Атомный спецназ

Анатолий Гончар

Атомный спецназ

Пролог

Огромная журавлиная стая, растянувшись от горизонта до горизонта, медленно тянулась на юго-восток. Большие птицы серыми крестами расплывались в синеве горизонта. «Курлы, курлы» – бесконечно билось в ушах быстро шагавшего по лесу человека. «Курлы, курлы» – кричали улетающие на зимовку птицы. «Курлы, курлы» – неслось по лесу незатихающее эхо. «Курлы, курлы» – пробиваясь сквозь кроны, журавлиный крик стелился по кустам, скатывался вниз по хребту и наконец сходил на нет, смешиваясь с шумом бегущего среди камней ручья.

Где-то вдалеке хрустнула ветка. Человек остановился, замер, прислушиваясь к окружающему пространству. Медленно положил на землю болтавшийся за спиной рюкзак. Вытер выступивший на лбу пот. Постояв с минуту, опустился на землю, давая отдых уставшим ногам. Он не спешил. Закрыл глаза, с наслаждением вдыхая всей грудью чистый лесной воздух. Шальной ветер принес едва различимый отзвук далекого взрыва. На круглом лице появилась удовлетворенная улыбка. Дело сделано. Хаким Батырбеков – главарь одной из банд, орудующих в Н-ской Республике Северного Кавказа, сунул руку в рюкзак, вытащил палку колбасы и с наслаждением вцепился в нее зубами. Ел, почти не жуя, глотая крупными кусками, словно оголодавший волк. Нервное напряжение последних двух дней вырвалось наружу нестерпимым голодом. Хаким мысленно представил языки пламени, лижущие помещения горно-обогатительного комбината, и его улыбка стала шире. Преследования он не боялся. Пока власти спохватятся, пока подтянут войска, он будет в безопасности – в глубине леса его ждал хорошо замаскированный схрон. В нем, прежде чем идти дальше, Батырбеков планировал отсидеться два-три дня.

Вот по лесу прокатился звук еще одного взрыва – взлетела на воздух цистерна сжиженного газа. Хакиму показалось, что он чувствует запах гари. Расширив ноздри, принюхался. Нет, воздух оставался свежим.

Колбаса кончилась. Нужно было встать и идти дальше. Муки нескольких предшествующих дней оказались не напрасны. Все прошло как нельзя удачно. Он остался в немалом выигрыше. Наниматели Батырбекова предполагали, что в диверсии примет участие вся бандгруппа, и платили соответственно, но Хаким предпочел действовать в одиночку. И он не ошибся. Дело сделано, деньги лягут на его счет, как только видеокассета с заявлением о «мести неверным» попадет в средства массовой информации. Того, что наниматели его кинут, Батырбеков не опасался. «Джихад», «Месть неверным», «Во имя Аллаха» – всего лишь слова, должные скрыть правду – устранение конкурентов. Бизнес есть бизнес, ничего личного. Ни тени намека не должно быть брошено в сторону его нанимателей, ни тени…

Хаким поднялся. Закинул за плечи рюкзак и начал неспешный спуск к руслу едва слышно шумевшего ручья. Склон стал круче. Вывернулся из-под ноги и покатился вниз округлый камень, посыпалась земля. Хаким ухватился левой рукой за ветку, наступив на выступающее из горной породы корневище, осторожно переступил, зацепился пальцами правой руки за черный корень и, повиснув на нем, наконец-то опустился на ровную площадку высохшего речного русла. Развернулся, сделал шаг, другой, третий и, остановившись, замер. В сознании замельтешила какая-то мелочь, попавшаяся на глаза, но изначально не привлекшая внимания. Батырбеков повернулся лицом к обрыву. Глаза заскользили по неровной поверхности почвы. Но обнаружить искомое удалось далеко не сразу. Хакиму пришлось поднять взгляд, чтобы вновь увидеть то, что промелькнуло мимо сознания, – его густые брови от удивления изогнулись дугой. Батырбеков подошел ближе. Последние сомнения рассеялись. То, что он первоначально принял за толстый корень дерева, оказалось жгутом силового кабеля, вымытого из глубины породы весенними водами. Хаким в задумчивости провел пальцами левой руки по своим толстым губам. Затем пальцы медленно сползли по выступающему подбородку. В сознании всплыли слухи. Нет, не слухи, а скорее даже отзвуки смутных слухов, некогда ходивших в его селении во время строительства только что уничтоженного горно-обогатительного комбината. А если то были не слухи? Если не слухи? Бабкины придумки? Нет дыма без огня. И если даже не так… Столь толстый силовой кабель просто не мог идти в никуда. Хаким ощутил соприкосновение с тайной.

…два года ушли на поиски…

Глава 1

Рутина быта

Н-ский отряд специального назначения ГРУ

– Это что за хрень! – заместитель командира второй разведывательной группы второй роты прапорщик Дмитрий Вениаминович Маркитанов потряс снаряженной пулеметной лентой. Два патрона выскользнули из объятий ленточного металла и шлепнулись на землю. – …Твою так! – в сердцах прапорщик пнул по земле ногой, и выпавшие из ленты патроны отлетели далеко в сторону. – Сколько раз говорить – «до упора»! А до упора – это значит до упора. Первый раз, что ли, ленты снаряжаете? Или ручки устали? – громко орал он на пристыженно молчавших пулеметчиков. – Посмотрите на свое творчество! Патроны сикось-накось. И… блин…

– Да мы исправим… – виновато потупил взор Василий, и сам видевший, что в вытянувшихся на брезенте плащ-палатки пулеметных лентах закраины гильз вовсе не укладываются в одну четкую прямую линию, одни гильзы торчат сильнее других, а некоторые и вовсе, кажется, вот-вот, тряхни только посильнее, и вывалятся.

– Исправим, блин… – Дмитрий тяжело вздохнул. – Что в бою делать будете, когда пулемет заглохнет? – и махнул рукой, мол, что с вами сделаешь. – Снаряжайте. Проверю! – он пнул еще раз ногой придорожную пыль и пошел дальше.

Недавно прибывшая в Чечню рота готовилась к своему первому боевому выходу. Вот только одна беда – во всей второй группе второй роты, хоть и состоявшей почти наполовину из прибывших с гражданки контрактников, обстрелянных бойцов не было ни одного. Не был в боевой командировке даже командир группы капитан Синицын. И кто как себя покажет в бою – предугадать было сложно. Впрочем, кто на что способен, прапорщик Маркитанов приблизительно представлял. Большинство разведчиков не вызывало у него беспокойства, но были и те, кто заставлял задумываться. Как ни странно, особенно прапорщик волновался из-за Василия – пулеметчика, здорового двадцативосьмилетнего дяденьки, успевшего послужить и в вэвэшном спецназе, и в морской пехоте и теперь вдруг оказавшегося в спецназе ГРУ. И переживал, а точнее, даже боялся Дмитрий за него не потому, что Василий казался ему ненадежным и мог смалодушничать (уж чего-чего, а надежности в Ваське было хоть отбавляй). Наоборот – романтическая душа Василия жаждала подвигов, и Дмитрий опасался, что в героическом порыве Кадочников, такова была фамилия пулеметчика, пойдет на ненужный риск, забыв об опасности, подставится под пули и погибнет в первом же бою. Второй человек, с которым связывались переживания прапорщика, был рядовой Константин Викторович Калинин, на боевом слаживании ходивший в головном разведывательном дозоре. Вечно недовольно-брюзжащий, ноющий по любому поводу контрактник вызывал серьезные опасения. И Дмитрий никак не мог решить: вечное нытье Константина – это детская привычка или за этим кроется серьезная психическая неуравновешенность, которая самым нехорошим образом может вылезти наружу во время боя? Маркитанов несколько раз порывался высказать командирам – группы и роты – свое желание отстранить Калинина от участия в боевых заданиях, но его всегда что-то останавливало. Возможно, виной было то, что в минуты душевного умиротворения Костя становился замечательным бойцом, понимающим Дмитрия с полуслова. Еще пару разведчиков волновали его больше, чем хотелось бы, но, как говорил сам себе Маркитанов, «в пределах погрешности». В целом бойцам своей группы по пятибалльной шкале Дмитрий ставил твердую четверку, которая по мере наработки навыков вполне могла превратиться в четверку с плюсом. Уже полторы недели отряд находился на территории Чеченской Республики, подготовка к первому боевому заданию шла полным ходом. Сегодня же, в преддверии первого выхода, снаряжались магазины и ленты, получалось и подгонялось по себе снаряжение и имущество. Дмитрий, заменяя уехавшего на согласование с артиллеристами группника, метался между бойцами и вещевым складом, то требуя, то выклянчивая нужные размеры и вещи, что поновее. А как иначе, если некоторые горки, выданные как имущество второй категории, выглядели выходцами из позапрошлого века. Обменять удалось все. В конце концов начвещь, не выдержав маркитановского напора, выдал даже две новые горки. Короче, все приходилось брать с боем. Получая сухие пайки, Дмитрий вытребовал и минеральную воду, и сало. Поручив доставку продуктов разведчикам своей группы, Дмитрий завернул в офицерскую столовую. Пройдя ее насквозь, он, зацепив пару-тройку буханок свежего хлеба и несколько банок тушенки, с победной песней возвратился назад. Оставив по одной буханке хлеба себе и командиру группы капитану Кириллу Валерьевичу Синицыну, две другие вместе с остальными трофеями он отдал своим разведчикам.

Коробки с пайками пока решили отложить в сторону. Ибо вначале следовало разобраться с вооружением. На расстеленных пленках и плащ-палатках распавшимися кучками лежали выщелкнутые из магазинов патроны. Прежде чем разобрать по разгрузкам давно снаряженные, оставшиеся от уехавших предшественников магазины и ленты, было приказано их разрядить, как следует почистить и снарядить заново. И вот теперь, глядя на разнокалиберную рассыпуху – в одних кучках находились патроны «пять, сорок пять» разных маркировок, в других – «семь, шестьдесят две», в третьих – девятимиллиметровые для ВСС, в четвертых – пулеметные и в пятых – снайперские, их, как и вэсэсэшных, было не очень много, – Дмитрию невольно подумалось, что каждый такой неправильный цилиндрик потенциально может принести смерть. Тысячи смертей лежали под сверкающим в зените солнцем и вовсе не казались страшными. По-своему каждый патрон был даже красив. Одни из них сверкали на выглядывавшем из-за туч солнце красным золотом, другие, отражая от своих зеленых, покрытых лаком боков его лучи, становились перламутровыми. А как искрили нанесенные на гильзы красные и фиолетовые и прочие цветные полосы! Даже самые, казалось бы, простые, большие, вытянутые патроны образца 1908 года поражали своим строгим изяществом.

– Товарищ прапорщик, когда у нас выход? – из раздумий Маркитанова вывел младший сержант Ивашкин – автоматчик второй тройки ядра, со скрежетом выдиравший из магазина довольно грязную пружину подавателя.

– Завтра! – несколько удивившись, ответил прапорщик. Ему казалось, что всем все давно объявили.

– А то я вот подумал: у нас батареи на бээны не заряжены…

– Ексель-моксель, и правда. Иванов, – прапорщик повернулся к развалившемуся в задумчивой созерцательности снайперу, – хватай аккумуляторы и тащи их на зарядную!

– А это где? – сонно отозвался разведчик.

– Вон машины с кунгами видишь? – палец прапорщика нацелился в тыл занимаемой лагерем территории. – В среднем. Спросишь Андреевича, мол, от меня. Отдашь, скажешь завтра выход. Понял?

– Угу, – со все той же ленцой отозвался снайпер и, нехотя поднявшись, отправился выполнять командирское поручение. А Дмитрий, поглядев на сложенные штабелями коробки, вспомнил вопрос, который собирался довести до своих разведчиков.

– Идем на четыре дня. На каждого получили по четыре сухих пайка, но брать максимум две трети их веса. Когда будете дербанить – выбирайте и с собой тащите самое калорийное. На упаковках написано. Остальное оставляйте здесь. Придете – съедите.

– А что, все взять нельзя? – как всегда, недовольно пробухтел Калинин.

– А не сдохнешь? – ехидно поинтересовался прапорщик.

– С чего бы это? – Константин сел поудобнее, всем видом показывая свою независимость.

Прапорщик улыбнулся.

– Посчитай. Пока возьмешь вещи. Ночью еще прохладно, так что тащить придется много. Ночной или дневной бинокль, подрывная линия или «монка», четыре или шесть гранат, ВОГ – двадцать пятые, автомат и подствольник, РПГ – двадцать шестые, два боекомплекта. Вес прикинул? Тяжко придется с непривычки.

– А на фига два БК брать? Одного за глаза! – уверенно заявил никак не желающий соглашаться с чужим мнением Калинин.

– За глаза? – прапорщик недобро сощурился. – Тебе, пока ты еще ни разу не встревал, может, и за глаза. А когда разок встрянешь… Только если с одним боекомплектом пойдешь, то второго раза может и не случиться.

– Да ладно, – отмахнулся Калинин, – если прицельно стрелять… Таких дел наворотить можно.

– Можно, – прапорщик не собирался спорить, – но есть некоторые моменты. Ты о такой науке, как статистика, слышал?

Калинин недовольно хмыкнул, мол, за кого вы меня принимаете?

– Так вот, – Маркитанов улыбнулся, – согласно статистике, уже в годы Второй мировой войны на каждого убитого приходилось до двадцати тысяч израсходованных боеприпасов, в Корее и Вьетнаме американцы тратили более пятидесяти тысяч, в Ираке и Афганистане – до двухсот пятидесяти тысяч патронов на одного убитого противника. Мы, конечно, расходуем поменьше, но не думай, что попасть в человека так легко, особенно когда он все время движется, а ты лежишь и не можешь поднять голову, чтобы как следует прицелиться.

– Да ладно! – Калинин снова хмыкнул, мол, он-то не промахнется. А прапорщик продолжал:

– Знаешь, я помню случай, когда два не самых плохих, в общем-то, стрелка промахнулись с десяти метров в ростовую фигуру, – Маркитанов не стал упоминать, что одним из этих стрелков в далеком девяносто пятом был он сам. Казалось, что противник находился так близко, что промазать, стреляя очередью, невозможно. Скорее всего, оба стрелявших излишне сильно дернули спусковые крючки и оба промазали. Столь неожиданно вышедшего на них «чеха» Дмитрий потом шлепнул, но это случилось позже, когда его друг, сбитый ответной очередью, корчился в предсмертной агонии на битой, красной от крови щебенке.

– Я не промажу! – показной уверенности Калинину было не занимать.

– Ну-ну, – прапорщик снова не стал спорить, в душе искренне надеясь, чтобы Костина уверенность сохранилась в бою хотя бы наполовину. Не стал ничего больше говорить и Калинин.

На какое-то время все разговоры стихли, и долго еще было слышно лишь щелканье входивших в магазины патронов да вздохи настраивающихся на войну бойцов. Когда же с подготовкой было закончено, оружие почищено, патроны забиты, имущество и продукты уложены в рюкзаки – начало вечереть. Поужинавшим бойцам сразу же разрешили отбой, но те никак не могли уснуть, долго шушукались, обсуждая предстоящий боевой выход. Когда же наконец все разведчики угомонились, время перевалило далеко за полночь.

По счастью, вопреки предсказанной местными погодными прогнозистами слякоти и сырости, в день выхода окончательно распогодилось. Одиночные облака, еще ползущие по небу, надувными барашками перекатывались от горизонта до горизонта. Яркое солнышко, приветливо свешиваясь с голубого купола неба, приятно ласкало лица.

– И здесь строевой смотр? – возмущению Константина Калинина, казалось, не было пределов. – Там одни смотры, – имея в виду пункт постоянной дислокации, он покосился куда-то за спину, – и тут, оказывается, тоже смотры! Может, еще бирку на задницу пришить?

– Скажут – пришьешь, – отозвался на его реплику группник. Он окинул взглядом выстроившихся бойцов, снял с плеча, опустил и поставил на камни плаца свой рюкзак. – Вениаминыч, наши все?

– Все, – отозвался, пожимая плечами (мол, куда им деться), Маркитанов.

– А инженерку получили?

– Получили, – прапорщик строго зыркнул на крутившегося из стороны в сторону Ивашкина. – Цыц!

Боец увидел показанный кулак и присмирел.

– Сколько граников? – продолжал допытываться группник.

– Да все путем, командир! – отмахнулся от его расспросов Маркитанов.

– Мне данные нужны, мне еще БЧС…

– Да подали уже, – перебив, пояснил прапорщик, – вон Кадочников относил.

Пулеметчик согласно кивнул.

– Тогда ладно, – буркнул капитан, довольный тем, что, пока он торчал в палатке боевого управления, занимаясь хрен знает какой ерундой, вроде очередного инструктажа, группа не осталась без управления.

– Становись! – на переднюю линейку выбрался заместитель командира батальона майор Пронькин. – Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

– Вольно! – появившийся из своей палатки подполковник Лунев небрежно махнул рукой, останавливая движение своего заместителя. – Начальники служб, приступить… Командиры групп, ко мне!

Довольно вялое «есть», и вызываемые, не слишком стараясь выдерживать строевой шаг, направились к передней линейке.

– Командир первой группы второй роты старший лейтенант … прибыл.

И так каждый прибывший.

Подполковник Лунев их надолго не задержал. Оглядев группников, он сказал им что-то напутственное и почти сразу приказал встать в строй. И вновь зашуршала под ногами галька. Синицын встал на свое место и, ни на кого не обращая внимания, принялся заниматься своей разгрузкой. Начальники служб с тоской на лицах продолжали обходить стоявших в две шеренги разведчиков. Они что-то спрашивали, им что-то отвечали, все как всегда, привычно, почти буднично.

– Начальникам служб закончить проверку, – голос комбата возвестил об окончании смотра, – о недостатках доложить…

Затягивать построение никто не собирался, все доклады выглядели как один: «Недостатков нет (а если и имеются, то легко устранимые), группы к выполнению боевого задания готовы».

Глава 2

Пеший «туризм» по «Заповедным местам»

Но вот и остался позади привычный строевой смотр. Оружие заряжено, произведена посадка в машины, и тяжелые бронированные «Уралы», взревев двигателями, выбравшись на ведущую от ПВД асфальтовую дорогу, покатили к видневшемуся на горизонте населеннику. Миновав его, колонна свернула с главной дороги и понеслась по проселкам, не слишком выбирая путь.

– Не дрова везешь! – кричал Калинин после каждой глубокой рытвины, грозя водителю смертными карами, в тщетной надежде, что он будет им услышан.

– Уймись! – не выдержал Маркитанов, в отличие от бойца, прекрасно понимавший причину столь «упоительной» гонки.

– А чего он? – буркнул Константин, но все же заткнулся и, закрыв глаза, притворился спящим.

Вторая группа второй роты все ближе и ближе приближалась к месту десантирования и началу своего первого боевого выхода. Первого для бойцов и… черт знает какого для ехавшего вместе с ними прапорщика. Но если кто-то думает, что он совершенно не волновался, то он ошибается. Возможно, Дмитрий гораздо больше других представлял ожидающие их опасности – район разведки оказался плотно минирован и своими, и чужими минами. Мины… Именно сейчас, перед первым после долгого перерыва выходом, воспоминание о последствиях их срабатывания невольно вызывало у Дмитрия бегущий по спине холод. Да, именно так. Первый выход после долгого перерыва давался не без внутренней робости. Правда, Дмитрий знал, был уверен, что ко второму, третьему заданию собственное сознание смирится с возможностью плачевного исхода. Появится фатальная уверенность (или даже скорее некая самоуверенность) в собственной удачливости. Но это потом, а сейчас Маркитанов волновался и переживал не меньше прочих, разве что лучше скрывал терзавшие душу чувства под маской своего обычного равнодушия. Меж тем страшные воспоминания будоражили ум, не давая отвлечься на что-либо более приятное. Даже попытка вызвать образ супруги закончилась непроглядной тьмой поднимающегося разрывного облака. Разорванный до середины берец завершал созданную картину.

Раздраженно сжав кулак, прапорщик открыл глаза и уставился в сосредоточенное лицо Кадочникова. А полностью погруженный в свои мысли Василий не замечал ни постоянно встречаемых колесами автомобиля ям, ни пристального взгляда своего командира. Все его чувства устремились вперед, навстречу предстоящему заданию. Глядя на него, Дмитрий вспомнил состоявшийся накануне разговор и невольно усмехнулся:

– …товарищ прапорщик, разрешите я тысячу двести возьму? – попросил Василий, имея в виду дополнительные патроны.

– Вась, тысячи за глаза, – отрезал прапорщик, – эти-то дотащи.

– Дотащу, – самоуверенно заявил Кадочников. И, молодцевато двинув плечами, хитро улыбнулся.

– Ну-ну, – в голосе Маркитанова заметно прибавилось скепсиса.

– Но вы же, говорят, когда были пулеметчиком, по полторы тысячи таскали!

– Говорят – кур доят, – прапорщик не стал ни отрицать, ни подтверждать сказанное. – Сказал тебе – тысячи за глаза. Посмотрим на группу и на следующий выход, может быть, еще пару сотен добавим. Но их потащите не вы, пулеметчики, а автоматчики ваших троек. Ваших троек. Понятно?

– Но я…

– Молчи, Вась, молчи. Ну тебя на фиг. Надоел. На одно БЗ сходишь и поглядишь. По мне, чем опытнее вы бы становились – тем меньше я бы брал боеприпасов, а не наоборот. Вот так вот. – Дмитрий улыбнулся.

– А как вы думаете, боестолкновение на этом БЗ у нас будет? – видимо, этот вопрос мучил Кадочникова давно, но задать он его решился только сейчас.

– Будет – не будет, я не бабка-гадалка, как повезет, – отказался отвечать на заданный вопрос Дмитрий. – Да ты, Вась, не переживай, молодой еще, навоюешься!

– Да, навоюешься, – Василий повесил нос и удрученно махнул рукой, – говорят, наш отряд из Чечни скоро выведут.

– Выведут, и что? – пожал плечами прапорщик. – Ты думаешь, на Чечне свет клином сошелся? Не будет Чечни – будет что-то еще. Спецназ долго сидеть на попе ровно не станет. Не такое сейчас время! – он не договорил и, махнув рукой, пошел прочь, мысленно рассуждая о том, скольких еще парней он будет вынужден проводить в последний путь, прежде чем все эти локальные войны наконец закончатся. Да и закончатся ли они вообще?

– Товарищ прапорщик, – придвинувшийся к Маркитанову Калинин, сбросивший вечную маску высокомерия, выглядел непривычно осунувшимся, а взгляд казался тусклым и даже скорбным.

«Вот и началось», – подумал прапорщик, опасаясь своих самых худших опасений.

– Да, Костя, слушаю, – он попытался придать своему лицу всепрощающее выражение.

– Товарищ прапорщик, у меня брата в тюрьму посадили… – не ходя вокруг да около, сообщил Костя.

Маркитанов окинул бойца взглядом, соображая, правду тот говорит или снова придуривается. По всему выходило, что правду.

– А у нас мама – сердечница, – боец замолчал, видимо, подбирая слова.

– За что же его так? – нарочно не акцентируя внимания на больной матери, уточнил прапорщик. При этом он старательно делал вид, что не замечает заблестевших глаз рядового Калинина.

– Да связался он там с одними, – начав откровенничать, Константин все же не захотел распространяться о «подвигах» своего брата. – Но он, товарищ прапорщик, уже давно отошел от этого. Женился. Два сына. Его за прошлое подтянули. Семь лет дали.

– Ни хрена себе! – видимо, в деле было что-то действительно серьезное. И, неверно угадав смысл затеянного разговора, предложил: – Может, тебе на БЗ не идти? Я сейчас групперу скажу. Я понимаю, мать все-таки. С комбатом потом переговорим. Он поймет. Отправим домой.

– Нет, нет, – горячо зашептал Калинин, – я не для этого, я с ребятами до конца. Я только вам. А маме я написал, что в Германию на заработки уехал, на полгода. Брат, конечно, знает. Так что я тут, с ребятами. Да вот только… мне бы Лиде, жене брата, деньги отослать.

– Придем с БЗ – отошлешь, – как-то даже внутренне обрадовавшись такому завершению разговора, заверил прапорщик, – или передадим через кого. Ты не переживай, я договорюсь.

– Спасибо, – поблагодарил Костя, правда, непонятно за что. За то, что прапорщик пообещал поговорить и договориться по поводу передачи денег, или за то, что просто выслушал? Впрочем, особой разницы не было. Главное, у Маркитанова отлегло от сердца – Калинин оказался духом покрепче, чем думалось. А колонна продолжала нестись по разбитым проселочным дорогам.

«Урал» в очередной раз тряхнуло. Василий, начавший поправлять бандану и чуть было не ткнувший пальцем в собственный глаз, злобно выругался. Далеко впереди раздался взрыв, и тут же громко защелкало по броневой защите.

– К бою! – во все горло скомандовал прапорщик Маркитанов, и Василий, вскинув пулемет, приник к бойнице. Впереди вновь грохнуло, послышался барабанный бой заработавшего крупнокалиберного пулемета, тут же подхваченный яростным треском его более «мелких» собратьев. «Урал» вильнул, но земля под ним уже вспучилась, машину приподняло и, завалив набок, бросило на обочину. Находившегося ближе всех к кабине прапорщика сильно ударило головой о металлический борт. Обливаясь кровью, он потерял сознание. Выстрелы со всех сторон зазвучали чаще. В кузове остро запахло разливающейся соляркой, и тут же Василий сквозь дыру, образовавшуюся в брезенте, увидел, как в сторону перевернувшейся машины потянулись нити трассеров. Застучали, забили о броню свинцовые жала. Обдало жаром очередного разрыва.