Опричники

Алесь Коруд

Опричники

1. Чай с шанежками или тайна старинного монастыря

Илья Семенов с легкостью перешагнул осунувшийся сугроб и застыл на миг перед затянутой льдом лужей. Молодой мужчина воровато оглянулся, пешеходов поблизости не наблюдалось. Как же он мог пропустить зимнюю забаву родом из детства? Толчок и ботинок послушно заскользил по гладкому льду. В один момент Илья оказался на другой стороне лужи. Ух, здорово! А раньше получалось еще ловчее! И куда только убегают от нас годы беззаботной младости?

   Молодой человек двадцати шести лет от роду полной грудью вдохнул морозной свежести. Привычный для него Архангельский март, с его стылыми утренниками и ярким полуденным солнцем. Бывало, что в этот, казалось бы, весенний месяц случалось морозней, чем в феврале. Зато в такие теплые, как этот солнечные деньки чертовски здорово ощущалось дыхание весны. Звонкая капель, шустрые ручейки, веселое треньканье синичек. Илья обожал этот месяц! Вот и сейчас шел на работу из дома пешком, хотя намного удобней было ехать на автобусе.

  Кто-то умный сказал, что рабочее место должно быть получасе ходьбы от дома. Ну пусть сорок пять минут. Пока идешь, успеваешь окончательно проснуться и прокачать план деятельности на сегодня. Или отчет для руководства. Вот и улица Коммунальная! Несколько чудом затесавшихся в этом районе деревяшек тридцатых годов постройки, остатки Винзавода, стоящие за ним новостройки и еле заметный проход к странному двухэтажному строению. На воротах горит Зеленый. Этот неприкаянный светофор предназначен для своих. Означает, что в сей момент никаких опасных экспериментов и действий на службе не происходит. Иначе следовало бы звонить дежурному и спрашивать разрешения.

   Кивнув неизменному Ивану Кузьмичу, что дежурил сегодня на вахте, Семенов легко взбежал по лестнице, по пути скинув на руки куртку и шапку.

– Всех категорически приветствую!

  Кабинет, в котором Илья работал, был самым большим, но обычно все его соседи присутствовали вместе крайне редко. Деятельность их Отдела подразумевала частые командировки и разъезды. Но Илье такой порядок даже нравился, как и драматическая необычность самой работы. Это для всех посторонних он архивариус, пусть и на государственной службе. Семенов редко пользовался официальными корочками, на которых гордо красовались буквы ФАПСИ. Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации. Их официозное прикрытие для всех остальных ветвей власти.

  По сути же Илья служил в самой закрытой спецслужбе страны, спрятанной внутри этой обширной организации. Вывеска гласила, что это Отдел Чрезвычайных Событий Службы специальной связи и информации ФАПСИ. Как хочешь, так и понимай такую белиберду. Руководство Отдела ЧС жестко не рекомендовало работникам зазря козырять красными корочками направо и налево. И на то имелись веские причины. Больно уже особенными являлись их прямые обязанности. Кто ж в здравом уме будет называть подобные этому отделы «Опричниной»!

  Семенов включил чайник и сел за свой стол. Подставка для бумаг сегодня была пуста. Значит, вводные еще не поступили. Он оглянулся. Меланхоличная блондинка Пелагея Трескина усердно копалась в Интернете и была полностью погружена в процесс. Ей недавно спихнули поиск интересующей Отдел информации со всего Северо-Запада. Вряд ли в мировой сети найдется что-то на самом деле интересное, но каждое утро девушка, недавно окончившая исторический факультет Арктического университета, начинала именно с этого.

– Поля, чай будешь?

– А?

  Глаза блекло-голубого оттенка повернулись к Семенову, но сама Трескина ничего не ответила.

 «Как и есть малахольная! За что только её к нам и взяли?»

  Илья вздохнул и пошел мыть заварочный чайник. На обратном пути он столкнулся в коридоре с Марфой Васильевной, их ведущей научной сотрудницей. Хм, как можно красиво спрятать под обычными названиями необычность работы этой странной дамы. Илья даже не знал сколько ей на самом деле лет. На вид чуть за пятьдесят, но Варакина не раз вспоминала такие замшелые события, что приходилось сомневаться в озвученных ею годах. Но опять же, в их родной конторе необычного пруд пруди. Это только с виду они книжные черви и просаживают казенные деньги почем зря. А покопайся в каждом и найдешь такое!

– Илюша, заходи чай пить! У меня шанежки с толокном.

  Семенов разинул рот, но так и не нашел чем возразить. Марфа Васильевна знала, чем его взять. Его Холмогорская бабушка всегда славилась пирогами и особенно наливными шанежками.

– Да там…

– Пока ничего нет. Заходи!

  В кабинете за это время ничего не изменилось. Пелагея копалась в сети, новых лиц не прибавилось. Было на редкость тихо и мирно. Семенов заварил чай и понес чайник в соседний кабинет. Марфа Васильевна занимала его целиком. Лишь иногда к ней подсаживали командировочных коллег. Небольшая комната меньше всего была похожа на казенное место. Скорее на какой-то краеведческий музей. Щепная Птицы-счастья под потолком, потемневшие от времени иконы в старинных окладах, книги, прялки, рубели для глажки, расписные доски и прочая хозяйственная мелочь, привезенная с отдаленных деревень и каждая имеющая собственную историю. Илья уже не был новичком и потому тупых вопросов по поводу их происхождения не задавал. Как и прочие умные посетители. Дураков же сюда попросту не пускали.

– Бери.

– Спасибочки.

 Илья поставил чашку с затейливой росписью на блюдце. Чайный сервиз был необычайно красив. Ну а шанежки в толокне поистине бесподобны! На широком лице хозяйки кабинета расплылась добрая улыбка. Она любила подкармливать молодых коллег разными вкусностями.

– А чего Палаша не пришла?

– Да ну ее! Странная она временами!

– Что есть, то есть, – покачала головой женщина. – Ты бы её подсоблял по возможности. Новенькая она все-таки.

  Семенов глянул на их главного специалиста по аномальным явлениям и задумался.

– Марфа Васильевна, а зачем её вообще к нам взяли? Вот ладно я. Закончил с отличием, в аспирантуре поработал, по близкой нам сфере кандидатскую начал. Летом из археологических раскопок не вылезал, еще будучи студентов. И по отдельской тематике много чего изучил. Нет, сейчас понимаю, что видел лишь то, что на поверхности. Но все же?

  Варакина неспешно сделал глоток и выжидающе оглянулась на молодого архивариуса:

– Илюша, как наша контора называется?

 Вопрос застал Семенова врасплох.

– Отдел Чрезвычайных Событий Управление информационных систем Службы специальной связи и информации ФАПСИ.

– Ты ведаешь нашу родословную?

– При СССР мы подчинялись 8-му главному управлению КГБ СССР, хотя проходили у них как отдельная научно-исследовательская структура Союзного подчинения.

– Я про времена Иоанна Грозного, милок.

  «Эк куда хватила старушка!»

– Ох, молодежь! – Варакина подхватила старинный фолиант, оказавшийся рукописным сводом. – Ты же полуустав разберешь?

– Давайте! – охотно согласился Илья. Марфа Васильевна была для него кладезю неофициальной информации. Учитывая их специфику та зачастую оказывалась важней той, что оставалась в итоге на бумаге. Да и ту прятали на самое дно архивов. – Да как же? – на лице Семенова отразилось безмерное удивление от только что прочитанного. – Города же еще не существовало!

– Да что ты говоришь, соколик! Михайло-Архангельский монастырь почитай уже, как несколько веков на мысе стоял. И люди здесь жили, да хозяйствовали. И до монастыря на Пур-Наволоке пусто не было. Место-то удобное, на самом просторе! Куда хощь, туда и плывешь!

– Так, монастырь же, насколько помнится, в 14 веке основан!

  Варакина покачала головой:

– Не так, милок, историю вам выдавали. Есть же в летописях все!

  Женщина подвинула к молодому специалисту свиток, и тот начал читать вслух:

– Источником сведений об основании Михайло-Архангельского монастыря является не датированная благословенная грамота Новгородского архиеп. Иоанна: "Благослови архиепископ новгородский Иоанн владыка у святого Михаила вседневную службу и благослови игуменом Луку к св. Михаилу, и буди милость Божия и святыя Софии и святого Михаила на посадниках двинских, и на двинских боярах, и на боярах новгородских и заволочских, на владычне наместнике, на купецком старосте и на всех купцах новгороцких и заволочских, и на игуменах и на попех, и на всем причте церковном, и на соцком и на всех крестьянах, от Емцы и до моря, что есть потребовали милости Важней св. Михаилу вседневную службу. И вы, дети мои, почтитеся о милостыне к св. Михаилу и к игумену, и ко всему стаду. А ты, игумен, с собором и стадом св. Михаила, Бога моли за всех крестьян, и буди милость Божия, св. Софии и св. Михаила на всех крестьянах и владычне благословение Иоанново"

  На основании грамоты архиеп. Иоанна возникло два предположения о дате основания монастыря: XII век, либо 2-я половина XIV века. В списке архиереев, занимавших новгородскую кафедру с X по XVII века, трижды упоминается имя Иоанн. Первый – Иоанн Попин на кафедре 1110-1129 годах не был архиепископом, второй – святой Иоанн 1165-1186, будучи епископом, до пострижения в схиму носил имя Илии, третий – архиепископ Иоанн, занимал кафедру в 1389-1415 годах.  В грамоте этого Иоанна нет слов о строительстве монастырских храмов, а церковь св. Михаила упоминается как уже существующая. Архиепископ Иоанн благословляет игумену "с собором и стадом св. Михаила" отправлять вседневную службу, что предполагает существование значительного штата священнослужителей.

  Глаза Ильи заблестели. Как он мог пропустить такой документ! Варакина лишь посмеивалась:

– Дьявол в деталях! Но кому-то выгодно было их спрятать на самом виду. Читай дальше.

– Самым древним источником, указывающим на XII век, как дату основания монастыря, является сохранившаяся рукописная копия челобитной игумена монастыря Иеремии от 1695 г. к царям Петру I и Иоанну. Ходатайствуя о льготах для монастыря, он приводит аргумент: "а тому, государи, богомолию больши 500 лет".  Возможно, что в основании Михайло-Архангельского монастыря принимали участие наместники Новгородского великого князя в Заволочье Великом. Самое раннее достоверное историческое свидетельство о монастыре содержится в "Двинской летописи" и относится к 1419 году:

 "Пришедше мурманы войною 500 человек с моря в бусах и в шняках, и повоеваша в Варзуге погост Карельский, и в земли Заволоческой погост в Неноксе, и Карельский монастырь святого Николая, и Онежский погост, Яковлю Курью, Андреяновский берег, Кечь остров, Княж остров, Архистратига Михаила монастырь, Цигломено, Хичемино, три церкви сожгли, а христиан и чернцов всех посекли".

  Марфа Васильевна с хитрецой глянула на Семенова:

– Сам догадаешься, милок?

– Если монастырь основали новгородцы, тогда все понятно. Московским царям вельми неприятно, что те стали здесь первыми. Еще сильны были отголоски Двинских войн.

– Умный мальчик!

– Так, – Илья заволновался, – получается, что казна Государева, то есть архив уже существовал с той поры?

– А как же? Информация не менее ценна, чем злато-серебро. А тайн на северной земле имелось море безбрежное.

– Понимаю! То есть вот откель надо служба идет! Казна монастырская!

– Цени мою доброту!

– Конечна начальника!

  Они засмеялись по-доброму.

  Только Семенов вернулся в кабинет, как в нем появилась высокая и крепкая, как каланча Наташа Седых, тут же сделавшая комнату заметно меньше. Раскрасневшаяся богатырка в спортивном костюме тут же исчезла в чуланчике, вернувшись обратно в цивильной одежде и тут же поинтересовавшись:

– Чай есть?

– Только заварил. У Марфы Петровны свежие шанежки лежат.

– Ох! У меня разгрузочные дни.

– Ты где была? – Илья с интересом взглянул на молодую коллегу. Старший архивариус меньше всего походил на книжного червя.

– На стадионе круги мотала. Снег сошел, пора начинать ежегодный весенний марафон.

  Наталья была девушкой спортивной. Даже, можно сказать, более чем! Гренадерский рост сочетался с неженской силой. Не зря же она занималась в секции Исторического Средневекового Боя. То есть дубасила мечом на ристалищах таких же одетых в железные латы великовозрастных недоумков. Благо «Северная Рысь» располагалась неподалеку от работы и учебы. Илья к силовым видам спорта был в целом индифферентен, считая, что велосипед и скейт намного лучше для дыхалки и выносливости.

  Не успела Наталья включить чайник, как на пороге кабинета образовался уважаемый начальник. Хоть Христофор Бонифачьевич Басов имел интеллигентную внешность записного профессора, но наглого бугая мог согнуть в бараний рог. Мастер восточных единоборств умел двигаться легко и непринужденно, чтобы поймать противника в самый неожиданный момент.

– Семенов и Трескина, ко мне живо!

  Илья по тону директора Отдела ЧС сразу определил, что им светит срочное задание. Полина же некоторое время подслеповато разглядывала уже опустевший проем.

– Пелагея Петровна, – тряхнула короткой прической Седых и ухмыльнулась, – кажется, вас на ковер к начальству вызвали.

– Я не глухая, слышала!

 Илья бросил на девушек ироничный взгляд и в очередной раз удивился их очевидной разнице. Вроде обе на внешность блондинки чисто северного типа, да еще и с кондовой местной родословной. Пелагея родом с Верхней Тоймы, а Наташка с Каргополя. Только одна невзрачная белобрысая худышка, вторая чисто Поляница времен древних богатырей с огненным оттенком в светлых волосах. И обоим противоположностям нашлось место в их донельзя странной конторе. Вот так и не верь слухам!

– Христофор Бонифачьевич?

– Проходите!

2. Не спрашивай, кого закопали вчера, лучше реши – кого ты прикопаешь сегодня!

  Начальник отдела долго разглагольствовать не стал. Он строго посмотрел на молодых архивариусов.

– Готовьтесь на выезд в район. Семенов старший!

  Илья тут же кивнул, ему было привычно, что их в любой момент дня и ночи могут сорвать безо всякого предварительного приказа. Работа такая – Служба государева! Пелагея же ошеломленно таращила свои тусклые глазенки на мужчин. Она поступила к ним в начале зимы и еще не до конца осознала суть Опричнины.

 Их боевой слоган «Не спрашивай, кого закопали вчера, лучше реши – кого ты прикопаешь сегодня!» придуман неспроста.

– И мне тоже ехать?

 Басов тяжело глянул на новенькую, и та разом сникла.

  Семенов еле сдержал улыбку и деловито поинтересовался:

– Христофор Бонифачьевич, куда?

  Начальник ткнул пальцем в подробнейшую карту Архангельской области. Деревушка, которая оказалась на конце ногтя, располагалась на реке Пинега.

– Название не вижу.

– Кочмогора! В ней всего несколько жилых домов. Но сигнал к нам поступил от самого Василия Кузьмича.

  Семенов хмыкнул, а Трескина заинтересованно повернулась к нему.

– Это руководитель службы участковых Пинежского района. Христофор Бонифачьевич, что там такого необычного случилось, что сам Кузьмич нас прям срочно затребовал?

– Что еще на Пинежье может произойти, окромя козней Верховских колдовок? Нынче и лешаки-то смирно по своим чащобам сидят, МЧС боятся.

 И тут всех удивила сидящая доселе мирно Пелагея:

– Никак икотница объявилась?

  Басов удовлетворенно хмыкнул, а Илья выдохнул. Нет, чтобы ничто иное попалось!

– Значится так, тимуровцы, сначала дуйте к Андроповой, затем на вокзал за билетами. Кузьмич встретит у поезда и довезет куда следует. И тама чтобы никому ни полслова.

– Христофор Бонифачьевич, а может в интернете на корпоративную карту билет взять?

  Начальник отдела потер небольшую бородку и махнул рукой. Мол, поступайте как хотите, но слово государево исполните.

  Встретились на железнодорожном вокзале. Единственная ветка железной дороги, идущая от Архангельска не на юг, была построена еще в семидесятые годы двадцатого века. И шла она точно на восток. Говорят, что дорогу хотели довезти до Урала, но что-то не сложилась. Так что вторым концом она упиралась в райцентр под названием Карпогоры. Туда им было и надо. Давно прошли времена, когда по селам и деревням огромного севера летали самолет и вертолеты. Нынче добираться приходилось долго и маятно. Хорошо хоть поезда туда ездили новые, более комфортабельные.

  Илья скептически осмотрел Пелагею, но увиденным остался доволен. Это в городе весна, а сразу -а ним еще властвует настоящая зима. Трескина прибыла в путь в толстом пуховике, в новомодном подобии валенок уггах и в шапочке явно домашней вязки. Хотя что он к ней прицепился. Девушка и сама с района, а не какая-то непривычная к северному климату городская дурочка.

– Пошли, поезд убывает с третьего пути.

 На неделе народу в вагоне было немного, и сотрудники Отдела ЧС удобно устроились в креслах. Пелагея глянула на часы, затем на Илью и поинтересовалась:

– Ты уверен, что там нас ждет именно иконтица? Бред какой-то из сивой сказки! Двадцать первый век, а мы занимаемся суевериями.

  Илья снисходительно глянул на коллегу:

  Поля, ты хоть и новичок, но должна знать, что все необычное и есть в сфере интересов нашей епархии?

– Ну да! – как-то неуверенно кивнула Трескина. До сих пор она больше занималась бумагами в конторе или архиве.

  Семенов же и не думал ёрничать. Все начинающие сотрудники прошли через это. Удивление, неприятие, любопытство и мягкий переход к заурядности восприятия. Ну, подумаешь, охотишься на привидения! У работников канализации работа еще глубже.

– Тогда запомни хорошее правило, помогающее нам в службе. Ничто и никогда не заканчивается! Земля у нас сложная, народов и традиций в ней намешано немерено. И почти все еще толком не изучено.

– Но наука…

 Илья вздохнул:

– Передовым отрядом науки мы как раз и являемся. Дозволь препарировать полученную информацию более опытным и знающим её цену людям. Наша с тобой задача непосредственно отреагировать на сигнал. И разобраться, что там на самом деле произошло.

– Хорошо.

  Полина не стала спорить с более старшим коллегой и залипла в смартфоне. Пока есть интернет, надо закачать побольше сведений о страшной беде Русского севера Икотнице. И что интересно, именно массовая болезнь или истерия, как называли её психиатры, случались ранее лишь на Пинежье и местами на Мезени с соседней Коми.

  Итак, что говорит нам интернет об этом явлении.

 "Икотка" – болезнь древняя и веками считалась следствием порчи и вселения злого духа в человека. Об этой загадочной болезни ещё в XIV веке упоминал креститель народа коми Стефан Пермский, боровшийся с языческими верованиями. Карелы, мордва, мокшане, вятичи, зыряне и пермяки называли "икотку" по-своему – "шева", по имени злого духа, который вселялся в человека. С "икоткой" были знакомы многие коренные народы Сибири и Урала, и практикой её "подсадки" в совершенстве владели их шаманы-нойды.

  В Архангельской губернии первое упоминание об "икотке" датируется 1768 годом, когда епископ Архангельский и Холмогорский Вениамин в письме Синоду описал особую форму порчи и одержимости злым духом, связывая эпидемии "икотки" с верованиями древнего народа чудь, идолопоклонников, живших когда-то на берегах реки Пинеги, которые так и остались в народе. Веками в "икотку" верили так же свято, как в Святую Троицу и Христа.

  Самыми проклятыми на Пинежье считались и наиболее подвержены вспышкам икоты были районы в верхнем и среднем течении рек Пинеги и Мезени. Как правило, сначала начинала икать одна из женщин, а вскоре и вся деревня. Причём среди женщин икота распространялась быстрее. В «икающей» деревне на длительный срок (месяц и более) замирали все виды деятельности. Подвержены ей были только женщины, а подсадить могли и мужчины. Поругались соседи, к примеру, сосед из мести и подсадил "икотку" жене своего недруга. И орет она дурным голосом день и ночь, или воет как собака, или кукарекает, мяукает так, что спасу нет.

  В 1815 году в Пинеге даже суд по делу о "напускной икотке" был. Михайло Чукрая, обвиняемого в подсадке "икотки" своей двоюродной сестре Афимье, приговорили к 45 ударами плетьми за наведение порчи на сродственницу. Но "икотка" и её насылающие колдуны до того замучили Пинежье, что в 1812 году случились в Пенеге и Мезени народныу бунты. Люд деревенский поджигал дома колдунов, которые портили местных женщин. Правительством были стянуты войска на усмирение бунтов, а местные православные батюшки потом проводили с каждым бунтовщиком беседы.

  В семидесятых годах двадцатого века округа больше всего страдала от икотной заразы. В одной из деревень Сурского сельского совета, Шуйге, женщины кричали едва ли не в каждом дворе. На тех, кого считали виновными в "подсадке", по словам свидетелей событий, "подавали в суд, их выселяли и преследовали, пытались убить". В Сурскую чертовщину пришлось вмешаться даже Архангельскому обкому партии: в медицинский институт было направлено письмо с просьбой разобраться в ситуации и оказать помощь. "Из Шуйги икотниц привозили в Сурскую больницу на грузовике человек по пятнадцать. Всю дорогу они голосили как сумасшедшие, наводя жуть на тех, кто попался в пути. В больнице их лечили гипнозом, давали снотворное и успокоительные. Добровольно пройти лечение желающих было очень мало.

  Но в порчу, насланную "икотниками", на Русском Севере верят и по сей день даже молодые. И носят при себе защиту – соль в кармане, молитву за пазухой, крещеный крестик православный. Защитой может стать даже отборный русский мат. Существует поверье, что "икотник" или "икотники" не могут умереть по старости или по болезни, не передав кому-либо свои поганые знания. Годами будут мучится, пока не передадут своим детям, а то и случайному человеку, если детей не дал Бог. Да и затаились они давно ото всех, боятся теперь людей, но люди-то все равно знают, что они есть, и тоже боятся их.

 До сих пор здесь помнят сильных Карпогорских колдунов, род которых называли Лоханями. На Пинежье некогда были распространены былички о шуликунах и чуликонах— святочных духах, которые по народным представлениям выходят из проруби на Святки и уходят обратно на Крещение. Описание их внешнего облика противоречиво. Шуликуны представлялись людьми маленького роста, в металлических шапках, или высокими и худыми, как скелеты. В Суре был зафиксирован неизвестный ранее демонологический персонаж – бороуха. Функции бороухи ограничены. Она появляется перед мужчинами в охотничьих избушках и на дальних покосах в образе знакомой женщины. Для того чтобы бороуха появилась, достаточно вспомнить или подумать о жене или возлюбленной. Бороухи пугают и хохочут, когда их узнают.

  Чем больше Трескина погружалась в подробности сохранившихся в этих глухих краях старинных верований, тем меньше верила в научное обоснование такого необычайно странного явления, как Икотка. Если это болезнь, то почему до сих пор толком не изучена? Если колдовство, то почему с такой прохладцей с ним боролась Церковь? Что на самом деле таится в глубинах земель древней чуди? Перелопачивая за последние месяцы гигабайты информация, девушка понемногу привыкла к тому, что их Отдел ЧС больше походит на контору из какого-нибудь глупого фэнтезийного сериала. Но в диссонанс вводили громкое название и введение её в секретное ведомство.

  Хотя в принадлежности к подобной структуре как раз ничего необычного не было. Государство обязано отслеживать все тайны и непонятки, происходящие в стране. Почему? Да просто потому, что оно не может выпустить из рук нити, которыми опутаны человеческие судьбы. Трескина хоть и выглядела со стороны тихоней, но в её душе временами бушевали самые настоящие ураганы. Больше всего девушка боялась того, что как-нибудь выплеснет штормящие её чувства наружу. Она до сих пор помнила, что сотворила с одной невозможной по характеру однокурсницей. Видимо, тогда Опричнина её и взяла на заметку.

  Еще бы! Довести здоровую девушку до болезненного состояния одним взмахом руки. Была девица кровь с молоком, а в больницу привезли буквально старуху. Лишь через три дня обидчица пришла в себя. На Трескину не подумали только по одной причине – никто никогда не видел малахольную блондинку в гневе. Правда, Марфа Васильевна моментально определила, что ходит в провинциалке кровь древних ведуний. Не всех еще вывели попы и монахи, которые и сами не были лишены суеверий. Время от времени потомки женщин, что хранили знания Рода, попадались в поле зрения Опричнины. И лучше, когда они становились на службу Государеву.

  Противную противным!

  Илья покосился на задремавшую попутчицу и снова уставился в окно. Солнце уже заходило, освещая верхушки заснеженных елей в мрачноватые тона. Дорога после города и пригородных дач тут же нырнула в настоящую тайгу, которая нигде не прорезалась полями или дорогами. Она простиралась от берегов Двины до Ледовитого океана и Урала безбрежным зеленым морем. Местами превращаясь в непроходимые дебри. Их Семенов испытал на собственной шкуре еще в детстве.