Год кролика

– Точно стерилизована?

Я не знала, что ответить, ведь мне отдали тебя со словами «стерилизована и привита».

– Мне так сказали…

Доктор объяснила мне, что еще пять лет назад о кроликах знали намного меньше, чем сейчас, их часто оперировали, как кошек или собак, без учета кроличьих особенностей строения.

– Нужна операция, – доктор серьезно смотрела на меня.

В моей голове крутилось: «это лучший врач по кроликам в городе» и «операции такого уровня делает только она».

– Я вам доверяю, – а в горле пересохло.

– Тогда я назначу операцию через неделю. Вам нужно за это время найти ей донора крови.

Воскресенье. Солнечный августовский вечер, раскаленная улица. Я иду к остановке троллейбуса и не вытираю слез. В руке несу переноску, где сидишь ты, изменившаяся, похудевшая, в следах от собственной мочи.

Мимо меня прошли две девочки, одна совсем маленькая, лет шести, другая постарше – лет одиннадцати, одетые в одинаковые синие футболки и джинсы. Вгляделись в мое опухшее от слез лицо и вдруг заговорили:

– У вас все в порядке?

– Не очень, – в горле стоял ком, – у меня кролик сильно заболел.

– Ему можно помочь? – младшая подошла ближе, хотела заглянуть в переноску.

– Не знаю, – ответила я, – но я пытаюсь.

Донор нашелся быстро. Помогла подруга Аня: разместила объявление в чате владельцев кроликов. Кролик Серёжа был добрым спокойным гигантом, падким на вкусности и милостиво принимающим поглаживания. К счастью, его кровь для тебя не понадобилась, но позже Серёжа спас Криса (это уже другая история).

В день операции мы поехали в клинику на такси: твоя переноска у меня, Серёжина – у мужа. Было довольно рано, и ночная прохлада еще не сменилась дневной жарой. Сидя в переноске, Серёжа дрожал всем телом. Ты же сидела так тихо, что я на секунду засомневалась, жива ли ты. Я заглянула внутрь. Ты очень спокойно лежала на подстилке, похожая на лоскуток шерсти, а не на кролика. Я протянула руку и почесала твои крохотные горячие уши. Под моей рукой ты пошевелилась. Жива.

Доктор встретила нас в кабинете. Мне рассказали все про наркоз; муж задавал врачу вопросы, а я все сжимала ручки твоей переноски. Потом ассистентка врача подошла и забрала переноску из моих рук. Муж открыл ее и нежно почесал тебя, потом закрыл обратно.

Мне дали подписать целую кипу бумаг: что я ознакомлена с правилами, даю согласие на операцию, на реанимацию, и – что я не имею претензий к клинике, если тебя не станет.

– Знаешь, что она сказала? – мы вышли из клиники.

– Кто? Доктор?

– Нет, Оззи, – муж улыбнулся, – я ей говорю: «Не умирай, мелкая», а она мне: «Не дождетесь».

Доктор позвонила, когда я уже была на работе:

– Все прошло успешно, – в трубке я слышала ее тихий голос и представляла, как она стоит в своем белоснежном халате у телефона администратора – на лице усталость, но отдыхать пока что рано, ведь ждут другие пациенты, – сейчас она просыпается. Но мы еще понаблюдаем, а вы можете приехать за ней после семи вечера.

Я не могла дождаться конца рабочего дня, минуты тянулись, как часы. Это был один из последних жарких дней тем летом, но к вечеру стало стремительно холодать, верный знак, что осень скоро вступит в свои права. Утром я выходила в сандалиях и легких брюках с футболкой, и когда добралась до клиники, поняла, что продрогла.

Та же ассистентка, что встретила нас утром, пригласила меня в кабинет. Ты уже сидела в переноске и жевала длинную и толстую сухую травинку.

– Это действительно была опухоль матки, – лицо врача было расстроенным, – Очень неприятная опухоль, рыхлая и довольно большая. Мы сдали частицу на гистологию. Если результат будет положительным, придется добавить курс химиотерапии. Но пока ждем ответа от лаборатории.

Я везла тебя домой в такси, держа переноску на коленях – одна рука внутри. Ты прижималась к этой знакомой руке и, мелко дрожа, облизывала мне пальцы. Я почти плакала: вспоминала, как я приходила к тебе полежать на коврике в вольере, и ты облизывала мне лицо. Муж шутил, что ты считаешь меня большим кроликом. Кем ты считаешь меня теперь?

Твои швы заживали почти неделю, а результаты гистологии должны были прийти через три. Мне пришлось сразу расселить вас с Крисом по разным частям квартиры, но он рвался к тебе и, пытаясь прокопать ход, даже повредил себе лапы. Когда твои швы зажили и я вернула его в ваш общий вольер, он сразу зарылся носом в твою шерсть и блаженно застыл.

Я ходила на работу и старалась не думать, что не сегодня, так завтра я прочту письмо, где будет правда о твоей болезни. Письмо от лаборатории застало меня в маникюрном кабинете. Сначала я решила не открывать его, но чем дольше смотрела на телефон, тем больше мне хотелось покончить с этим прямо сейчас. И тогда свободной рукой я нажала на ссылку, глянула в документ. В кабинете было прохладно, но меня вдруг бросило в жар.

– Маша, – я старалась говорить как можно спокойнее, – посмотрите, пожалуйста, я все верно поняла?

Три дня в неделю Маша делает маникюр, но еще три дня она – врач в ветеринарной клинике. Как-то мы разговорились про ее ушастых и хвостатых пациентов. Мария тогда усмехнулась: «Они-то нормальные, а вот их хозяева… Именно поэтому я в клинике три дня, а не шесть».

Она отложила маникюрный аппарат и заглянула в телефон.

– Вера, вам не показалось, – ее голос звучал печально, – карцинома – это значит рак.

Я снова сижу в огромном вестибюле ветклиники. Ожидая приема, коротаю время на архитектурном сайте, ищу что-нибудь об этом месте. Не нашла. Попыталась пофантазировать, что в советское время здесь наверняка располагался богатый успешный завод, и проходная выглядела ему под стать. Интересно, что здесь было, когда не стало уже проходной, но еще не было ветклиники, и было ли здесь что-нибудь?

В этот момент в дверях появилась круглолицая кудрявая ассистентка доктора, улыбаясь, как всегда, одними глазами за стеклами круглых очков:

– Хозяева Оззи, проходите на прием.

Я захожу в уже хорошо знакомый кабинет. Сажусь на кожаный диван и разглядываю дипломы твоего лечащего врача, которые занимают почти всю стену. Не зря же говорят, что она – лучший врач в городе.

– Что ж, – доктор говорит сегодня очень быстро, быстрее обычного, ведь опасения подтвердились – Сейчас потребуется курс химиотерапии, потому что опухоль агрессивная, она могла затронуть органы, находящиеся рядом.

Меня не покидает ощущение дурного сна.

Ты, как ни в чем не бывало, хрустишь в переноске салатом, пока я записываю тебя на первый сеанс.

Я искала тебе препарат в человеческих аптеках и рассказывала, что он пойдет на ветеринарные нужды. Коллеги возили меня в клинику до и после работы, чтобы я смогла привезти тебя на процедуру и поскорее увезти домой. После третьей процедуры надо было выждать месяц и затем приехать на контроль.

– Какая Оззи стала ласковая, – муж вышел к тебе на лоджию, – наверное, это Крис ее научил.

Я вышла вслед за ним и наклонилась, чтобы погладить тебя. Ты прижалась к моей руке и начала облизывать ее. Я коснулась твоих ушей. На ощупь они показались мне не такими, как раньше, словно теперь были покрыты короткими жесткими волосками. Я секунду раздумывала, и вдруг поняла, в чем дело: твои уши лысели, но шерсть все время пыталась расти. Опустила взгляд ниже: в этот самый момент под тобой растекалась красно-желтая лужа.

– Боюсь, не просто так она ласкается, – я снова пыталась не заплакать, – а потому, что ей опять хуже.

– В легком и печени есть новообразования. Я не говорю об эвтаназии, пока она ест, пьет, интересуется сородичем и вами, – это твой врач, – но будьте готовы: если она начнет задыхаться, нужно будет иметь препарат под рукой.

По дороге из клиники я зашла в аптеку, купила препарат и шприцы. Дома положила их в шкафчик. А ты сидела рядом с Крисом и старательно мыла его огромные уши, такие большие, почти с тебя. Никакой эвтаназии, пока будет так.

Милая Оззи. Ты никогда не прочтешь это письмо. Я пишу его для себя и тех, кто знает, что кролик – это не просто «животное, которое живет в клетке и гадит под себя». Ты – мой друг. Когда болел Элис, срок его выздоровления мне обозначили в неделю. С тобой все иначе. Я не знаю, что нас ждет дальше.

Оззи, я верю, что мы сможем подарить тебе хотя бы год жизни. Не знаю, получится ли у нас: мы не боги, врачи не боги.

Не зря говорят: «Делай что должен и будь что будет».

Оззи умерла поздней осенью. Нам удалось подарить ей полтора года.

Кристофер

Как же хочется пить! Еду мне эти двуногие оставлять не забывают, а вот вода всегда кончается слишком быстро!

Пытаюсь встать на лапы, потянуться, но сетка сверху мешает. Надо помыть уши. И поесть, только немного. Потом опять захочется пить, а пить нечего.

Время тянется. В комнате стоит вязкая духота. Я то сплю, то нет.

Хлопнула дверь. Двуногий заходит в комнату. Сгребает меня и отрывает от пола. Ай, страшно. Тащит куда-то. Только не в терновый куст!

– Это он и есть? Какой крупный! Сколько ему?

Ого, какая-то новая двуногая. Никогда не приходила раньше.

– Ему год, – это уже мой двуногий.

– Я подержу, – и она протягивает ко мне руки.

Я против! Хватит меня таскать! И тут я понимаю, что она пахнет чем-то неуловимо знакомым, обещающим счастье. И я прижимаюсь к двуногой всем телом, закрываю глаза. Тут она говорит:

– Мы его берем. Он будет жить у нас, с другими кроликами.

Кажется, мне повезло.

Двуногая спрашивает своего спутника:

– Что скажешь?

– Скажу, что мы берем бандита.

– Почему? – у двуногой голос стал удивленным.

– А ты посмотри на эту морду.

Я так и не понял, что значит «бандит», но хорошо понял слово «берем». Прижался к шее двуногой, лапами ее обхватил.

Двуногая говорит:

– Прямо сейчас мы его не возьмем, у нас даже переноски нет, да и у врача его нужно осмотреть. Арман, сходишь завтра в клинику с ним?

Интересно, как ее саму зовут? Арман – это, видимо, ее двуногий. Потому что моего двуногого зовут Миша.

Так что, у меня впереди новая жизнь? Скорей бы завтра наступило!

На ночь Миша, как обычно, закрыл меня в клетке. В другие дни я бы просто лег, а тут не мог успокоиться, все гремел клеткой. К середине ночи пришел кот, и говорит:

– Чему радуешься?

Ну как не радоваться, отвечаю, приходила двуногая, сказала, что заберет к другим кроликам.

– Врет твоя двуногая, – кот в ответ, – заберет тебя и сгубит.

– Не верю я! – я еще сильнее стал грызть прутья клетки, – у нее глаза добрые. От нее пахло! Там точно-точно-точно есть мои сородичи.

Утром Миша посадил меня в коробку и понес. Как же было громко и страшно! Я прижал уши к спине и только решил зарыться в коробку поглубже, как Миша меня сильно тряхнул и велел не баловаться. Порвешь коробку, говорит, как поедем? Я сильнее прижался ко дну.

Не знаю, сколько времени прошло. Миша вытащил меня наружу, а там уже вчерашний двуногий, которого зовут Арман. Он рассмеялся:

– Это он в коробке сюда ехал?

Арман взял меня на руки и мы куда-то пошли.

Потом меня посадили на стол, и мне там не понравилось: пахло противно. Пришла еще какая-то неприятная двуногая: трогала меня, залезла в уши и глаза. Потом постригла когти и дала мне понюхать какую-то трубку.

Я открыл глаза очень медленно. Кажется, я спал. Но почему так мало места?

Откуда-то сверху появились две руки и подняли меня.

– Он уже проснулся, – услышал я, – кастрация прошла успешно. Можно забрать его домой.

Домой! Двуногий по имени Арман посадил меня в маленький тесный домик, закрыл сверху и куда-то понес. Я ничего не видел, только чувствовал запахи. Снаружи что-то гремело, но меньше, чем прошлый раз. Слегка саднил живот. Я снова трясся, вжавшись во что-то мягкое на дне, и это длилось очень долго.

Потом снова стало тихо.

– Вера, мы дома, – услышал я голос двуногого. Он открыл дверцу моего домика, и я оказался на руках у вчерашней двуногой. Так вот как ее зовут.

– Вот и вы, – приговаривала Вера, прижимая меня к груди, – добрались. Как все прошло?

– Врач осмотрела, отрезала ненужное и признала его годным к новой жизни.

– И закутала его в эту синюю попонку, похожую на курточку! Кстати. На какое имя ты его записал? Как его вообще звали в том доме?

– Говорят, что Паша. Но я сказал – Кристофер.

– Кристофер, – повторила двуногая, – Крис… Корнер?

– Ламберт, – рассмеялся Арман, – бессмертный горец.

Двуногие принесли меня в большую комнату. На мягком полу стояло много мисок с едой и водой, а еще большой туалет.

– Это все для тебя, – двуногая легла рядом со мной на пол, протянула руку и стала меня чесать. Мне было очень приятно, хоть живот все еще болел. Потом в комнату зашел двуногий и принес много вкусной зелени.

Прошло несколько дней. Я все вспоминал слова двуногой. Так почему я все еще был один?

Но однажды утром двуногие вместе с едой внесли в комнату крольчишку.

Я раньше никогда не видел других кроликов, но сразу догадался, что это она. Похожа на меня, но отличается. Она боязливо озиралась в поисках укрытия, а потом прижалась к Вериным ногам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.