Холодная душа

Тузов Алексей

Холодная душа

Глава

1.

Русские

немцы

Ивановка, Семипалатинская область. Посреди бескрайней степи, где солнце палит так, что трава сгорает ещё до июля, раскинулось небольшое село. Здесь жили немцы, сосланные в сталинские времена. Немцы – упрямые, точные, которые умели обустроить даже ссыльное существование так, что соседям оставалось только завидовать.

Дом за домом – белые ставни, ухоженные огороды, аккуратные палисадники. По утрам запах свежеиспечённого хлеба перемешивался с ароматами степных трав, а на праздники из каждого двора тянуло копчёной колбасой. Ивановка была маленьким миром, который, казалось, жил по своим законам.

Фридрих Моонг, дед Питера, выделялся даже среди немцев. Его дом возвышался на краю деревни, с широким крыльцом, где любили собираться соседи. У Фридриха всегда была полная кладовая: мешки с мукой, солёные огурцы в трёхлитровых банках, копчёная утка, подвешенная к потолку.

– Труд – это всё, – говорил он своим детям и внукам, наигрывая что-то на старом аккордеоне. – Если умеешь работать, ты всегда будешь жить.

Местные смотрели на немцев с восхищением и завистью. Те работали от рассвета до заката, не жалуясь. Их дворы были аккуратными, поля – ухоженными. Даже в самые тяжёлые годы в их огородах росли картошка и кукуруза, а дома не пустовали.

Питер, тогда ещё ребёнок, чувствовал гордость. Он бегал босиком по узким дорожкам между грядками, ловил кузнечиков в высокой траве. А вечером, когда вся деревня собиралась у дома Фридриха, он слушал, как дед говорит о том, что главное в жизни – это уважение. К труду, к людям, к себе.

Но этот островок стабильности начал рушиться, когда Союз стал трещать по швам. Первые слухи о Германии принесли в Ивановку беспокойство. Говорили, что немцев там ждут, обещают землю, работу, новую жизнь.

– Это всё сказки, – ворчал Фридрих, глядя на своего соседа, который уже паковал вещи. – Здесь наш дом. Здесь наша земля.

Но дни шли, и тревога становилась реальностью. Магазины опустели, деньги обесценились. Питер видел, как соседи уезжают один за другим. Ланге, Циммерманы, Вайсеры – их дома пустели, огороды зарастали травой.

– Нам тоже придётся, – однажды сказала Марта, мать Питера, с трудом сдерживая слёзы.

– Это не наша родина, – сухо ответил Фридрих. – Но это наш дом.

В день отъезда Питер стоял на пороге их дома. Он смотрел на дедушкин сад, на старую яблоню, на ту самую веранду, где все вечера заканчивались песнями. Ему было десять, но он уже понимал: они оставляют что-то, что нельзя вернуть.

Машина тронулась, и в последний раз Фридрих сказал:

– Помни, мальчик, труд – это всё.

Ивановка осталась позади, как мираж в степи

Глава 2. Переезд

Германия конца 80-х встретила их серостью. Маленький, тесный дом, выделенный для переселенцев, был совсем не похож на просторный уют нашей Ивановки. Вместо солнца и бескрайних степей – низкое небо, холодный дождь и строгие лица местных жителей. Питер, Марта и Фридрих оказались в маленьком поселке неподалеку от Тюбингена. Им дали одноэтажный дом с облупившейся краской на стенах и скрипучими полами – единственное убогое жилище во всей округе, ибо вокруг жили исключительно зажиточные швабы. Вещей было мало: пара чемоданов с одеждой, дедушкина икона и фотографии, привезенные из Ивановки.

– Здесь всё другое, – сказал однажды Фридрих, глядя в окно. – Они смотрят на нас, как на чужих.

Марта тихо молилась по ночам, держа в руках тот самый крест, который она забрала из нашего дома в Казахстане. Питер слышал её шёпот через тонкие стены.

– Господи, дай нам силы… – повторяла она снова и снова.

Питер ходил в местную школу, но чувствовал себя там чужим. Одноклассники смеялись над его акцентом, и называли его "Russe".

– Мы нигде не свои, – часто говорил Фридрих за ужином. – Там нас в лицо называли фашистами, здесь за глаза – Russische Schweine.

Но даже в этих условиях Фридрих не сдавался. Он попытался найти работу, сначала разнорабочим, потом в местной мастерской. А вскоре решил открыть своё дело.

– Древесина – это то, что я понимаю, – сказал он однажды за ужином. – Мы будем делать Holzbriketts – брикеты.

Питер с ранних лет начал помогать отцу. Работы было много: пилить, грузить, складывать. Его руки быстро покрылись мозолями.

– Запомни, мальчик, – говорил Фридрих, – труд – это всё.

Но жизнь в Германии не была простой. Бюрократия давила на Фридриха со всех сторон. Документы, справки, разрешения – всё это превращало каждую сделку в мучение. Экологическая полиция штрафовала их за малейшие отклонения.

– Здесь всё на бумаге! – ворчал Фридрих. – Дерево – оно и в Африке дерево. Но тут без разрешения ты и ветку сломать не можешь!

Однажды Фридрих вернулся домой особенно подавленным. Его лицо было бледным, а глаза потухшими.

– Что случилось? – спросила Марта.

– Они опять нашли, за что оштрафовать, – сказал он, сжав кулаки. – Всё, что мы заработали, ушло в никуда.

Несколько месяцев спустя его сердце не выдержало. Он умер прямо за обеденным столом, оставив Марту и Питера одних в чужой стране.

После смерти Фридриха вся тяжесть жизни легла на плечи Питера. Мастерская осталась, но долгов было столько, что даже мысли о прибыли казались нелепыми.

Марта старалась поддерживать сына, но её лицо с каждым днём становилось всё мрачнее.

– Мы должны держаться, Питер, – говорила она. – Твой отец верил в тебя.

Питер кивал, но в душе он чувствовал себя загнанным в угол. Каждый день был одинаковым: работа, штрафы, налоги, усталость.

А где-то неподалеку молодые швабы гоняли на кабриолетах, смеялись, устраивали вечеринки. Их беззаботная жизнь казалась Питеру издевательством.

– Почему у них всё, а у меня ничего? – шептал он себе, раз за разом.

Это чувство зависти и обиды всё больше охватывало его, превращаясь в ледяной ком, который не давал ему покоя.

Петер Моонг чувствовал себя чужим среди своих одноклассников в местной школе Вальдхайма. Это были дети швабов, состоятельных и влиятельных семей, чьи корни уходили в глубь немецкой истории. Их фамилии звучали в округе с уважением: Гроссы, Вайгели, Лангхаусы. У них всегда было всё самое лучшее.

Летом они гоняли на блестящих кабриолетах с откидным верхом, волосы развевались на ветру, а громкая музыка из дорогих колонок доносилась до каждого уголка деревушки. Зимой они пересаживались в просторные и теплые "Мерседесы", на которых ездили к Альпам кататься на лыжах. Петер часто наблюдал за этим, стоя у автобусной остановки с рюкзаком за плечами.

– Эй, Моонг, – выкрикнул однажды Томас Вайгель, известный своими острыми шутками. – Когда ты уже приедешь на нормальной машине, а не на этом драндулете?

Петер молча потупил взгляд, стараясь не выдать своей злости. Его старый, дышащий на ладан "Опель Кадет" никак не мог сравниться с машинами Вайгеля или других одноклассников.

Их беззаботные улыбки и праздная жизнь резали ему душу. Петер вставал каждый день до рассвета, чтобы успеть доделать дела в мастерской. Ему приходилось пилить, строгать, грузить тяжелые брикеты. Его руки покрылись мозолями, а спина начала болеть уже в двадцать лет.

Особенно больно становилось, когда кто-то из бывших одноклассников делал вид, будто искренне интересуется его жизнью.

– Петер, как твоя мастерская? Всё так же работаешь с деревом? – спрашивала Кристина Лангхаус, облокотившись на сверкающий кабриолет.

Петер знал: за этими словами скрывается лишь насмешка. Ему хотелось крикнуть в ответ, что он не хуже их, что его жизнь тоже имеет ценность. Но вместо этого он только кивал и уходил, затаив обиду.

С каждым годом зависть к их легкости и богатству становилась сильнее. Он мечтал хотя бы раз почувствовать, что значит жить без забот: ездить на дорогой машине, отдыхать в Альпах, не беспокоиться о счетах и штрафах. Но вместо этого его ожидали долгие рабочие дни и бессонные ночи, когда он пересчитывал копейки, пытаясь свести концы с концами.

– Почему жизнь так несправедлива? – однажды вырвалось у него, когда он разгружал очередную партию сырья. – Почему у них всё, а у меня ничего?

Эта зависть, смешанная с горечью, осела где-то глубоко в его сердце, как ледяной ком, который постепенно превращался в камень.

Глава 3. Вальдхайм

В округе Вальдхайма было тихо и почти забыто. Но каждый старожил знал, что местность когда-то славилась своей стеклодувной фабрикой. Легенды гласили, что мастера стекла здесь были непревзойденными: их изделия украшали лучшие дома Германии и даже дворцы. Однако в годы Второй мировой войны фабрика была уничтожена авиаударом. Лишь обгорелые руины, поросшие мхом, напоминали о прежнем величии.

Рядом с дорогой, ведущей через лес, находился старый трактир с вывеской "Zum gläsernen Mann" ("У стеклянного человека"). Местные говорили, что в трактире собирались странные люди. Особенной популярностью место пользовалось у рабочих и путников, возвращавшихся поздно вечером. Атмосфера здесь была всегда уютной, но с оттенком чего-то мистического.

К трактиру была привязана легенда. Иногда пьяные посетители, выходя на улицу после пары кружек пива, рассказывали, что видели фигуру странного человека, напоминающего стекло. Его лицо будто отражало лунный свет, а движения казались нереальными, словно он был больше духом, чем человеком. Кто-то шутил, что это всего лишь игра света, но другие утверждали, что видение связано с разрушенной фабрикой и духом стеклодувов, обитающим в округе.

Петер сел у окна, заказал пиво и задумался. В тишине зала неожиданно зазвучало радио. Мягкий голос певца исполнял песню, которую Петер прежде никогда не слышал. Она была о "стекляшечнике", о том, кто родился в воскресенье. Песня говорила, что тому, кто родился в этот день, может повезти встретить стеклянного человека, и звучала так:

“ Unter einer alten Fichte,

Im tiefen, dunklen Waldesgrund,

Wo ein Quell in steinerner Schichte

Verborgene Wege sucht im Rund,

Lebt ein Mann mit reicher Gabe,

Den man Glasmann liebevoll nennt.

Wer sonntags geboren ward im Leben,

Findet den Schatz, der ihm ist geschenkt”.

Питер вздрогнул. Он вспомнил, как мать рассказывала ему, что он появился на свет в воскресенье. Это было 28 февраля, и его рождение оказалось непростым: Марте сделали кесарево сечение в тот самый день.

Слушая песню, Петер вдруг почувствовал странное волнение. Легенда, которую он всегда считал просто старым деревенским преданием, внезапно стала личной. "Может ли это быть правдой? – думал он. – Неужели где-то в этом лесу действительно существует тот, кто может изменить мою жизнь?"

Он посмотрел в окно. Тьма ночи, казалось, звала его выйти и проверить, действительно ли существует таинственный стеклянный человек.

Старый бармен, подливая ему пиво, заговорил:

– Видел ли ты когда-нибудь стекляшечника?

Питер поднял взгляд. Слово показалось ему знакомым, но он не мог сразу вспомнить, откуда.

– Стекляшечника? Нет, конечно. Это ведь сказка для детей, – сказал он, пытаясь сохранить серьёзный вид.

Бармен усмехнулся и продолжил:

– Сказка? Может быть. А может, и нет. Здесь, в наших лесах, говорят, иногда можно увидеть его, особенно в дождливую ночь. Если встретишь – он может исполнить желание.

Питер молчал. Легенда заинтересовала его, и он хотел узнать больше.

– Давным-давно, когда здесь ещё работала стеклодувная фабрика, был мастер, которого звали Кристоф Шпигель. Говорили, он был лучшим стеклодувом во всей округе, мог выдуть из стекла что угодно: бокал, вазу, даже игрушечного петуха, что пел под солнечными лучами. Он был горд собой, но судьба сыграла с ним злую шутку.

Однажды на фабрику приехал владелец – богатый купец из Тюбингена. Он захотел заказать для своей жены огромную стеклянную люстру, которая бы сияла, как лунный свет. Кристоф согласился, но только при условии, что за работу он получит не деньги, а кусок земли, где мог бы построить себе дом. Купец посмеялся, но согласился.

Шпигель работал день и ночь. Он вложил в люстру всю свою душу, но в день, когда люстру нужно было доставить, работник фабрики случайно уронил её. Люстра разбилась. Купец взбесился, проклял Кристофа и сказал, что ни земли, ни денег тот не получит.

Шпигель вернулся на фабрику и выдул из стекла свой последний шедевр – небольшую фигурку человека. Никто не знает, что он вложил в неё, но говорят, что она ожила. После этого Кристоф исчез, и с тех пор его дух блуждает по нашим лесам.

Если увидишь стекляшечника, знай: он исполнит твоё желание…

Бармен умолк, а Питер остался один со своими мыслями. Внезапно он вспомнил, как в детстве, уже в Германии, мать рассказывала ему о стекляшечнике. Тогда, в конце 1980-х, их жизнь только начиналась в чужой стране. Они поселились в маленьком домике недалеко от леса. Ему было холодно и страшно в новом мире, полном непонятных звуков и чужого языка.

– Мама, а здесь есть волшебники? – спросил он однажды, когда не мог уснуть.

Марта улыбнулась и присела рядом с его кроватью.

– Есть, Петер, – сказала она. – Говорят, здесь, в этих лесах, можно встретить стекляшечника. Если ты родился в воскресенье, он исполнит твоё желание. Но будь осторожен, мой мальчик, волшебники всегда берут что-то взамен.

Питер вспомнил, как внимательно вслушивался тогда в звуки ночи, надеясь услышать хруст шагов стеклянного человека. Теперь, сидя в трактире, он подумал: а вдруг это не сказка?

Глава 4. Встреча с Голландцем

На улице начался дождь. Тусклый свет фонаря освещал мокрую дорогу, ведущую в лес. Питер смотрел в окно, пытаясь разглядеть, не появится ли среди деревьев странная фигура – отражающая свет и напоминающая о стекле, но вдруг услышал хриплый низкий голос, это был голос вошедшего в трактир Михеля Голландца.

Михель Голландец был самой загадочной фигурой в окрестностях Вальдхайма. Никто не знал, откуда он появился, но внезапно стало известно, что он арендовал огромный участок леса, который, по всем документам, находился под строгой охраной экологических организаций. Этот лес считался заповедником, где любое вмешательство в природу каралось штрафами. Однако Голландец не только вырубал деревья, но и вывозил бревна десятками грузовиков, а власти словно не замечали.

О его состоянии ходили слухи. Говорили, что он владеет несколькими компаниями, его счета полны денег, а связи простираются до самых верхов. Но ни один документ, ни один репортаж не могли подтвердить, кем на самом деле был этот человек.

Михель был человеком внушительного вида – под два метра ростом, с широченными плечами и грубым лицом, которое, казалось, вырублено из камня. Его тёмные глаза будто просвечивали насквозь, а голос, низкий и звучный, наполнял страхом даже самых смелых.

Местные иногда видели его в трактирах или на лесных дорогах. Он никогда не кричал, не спорил, не угрожал. Но одно его появление заставляло замолкнуть целую комнату. Бармены молча, с готовностью наливали ему стакан Everclear, владельцы заведений выделяли ему лучший стол, а фермеры, сидя за кружками, смотрели на него из-под тяжёлых век, как на явление, которое лучше не трогать.

– Кто он? – однажды спросил Питер бармена, в очередной раз увидев Голландца в трактире.

– Михель Голландец, – коротко ответил тот, избегая взгляда Питера. – И не задавай больше вопросов, если хочешь спокойно жить.

Самое странное в Голландце было то, что к нему иногда подходили разорившиеся фермеры. Местные знали: если на твоей земле случилось несчастье – пожары, наводнения или, ещё хуже, долги, которые нельзя покрыть, – ты мог прийти к Голландцу.

Разговоры с ним никогда не длились дольше нескольких минут. Фермеры подходили к нему, мрачно пожимали руку, а через несколько месяцев внезапно начинали жить богато. Они ремонтировали дома, покупали машины, некоторые даже продавали землю и уезжали в города, оставляя свою прежнюю жизнь позади.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.