Полная версия
– В принципе только одно: при внезапном появлении противника возможна такая ситуация, когда справа или слева от группы будет открытая местность. Тогда тройкам следует действовать сообразно обстановке, смещаясь и занимая позиции в направлении укрытий. Всем ясно?
– Так точно, – в два одиноких голоса ответила вся группа.
– Хорошо, будем считать, что поняли, – усмехнулся Ефимов, а группник слегка обиженно буркнул:
– Ну, это я бы завтра довел… – И, поправив на плече автомат: – Разойдись! В колонну по три становись! – Ходить боевым порядком ему, похоже, сегодня уже надоело. – Равняйсь, смирно, вольно. В казарму шагом марш. – И уже вдогон: – Оружие выложить на проходе. После ужина чистка и отбой. Завтра у нас ожидаются ночные занятия, поэтому советую не ходить из угла в угол, а приводить оружие в порядок. Кто почистил – тот отбился.
Прапорщик усмехнулся: молодежь… Можно подумать, кто-то из них сегодня задумывается над тем, что будет завтра…
Все же отбой произвели вовремя. Офицеры ушли, а Ефимов, назначенный на сегодня ответственным, остался в модуле для личного состава. Модуль-казарма по внешнему виду, а может быть, даже и по внутреннему содержанию ничем не отличался от тех в изобилии разбросанных по всему Афгану щитовых строений, которые были сооружены военными строителями в большинстве советских гарнизонов. Но там было теплее. Здесь же царила настоящая морозная зима. Идущие вдоль стен трубы едва теплели, а развешанные на них носки, варежки, маскхалаты, приткнутые к стене валенки – и вовсе не давали этим тепловым крохам выбраться наружу. Одним словом, в казарме стоял холод. Пять-шесть градусов тепла едва ли можно было назвать температурой, располагающей к приятным сновидениям; тем не менее вскоре все погрузилось в сон. Измотанные за день молодые организмы требовали отдыха. Сергей прошелся вдоль рядов, тщательно подсчитывая количество лежавших в кроватях военнослужащих, и облегченно вздохнул. Все были на месте. Кивнув ходившему рядом с ним дежурному, он, не раздумывая, направился к рядам коек комендантского взвода, где специально для него было отведено спальное место – солдатская пружинная кровать, застеленная белыми простынями и накрытая синим армейским одеялом.
После ночного бдения в ППД быть ответственным на полигоне казалось раем – всего-то и дел, что два-три раза за ночь проснуться, сделав это либо самостоятельно, либо поручив побудку дежурному, а затем пробежаться вдоль рядов коек, считая спящих. С отсутствующими долго не разбирались: сходил в самоволку? Замечательно, езжай в ППД, служи дальше. С контрактниками тоже никто не церемонился: не можешь выдержать казарменного положения – в тот же день прямая дорога на гражданку. Предельно просто и жестко. Все об этом знали, так что все было по-честному.
С задумчивым видом постояв подле своей кровати, Сергей снял бушлат, стянул с ног фетровые сапоги, пристроил их на отопительной трубе подле своего маскхалата, снял и разложил там же носки, затем залез в стоявший подле кровати рюкзак и вытащил оттуда запасные шерстяные носки. Поправив стоявшие на полу резиновые армейские тапочки, он расправил одеяло, не раздеваясь, лег на одну его половину, другой укрылся и, набросив поверх бушлат, погрузился в сон.
Гортанное «подъем» прозвучало в тот момент, когда Ефимов в очередной раз поднялся, чтобы проверить наличие личного состава. «Тем лучше», – подумал он, не спеша скидывая тапочки и протягивая руку к стоявшим тут же подле кровати берцам. На утреннюю зарядку от всегда выходил в «ботинках с высокими берцами» и уже потом, после завтрака, переодевался в более теплые фетровые сапоги.
– Выходи строиться на утреннюю зарядку! – снова рявкнул дневальный, и толпа личного состава неспешно поползла к выходу. Да, пока это действительно была толпа, сонная и плохо соображающая.
Сергей вывел личный состав на плац и стал наблюдать, как нехотя из офицерского модуля стали выползать заспанные и поеживающиеся от утреннего холода группники.
– К разминке приступить! – скомандовал он, не дожидаясь, пока к плацу подтянутся припозднившиеся офицеры. Впрочем, до официального начала утренней физической зарядки оставалось еще три минуты.
– Константин, – окликнул Ефимов начавшего проводить разминку командира первого отделения сержанта-контрактника Неверова из группы Полесьева, – группник подойдет, скажешь, я на пятикилометровку побежал.
Сержант кивнул и продолжил счет. А Сергей – на полигоне его обязанности ответственного закончились с выходом подразделений на УФЗ – еще раз бросил взгляд на выходивших на черную площадку плаца офицеров, помахал рукой приближающемуся Полесьеву и, повернувшись налево, неторопливо побежал вдоль растянувшегося строя. Раз, два, раз, два… Постепенно наращивая темп, Ефимов пробежал КПП и свернул на тропинку, ведущую в сторону стрельбища. Два с половиной километра туда, два с половиной обратно, итого пятерка; затем обжигающая холодом даже сквозь кожу перчаток перекладина, где он до изнеможения подтягивался, следом брусья, и снова на перекладине подъем переворотом, силовой на обе руки, на одну по очереди. Выполнив эту ставшую обязательной программу, Сергей обычно пробегал еще несколько сот метров, после чего спешил в офицерский модуль, чтобы привести себя в порядок – умыться, побриться; одним словом, совершить весь набор дел, входящий в обязательный утренний моцион.
Ефимов подбежал к своей любимой перекладине (почему именно она стала для него предпочтительнее прочих, Сергей затруднился бы ответить, но тем не менее из десятков других перекладин он всегда выбирал именно эту) в тот момент, когда на ней болтающейся сосиской висел Кислицын-младший – Андрей.
– Давай еще разок, – подбадривал его раскрасневшийся на морозе Алексей – старший из братьев. Ефимов не смог сдержать улыбки; эти двое вызывали в его душе добрые, хотя и слегка странные, неоднозначные чувства. Было в них что-то… из детства, что ли? Может, это шло от трогательной заботы старшего над младшим? Или тут было нечто другое? Два брата – семья, как напоминание о собственной семье, оставляемой на долгие месяцы жизни.
Братья Кислицыны одновременно были похожи и непохожи. Одинакового среднего роста, только Андрей слегка субтильный, а Алексей коренастый (почти такой же, как старший прапорщик Ефимов; может, чуть у€же в плечах). Андрей на вид почти рыжий, конопатый, а Алексей светло-русый и без единой конопушки на лице. Андрей как пятнадцатилетний мальчишка – болтливый, весело-задорный, а Алексей, хоть и старше всего-то на год, но гораздо более серьезный, молчаливый и оттого казавшийся гораздо умнее своего непоседливого брата. В спецкомандировку они ехали в третий раз, а следовательно, знали о войне уже вполне достаточно, чтобы взять и просто понадеяться на милость богов. Поэтому готовились основательно – так, словно все им было в диковинку, будто собирались в Чечню впервые. Они не просили, но оба оказались вместе – в группе Полесьева, на должностях разведчиков-автоматчиков. Судя по всему, на более высокие должности братья и не рвались. Хотя старший из них, еще со срочной службы бывший старшим сержантом, вполне мог претендовать на роль командира отделения, но Кислицыны предпочли отвечать только за свою «винтовку». Алексея, как наиболее серьезного и внимательного, назначили в головной дозор, Андрея впихнули во вторую тройку ядра. Оставаясь в одной группе, Алексей как мог курировал своего бестолкового братца. Заставлял учить и без того тысячу раз ученную-переученную матчасть, гонял до изнеможения на физухе, но вместе с тем незаметно и потому еще более трогательно, опекал во всех бытовых вопросах.
– Тренируешь? – тяжело дыша, спросил Сергей.
– Устраняю физическую немощь, – хмыкнул Кислицын-старший. – Сползай, – снисходительно разрешил он, и Андрей с облегчением плюхнулся на землю.
– Уф, шестнадцать раз, – выдавил он, и его губы расползлись в разные стороны в довольной улыбке.
– Не шестнадцать, а пятнадцать, – поправил его «сердобольный» братец. – И то пятнадцатый можно было не считать.
Андрей хмыкнул, но возражать не стал; судя по его виду, ему было все едино – что шестнадцать, что четырнадцать. Конечно, это был далеко не лучший результат в группе, даже скорее худший, но вполне достаточный, чтобы обеспечить ему положительную оценку по физической подготовке.
– И куда все девается? – сокрушенно развел руками Кислицын-старший. – Гоняю, гоняю… Догоним до двадцати, потом месячишко в отпуске не позанимаемся – и кабздец, все сначала.
Алексей посмотрел в спину идущему к брусьям брату и, качнув головой, пошел следом, а Сергей, подпрыгнув, начал выполнять упражнение «подтягивание на перекладине».
– Поедешь командиром комендантского взвода, – за месяц до окончания подготовки ошарашил Ефимова вызвавший его к себе в кабинет комбат.
– Товарищ подполковник, я…
– Да помню, – устало отмахнулся Трясунов. – Отпущу я тебя пару раз на БЗ, отпущу, – и мысленно: «вот ведь, не навоевался еще».
– Спасибо, – выдавил Ефимов. Отказываться от предложения Трясунова он не стал, так как другого способа попасть в Чечню не видел. Сергей уже знал, что замкомгрупп как таковых в отрядах, уезжающих в специальную командировку, нет вообще. Понимал, что причина этого – зияющая вакантами брешь в звене «прапорщик – заместитель командира группы». Ввиду их почти полного физического отсутствия и было принято решение «должность замкомгруппы в сводных отрядах, уезжающих в Чечню, упразднить».
– Эту неделю занимаешься со второй группой, а с понедельника берешь на себя комендантский взвод. Будешь его готовить согласно расписанию второй роты. Все по плану. Такие же занятия, как с группами. Конспекты станешь утверждать у капитана Никишина.
– Понял, товарищ полковник. – Все правильно, комендантский взвод организационно входил в штат второй роты как пятая разведгруппа.
– Хорошо…
И комбат, глядя в окно кабинета, застыл, словно задумался.
– Разрешите идти? – Ефимов понял, что разговор окончен.
– Ступай, – в голосе Трясунова сквозила усталость.
«Значит, через три дня», – вскинув руку к виску, подумал старший прапорщик и, неловко развернувшись на каблуках своих фетровых сапог, вышел из командирского кабинета.
В понедельник Ефимов принял на себя командование комендантским взводом. В принципе ничего не изменилось – только теперь занятия он проводил самостоятельно. Слегка «зверствовал». К вечеру его бойцы валились с ног, но застоявшиеся и жаждущие действий солдаты не жаловались.
Неожиданно в первых числах марта в комендантском взводе оказался и один из братьев Кислицыных – Алексей.
– А ты сюда каким боком? – выслушав его доклад о прибытии, удивленно спросил Ефимов.
– Надоело, – скорее не ответил, а отмахнулся от заданного вопроса старший сержант.
– А как же братень? – Прапорщик мысленно усмехнулся; не верилось ему, что Алексей так просто откажется от опеки над собственным братишкой.
– Пусть привыкает к самостоятельности. Я ему предлагал перевестись в комендачи, он не захотел. А мне надоело свою задницу под пули подставлять. А по деньгам, – тут Кислицын сделал паузу, словно раздумывая, – так в комендантском взводе боевых закрывают немногим меньше, чем в группах. А тут я вроде как командир первого отделения, дней десять закрывать будут по-всякому.
Сергей кивнул, вынужденно соглашаясь. То, что разведчикам закрывают лишь на два-три дня больше, чем комендачам, секретом не было. Как не было секретом и то, что солдат из комендантского взвода в любой момент мог оказаться в разведывательной группе. Это тоже не являлось тайной за семью печатями, и потому, едва ознакомившись с личным составом, Ефимов взял быка за рога.
– Прежде всего у разведчика, – говорил он, – должна работать голова. Это так?
– Так точно!
За первые дни знакомства Сергей уже дал понять то, что предстоящая поездка в горячую точку – это еще не повод пренебрегать уставом.
– Молодцы, – почти ласково улыбнулся Ефимов. – Но, – он сделал паузу и повторил: – Но чтобы она работала, вы должны быть сильными физически, – улыбка, не предвещающая ничего хорошего. – И потому мы будем бегать, бегать и бегать.
Если бы не предварительные «разъяснения», сейчас наверняка послышалось бы нестройное: «У-у-у», – а так со своим вопросом вылез только рядовой Сергеев:
– А рукопашный бой?
– Будет и рукопашный бой, – заверил их Ефимов. – Но запомните, РБ – это не главное. Если вы схлестнулись в рукопашке, значит, я плохой командир. Значит, я ошибся – просчитался. – Сергей пристально посмотрел в лицо спросившего. – Даже численное превосходство противника не служит оправданием рукопашной схватки. Если боец вступает в рукопашную, значит, командир что-то не предусмотрел.
– Товарищ старший прапорщик, что же получается, рукопашный бой не нужен? – не унимался рядовой Сергеев.
– Нужен! Людям свойственно допускать ошибки, от них никто не застрахован. Но самое главное из того, чему вы должны научиться на занятиях по рукопашному бою, – это бесшумному снятию часового. И это мы будем отрабатывать в первую очередь. Еще вопросы есть?
– Никак нет.
– Кислицын, проводи разминку. – Старший прапорщик сделал шаг в сторону, уступая место своему заместителю.
– Центр – рядовой Сергеев, на два шага, вправо-влево, разомкнись…
А во время ночных занятий по организации дневки разговор у костра принял непринужденный характер, и снова был поднят вопрос о рукопашном бое.
– Товарищ старший прапорщик, а если солдат противника раз в десять больше? – подал голос высунувшийся из тени рядовой Лебедев.
– Если в десять… то, значит, виновен кто-то из вышестоящего начальства. Хотя, возможно, это чья-то гениальная задумка и нам просто не повезло. – Ефимов усмехнулся, чтобы всем стало понятно его отношение к так называемым «гениальным планам и замыслам». – И вообще запомните: рукопашка – это край. В идеале весь наш рукопашный бой должен ограничиваться снятием часовых и взятием «языка».
В отблесках костра было видно, как переглянулись его бойцы.
– Товарищ старший прапорщик, а почему вы на учениях никогда нож не носите? Почти все групперы носят, а вы нет?
– Почему не ношу? – Ефимов полез в кармашек рюкзака и вытащил оттуда универсальный складной ножик. – Ношу!
Кто-то улыбнулся, кто-то даже коротко хохотнул.
– А вы вообще нормальный нож когда-нибудь с собой берете?
Теперь уже усмехнулся Ефимов. Ему понравилось выражение «нормальный нож». Впрочем, подшучивать над бойцом он не стал.
– «Нормальный» нож – только на войне.
– А вот некоторые без ножа даже в город не ходят.
Прапорщик задумался:
– Нож в городе… Тут вариантов только два: либо вы его берете для того, чтобы применить, либо это дешевый понт. Например, про себя я знаю, что если возьму нож в руки, то использую по назначению… не раздумывая. Поэтому и не ношу – я садиться в тюрьму не хочу. Вот так-то…
– Товарищ старший прапорщик, – Кислицын поморщился от налетевшего дымного облака, – а в Афганистане вы тоже в спецназе служили?
– Нет, – Сергей отрицательно качнул головой, – в пехоте.
– «Пехоте – кровь, десанту – слава», – продекламировал Алексей. – Я тоже в пехоте малость попахал. Тарщ прапорщик, а откуда вы тогда тактику спецназа так хорошо знаете? Получше иного группера…
– Может, и не лучше, – не стал слишком отпираться от сказанного комплимента Ефимов. – Тактика спецназа… – Казалось, он на мгновение задумался. – Не так уж сильно она отличается от той, что изучал я. Вот система подготовки – программа обучения, методика – другая, это да, отбор личного состава – да, задачи и способы выполнения – тоже. А в остальном… Походно-боевой порядок, он и Африке походно-боевой порядок, скрытное и бесшумное передвижение – тоже, наблюдатели и способы разведки – почти один к одному. Оружие, какое бы оно специальное ни было, принцип стрельбы и прицеливания – все то же. Инженерку я, слава богу, тоже изучал. Здесь, конечно, она малость поразнообразнее, но пока мне это не требуется; достаточно того, что я знаю. Ориентирование для меня не проблема еще со школы, артуху я в своей жизни уже наводил, в засадах сидел, наступал-отступал… Вот чему мне действительно пришлось учиться – это специфике работы в Чечне. В принципе в теории основные азы я усвоил – поговорил с умными людьми и усвоил. Тут уж, как говорится, «слышащий да услышит». Одним словом, опыт и голова, голова и опыт. А чтобы голова работала…
– Будем бегать, бегать и бегать, – вклинился в их разговор Лебедев.
– Правильно, Лебедев. Главное – определить цель. А цель мы определили. Какую, понял?
– Понял, – вздохнул рядовой Лебедев. – «Главное, чтобы работала голова».
– Мо-ло-дец. – Старший прапорщик позволил себе улыбку, и беседа продолжилась.
– …Никогда не выпускайте из рук оружия; падая, держите автомат стволом вверх, – часом спустя все еще наставлял Сергей своих новоявленных подчиненных. – Оружие – ваша жизнь и жизнь ваших товарищей.
И чуть позже:
– …Страх нужно преодолеть. Кто думает, что, спрятавшись, он будет в большей безопасности, тот ошибается: без вашей поддержки убьют ваших друзей, а убив их, придут и убьют вас.
Команда покинуть дневку поступила только ближе к полуночи…
На завершающем боевое слаживание тактико-специальном учении комендантский взвод играл за противника.
– Выйдете в этот квадрат, – майор Пташек повел карандашом по карте, – в районе ручья произведете забазирование. Обозначите дневки, разведете костер. Ваша задача не в том, чтобы вас не нашли, а в том, чтобы, найдя, группы правильно организовали налет.
– Я понял, – Ефимов понимающе кивнул, – костер будет, но в остальном все как в реальном бою.
– А я и не говорил, что они обязательно должны побеждать. Даже, наверное, лучше, если проиграют. По крайней мере, это заставит задуматься некоторых из наиболее ретивых командиров.
– А кто станет определять победителей? – уточнил Ефимов, хотя уже частично догадывался, какой будет ответ.
– В поиск вместе с группами пойдут посредники, они и будут делать выводы, сколь успешными или неуспешными были их действия. К тому же и ты тоже составишь отчет. – Майор Борисов улыбнулся. – Получится как бы взгляд с другой стороны.
Ефимов снова кивнул.
– Начало движения завтра в шесть часов утра. У вас четыре часа форы. Так что времени выбрать подходящее местечко для базы вполне достаточно.
Замкомбата задумчиво уставился в одну точку, словно что-то припоминая, затем, смирившись с упущенной мыслью, быстро сложил лежавшую на столе карту и запихнул ее в офицерскую сумку. С постановкой задач было покончено. Ефимов молча козырнул, вышел из комнаты, носившей гордое название штаб батальона, и быстрой походкой направился к помещению столовой. Ему еще предстояло найти начальника столовой – он же командир ВМО – и забрать у него предназначенные для взвода сухие пайки.
– Алексей, – махнул рукой Сергей, увидев прохаживающегося у дверей казармы Кислицына, – бери одного бойца и дуй сюда.
Для переноски трех коробок с пайками большего и не требовалось.
– Есть, – донеслось кислицынское, и Ефимов зашагал дальше.
Место, которое выбрал Сергей, по всем признакам подходило для организации долговременной базы как нельзя лучше. Небольшой взгорок, изрытый непонятными ямами, окруженный поваленными деревьями, создававшими естественную маскировку, с текущим у подножия ручьем, оказался для этого идеальным. Выставив охранение, ориентированное по сторонам света, так чтобы просматривались все подходы, Ефимов приказал разжечь костер и сел завтракать. Впрочем, костер был из сухих веток и давал много тепла при минимальном количестве дыма (Сергей не собирался облегчать жизнь ведущим поиск разведчикам).
До появления первых групп по расчетам Ефимова оставалось еще часа три. Веселое потрескивание веток, жар, исходящий от раскаленных углей, ленивая неспешность ожидания как нельзя лучше способствовали задушевной беседе. Начавшись с достоинств и недостатков выданного им пайка, разговор как бы сам собой скатился на вопрос о выживании в экстремальных условиях, а точнее, об «экзотических» продуктах питания.
– В принципе, – говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушенки, – вы должны быть готовы съесть все, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак или гусениц. И необязательно чересчур сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть все. Меняется порог его восприимчивости, он даже начинает по-другому думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что-либо, ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.
– Товарищ старший прапорщик, – обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, – сколько дней вам самое большее приходилось не есть?
– Немного, трое суток, – усмехнулся Ефимов.
Кто-то присвистнул.
– В Афгане?
– Не совсем, – усмешка Ефимова стала шире. – Там вообще все получилось оригинально…
Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать…
Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.
Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне бээрэмки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден Красной Звезды. Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани, пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила легкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» – небольшую окруженную валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряженка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.
Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от «АК» 5,45-миллиметровых патронов до минометных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул и со словами: «Вот она, Родина, мать твоя!» – вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.
– Товарищ прапорщик, – вынырнул из-за корпуса эмтээлбэшки запыхавшийся Степашин, боец батальонного разведывательного взвода, – вас к заместителю командира полка!
– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…
– Товарищ подполковник, прапорщик…
Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.
– Колесная техника пойдет своим ходом, а мы – по железке. Берешь бээрэмку, к ней на прицеп – БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперед!
– Есть, – козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.
Через несколько часов техника добралась на станцию.
– Когда-нибудь на эшелон технику грузил? – спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.
– Нет, товарищ полковник. – Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.
– Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… – Полковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.
– Понял, – Ефимов встал перед развернувшейся бээрэмкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.
