секс, любовь и другие осложнения ревматизма

Посидев немного на древнем диване и осмотревшись, я решил, что курить здесь опасно, но диван и ложная защита на двери как бы намекали на некоторые возможности использования тайной комнаты. Со внутренней стороны двери был заботливо прикручен шпингалет, так что визита неожиданных гостей или хозяина, обнаружившего, что замок не весит на привычном месте – можно не бояться.

Я вернул огромный замок на привычное для него место и, напевая песню про лесорождённую ёлочку, продолжил экспедицию. Находка странной комнаты вдохновила меня. Я ощущал себя Миклухо-Маклаем или кем-то из других первопроходцев, фамилии которых я забыл ещё в школе. В голове также вертелись Амундсен и Крузенштерн, но какой же из меня Амундсен, а тем более Крузенштерн? Я же не пароход. Не помню, что именно первопроходил Миклухо-Маклай, и не знаю, как он выглядел, но прям чувствовал, что я – это вылитый он.

Так же, как он, брожу по местам, где ещё не ступала нога человека, борюсь с голодом, холодом и другими немыслимыми трудностями. Спустя полчаса поисков судьба мне, наконец, улыбнулась, и вот он – сладкий вкус победы. Я почувствовал, что достиг Северного полюса, покорил Эверест и пересёк Амазонку вдоль.

Курилку, а вернее целых две курилки, я нашёл в одном из подземных проходов, ведущих в соседний корпус. Нашёл по запаху. Заветная дверь, из-за которой маняще тянуло сгоревшим табаком, открывалась в большую комнату с тусклой лампочкой без плафона. Из одной стены здесь выходили, зачем-то переплетаясь между собой, трубы с огромными кранами, больше похожими на штурвалы старинных кораблей. Попетляв по комнате, трубы скрывались в другой стене. Видимо, это был пункт управления трубами или рабочий кабинет повелителя труб.

В комнате со штурвалами напротив друг друга стояли две старые лавочки, скорее всего, принесённые из какого-то сквера, а между ними – уличная урна. Странные люди работают в этой больнице: в одной комнате свалена старая мебель, а в другую из-за отсутствия мебели притащили уличные скамьи.

В комнате обнаружились два взлохмаченных молодых человека, как я понял из разговора – айтишники. Они меня просветили, что это курилка для техперсонала, и на больных им, в общем-то, наплевать, если их немного и они не мешают спокойно покурить. Но вот дальше по коридору – курилка медиков, и если больной сунется туда, то будет большой скандал.

Вообще, я давно заметил, что человек на работе преображается. Милый и стеснительный по жизни мужчина, подкаблучник и маменькин сынок, мгновенно меняется, надев белый халат и шлёпанцы. А уж если этот человек облачается в форму, мантию, дорогой костюм или другие виды одежды, призванные выделять его из серой толпы, то всё – количество пойманных звёзд зашкаливает.

Это я ещё не говорю про знаки отличия, награды и звания. У многих моих знакомых все стены в кабинетах завешаны рамками, в которые вставлены красивые листочки бумаги с текстом о том, что владелец кабинета – молодец.

Люди готовы потратить годы жизни на то, чтобы повесить на грудь кусочек блестящего металла или добавить к своему имени «кандидат наук» или «заслуженный артист». Этакое нематериальное поощрение, которое ценится только потому, что именно тебе разрешили пользоваться этими словами или носить эту железочку.

Честолюбие – страшная штука! На что только не готовы пойти мужчины ради этих железочек на грудь или плечи, и бумажечек на стену или в виде удостоверений. И на подвиг, и на ударный труд, а иногда и на подлость и даже преступление.

Справедливости ради стоит сказать, что женщины менее падки на такие цацки.

У них своя шкала тщеславия и другие показатели успешности. Вот если бы медаль была от Баленсиаги или Версаче, они бы за неё, наверное, ещё поборолись. Женщины менее честолюбивы, чем мужчины, и более практичны. Они ценят то, что можно потрогать, а не то, что можно повесить на стену и вздыхать с замутнённым от счастливых воспоминаний взором. А ещё лучше, если все подруги обзавидуются и будут говорить, что это вульгарно и совсем не идёт к платью.

Вместе со сменой обычной одежды на профессиональную, человек меняет и свой статус: становится вершителем чужих судеб, возносится над остальным человечеством и уже не хочет курить в одном помещении с простыми, не совсем здоровыми смертными.

Слова айтишников я принял всерьёз и клятвенно побожился, что никому не расскажу об этой курилке и никогда не зайду в следующую, элитную. Парни синхронно махнули гривами и вернулись к своему разговору.

Я айтишников не подслушивал, но говорили они громко, очень эмоционально и на высоком языке, недоступном лузеру вроде меня. Я понимал только мат, междометия и то, что Арбанян, по их мнению, вообще охренел. Увидев, что я невольно прислушиваюсь к их разговору, они замолчали и вопросительно уставились на меня. Айтишинков я успокоил, сказав, что Арбанян мне тоже не нравится, на что они снова синхронно махнули обросшими головами, показали мне лайк и продолжили общаться высоким штилем. Перемыв косточки Арбаняну, айтишники ушли, а я наконец-то остался один в чудесной комнате.

Ещё раз, уже про запас, я с наслаждением покурил, развалившись на парковой лавочке, и отправился в обратный путь. Не знаю, что чувствовал Миклухо-Маклай, совершая свои открытия, но я результатами своей экспедиции был доволен.

Доктор каждый день говорит, что позитивный настрой – залог успешного лечения, а значит, теперь моё лечение пойдёт ещё успешнее.

Наташа и Маргарита

Жизнь в больнице шла по утверждённому Минздравом распорядку: завтрак, обход, процедуры, обед, затем обязательный, но от этого не менее прекрасный послеобеденный сон. Дальше – полдник, на который больные обычно получали яблоко или апельсин. Потом у меня обычно шло вынужденное, но максимально короткое общение по телефону с коллегами и партнерами, затем ужин, прогулка и долгие беседы на отвлечённые темы с соседями перед сном.

Всё это перемежалось совместными чаепитиями, нарушающими больничную диету, так чаек вкушали с купленными в буфете или принесенными родственниками неполезными вкусняшками.

Так и прошли несколько замечательных дней моей почти курортной жизни. Я немного отдохнул и хорошенько отоспался. Медицинские процедуры и ежедневные мантры лечащего врача уже начали помогать: я перестал хрустеть при ходьбе, как железный дровосек, и даже научился садиться одним плавным движением.

Раньше, мне, чтобы даже просто сесть на стул требовалась помощь рук, тщательная подготовка к манёвру и долгое, медленное, с кряхтением и матом опускание седалища, до тех пор, пока не произойдет контакт с сидением. Мне кажется, космонавты легче и быстрее стыковали свои корабли, чем я садился на стул до больницы.

И вот, более-менее придя в себя, я по вечному закону природы стал замечать, что вокруг есть женщины, и не только в белых халатах, но и среди пациентов. Многие из них не казались больными, а некоторые и вовсе выглядели очень даже хорошо.

Мой больничный опыт ограничивался лежанием в травматологии. Так вот, в травме невозможно ошибиться в диагнозе: что загипсовано, то и болит, а если гипса нет, значит, и жаловаться не на что, как говорил наш травматолог.

В ревматологии всё оказалось куда сложнее. Больные почему-то ходили без гипса, а некоторые вообще передвигались довольно шустро, и было непонятно, что они вообще здесь делают.

В коридоре, прямо напротив двери в нашу комнату, стоял уютный кожаный диванчик, который каждый вечер занимали две молодые женщины: блондинка с длинными волосами и брюнетка с короткой мальчишеской стрижкой.

В моём понимании эти женщины больше походили на отдыхающих в дорогом отеле, чем на пациенток больницы. Стильно, но в тему одетые, явно ухоженные, со спортивными фигурами и прекрасной пластикой, они изредка перебрасывались между собой парой фраз, грациозно меняли позу и снова погружались в телефоны. Не похожи были эти женщины на кряхтяще-скрипящих больных ревматизмом.

Мы с соседями по палате тайком наблюдали за красотками через открытую дверь и потом за чаепитием обсуждали различные версии: кто эти девушки и что они здесь делают. Олег Сергеевич предположил, что это отдыхающая смена врачей, типа: сейчас отдохнут немного, а потом переоденутся и как давай лечить. Дильшод не согласился с гипотезой соседа. Он как старожил палаты, сказал, что на самом деле всё не так, как кажется.

Юморной таджик, с самым честным выражением лица и по большому секрету рассказал нам целую детективную историю. Оказывается, в нашем отделении тайно лечится известный миллиардер, а девушки – его секретарши и охранницы. По словам Дильшода, красотки имеют чёрный пояс по каратэ, стреляют из танка белке в глаз, а на прошлой неделе в больнице даже была перестрелка.

В ту ночь, какие-то ниндзя с недобрыми намерениями пытались добраться до ревматичной тушки миллиардера. Черные тени с самурайскими мечами бесшумно прокрались мимо поста уснувшей медсестры и уже почти зашли в ВИП палату, но девушки были начеку. Красавицы выкатили в больничный коридор пулемёт Максим и отбивались от нападающих, пока не приехал ОМОН.

– Разве вы не видели репортаж в новостях? Там их крупным планом показывали. Красивые. – Приколист даже забыл, что разговаривать надо с акцентом.

Веселый таджик помолчал, любуясь на наши выпученные глаза, потом не выдержал и закатился в смехе. Через несколько минут, которые нам понадобились, чтобы осознать коварство Дильшода, мы тоже расхохотались.

Версия о том, что девушки – симпатичные, но обычные пациентки клиники, вообще не рассматривалась нами в связи с её обыденностью.

Я встречал этих молодых женщин в коридоре и ожидающими своей очереди у процедурных кабинетов. Через некоторое время мы уже дежурно здоровались и взаимно справлялись о самочувствии. Иногда говорили друг другу стандартные фразы о погоде и качестве мобильной связи. Дальше этого наше общение не продвигалось.

Но вот однажды вечером, весть такой источающий человеколюбие и доброжелательность после похода в подпольную курилку, я приоткрыл дверь в палату, но заходить передумал. Увидел, что Олег Сергеевич переодевался после душа и как раз находился в самой интимной фазе этого процесса. Зачем смущать интеллигентного человека? Можно немного посидеть на диванчике перед палатой.

Это я так оправдывал перед самим собой желание пообщаться с одной из девушек-пулемётчиц, а сам вернулся в коридор и с разрешения блондинки, которая в этот вечер была почему-то одна, присел к ней на диванчик.

Девушка сначала зависала в телефоне, потом огорчилась прочитанному, смешно наморщив носик и прошептав что-то злое, и убрала девайс. Я с удовольствием наблюдал за ней, пока она наконец-то не обратила на меня внимание. Девушка повернулась ко мне и улыбнулась.

– Совсем без меня распустились, – не вдаваясь в подробности, прокомментировала она телефонного собеседника.

Я согласился, что всех надо держать в тонусе, ибо нефиг, и мы разговорились.

Девушек, облюбовавших диван напротив нашей палаты, звали Наташа и Маргарита. Они оказались балеринами и, как все профессиональные танцоры, раз в год подлечивали суставы. После объяснения Наташи все пазлы в моей голове сложились, и я со смехом рассказал ей про споры, которые шли в нашей палате, о причинах нахождения в больнице таких красивых и явно спортивных девушек.

Пересказ версии Дильшода о том, что здесь делают девушки, Наташу развеселил. Она долго смеялась, потом сделала вид, что набирает чей-то номер, и сказала:

– Шеф! Нас раскрыли. Прошу разрешения убрать слишком умных.

Я заверил Наташу, что я совсем неумный. Девушкам для сохранения тайны достаточно убрать проницательного таджика и, если нужно, я могу под благовидным предлогом выманить Дильшода в больничный подвал или где там у них припрятан пулемет. Наташа рассмеялась, и мы разговорились о всякой ерунде, про которую обычно и говорят в первые минуты знакомства.

Через полчаса к нам присоединилась Маргарита, и мне снова пришлось пересказывать историю Дильшода. Кровожадная девушка, которую Наташа называла Маргошей, и я тоже через некоторое время стал так к ней обращаться, заявила, что ликвидировать нужно всю палату, но меня можно оставить в живых, если я поклянусь исполнять все ее капризы.

Выяснилось, что Наташа и Маргоша давно знакомы. Они работали в одном коллективе и, как я понял, звёзд с танцевального неба не хватали, но занимались любимым делом. Обе ещё где-то подрабатывали, вели танцевальные студии, были мамочками чудесных девочек и любимыми жёнами молодых и успешных бизнесменов.

На этом сходства между девушками заканчивались. Маргоша – красавица с броской внешностью. Красивое, чуть смуглое лицо с точёным носиком и пухлыми губками дополняли чёрные блестящие глаза под прямыми бровями. Лицо Маргоши всё время находилось в движении и выражало ежеминутное изменение настроения хозяйки. Только что наморщенный носик и сердито сдвинутые брови сменялись на хитренькую улыбку, а уже через секунду я видел внимательный, изучающий собеседника взгляд. Такой типаж очень нравится мужчинам, по себе знаю.

У Маргоши аппетитная попка и достаточно крупная для балерины грудь, которую она с удовольствием демонстрирует. Одна моя знакомая девушка так же гордо и напоказ носила бюст после операции по его увеличению. Я даже как-то спросил Маргошу, когда та была не по погоде одета в маечку, выгодно подчёркивающую грудь, не увеличивала ли она её. Маргоша, ничуть не смутившись, ответила, что у неё всё своё, естественное, без тюнинга, и что я могу потрогать и убедиться.

Маргоша – тот ещё провокатор. Бесёнок, знающая, что очень сексуальна, и постоянно пользующаяся этим. Маргоша могла очень эротично нагнуться, шнуруя кроссовку, а потом оглянуться и показать свой острый язычок мужчинам, пускающим слюни с отвисшей челюстью.

Наташа совсем другая. Она – спокойная, истинно русская красавица с длинными светло-русыми волосами, почти всегда собранными в хвост. Она немного выше Маргоши и на пару лет старше. Говорила Наташа негромко и рассудительно, напоминая при этом классическую отличницу-старшеклассницу из моего детства, любовь всех школьных хулиганов.

Наташа не выглядела пуританкой, хотя одевалась менее вызывающе, чем Маргоша. Но и у неё было на что с удовольствием посмотреть. Если Маргоша иногда выходила в шортиках, которые короче многих трусиков, и в маечке без лифчика, то Наташа одевалась в более длинные шорты, и под её майкой всегда было бельё. Пусть кружевное и почти прозрачное, но оно имелось. Наташа была красива спокойной, уютной красотой и знала об этом. Она более сдержанна, чем её подруга, я бы даже сказал – аристократична.

Характерами девушки тоже сильно отличались – примерно, как огонь и вода. Маргоша, естественно, огонь. Она непоседа и болтушка. Маргоша иногда курила, и я, конечно, не смог устоять перед ней и сразу выдал все тайны подземной жизни больницы. Рассказал про курилки для людей первого и второго сорта и про тайную комнату с диваном.

Наташа – это вода. Чувствовалось, что она обязательно семь раз отмерит, а потом попросит кого-нибудь ещё раз проверить расчёты. Она вся такая величественная и мудрая, что я не понимал, почему, когда смотрю на Наташу, у меня в голове вертелась пословица о тихом омуте, в котором черти водятся. А ещё я не мог представить её в танце, хотя Маргоша уверяет, что Наташа великолепно танцует.

Маргоша относилась к подруге, как к старшей сестре: слушалась её во всём и смотрела на неё восхищёнными глазами. Я замечал, что когда Маргоша ловила на себе укоризненный взгляд Наташи, то сразу сбавляла обороты, гасила свою сексуальность и становилась паинькой. Но Наташа не тиран – она позволяла подруге резвиться и очень редко одёргивала её взглядом.

Мои соседи по палате, конечно, увидели, что я познакомился с девушками, но никак не прокомментировали. Только Дильшод по вечерам, после последнего, самого долгого чаепития в палате, включив акцент, говорил:

– Ну, иди уже, сисливсик, нильзя такой хороший два девушка ждать заставлять.

Мы с Маргошей обычно встречались около дивана, а потом шли в подвал покурить. После долгого перекура возвращались на уютный диванчик в коридоре, где уже втроём, вместе с Наташей, болтали до поздней ночи о всяких пустяках.

Девочки рассказывали мне о жизни танцоров. О небольшой, но очень бурной и противоречивой тусовке, где все друг друга знают. О том, что уловки вроде насыпать битое стекло в танцевальные туфли или порезать костюм конкурентки на конкурсе встречались не только в фильме «Шоугёлз», но и в жизни. О том, что Мигель и Егор конкретно так враждовали. О том, что Волочкова – это не только объект для насмешек всей страны, но и прекрасная балерина, заслуженно блиставшая прима Большого театра.

Я вешал лапшу на уши девочкам о всяких забавных случаях якобы из моей жизни. Во всех этих историях я, естественно, самый умный, самый смелый и красивый. Девочки делали вид, что верили мне и широко открывали глаза и, прижав руки к груди, ахали в нужных местах. Я делал вид, что верил им, что они верили мне.

Вечера в компании девчонок пролетали незаметно. К себе в палату я возвращался почти под утро и тихонько лез под одеяло. Все дрыхли, только Дильшод, будто бы во сне, приговаривал:

– Ай малатса, ай малатса.

Я шёпотом попросил Дильшода не путать китайский и таджикский акцент, а потом блаженно развалился на ставшей уже родной кровати. В голове крутились лица Наташи и Маргоши. Чем-то похожих, но таких разных девчонок. Я представлял наше дальнейшее общение, как мы чудно проводим время втроем, но уже через пару минут понял, что это сон.

Но ни каждый вечер проходил в общении с Наташей и Маргошей. Иногда мне хотелось побыть одному или нужно было встретиться с нужными людьми, и я уходил в самоволку. Сначала договорился с охранниками, дежурящими на выходе из больницы. Поболтал с ними о тяжёлых охраннических буднях, о больных, которые беспредельничают и курят, где хотят, – того и гляди, притон в больнице устроят. Помог этим людям интеллектуального труда в чёрной форме решить пару неподдающихся кроссвордов. А ещё подарил бескорыстным парням со сложной работой блок сигарет и большую пачку хорошего чая. С тех пор по вечерам повелители турникета нажимали заветную кнопку и демонстративно отворачивались, а я выходил во внешний мир.

С удовольствием гулял в вечернее время в парке неподалёку и по скверу рядом с больницей. Пил в небольшом ресторанчике хороший кофе. Иногда встречался с людьми, с которыми надо срочно обсудить рабочие вопросы не по телефону. Сделав всё запланированное, с удовольствием, как к себе домой после трудового дня, я возвращался в почти уже родную больничную палату.

Не покерфейс

Как только Маргоша узнала о моих коротких вылазках на волю, то сразу же заявила, что в следующий раз она пойдёт со мной. А так как завтра она не может выйти на прогулку, потому что её придут навещать муж и дочурка, то побег из курятника я должен планировать на послезавтра. В этом вся Маргоша. Мнение окружающих не то что не учитывается – оно даже не выслушивается в связи с полной ненужностью.

При всём этом Маргоша была как-то особенно чувствительна ко мне. Может, она чувствительна и к другим людям, не знаю, но мои малейшие нотки настроения она считывала сразу. Я никогда не встречал никого с такой развитой эмпатией. С одной стороны, вроде неплохо, что человек способен улавливать эмоции. Но с другой стороны – это очень непривычное ощущение, когда малознакомый, чужой тебе человек видит насквозь твои чувства и получается, что почти читает мысли.

Я всегда считал себя человеком, который умеет скрывать свои эмоции. Не покерфейс, конечно, но и не думал, что меня можно читать, как открытую книгу. Перед Маргошей я чувствовал себя раздетым и беззащитным. Только взглянув на меня, она уже знала моё настроение.

Я решил доказать, что я непроницаемый терминатор, и, зная, в какое время Маргоша ходит на массаж, специально ждал её у процедурного кабинета с максимально суровым видом. Сидел такой, типа в тяжких думах, весь из себя монументально-роденовский.

На её вопрос о делах я добавил металла во взгляд, ещё сильнее нахмурил брови и скорбным голосом ответил, что всё нормально. По сценарию имелось в виду, что у меня случилось что-то катастрофическое, но свои проблемы я молча героически преодолеваю.

Маргоша посмотрела на меня иронично-внимательными глазками, улыбнулась и попросила не тужиться, а то правда накаркаю проблемы. Ну как так-то? Раньше всегда срабатывало.

Человеку, который чувствует твоё настроение, невозможно соврать. Это как полиграф, который мы называем детектором лжи. Многие не знают этого, но на самом деле полиграф не определяет, правду мы говорим или нет. Полиграф, так же как и Маргоша, считывает наши эмоции. Волнуемся мы или нет, когда слышим очередной вопрос. Как бы человек ни владел собой, он всегда прилагает усилия, чтобы выглядеть спокойным, когда врёт.

Бедный муж Маргариты. Вот уж кому не повезло – жить с детектором лжи. Маргоша, если захочет, может просто спросить у него, изменяет он ей или нет, и по его волнению узнать правду. Или спросить про заначку. Или просто ненароком задать вопрос: милый, а ты меня любишь?

А ещё Маргоша очень тактильная и всегда старается прикоснуться к окружающим. Она может без намёка на эротизм положить руку на мою руку и, слегка поглаживая, слушать меня. Может сесть рядом на лавочку и прижаться ко мне плечом или грудью. То, что Маргарита рядом со мной, я ощущаю физически. Не знаю, как так получается, но тело Маргоши всегда в контакте с моим телом. Как мужики выживают рядом с ней? Когда к тебе все время прикасается такая красавица – это может свести с ума любого. Маргоша, наверное, только со мной такая контактная.

Еще одно последствие Маргошиной тактильности – с ней я открыл для себя прелесть прогулок под ручку. Когда я иду с ней, я понимаю: Маргоша держится за меня не для формальности. Она как бы сообщает, что ценит меня и доверяет мне. Она не висит на моей руке, подобно многим девушкам, а как бы закрывается от окружающего мира моим согнутым локтем. Маргарита идёт рядом, волнительно задевая меня бедром и грудью. Поза Маргоши говорит всем, кто нас видит, что мы близкие люди, она находится под моей защитой, и за это мне полагаются от неё сладкие плюшки. Надеюсь, что полагаются.

Во время наших неспешных прогулок Маргоша откровенно и с удовольствием рассказывала о себе: о детстве, родителях, желании танцевать, первой любви, знакомстве с мужем и дальнейшей семейной жизни. С каждым днём я узнавал о ней всё больше подробностей. Иногда Маргарита начинала говорить о совсем интимных вещах, но, наверное, почувствовав моё возбуждение, быстро меняла тему. Мы обсуждали разные секреты, которые всегда есть в жизни молодой и привлекательной женщины.

В какой-то момент я уже перестал понимать свой статус в наших отношениях. Кто я для неё? Судя по её поведению, Маргоша всё-таки воспринимала меня как мужчину. Пусть намного старше, но мужчину, с которым возможны близкие отношения. Однако, если судить по тому, что она рассказывала мне о себе, какими физиологическими подробностями делилась, то, похоже, я для неё просто подружка. Как сейчас говорят, я в глубокой френдзоне.

Я никогда не был стеснительным юношей и, повзрослев, так и не стал высокоморальным занудой или образцовым семьянином. А сейчас тем более не собираюсь превращаться в степенного пожилого человека, ругающего молодежь и обсуждающего виды на урожай яблок в этом году.

Несмотря на слова Анастасии о том, что я «пожилой мужчина с заболеваниями, соответствующими возрасту», не думаю, что всё в моей жизни уже позади. Ничего подобного!

Как и раньше, мне требуется женское внимание и близость. Конечно, с годами идеал женщины постепенно меняется, но я по-прежнему его ищу. Может, однажды мои поиски закончатся удачей, и я найду то, что нужно. Или махну на это дело рукой и снова куплю дачу. Или палатку… Ну, вы уже в курсе.

Маргоша мне нравилась. Нравилась как женщина. Я хотел её обнять и расцеловать всю: от макушки с короткими волосами до стройных загорелых ножек. Потом ещё раз расцеловать, задержавшись на роскошной груди и манящей попке. Внимательно изучить и попробовать на вкус каждую ямочку и изгиб её роскошного тела.

Я прекрасно видел, что Маргоша давно считала мои желания, но не понимал, что она решила в отношении меня. Не мог врубиться, какую роль в своей жизни она мне назначила.

Да, я намного старше Маргариты. Физически я мог бы быть её отцом. Очень молодым отцом, но уже мог бы. Поэтому, чтобы не выглядеть озабоченным мудаком, я ничего сам не предпринимал. Я ждал от Маргоши сигнала. Неважно какого. Это мог быть жест или слово, после которого я бы понял, что она видит во мне мужчину. Или бы понял, что я для неё пожилой собеседник, с которым можно прикольно провести время и поболтать за чашечкой кофе о любимой себе, сбежав на один вечер из скучной больницы.