Неадекватная в Пафосе

Сильно сдерживаясь, чтобы не быть инициатором близости, я стала менее эффективна в наших с ним встречах. Не понимала их смысл. Он перестал советоваться о том, как строить отношения, всё больше мы просто разговаривали на отвлечённые темы. Я больше молчала, всё слушала и плыла по течению.

Как-то раз я не выдержала и сказала, что чувствую себя бесполезной, и, кажется, это ненормально – брать за это деньги. В ответ он пригласил меня на свидание. Всё встало на свои места, и я с радостью согласилась, хоть и сильно смущалась. Это сладкое смущение: было неловко (мы знаем друг друга несколько лет), плюс ощущение победы и облегчения оттого, что я всё поняла.

3

Я всегда помнил свою предыдущую жизнь. Думал, что это нормально и так живут все. Оттого стал известным юродивым в деревне. Такова была моя защита. Я старался давать людям то, чего они хотели. Можно было молчать и сохранять свои знания и память в тайне, но я решил, что так будет надежнее – хранить информацию не в одной своей голове. Не знаю откуда, но я понимал, что память о прошлой жизни с годами исчезнет, но она мне зачем-то была нужна. Поэтому всё, что мог вспомнить, я рассказывал всем, кто попался под руку, да делал это так, чтоб меня слушали. Кому-то через шутку, кому-то таинственно, кому-то ошеломляюще – в общем, люди верили в моё безумие и делали благое дело: запоминали мои истории и передавали другим.

Понимание, что ты был когда-то взрослым, даёт некоторые преимущества. Такие как спокойствие в большинстве ситуаций, вызывающих страх, смятение, смущение, стыд и так далее. А также превентивные меры, с расчётом на будущее и развитые стратегическое и критическое мышление. И почти всепрощение. Конечно, «почти»! Я всё же оставался человеком!

В 7 лет меня осенило! Моя одинокая мать, которая просто с кем-то, и не помнит с кем, нагуляла меня и была не очень прилежной родительницей, в прошлой жизни была моей жертвой! Это её я держал в заточении, чтобы насиловать, когда захочу, а потом жестоко убил при попытке бегства. Неудивительно, что сейчас она не испытывает ко мне тёплых чувств… За это я любил мою маму безмерно! Она не сделала аборт. В последнюю минуту выбежав вся в слезах, она направилась в кафе и просидела там два часа. Так и рассказывала. Только смысл этих рассказов был в том, чтоб в очередной раз опустить мой нос в чувство вины. Был бы этот рассказ из чувства любви ко мне, может, я бы узнал чуть больше, и данная история имела бы другой окрас, но всё сложилось так, как должно быть. Она хотела сделать мне побольнее, заставить меня не отходить от неё ни на шаг и искупать мою вину за то, что она не помнила, но ярко чувствовала.

4

Если честно, я даже рассмеялся в голос, когда наконец понял, почему моё тело с годами растет и развивается, а мой половой орган – нет! Слишком долго я жил в напряжении и не понимал, что же со мной не так. Оказалось, надо было снова обратиться к воспоминаниям из жизни того маньяка и отнестись ко всему этому с пониманием. К слову сказать, со временем в голове осталась только самая необходимая информация, которая распаковывала свою суть относительно событий в настоящей жизни. Это похоже на игру, и каждое осознание даёт много радости и сил проходить испытания.

Всё же отсутствие развитого члена не приносило удовольствия. Мне повезло! С самого детства я распознал вон в том парне будущего блестящего хирурга, подружился с ним и всячески способствовал ему не сойти с правильной дорожки. К счастью, я его горячо полюбил, и это было взаимно. Это пригодилось. Я всегда мог обходить врачей, которые могли попросить снять штаны, а после сдерживаемого смешка начать меня изучать и, того хуже, сделать известным на весь мир.

Отсутствие мужской гордости и главного друга, низкий рост, прыщи и подавляющая мать сделали из меня интроверта поневоле. Я отдалённо помнил, что такое решительность, радость секса, адреналин в крови, что такое много и упорно взбираться по карьерной лестнице и много чего ещё, чем не пользовался в этой жизни. На смену смелости ко мне пришла ипохондрия. Врачи меня пугали, они первые, кто мог раскрыть мой самый важный секрет. Так что здоровье – главное, что меня сильно заботило и являлось особой темой для обсуждения с другом-хирургом. Я благодарен Господу, что мне всё это время удавалось скрывать правду о себе и от него тоже. Моё поведение создавало мне репутацию: все считали меня любителем побыть в одиночестве и много болтать с теми, кому я доверился. В целом так и было, только вот поболтать я страшно любил и мечтал открыть кому-нибудь душу В экстренной ситуации это, конечно, был бы Возя. Богдан. Так называли его родители и весь остальной мир. «Богдан Игнатьевич Подъ-яблонский. Хирург» – красовалось на двери его кабинета. А для меня он был и всегда останется Бозей. Мой дар не смог защитить меня от страха открыться ему. Думаю, он испугался бы меня настоящего. Вечно оптимистичный, в меру циничный, притом безумно человечный юморист-экстраверт вряд ли пустит в свой мир ещё одного болтливого и на самом деле энергичного экстраверта. Допустил бы он к себе на сцену друга и разделил бы любовь публики? Я выбрал позицию восхищаться моим Хирургом осторожно, шутя вместе с ним наедине и разрешая присваивать мои шутки, ловя каждый раз на себе его просящий разрешения взгляд. Он свято верил, что даёт моим шуткам и мыслям жизнь, считал себя героем, освободившим их от скупого коллекционера.

Первая женщина, которую я полюбил за черт знает сколько жизней, – моя мама. Первый мужчина – Бозя. Благо любил я его как друга. А что такое любить отца, я надеялся узнать когда-нибудь потом.

Моя любимая и главная женщина решила выпихнуть меня из гнезда. Так я уехал учиться с Бозей, чтобы хоть с ним не расставаться, и стал врачом-терапевтом, на большее меня не хватило. Полезное общение мне и так давало достаточно знаний в хирургии, так как эту страсть я должен был всячески поддерживать и подогревать, но не заметил, как сам втянулся. Всё равно оставался при этом дилетантом: умел кое-чего, но большую пользу я приносил, доставая нелегальные трупы для наших подпольных исследований. Разумеется, к преступной жизни я не вернулся, но открыл в себе большой потенциал в связях с общественностью, дипломатии, умении договориться, находить лазейки в законах, умел мастерски перевозить тайно тела и держать всё это в секрете.

Так образовался наш клуб. Бозя построил дом и сделал интерьер в английском стиле для антуража. Мы собирались у него, пили виски, курили сигары и обсуждали наши грязные делишки, а также очень интересные исследования в области медицины. В целом благодаря моему таланту всё было в рамках закона. Просто если бы мы действовали открыто, то, во-первых, трупов было бы меньше, доставали бы мы их дольше, а во-вторых, потерялась бы эта будоражащая своей таинственностью суть наших встреч, что нас так сильно увлекала.

5

– Почему ты больше не приходишь ко мне домой?

– Тогда у нас были деловые отношения, а сейчас я за тобой ухаживаю.

– Хм, но ты уже там был!

– В другом качестве.

– Ладно, я поняла.

– Ты хотела по-другому?

– Я хотела уточнить.

– Прости, я понимаю, слишком много недопониманий в наших отношениях. Спрашивай что угодно, я постараюсь ответить на всё.

– Постараешься? Есть в чём-то сложность?

– Да.

– Ого! Даже не знаю, интриговаться или обижаться!

– Ты знаешь, и то, и то уместно! Я реально понимаю твои чувства! Всё же дай мне возможность открыться настолько, насколько это возможно на данный момент.

– Хорошо. Расскажи мне о вашем клубе!

– Ну вот, тайны начались! Хотя, думаю, большую часть я могу тебе открыть. С Бозей мы знакомы…

– Ха-ха, с кем?

– Бозя, ну, Богдан Игнатьевич! Ты не слышала ни разу, что я его так зову?

– Ха-ха, нет, и ты сейчас реабилитировался процентов на сорок!

– Хм, хорошо иду! Так вот мы с Богданом…

– Бозей, что уж там!

– Мы с Бозей знакомы с детского сада. Я… ты знаешь… немного отойду от темы… в общем, я помню свою прошлую жизнь.

– Так, и как это относится к делу?

– Ты нормально реагируешь на это?

– Что тут удивительного?

– Ура! Какое облегчение!

– Да-да, я это изучаю, и для меня это не вера во что-то сверхъестественное, а просто знание, данность. Так и что ты помнишь, и как это относится к Бозе? – тут у Владлены вырвался смешок.

– В общем, я когда-то был маньяком! Всё, что я помню, – это как я держал какое-то продолжительное время в плену девушку, кормил её, поил, в общем, делал всё для поддержания в ней жизни, чтобы насиловать её, когда душе будет угодно! Она постаралась убежать, и я её убил. Такие дела.

– Я в шоке. Вижу, ты исправился! Надеюсь… или твои тайны связаны с расчленением трупов? – почти испугавшись, что это может оказаться правдой. Снова смешок. Только уже нервный.

– Да, видимо, в нынешней жизни я с этим завязал. Почти. Я всё-таки выучился на врача и дружу с хирургом. Скоро ты уловишь связь. Только не стоит меня бояться. А то я сам себя испугаюсь.

– О Боже, я постараюсь.

– Вот видишь, теперь и ты стараешься!

– Ха!

– Так вот, Бозя. Я с самого детства увидел в нём хирурга. Как, спросишь ты?

– Ну, типа того… хотя, стой, дай предположить! Ты, зная, что раньше жил, мыслил больше как взрослый, нежели как ребёнок, коим являлся!

– Именно! – тут в Венедикте проснулись давно забытые чувства – вожделение! Срочно захотелось поцеловать эту умную девушку. Но это завело бы их отношения далеко, а к такому его тело и дух были не готовы. Совладав с собой, он продолжил. – Я его, можно сказать, намеренно выбрал как полезный контакт, но, к счастью, он мне понравился, и до сих пор мы друзья. Тогда я решил, что надо помогать ему стать врачом. Были моменты, когда он мог свернуть не туда. А сейчас видишь, как оно вышло… война, и он очень полезен нашей родине, хоть я боюсь за него. Гоню плохие мысли прочь…

– Думается мне, что вы скоро увидитесь! Тебя же вроде туда же мобилизуют?

– Да. И даже не знаю, что страшнее: жить в неведении или понимать всё, что там происходит, видя всё как есть.

– Для меня жизнь в неведении – сложнее, – искусный намёк.

– Понимаю, – не поддаётся Венидикт. – Когда моя мама решила, что мне пора жить самостоятельно, я поехал с Богданом и стал учиться на врача вместе с ним. Не скажу, что я себя заставлял постигать медицину… просто он знал, чего хочет, а я не определился. Рассудил так: выберу ту профессию, что пригодится в быту. В университете удобнее всего было поступить на врача, как и Бозя, иначе я бы учился в другом здании и жил в другом общежитии. Хотя, как выяснилось позже, это было совсем не обязательно, мы сняли на двоих квартиру, а потом подселили ещё одного, а там и девушка Бози позже добавилась… в общем, такая же общага получилась, по сути.

– Совсем из-за печки зашёл! Я уже забыла свой вопрос! Ха-ха!

– Ты спросила про клуб.

– Точно!

– Так вот, я остановился на терапии, не стал дальше углублять свои знания. Нам с моей ипохондрией было достаточно!

– Ипохондрия? У тебя?

– Хм, я неплохо шифруюсь! Ладно. Так вот, а Бозя стал учиться хирургии. Такие были времена, что наша страсть, хм, я тоже в этой области был кое-чем увлечён, наша страсть дорого бы нам выходила, если бы не открывшиеся у меня таланты!

– Какая страсть?

– Только спокойно! Мы изучали трупы!

– Боги!

– Поняла, куда я сублимировал остатки своей кровожадности из прошлой жизни? Ха-ха-ха!

– Смех мог бы и позловещей сделать, чтоб я убежала, окончательно испугавшись.

– Извини, я нарочно! Ха-ха!

Владлена выдавила смешок, ради приличия, но эта шутка стала скучна ещё в глубоком детстве.

– Трупы, само собой, просто так не выдают, а нам хотелось больше времени на их изучение. Так образовался наш клуб, в котором стали появляться члены… ну, в смысле, люди, ха-ха-ха!

– Баян.

– Да, юморок у меня плоский. Так вот. Мы работали, изучали трупы, которые я доставал из-под полы, – этот момент опустим. Члены клуба платили нам взносы. Деньги были приличные. Бозя отстроил себе особняк в английском стиле, в котором мы, собственно, с тобой и познакомились.

– Ты знаешь, чем я там занималась?

– Знаю ровно столько, сколько мне надо знать, я думаю. У нас были строгие правила. В клубе мы говорили только о делах. С этим было так строго, что мы выгоняли пару раз особо болтливых. Ты была гувернанткой. А потом решила подрабатывать, как мы тебя назвали, слушательницей.

– Стоп! То есть вы все были в курсе, что я выслушиваю чуть ли не каждого члена клуба?

– Да, но только это. Был уговор, если кому-то срочно приспичило поговорить о чём-то личном, то лучше это будет слушать кто-то посторонний. За это мы тебе платили.

– То есть вы все вместе это решили? – почему-то Владлена почувствовала себя оскорблённой, но потом она успокоилась. Ведь и так понятно, что другая сторона медали есть, и такое не могло происходить в тайне. Так думать было по-детски, но чертовски приятно.

– Только не говори, что ты чем-то недовольна! Не поверю! Или ты думаешь, что управляла всем процессом?

– Прости, нет, конечно! Скорее, я просто мало об этом думала. А как вы понимали, что в разговоре со мной никто ничего лишнего не скажет?

– Ох. Сейчас будет неприятно!

– О Боже!

– Не так всё страшно… но Богдан имел доступ к камере со звуком. Конечно, он не просматривал всё каждый день. Это было бы нереально! Имелась программа, которая сигнализировала, если были озвучены некоторые слова. Тогда Богдан просматривал запись и делал вывод. Спешу тебя успокоить, такое случилось лишь раз, и всё обошлось. Там парень заволновался и набросился на тебя со всей своей страстью!

– О Боже!

– Да хватит так реагировать! Ничего в этом удивительного! Или ты думала, я не понимаю, что ты обычный человек, имеющий полное право на личную жизнь?

– Что ты ещё знаешь?

– В смысле?

– Что ты ещё знаешь о моей подработке, так скажем.

– Ничего. Это не моё дело. Я даже не знаю, встречались вы с ним или нет после этого. Но место он своё сохранил в нашем коллективе. Хоть обсудить мы могли это только втроём. Богдан, он и я. Посмеялись, мы с Бозей даже поаплодировали!

– О Боже! – уже с интонацией смирившегося человека произнесла Владлена.

– Да что тут такого? Мы все взрослые люди. Никто твои границы не нарушал. Да и заняты мы были своей страстью. Понимаешь, собрались такие ботаники…

– Ботаники… Вы на них не похожи и не являетесь ими! Ха-ха, – немного расслабившись, ответила ему. – Вы трупы разрезали! Да и внешностью все как на подбор!

– Вот тут ты права! Я сам удивлялся. Высокомерно звучит, конечно! Но зачем тут скромность? Ха-ха! Мы потому и устроили себе такую игру в английский клуб. Хорошее было время!

Венедикт почувствовал шевеление у себя в штанах и сильное, давно забытое ощущение. Неужели это эрекция? Дрожа всем телом, он засобирался, встал и спешно стал поднимать свои вещи с земли, оставляя Владлене свою туристическую подложку, на которой они сидели.

– Что случилось?

– Мне надо торопиться! Видишь, рассвет уже! А я толком не собрался!

– Да мы же ради рассвета тут и сидим! Успеешь! Если что, я тебе помогу! – она взяла его за руку, отчего у бедного парня случилась поллюция. Заметив что-то неладное, девушка резко встала и поцеловала взрослого мужчину, трясущегося, как подросток.

Напряжение немного спало, и Венедикт был этому несказанно рад. Тем более, что чемоданы на войну давно собраны, а рассвет был невероятно красив. Можно и кофейку! Только вот теперь есть неприятные ощущения от испачканной одежды, но это ничто по сравнению с тем, что только что произошло. Сдвину – лось-таки с мёртвой точки! То была награда.

6

Мне уже надоедает этот мир. Слишком всё тяжело в нём даётся. Только я сбежала от отца и успокоилась, подышала, снова пришлось брать себя в охапку и жить по-новому. Вроде разобралась, приняла правила игры и далее шла к победе, но снова всё срывается. Я так часто с этим сталкиваюсь, что каждый раз руки опускаются всё ниже.

В этот раз, думаю, я зашла дальше, чем просто опустились руки. Меня перестала волновать сама цель пути. Скопленные за время работы у Богдана Игнатьевича деньги я берегла на покупку квартиры. Снимала жильё на зарабатываемое «подработкой». Думала, что плавно перескочить из одинокой девушки в замужнюю женщину не составит труда, ведь и кандидат есть.

А теперь что? Я сижу в погребе его матери в глубокой деревне. Только далеко она от больших городов, но вот близка к границам страны и страдает в числе первых. Акт доверия и надежды на меня заставили пойти на такой шаг – приехать заботиться о его матери, пока он на фронте. Я теперь размышляю: а чем он думал, когда просил об этом? Я была так польщена, что опомнилась уже на месте. Когда нас начали бомбить. А в столице сейчас тихо.

Как я могла так с собой поступить?! Как он мог со мной так поступить? Кажется, я, наконец, повзрослела. Только сейчас я поняла, что надо было её ко мне, в столицу, а не мне в деревню… я теперь глубоко запутана в своих чувствах и отношении к Венедикту.

Пока не случилась война, я думала, что вот, я близка к покупке квартиры и замужеству. Свою квартиру я бы сдавала, деньги берегла, а жили бы мы в его квартире. У нас родились бы дети. Я так хочу быть женой, матерью и хозяйкой, что, боюсь, упустив это почти у финиша, я перегорела и теперь не хочу ничего. Особенно после его поступка.

Ну зачем ты меня об этом просил?!

7

– Я очень хотела семью с ним, – прозвучало из темноты подвала, когда немного стихло.

– С кем?

– Отцом Венедикта. Представляешь, я хотела двоих – Венедикта и Владлену. Или Владу. Остановилась на Владлене, так как можно сокращённо называть Владой!

– Представляю ваше удивление, когда вы узнали, как зовут меня!

– Меня как молнией поразило! Я сочла, что это знак.

– Посмотрим. Я стала сомневаться в своём отношении к нему, – война многих сделала откровенными.

– Я пока что не берусь его ни осуждать, ни оправдывать, потому что, к моему стыду, я его совсем не знаю.

– Расскажите мне всё с самого начала.

– Отец его – моя любовь. Даже не знаю, может, я его до сих пор люблю. Но знаю точно, что кусок моей души тогда точно покинул моё тело.

– Что же случилось?

– Я не знаю… Я была беременна, на седьмом небе от счастья, что беременна от моего Влада. Мы…

– И его так звали?

– Я его так любила, что хотела, чтобы всё звучало его именем. Для меня он – это любовь, дети – любовь. А значит, в их именах должны быть звуки его имени. Звучит, будто я сотворила кумира. Может, так и было. Но, думаю, я тогда поверила, что наконец вырвусь из пучины одиночества. У меня было хорошее детство. Одинокой я стала, как только государство назвало меня совершеннолетней. Будто Бог дал дожить моим родителям до этого моего возраста, чтобы я не попала в детский дом.

– Понимаю. Что же произошло?

– Он пропал без вести. Мы планировали свадьбу. Уже подали заявление. Он работал. Мы откладывали деньги на свадьбу, на ребёнка. И как-то раз он не вернулся с работы. Всё.

– Что полиция?

– Искали, конечно. Поняли, что он был похищен. Я в этом не уверена.

– Как протекала беременность с такой не-рвотрёпкой?

– На удивление отлично! Легко так! Видимо, у Венедикта было чёткое намерение родиться. Это единственное, что меня хоть как-то приводило в чувства. Я сошла бы с ума от горя. Даже ходила делать аборт. Врачи просили подумать. Ведь ребёнок был с идеальным

здоровьем. Они говорили, что если уж я не передумаю оставлять его себе, то хоть в семью определят! Косились на меня. Странные те врачи, что делают аборты. Противоречивые. Вроде и за жизнь борются, заступаются, но при отказе матери всё равно её отнимают. Сложные люди.

– Что-то мне подсказывает, что именно это чувство недопонимания я сейчас испытываю к Венедикту.

– Может. В общем, я выбежала из операционной в последний момент. Странно было убивать частичку Владислава. Я сидела в кафе и не могла поверить, что хотела это сделать. Я была счастлива, что опомнилась!

– Да что же произошло, что ваши отношения не задались?

– Всё было хорошо, пока он не стал говорить о том, что насиловал и убил меня в прошлой жизни.

– О как! То были вы!

– Странная реакция. Ха-ха, – в эти времена смех был только нервным. – Он говорил тебе об этом! Он всем рассказывал.

– Вам было и неприятно, и плюс стыдно…

– Всё сложнее. Он это преподносил людям, как страшные байки. Ему, по сути, никто не верил. А я… Мне было просто жутко какое-то время, но я бы могла с этим жить, пока не вспомнила…

– Он думает, что не вспомнила, но просто чувствуете на подсознательном уровне!

– Вот это вы откровенничали, конечно! Хотя чего удивляться, он многим это рассказывал. Но только в детстве. В юности он почему-то замкнулся. Несмотря на то, что резко вырос на три головы за лето!

– Я его не представляю общительным. Наедине – да. И то только с теми, кто прошёл его проверку на надёжность. Даже не знаю, какие критерии отбора, ха-ха.

– Не суть. Он и не знает, что я вспомнила. Не могу точно сказать, дорисовала ли я в своём сознании внешность того маньяка под его внешность или он реально не сильно изменился с прошлой жизни… Но смотреть на него мне сложно. Не то что взаимодействовать как-то.

– И ваши мечты рухнули. Полная фрустрация! Сочувствую.

– Ты на удивление эмпатична!

– Так вышло. Бог меня зачем-то наградил этим.

– Редкое качество. Благодарю! Итак, я хотела ребёнка, вот он! Но он тот, кто мучил и убил меня в прошлой жизни. Как бы я ни старалась справиться с великой ненавистью к нему, я не могла с собой совладать. Я – человек, выращенный в большой любви. Я накопила её в себе столько, что можно было захлебнуться от переизбытка. Хотелось срочно с кем-то ею поделиться. И тут такое. Это был сильный удар, боль от которого ещё долго резонировала. Когда мы не рядом, мне легче.

– Даже не представляю, как с этим можно справиться вообще.

– Лучше б хоть кто-то знал. Я бы спросила…

8

– Надо закурить. А то есть хочется.

– Не поверишь, у меня есть сигары. Подарок сына.

– Ваше лицо! Привет! – От пламени зажигалки Владлена на мгновение увидела лицо несостоявшейся свекрови.

– Зажигалку беречь надо!

– Странно, да? Сидим третий день рядом, а не видим друг друга.

– Всё странно. И то, что курим от голода, хоть и некурящие, и то, что люди воюют… По правде говоря, я уже ничему не удивляюсь. С моим отношением к сыну я вполне могу себе представить, откуда войны берутся. Люди иногда просто не могут справиться с собой. Человеческая психика хрупка.

– По вашему дому не попали. Даст Бог, увидимся при солнечном свете. Солнце! Как же хочется увидеть солнце и небо! – женщины молча закурили.

Молитвы были услышаны на следующий день. Всё утихло, и по дому послышались шаги освободителей. Безусловно, это сначала напугало, но вскоре послышались и призывы солдат. Они произносили кодовые слова, которые означали, что пришли свои и можно выходить из укрытия. Женщины этому не сильно доверяли, но встать во весть рост очень хотелось, пришлось рискнуть. Риск был оправдан. Солдаты помогли выбраться. Ноги были ослаблены, да и руки – ими женщины долго боролись с крышками банок с закрутками. Пришлось питаться тем, что было заготовлено на зиму. Мучение. Воды было пять литров на двоих, а еда только солёная и сладкая – солёные огурцы, варенье да квашеная капуста. Казалось, что Бог над ними издевается. Потому что Дьявол их просто убил бы. Или наоборот. Всё странно в этом мире.

9

Деревня была полуразрушена. Из тысячи с лишним жителей остались триста сорок два. Этими двумя стали Владлена и Карина Дмитриевна.

Кто-то успел уехать из деревни, оставив практически всё своё имущество. Кто-то погиб. Кого-то успели захоронить, кого-то ещё предстояло. Солдаты помогали во всём: хоронили, кормили жителей деревни, давали медикаменты. Счастьем было и то, что живые в хорошем здравии. Относительно. Переломы и тяжёлые случаи обошли жителей стороной. На том солдаты и покинули деревню. Их дело было сделано! Провожали военных с большой любовью и признательностью.

Люди остались сами по себе. Атмосфера глубокого горя и отчаяния… Все пали духом. Как дети, бегали к машинам волонтёров и приезжающим с провизией от государства. Очень часто не успевали урвать побольше. Разбирали остатки. Их деревня была дальше всех. Даже колокол повесили. Звонили, как только увидят подъезжающую машину. За водой ходили ежедневно. С тяжёлыми вёдрами шли три километра от уцелевшего колодца до своих развалин. Провизии хватало настолько, чтобы только тела могли продолжать существовать, не имея смысла это делать.

Владлена запомнила всех в лицо. Как-то раз она поняла, что не все ходят за водой. Странно… Каждый набирает воды себе и тому, о ком решил заботиться. Тут её осенило. У кого-то есть колодец на участке! Вопиющая несправедливость! В гневе она дошла до деревни быстрее обычного.