Дорога Длиною В Жизнь

Шаира Баширова

Дорога Длиною В Жизнь

ГЛАВА 1

Маму свою, я помню очень смутно. Как кормила меня, ласково говорила и целовала. Но тот день я запомнила на всю жизнь, когда её вдруг не стало, мне исполнилось четыре года, в день моего рождения. Я как всегда ждала подарок от неё и папы, которые обещали купить мне трёх колёсный велосипед в подарок. Но в доме появилось много людей, которые плакали и тихо шептали слова сочувствия папе и с грустью поглядывали на меня.

– Бедный ребёнок. Сирота в четыре года. Валерке то что? Завтра женится, Соню забудет. А девчушке какого? – качая головами, говорили собравшиеся у маминого гроба её подруги.

Встав на стул, я теребила маму за руку.

– Мамочка. Вставай. Ты обещала мне велосипедик купить. – ныла я.

Но папа поднял меня на руки и так серьёзно посмотрел на меня.

– Нет нашей мамы Аленький, она ушла на небо. А ты иди в свою комнату, поиграйся там, не мешай взрослым, хорошо? – прижимая к себе, говорил он. Так меня называли мама и папа.

– А почему мама ушла на небо? Она же вернётся, да? – спрашивала я, не соглашаясь уходить.

Но папа молча завёл меня в мою комнату и прикрыл за собой дверь. А я села на пол и почему-то заплакала. Не понимая происходящего, я никак не могла смириться с её уходом. Казалось, мама меня предала, обещала и не исполнила. Но велосипед мне на следующий день, после похорон, принёс дядя Володя, мамин брат. Он приехал на похороны из другого города и тихо сказал папе, что обещал сестре привезти для меня подарок. Я каталась на нём на улице, возле дома, детвора завистливо смотрела на меня. Но я по натуре своей была не жадная, даже в детстве и мой велосипедик переходил из рук в руки. Ребятня меня по имени не звала, только слышала отовсюду.

– Рыжая, дай покататься!

– Рыжая, иди сюда!

Я и правда была огненно рыжая, с копной кудряшек на голове, с которыми только мама и могла справиться. А теперь, когда мамы не было, мои волосы беспорядочно торчали в разные стороны. Шли дни, без мамы было очень тоскливо, да и папа стал другим, замкнувшись в себе, он со мной, как прежде, не игрался, а иногда даже грубо отправлял меня в свою комнату. Он даже перестал называть меня Аленький, а больше Алефтина или просто Аля. Я рассплакавшись, обидчиво уходила. А через пол года в нашем доме появилась чужая женщина. Папа просто женился, а я принимать такое явление никак не хотела. Галина, как-то сразу меня невзлюбила и всё время отдёргивала.

– Алька! Я кому сказала, что так делать нельзя! – строго говорила она, хотя я совсем не понимала, что делать нельзя то.

Дело доходило и до того, что она могла меня ударить или сильно толкнуть. Но я не плакала.

– Ты злая ведьма! Я ненавижу тебя! – лишь кричала я ей.

А она зло сверкнув глазами, захлопывала передо мной дверь и громко, чтобы я слышала, кричала, что тоже ненавидит меня и скоро я уберусь из этого дома.

Папа же наоборот, был с ней ласков и нежен, это меня ещё больше злило.

– Ты меня совсем не любишь. Только Галину свою и любишь. – как-то сильно расстроившись очередным выговором от мачехи, воскликнула я.

– Что ты такое говоришь, Аля? Я же папа твой, как я могу тебя не любить? Иди ко мне… – ответил он и попытался обнять меня.

Но я вырвавшись из его рук, демонстративно ушла в свою комнату.

– Галочка, будь с ней поласковее. Она же ещё ребёнок. – тихо просил отец свою жену.

А она вместо ответа, обнимала и ласково целовала моего папу, что вобще было выше моего понимания. Так прошло почти два года, которые мне казались самыми худшими в моей жизни. Ведь родители меня любили и баловали, а тут, как бы пришла чужая женщина и всё разом изменилось. Она при каждом случае меня дёргала, толкала и даже могла ударить, когда папы не было дома, да и папа как-то изменился. Перестал меня ласкать, говорить как он любит меня, в общем эти два года, мне казались сплошным мучением. А однажды, как-то, я услышала разговор между отцом и Галиной, хотя говорили они очень тихо.

– Послушай, давай её определим в интернат. Там ей будет много лучше с детьми её возраста. Ну не могу я больше так. Она зверем на меня смотрит и ненавидит меня. – говорила Галина.

– Какой ещё интернат дорогая? Она маленькая совсем. Она изменится, поверь мне. – отвечал отец.

– Я не изменюсь! Никогда не полюблю эту злую ведьму. Она меня бьёт! – вскрикнула я, выглядывая из своей комнаты.

– Вот ведь лгунья, я её пальцем не трогала. – хихикнув ответила Галина.

Папа конечно поверил ей, а не мне. Вскоре я переехала жить в интернат, уж не знаю, как им это удалось, папа мой был жив, а в интернат вроде брали только сирот. Но тем не менее, Галина посадила меня и насильно рассчесала мои рыжие кудряшки, нацепив бантик. На меня надели нарядное платье и туфельки, собрали в большую сумку мои вещи и папа привёз меня в этот интернат и долго разговаривал с директрисой. Потом положил ей на стол пакет с деньгами и стал прощаться со мной.

– Будь умницей, веди себя хорошо, ладно? А я буду каждую субботу тебя забирать домой. – сев передо мной на корточки, говорил папа.

– Ты ведь больше не любишь меня верно? Я никому не нужна. И мама меня бросила, а сама на небо ушла. Ты не приходи сюда, хорошо? Никогда не приходи, не надо. Я ведь тебе не нужна, тебе эта ведьма нужна. Уходи! – стала кричать я.

Кажется, у меня началась истерика, я не знала, что это такое, но меня трясло и зуб на зуб не попадал.

– Вы лучше сейчас не трогайте свою дочь, у детей психика очень хрупкая, она придёт в себя, поверьте. В субботу приходите. – сказала директриса и сжав сильно мою руку, от чего кажется я сразу пришла в себя, повела в группу, к другим ребятам.

Я молча шла за ней, наверное больше от испуга, нежели это была покорность. До самой группы, которая называлась игровой комнатой, женщина не выпускала мою руку, но я чувствовала взгляд отца у себя за спиной. Мне трудно сказать сейчас, по истечении стольких лет, что отец тогда чувствовал, может совесть его мучила или чувство вины, но он ничего не сказав, просто ушёл.

– Внимание! Все посмотрели на меня. Познакомьтесь дети. Это Ваша новая подружка, зовут Алефтина. Теперь она будет жить и учиться здесь, с Вами. Надеюсь, Вы подружитесь. – громко говорила директриса.

А я смотрела на этих ребят, у которых глаза были испуганными, как бывает у затравленных зверьков. Никто ничего не ответил и ко мне не подошёл. Директриса оставила меня в группе и сама ушла. Так, я стояла минут десять, молча оглядывая всех, не понимая, зачем и куда я попала. Некоторое время спустя, ко мне подошёл мальчик и взял меня за руку.

– У тебя имя трудное. Меня Костик зовут и я пойду через неделю в первый класс. – сказал он, подводя меня к остальным детишкам.

– Значит и у тебя нет мамы и папы? – сочувственно спросила одна из девочек, со смешными, тонкими косичками и худеньким личиком.

– Почему нет? У меня папа есть. – ответила я, зло посмотрев на девочку.

– А у меня нет ни мамы, ни папы. – тихо проговорила девочка.

Мне стало жаль её. Я обняла её и жалостливо посмотрела на неё.

– А где они? На небе? – простодушно спросила я.

– Не знаю, наверное на небе. Я не знаю. – ответила девочка.

– А как тебя зовут? – спросила я.

– Катя. Но это имя, говорят мне дали в доме молютки. – ответила Катя.

Тогда я не понимала, что это значит, но было очень жаль Катю.

– Хочешь, вместе играть будем? У меня куклы есть и машинки. – предложила я, подходя к своей увесистой сумке и с трудом открывая её.

– Хочу. А тебе не жалко? – открыв изумлённые глазки, спросила Катя.

– Ты же их не съешь? – ответила я, высыпая все игрушки на пол.

Не уверенными шажшками, к нам подошли и другие дети. Так началась моя жизнь в интернате. А в субботу, ко мне пришёл папа, с пакетами сладостей. Я почувствовала, как же сильно я по нему соскучилась. Крепко обняв его, я долго не хотела отпускать. К другим детям тоже иногда приходили, к кому-то бабушка, к кому-то мама, что бывало очень редко. Всё, что принёс папа, я высыпала на стол и вместе с детьми, мы поедали печенье и конфеты. Потом, папа стал приходить всё реже и реже, пока совсем забыл дорогу ко мне, в интернат. Ночами я плакала, скучая по нему. Но днём своих слёз я не показывала никому. В интернате, меня тоже называла не иначе, как рыжая. Привыкшая к этому прозвищу, я не обижалась. Шли дни, недели, месяцы. Прошло два года, как я не видела своего отца, потом уже, став взрослой, я узнала, что у него с Галиной родился сын и она настояла на том, чтобы уехать навсегда из города и переехать в другой город. Так, автоматически, я осталась без жилья. А ещё…что самое ужасное, отец письменно от меня отказался. Об этом я узнала много позже, когда однажды в пятом классе, меня наказала воспитательница и отшлёпала при всех.

– Я папе расскажу. Он Вас накажет. Не смейте меня бить! – крикнула я тогда в лицо воспитательнице.

А она просто схватила меня за плечо и сильно тряхонула, приподняв с полу и обратно поставив.

– Аха. Папе она скажет. Может скажешь какому папе? Он давно от тебя отказался и уехал в другой город. Так что молчи себе в тряпочку и не возникай. – как огнём, полоснула меня женщина.

Тогда я совсем замкнулась в себе, никого не хотела ни видеть, ни слышать. Первым ко мне подошёл Костик, тот, что первый меня взял за руку, когда я только появилась здесь.

– Не расстраивайся ты так. Здесь мы все одинаковые, так или иначе, оставшиеся без родителей. Моя мама в тюрьме, пила сильно и в запое убила своего сожителя. Ей двенадцать лет дали, а отца, я вобще не помню. Вроде его и не было у меня никогда. Правда бабушка была, но и та умерла, как только мать посадили. А у Женьки, родители погибли в автокатастрофе, он совсем один остался. Да и квартиру родителей отобрали, ведомственной оказалась. – по взрослому говорил Костик, показывая на своего друга Женьку.

– Ну и пусть. Больно он мне нужен. Проживу и без него. Назло стану известным человеком, пусть тогда локти свои кусает, от какой дочери он отказался, гад! – зло процедила я сквозь зубы.

С Костиком мы здорово подружились. Он оказался на редкость добрым и советливым мальчиком, с которым мы и доучились до одиннадцатого класса. А после того случая с воспитательницей, я никогда не позволяла никому себя ударить. Во-первых, не доводила до этого, во-вторых, это было унизительно.

ГЛАВА 2

Что делать после окончания школы, мы с Костиком решили давно. При получении паспорта, я решила взять фамилию своей матери, Савельева, хотя все эти годы числилась в интернате под фамилией отца, Михеева. Хотела разом с ним порвать, чтобы уже ничего меня с отцом не связывало. Проведя своё детство под Москвой, в городе Обнинске, я твёрдо решила поехать покорять Москву. Хотя пока не знала, что меня ждёт в этом большом городе, где меня никто не знал и никто не ждал. Костик решил ехать со мной, так, собрав свои вещи, сложив документы, мы попрощались с учителями и воспитателями, попрощались с одноклассниками, у которых был свой путь в этой долгой и непростой жизни, мы вышли за пределы интерната и отправились на вокзал. А так, как мы отказались письменно от предоставленного нам жилья, который выделили нам в интернате, в старом барачном доме, нам компенсировали н-ную сумму денег, которой нам вполне хватило, чтобы доехать до Москвы и продержаться там первое время. Начиналась наша новая, взрослая жизнь, было страшновато, ведь мы с Костиком не знали, что нас ждёт впереди…

До Москвы ехать было совсем недалеко, вот там, в Москве, что дальше делать? Мы с Костиком не знали. Но я была не одна и это придавало мне бодрости.

– Ну что Рыжая? Куда решила поступать? Не изменила своего решения? Всё хотела знаменитой артисткой стать. – сказал Костик, когда мы с ним расположились в своём купе.

– Не раздумала. Сказала, значит буду. А ты что, сомневаешься что ли? – с иронией спросила я.

– Да нет. Я же тебя знаю, ты сможешь. Хорошо, что у тебя внешность красивая и главное, веснушек нет, как обычно у рыжих бывает.  – ответил Костик.

– Да ладно, красивая…ты правда так думаешь? – смутившись, спросила я.

– А что думать? Я же не слепой, вижу. – ответил Костик.

– Ну а ты? Кем ты хочешь стать в этой жизни? Художником? Ты здорово рисуешь. – с какой-то неподдельный завистью, спросила я.

Меня и правда поражало, как Костик рисует. Он спокойно, без взякого напряжения, брал простой карандаш и начинал рисовать. А я смотрела и не могла оторвать своего восторженного взгляда. На первый взгляд, было совсем непонятно, что именно рисует Костик, но понемногу, вырисовывался контур и я угадывала, что он рисует на этот раз.

– Да, хотелось бы конечно. Но Москва огромный город. Думаешь, меня заметят там? – неуверенно спросил Костик.

– Главное, верить в себя и надеяться на успех. И я верю в тебя, ты сможешь, не сомневайся. – ответила я.

Приехав в Москву, мы с Костиком, не откладывая пошли сдавать документы. Сначала решили пойти в Щукинское училище. Во ВГИК идти, я не решилась. Секретарша открыла мои документы и посмотрела внимательно.

– Так…тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения…значит Вам уже восемнадцать исполнилось? Хорошо, идите в приёмную комиссию, там примут Ваши документы и скажут, когда придти на экзамен. – сухо сказала молодая женщина, видимо уже уставшая за эти дни принимать абитуриентов.

Мы с Костиком, поблагодарили её и пошли по коридору, искать приёмную, где принимают документы на поступление. В общем проверив всё ли в порядке с моими документами, у меня наконец их приняли и я довольная, вышла из здания училища, взяв разрешение на проживание, в общежижитие. Костик решил сдать свои документы в Московский Государственный Академический Художественный институт имени Сурикова. Во как звучит, а коротко МГАХИ. У него тоже всё тщательно перепроверив, посмотрев его работы, которые он привёз с собой, приняли документы и тоже выделили комнату в общежитие, где он мог остановиться до поступления в институт. Для начала, мы с Костиком зашли в ближайшую столовую, так как со вчерашнего вечера ничего не ели. Деньги мы тратить много не могли, поэтому взяли только второе и компот с хлебом. Он проводил меня до моего общежития, убедившись, что мне дали там место в комнате для четверых, Костик сказав, что придёт завтра с утра, ушёл к себе. Комендантша, строгая матрона, сварливая, пожилая женщина, дала мне постельное бельё и подушку.

– Поднимись на третий этаж, в тридцать седьмую комнату. И как ты, такая рыжая, решила в артистки податься? Глупая. Таких не принимают. Я тут многих повидала. Ладно, у тебя две недели до экзаменов. Парней не приводить, спиртное не распивать, до поздна не гулять. Нарушение правил, грозит тебе остаться на улице. – грозным голосом, сказала Мария Ивановна.

– Я всё поняла, нарушений не будет. А артисткой я стану, вот увидите. – ответила я, взяв из её рук бельё и подушку.

Женщина с сомнением покачала головой и с недовольным видом, зашла в свою комнату, где громко звучала музыка из включённого телевизора.

В комнате уже жили три девушки, одна койка у окна была свободна, к ней я и подошла.

– Здравствуйте девочки. Я буду жить здесь до поступления. Надеюсь и после… – сказала я.

– Привет. Вот это да! Кто же сейчас красится в такой цвет? Да ещё при поступлении в Щуку? Ну ты даёшь подруга. – воскликнула одна из девушек, поднимаясь со своей кровати, где она отдыхала с книгой в руках.

– И не думала краситься. Это мой естественный цвет. – почти обидившись, ответила я.

– Правда что ли? Класс. Девушки добиться не могут такого цвета, а здесь пожалуйста, сами такие. Но для Щуки, это минус, точно. – заявила вторая, приближаясь ко мне и щупая мои волосы.

– Хорошо, ещё веснушек нет у тебя. А личико…ничего себе, привлекательное. Может и прокатит. – сказала третья, стоя у стола.

– Может быть, как Вы говорите, в Щуке будут оценивать по таланту, а не по волосам? – с иронией спросила я.

– Это удача детка, как повезёт. Все мы приехали из разных городов, в надежде завоевать эту неприступную крепость, под названием Москва. – сказала первая девушка, с приятными чертами лица, с миндалевидными глазами, похожая на азиатку. Её длинные, чёрные прямые волосы, доходили по пояс, казалось, она ими очень гордилась.

– У тебя волосы очень красивые. Ты ведь не русская, верно? – спросила я.

– Да, я приехала из Узбекистана, город Самарканд. Знаешь такой древний город? – гордо спросила она.

– Вроде слышала, да, читала о нём. Там вроде перед самой войной, откапали могилу Темирлана, хотя этого делать было нельзя. Из-за этого говорят и началась вторая мировая. Верно? – спросила я.

– Верно. А ты молодец, начитанная. И речь у тебя красивая. Тебя как зовут? – спросила девушка.

– Алефтина, можно просто Аля. – ответила я.

– Ну что ты встала, как не родная? Располагайся. И давай знакомиться, просто Аля. Меня Дильбар зовут, а по простому Диля. –  сказала девушка из Самарканда, улыбаясь и обнажая ряд белых, жемчужных зубов.

– Я Ольга, приехала из Новосибирска. – сказала вторая девушка, протягивая мне руку.

– А я Инга, приехала из Таллина. Вот и познакомились. Прямо интернационал. А ты откуда сама? – спросила первая девушка, с короткими, светлыми волнистыми волосами, с серо голубыми глазами и очень светлой кожей.

– Офелия… – подумала я тогда, а вслух ответила, что приехала из Обнинска.

– Ну что девочки, надо о хлебе насущном подумать. Есть хочется. Что будет делать, а? – спросила Ольга, более смелая из девушек. С красивыми карими глазами и правильными чертами лица, с пушистыми волосами, завязанными в хвост, на затылке.

– У меня только пряники и сгущёнка. Ещё сухофрукты есть и самаркандские лепёшки, яблоки и гранаты. Жаль, виноград не довезла, в поезде всех угостила. – сказала Диля, вытаскивая перечисленные продукты из своей сумки и складывая на стол.

– Ну да…узбекское гостеприимство. Здорово. А я тушёнку привезла и рыбные консервы. – ответила Ольга.

– И у меня шпроты, колбаса и ветчина есть. – ответила Инга.

Я молча встала перед своей кроватью и стала её заправлять, накрыв матрас простынью, надевая на одеяло пододеяльник и на подушку наволочку.

– Не дрейфь просто Аля. Голодными не останемся. Ты что, детдомовская? – спросила Ольга.

– Как ты догадалась? – с тревогой в голосе, спросила я.

– Никак, просто спросила. Ладно, проехали. Давай дуй на кухню и поставь чайник, чай будем пить с самаркандскими лепёшками. – весело подмигнув мне, сказала Диля.

ГЛАВА 3

Оставив постель в покое, я вышла на кухню. Там стояли девушки и что-то готовили на сковородках и в кастрюлях. Вкусный аромат готовки, ударил в нос, вызывая голод. Второе блюдо, что мы поели с Костиком, давно растворился в желудке и хотелось снова есть. Дождавшись, когда скипит вода в чайнике, я ухваткой из старого полотенца взяла чайник и понесла в комнату. Там девушки уже приготовили фарфоровый чайник, положив в него душистый, зелёный чай, как сказала Диля, девяносто пятый, правда почему именно девяносто пятый, было непонятно, но спрашивать об этом мы не стали и пиалки, которые привезла с собой из дома Диля. С девушками мы очень подружились. Совершенно простые, без жиманства и притворства, они рассказывали о своих жизнях, о первой любви, о своём городе. Мне говорить о себе не хотелось, но девушки разом посмотрели на меня.

– Что? Мне правда рассказывать нечего. Мама и папа умерли, когда мне было всего четыре года, потом детдом и по окончании школы, я приехала сюда. Вот и вся моя жизнь, ничего интересного. – сказала я, умолчав о том, что папа мой, меня просто бросил, променяв на чужую женщину, а по простому, просто отказался от меня.

Наступило молчание, девушки сочувственно на меня смотрели.

– Так ты что, даже не помнишь лиц своих родителей? – спросила Инга, чуть не плача.

– Смутно помню. Девочки, давайте не будем о грустном. Скоро экзамены, заниматься надо. Может этюды отрабатывать будем? Басни расскажем, монолог, кто какой выбрал… – сказала я, отворачиваясь и пряча слёзы.

Больше меня, о моей жизни девушки не спрашивали. О себе охотно рассказывали. Так я узнала, что отец Инги работает в рыбном хозяйстве, мама продаёт пойманную им рыбу. У неё есть два брата, которые ещё в школу ходят.

Диля окончила школу с золотой медалью, занималась в драматическом кружке, где ей и посоветовали попробовать выучиться на артистку.

– Сначала, я думала поступать в Ташкенте, в театральный институт имени Островского. Но подумала, что покорить Москву, это выше. Правда родителей пришлось долго уговаривать, но папа меня очень любит и ни в чём почти мне не отказывает. В общем, поплакала я, посюсюкала и он сдался. Семья у нас не маленькая, нас пятеро детей в семье. Мама вышивает золотом, тюбитейки, халаты и комзолы, её изделия забирают в Ташкент, ну и в Самарканде, туристы иностранные расскупают. Папа в институте преподаёт, лекции студентам читает, по истории. Две сестры замуж вышли, ничего так живут. Два брата учатся. Один в политехническом институте, другой школу заканчивает на будущий год. – рассказывала Диля.

– А у меня семья маленькая, я да мама с бабушкой. Папа бросил нас, нашёл помоложе. Мама ещё молодая, ей всего сорок пять лет. Ненавижу его и этих разлучниц. – зло сверкнув глазами, сказала Ольга и мне был так понятен её гнев.

 Утром ко мне пришёл Костик, вызвав удивление девушек.

– Вот тебе и тихоня, наша просто Аля! – воскликнула Диля.

Я познакомила своего друга с девушками, Костик конечно им очень понравился, своей сдержанностью и привлекательностью. Он пригласил меня погулять по городу и мы отправились с ним на Арбат, где было полно молодёжи, безпричинно ходившие по главной улице Москвы. Город мне очень понравился, правда голова кружилась от множества автомобилей и шума. Костик проводил меня до общежития и сам уехал, сказав, что надо много заниматься.

Две недели, до экзаменов, мы занимались. По очереди рассказывая друг другу басни и монологи, выбранные каждой из нас. Я выбрала отрывок из романа Сомерсета Моэма "Театр" но из нас четверых, самая талантливая была Диля. Она так читала стихи Есенина, что мы слушали разинув рты. Дни быстро проходили и наступил день, когда решалась наша судьба. Конечно же, мы очень волновались, ведь каждому абитуриенту хотелось поступить и не возвращаться ни с чем домой. Тем более, мне возвращаться было просто некуда. Перед аудиторией, где проходили вступительные экзамены, было волнительно шумно. Но когда первый абитуриент вошёл на экзамен, воцарилась тишина.

Кажется, моя очередь никогда не дойдёт. Выходил педагог и пофамильно приглашал на экзамен, уже и Диля прошла и Инга…и ещё много молодых людей заходили в эту аудиторию. Кто-то выходил с расстерянным лицом, кто-то улыбался, а были и такие, что выходили со слезами и искренне плакали. Вот остались мы с Ольгой, посматривая друг на друга. От волнения, я забыла текст из романа "Театр", да и басню кажется, будь она неладна, эта стрекоза.

– Савельева! Заходи. – сказала пожилая женщина, открыв дверь аудитории.

А у меня будто ноги к полу приросли. Стою и смотрю на неё, на её очки из толстого стекла и высокую причёску на голове.

– Ты Савельева? Ну, что встала, заходи. Да не бойся ты, не съедят же тебя. – ласково сказала она.

Женщина пропустила меня вперёд и вошла следом за мной, прикрыв дверь за собой. Я встала в середине большого помещения, на меня смотрели несколько человек, двое мужчин, кажется я узнала в них актёров. Может от волнения перепутала, но фамилии в голову не шли.

– Мы слушаем Вас. Что будете читать? – спросил мужчина, с залысинами на голове и внимательным взглядом. Было видно, педагоги устали, тихо перешёптываясь, они ждали, когда я наконец прочту отрывок, который приготовила. Ну, я собравшись, прочитала отрывок, следом басню Крылова "Стрекоза и муравей" закончив, молча посмотрела на сидевших за длинным столом педагогов.

– Что ж, неплохо. А вот, представьте себе, что Вы лиса, которая хочет отнять у вороны сыр. Покажите нам экспромтом, этот этюд. – попросили меня.

Я стала вспоминать, как лиса смотрела на ель, кружась в ожидании…в общем я изобразила лису. Это было ужасно, сама чувствовала, что провал мне обеспечен. Наконец отмучившись, я с разрешения учителей, вышла в коридор.