искренним. Уж коли поддалась на уговоры, так люби и не оглядывайся. А если грех так тебя страшит, то успей подумать об этом прежде, чем кидаться в мужские объятия.
Устав от жалоб и молитв своей госпожи, я невольно думала, что стало бы со мной, сдайся я два года назад барону Ховарду. Наверное, уже оказалась бы на улице, лишённая доброго имени, надежды и средств… в общем, лишённая всякого будущего, кроме постыдного. А леди Джейн была пусть и не слишком знатной, но – дворянкой, и пусть не слишком богатой, но не бедствующей. К тому же любовник её не бросил и продолжал заботиться от ней даже теперь, когда её неожиданная беременность поставила под угрозу тайну их связи.
Прислуга шепталась, что любая женщина на месте моей госпожи, сочла бы любовь графа Рэдмонда величайшей удачей: знатен, богат, хорош собой, с таким мужчиной стойкость если и проявляют, то лишь для вида. И даже беременность более здравомыслящая женщина могла бы обратить себе во благо – у графа была дочь от законной жены, и роди любовница сына, это могло бы стать для неё удачей. Однако леди Джейн не видела в своём положении ничего, кроме наказания за греховную связь.
Словно услышав мои мысли, она отвернулась от окна, бросив в мою сторону взгляд, в котором сквозило привычное печальное осуждение, впрочем, вряд ли относящееся ко мне, скорее уж, к собственным её мыслям.
– Мэри, проверь багаж.
Я поклонилась и с облегчением вышла из комнаты. То ли настроение госпожи передалось и мне, то ли виной было тягостное ощущение непролившейся грозы в душном воздухе, но бездействие выматывало и я была рада любому пустяковому поручению. Скорее бы уже пуститься в дорогу. Тем более, решение леди Джейн уехать было разумным. Пока её положение не было заметным, но потом неизбежные недомогания могли охладить чувства графа, а если добавить к ним такие же неизбежные пересуды в обществе, да ещё и подозрительность графини… В городе, расположенном в нескольких днях пути отсюда, леди Джейн принадлежал довольно большой дом, и отъезд туда был наилучшим решением.
Проходя мимо окна, я мельком заметила во дворе мужчину, держащего в поводу крупного гнедого коня. Он стоял спиной ко мне, разговаривая с управляющим. В груди что-то дрогнуло, заставив остановиться и медленно вернуться к окну. Высокая худощавая фигура, перевязанные на затылке длинные тёмно-русые волосы – всё это могло принадлежать кому угодно, не такие уж редкие приметы, но я застыла, ожидая, когда он повернётся в мою сторону. Два года прошло и мне казалось, что ужас от пережитого в Стэнфорде успел сгладиться, но глядя на стоящего во дворе человека, я чувствовала, как ко мне возвращается страх и просила бога, чтобы это оказалось просто случайным сходством, чтобы мужчина поскорее обернулся и я увидела незнакомое лицо, совсем не похожее на лицо человека, внушавшего мне страх даже больший, чем хозяйка Стэнфорда.
Замерев, я молилась, чтобы это оказался не он, и мужчина во дворе наконец обернулся. В груди оборвалось. Это был он.
В этот момент в коридор вышла Мэг, которая теперь, когда стало понятно положение госпожи, сменила меня возле неё, как опытная в таких делах женщина, замужняя и имевшая собственных детей. При виде её я подавила желание отпрянуть от окна, чтобы не показать волнения.
– Кто это? – я постаралась, чтобы мой голос звучал безразлично-спокойно.
Мэг остановилась и выглянула наружу.
– Миледи наняла сопровождающего в дорогу. Путь-то неблизкий, да ещё через лес… – и она стала спускаться по лестнице, оставив меня дальше бороться с тревогой.
Похоже, судьба зло посмеивалась над леди Джейн, которая в довершение своих истинных проблем и надуманных невзгод ещё и наняла себе в охрану убийцу!
Снова выглянув в окно, я увидела, что гнедой привязан возле ворот, а его хозяин поднимается на крыльцо. Не желая оказаться у него на пути и не думая о том, что постоянно избегать его всё равно не получится, я шмыгнула за дверь ближайшей комнаты, прильнув к щели. Спустя некоторое время наёмник в сопровождении управляющего вышел в коридор, и я почувствовала, как в душу просачивается надежда: этот человек впрямь был довольно высок ростом и худощав, но его волосы, тоже длинные, показались мне темнее и не вились, а в движениях не было чуть ленивой грации, едва не помутившей мне рассудок в Стэнфорде, и вообще, походка у него была другая, да и черты лица, пожалуй, погрубее… Я вдруг почувствовала себя страшно уставшей, от облегчения хотелось упасть на пол и не двигаться, или, наоборот, смеяться, танцевать, благодарить судьбу за свою ошибку.
Вспыхнувший было страх отпустил. Два года покоя не смогли выгнать его, лишь усыпили, да и то не слишком, если я в каждом незнакомце готова разглядеть черты, кошмаром врезавшиеся тогда мне в память. Или не в каждом? Сердце снова сжалось. А если это, всё же, он?
Пока шли сборы в дорогу я, даже против своего желания, бросала взгляды в сторону наёмника и память словно строила мне гримасы, то заставляя узнать светло-серые глаза, худое лицо, русые, светлеющие на концах волосы, то вынуждая признать, что манера держаться, осанка, походка у этих людей были разными. И улыбка… Оказываясь рядом с леди Джейн, он всякий раз почтительно, даже немного угодливо улыбался, и эта улыбка не имела ничего общего с уверенной, чуть нагловатой усмешкой человека из Стэнфорда. И ещё мне пришло в голову, что, если именно его я встретила в Стэнфорде, то ведь и он мог узнать меня. Но он, несколько раз скользнув по мне глазами и один раз чуть рассеянно улыбнувшись, ничем не выдал, что узнаёт во мне ту, которую он однажды пытался соблазнить, а получив отказ – грубо удержать. Впрочем, за два года мог и впрямь забыть, ведь я и сама сомневаюсь, узнаю его, или ошиблась.
Наконец мы выехали, окончательно окунувшись в жару и пыль этого безжалостного дня. Монотонная дорога убаюкивала, и Мэг в углу кареты боролась с дремотой, силой воли заставляя себя не клевать носом и с укором поглядывая на госпожу, которая, вместо того, чтобы мирно задремать, тем самым позволив сделать то же своим служанкам, с напряжённой заинтересованностью смотрела в щель между занавесками. И не нужно было проявлять чудеса проницательности, чтобы догадаться – на кого. Наёмник явно специально ехал так, чтобы быть заметным из окна кареты, демонстрируя, как изящно он держится в седле и с какой лёгкостью управляет своим горячим, чуть диковатым жеребцом. И в сторону кареты ни разу не повернулся, давая даме возможность спокойно, без смущения разглядывать себя.
Мне подумалось, что в Стэнфорде он исполнял волю его хозяйки, но сейчас-то, на службе леди Джейн, ему не нужно выполнять кровавых поручений, сейчас он просто охранник, а значит, зря я так боюсь неизвестно чего. И всё же… всё же я не могла унять тревоги, хоть рассудок и говорил, что для неё уже нет причин. Он же просто наёмник. Обычный наёмник. Если это, вообще, он.
Во время очередной остановки я подошла к Мэг.
– Ты знаешь, как зовут нашего охранника?
Я кивнула в его сторону. Мэг усмехнулась, проследив за моим взглядом.
– Приглянулся? Ну да, красавец. Только проку от таких…
– Госпожа не говорила, как его зовут?
– Экхард.
Имя было незнакомым. Хотя, я ведь не знала, кем он представлялся в Стэнфорде… Я смотрела, как он возится с лошадьми, пока госпожа прогуливается по обочине дороги, чтобы немного отдохнуть от тряской кареты. Мой взгляд остановился на его руках. У того, из Стэнфорда, они были запоминающиеся, и сейчас, глядя на руки Экхарда, у меня по спине пробежал холодок, несмотря на жаркий день. Мне показалось, что я снова ощущаю на своих запястьях железную хватку этих пальцев – костлявых, но жилистых и, даже на вид, очень сильных.
Мне подумалось, что услышь я его голос, то смогла бы точно понять, тот ли это человек. Голос его я помнила. Но у меня не хватало духа самой заговорить с ним, крутиться же рядом в ожидании, когда это сделает кто-то другой, я тоже не могла. Да и не стремился никто с ним разговаривать. Ни у кого из маленькой свиты, в которой, кроме нас с Мэг, был её муж Марк, выполняющий сейчас обязанности кучера, и лакей Джейкоб, Экхард, похоже, не вызывал симпатии.
За те полдня, что мы провели в дороге, он сумел восстановить против себя всех, кроме госпожи, в характере которой очень быстро разобрался, сменив угодливую улыбку на чуть печальный, сдержанно-сочувственный взгляд. Зато с остальными он вёл себя с лёгким пренебрежением, словно знатный дворянин, волею судьбы вынужденный находиться среди простонародья. Я снова вспомнила Стэнфорд. Тот человек тоже поначалу пытался выдать себя за благородного, и это ему вполне удавалось, впрочем, до тех пор, пока он не открывал рот, потому что речь выдавала его с головой. Так говорить мог только выходец из самых низов, если вообще не из каких-нибудь трущоб. Да, если бы я услышала, как Экхард говорит, я бы точно поняла, он это был, или нет.
Вечером мы остановились в небольшой придорожной гостинице. Джейкоб договорился с хозяином, чтобы тот устроил благородную постоялицу со служанками в комнате на втором этаже, и я позавидовала мужчинам, которым предстояло ночевать на улице рядом с лошадьми. Глядя на устроенный во дворе гостиницы навес над лошадиными кормушками, я представляла душную каморку, настоящими хозяевами которой наверняка были насекомые, и молилась, чтобы предстоящая ночь подольше не начиналась, а начавшись, побыстрее закончилась.
К моему облегчению, устройством постели для госпожи занялась Мэг, мне же предстояло позаботиться об ужине. Радуясь возможности хоть ненадолго покинуть тёмное и душное помещение, я спустилась по скрипучей лестнице и, не успев выйти в зал, через дверной проём увидела Экхарда. Они с хозяином медленно шли в мою сторону, о чём-то негромко разговаривая. Я отступила в тёмный закуток под лестницей, решив дождаться, когда они пройдут мимо, и не сомневаясь – если именно Экхард встретился мне в Стэнфорде, я пойму это по голосу. У того человека он был мягким и довольно мелодичным, можно было бы сказать – приятным, обладай им кто-нибудь другой.
Но, когда Экхарду оставалось несколько шагов, чтобы до меня донёсся их разговор, мне снова не повезло. Хозяин кивнул и повернул обратно, Экхард же направился к лавке, вплотную придвинутой к стене, за которой я притаилась, и сел. Теперь нас разделяли лишь тонкие, неплотно пригнанные доски. Хоть щели в стене и были широкими, на моё счастье Экхард не мог заметить меня из освещённого зала. Только услышать. Впрочем, вряд ли он стал бы прислушиваться к шорохам на лестнице, тем более, что совсем рядом переговаривались и пересмеивались несколько заглянувших на огонёк путников – по виду, бродячих торговцев.
Экхард сидел вполоборота ко мне, тяжело облокотившись о стол, я видела его падающие на спину волосы, ворот рубахи, потемневший с изнанки от долгой носки, и уходящий под него тонкий неровный шрам на шее. Сомнений больше не осталось, как и надобности слышать его голос. Подобных совпадений не бывает – такой же шрам, идущий от уха почти до ключицы, был у человека из Стэнфорда. Я попыталась усмирить участившиеся удары сердца. Надо было выбираться, пока меня не хватились или пока Экхард не заподозрил, что за ним наблюдают.
К столу подошёл слуга, принёсший ужин, и пока Экхард отвлёкся на него, я хотела осторожно выйти из закутка, однако мне снова помешали. Не заметная из моего укрытия дверь громко хлопнула, послышались вяло-недовольные голоса, и в щель я увидела мужчину в длинном плаще и надвинутой на лицо шляпе. Несмотря на стремительную походку, мне показалось, что он сильно пьян. Мужчина грубо оттолкнул слугу, который отскочил к двери, перекрыв мне выход, и опустился на скамейку напротив Экхарда. Тот напрягся, глядя на вошедшего, который бросил на стол шляпу, скрывавшую его лицо. Я обмерла. Напротив Экхарда сидел граф Рэдмонд. Слуга торопливо ушёл, но я не двигалась с места, понимая, что происходит нечто странное.
Граф опёрся о стол, приблизившись к слегка отпрянувшему Экхарду.
– Дэсбелл!
Тот быстро оглянулся по сторонам.
– Тише, господин мой, тише…
Граф расхохотался, и в его раздражённом смехе явно сквозили лихорадочные нотки.
– Ты разве не гордишься своим прозвищем?
– Возьмите себя в руки, господин.
– Не приближайся ко мне! – брезгливо процедил граф сквозь зубы, хотя Экхард не шелохнулся. Судя по его виду, он был напряжён, почти испуган, но не удивлён.
– Что вы здесь делаете, господин?
– Хочу отменить свой приказ. Всё, убирайся, ты свободен.
Экхард не ответил. Он успел овладеть лицом и теперь смотрел на графа безо всякого выражения.
– Ах, да… деньги оставь себе. Что ты молчишь? Ты понял меня?
– Понял, господин, понял.
– И чего ты ждёшь? Ещё денег тебе дать? Чтобы ты оставил и её и меня в покое? – Граф бросил на стол кошелёк. – Доволен?
Экхард не прикоснулся к кошельку, даже не взглянул на него.
– Успокойтесь, господин. Вы привлекаете внимание. Вам ведь не нужно, чтобы вас узнали? Чтобы госпожа вас увидела? Как вы будете объяснять своё появление?
– Ты понял, что я сказал?
– Понял. Чего тут непонятного… Деньги заберите. С госпожой ничего не случится.
Кажется, я снова начала дышать лишь после того, как граф вышел. Экхард проводил его оловянным взглядом. Я не поняла, о чём они говорили, но разлившийся внутри холод не обманывал, подсказывая, что я случайно стала свидетельницей того, чему нельзя быть свидетелем. Как граф назвал Экхарда… Дэсбелл? Похоронный Звон? Кто может носить такое прозвище? Я вспомнила леди Камиллу, и сердце сжалось ещё сильнее. Из-за охватившей меня паники я пропустила момент, когда в зал вошёл ещё один, не знакомый мне человек, и молча сел на скамью, с которой только что поднялся граф.
– Вам-то что здесь понадобилось, господин мой дорогой? – медленно проговорил Экхард, растягивая слова до змеиного шипения.
– Чего он от тебя хотел?
– А вы догоните, спросите.
– Не забывайся.
– Беспокоится. О госпоже, о ребёнке… я ж сопровождаю её, охраняю.
– Почему тогда он не поднялся к ней?
– И с чего бы я стал задавать ему такие вопросы, господин мой? Не счёл нужным, наверное, вот и не поднялся.
Незнакомец поморщился. Несмотря на его жёсткий, даже властный тон, я чувствовала, что он боится Экхарда и с трудом сдерживает свой страх. И Экхард, судя по усмешке, тоже прекрасно это видел.
– За что он предлагал тебе деньги?
– Я же сказал, господин. Беспокоится.
– Почему ты не взял?
– Совесть не позволила.
– Что не позволило?
Экхард молча облокотился о столешницу, глядя в упор на собеседника. Тот, в свою очередь, тоже приблизил к нему лицо. Теперь они говорили ещё тише, но до меня по прежнему долетало каждое слово.
– Если из-за твоих игр в совесть он что-нибудь заподозрит, я найду способ отправить тебя на виселицу раньше, чем тебе и так на роду написано.
– А вы не угрожайте мне, господин. Что моё ремесло грязное, я и без вас знаю. Однако ж исполняю я его честно. Вы мне заплатили за то, чтобы женщина умерла, и она умрёт. Никто не должен понять, что она умерла не сама? Никто не поймёт. Но только это – всё. Следить я ни за кем не нанимался. И у кого что на уме – не моя забота. А виселицей мне грозить не надо. Не в ваших интересах.
– Ты, вроде, сам мне угрожать пытаешься?
– Упаси боже, господин мой.
– Надеюсь, ты понимаешь, что если у меня возникнут проблемы, у тебя они возникнут тоже.
– Мне не надо проблем, господин. Ни своих, ни чужих.
Когда он вышел, Экхард, словно внезапно ощутив духоту, распахнул куртку и потёр грудь, выдохнув ругательство. Я чувствовала себя мышью в мышеловке. Даже обморок казался мне сейчас благом – потеряешь сознание, и не ощутишь приближения гибели… Я с трудом погасила панику, боясь шевельнуться в своём ненадёжном убежище. Экхард подвинулся на скамье, и я едва не вскрикнула, представив направленный на меня сквозь щель неподвижный взгляд блёклых глаз, но тут же почувствовала облегчение – он просто принялся за еду. Я постаралась взять себя в руки и успокоиться, ведь до сих пор он не обнаружил меня. А если буду сидеть тихо, то и не обнаружит.
Самым страшным было то, насколько близко от меня он находился – просунув в щель палец, я могла бы коснуться его плеча. Я слышала его дыхание, слышала, как он жуёт, чувствовала исходящие от него запахи конюшни и давно не стиранной одежды, смешивающиеся с запахом пива, мяса и пряностей, и ощущала, как меня начинает мутить. Он ел не спеша и мне стало казаться, что это будет длиться бесконечно. Я проклинала своё невезенье, желая ему подавиться. Наконец он отодвинул пустую тарелку, но моё облегчение сменилось отчаянием, когда он, взяв кружку с пивом, прислонился спиной к разделяющим нас доскам. Теперь прядь его волос, попав в щель, касалась моей щеки, и я почти перестала дышать.
В этот момент надо мной на лестнице послышались шаги. От страха я закусила губу до крови, но спускавшийся не заметил меня, а когда он вышел в поле моего зрения, я узнала Джейкоба. Он оглядел зал и повернулся к Экхарду.
– Ты не видел Мэри?
Тот хмыкнул и сделал долгий глоток.
– Госпожа зовёт Мэри, – повторил Джейкоб.
– Здесь её нет, как видишь. А жаль…
Судя по тому, как захохотали сидящее рядом торговцы, он сделал непристойный жест. Джейкоб поморщился.
– Поаккуратнее. Ты не в борделе.
Экхард рассмеялся.
– Бордель везде, где есть женщины.
– Это тебя пускают только в бордели. Будь уверен, есть и другие места, куда таких как ты никогда не пустят.
– Если я захочу куда-то войти, то войду, будь уверен.
– Но пока не пробовал, судя по тому, что руки-ноги у тебя целы.
Экхард снова издевательски фыркнул.
– Ах, ты ж, сколько смелости на фунт живого веса!
– Если у тебя её недостаток, могу поделиться.
– Тебе давно трёпки не задавали?
– Хочешь попробовать?
– Лень, конечно… – Экхард отодвинулся от стены и поставил кружку. – А, ладно! Считай, что уговорил.
Он медленно поднялся и потянулся.
– Ну, пойдём… хоть разомнусь.
Теперь рассмеялся Джейкоб.
– Давай, давай! Тебя, видно, давно уму-разуму не учили.
Я дождалась, когда они вышли, и выбралась из закутка. Ноги онемели от долгого неподвижного сидения, голова кружилась, сердце колотилось, как сумасшедшее. Все посетители потянулись за повздорившими мужчинами, предвкушая развлечение, и я, беспрепятственно пройдя через зал, осторожно выглянула во двор. На меня никто не обратил внимания, все смотрели на стоящих друг напротив друга противников, держащих в руках палки. На земле лежала шпага, рядом с ней стоял один из торговцев, видимо, чем-то заслуживший благосклонность Экхарда. Он то уважительно поглядывал на шпагу, которую ему доверили охранять, то, с некоторым сомнением, на её хозяина, судя по всему, не привыкшего к такому простонародному оружию, как палка. Джейкоб же, я знала, владел палочным боем прекрасно, да и все могли это заметить, судя по ловким движением, которые он сделал то ли ради разминки, то ли из удовольствия продемонстрировать своё умение неподвижно стоящему напротив противнику. Экхард действительно просто стоял в ожидании начала поединка, но у меня неприятно сжалось сердце. Я помнила Стэнфорд. И его неподвижность меня не обманывала.
Джейкоб напал первым, Экхард легко уклонился, даже не пуская свою палку в ход. Ещё атака – с тем же результатом. И ещё… Они кружились друг напротив друга, Джейкоб наступал, Экхард то уворачивался, то парировал удары, не пытаясь нанести ответных, но ни лени, ни медлительности в его движениях больше не было, они стали скупыми, но быстрыми и чёткими. Зрители смеялись, то ли подбадривая бойцов, то ли отвлекая их своими выкриками. И я не уследила момента, когда расстояние между противниками внезапно сократилось, а в следующий момент Джейкоб сидел на земле, а палка Экхарда упиралась ему в грудь. Зрители ахнули, кто-то одобрительно засмеялся. Экхард протянул Джейкобу руку, но он словно не заметил её и медленно поднялся.
– Джейкоб, ладно тебе! Ну, сболтнул я ерунду.
Тот молча отвернулся, и Экхард придержал его за рукав.
– Да, брось! Я проветрился и понял, что неправ.
На этот раз тот пожал вновь протянутую руку, но не сказал ни слова. Не дожидаясь окончания, я скользнула обратно в зал. Надо было заняться ужином для госпожи, за которым она меня послала.
Позже я узнала, что Джейкоб отказался выпить с Экхардом мировую.
Глава четвёртая
В западне
После ночи, которую я провела без сна, глядя то на спящую госпожу, то на дверь, и в страхе прислушиваясь к каждому шороху, наступил день, не принёсший облегчения. В сторону Экхарда я старалась не смотреть, чтобы ненароком не встретиться с ним взглядом, боясь, что по моим глазам он догадается о моём страхе и что-нибудь заподозрит. А после того, как госпожа спросила, отчего у меня такой усталый и измученный вид, и мне пришлось сослаться на жару, я вообще старалась не поднимать глаз в надежде избежать вопросов, на которые боялась отвечать.
