Полная версия
Я услышал, как открылась дверь санузла. Так и не придя ни к какому выводу я отправился в душ. Ленка уже шуршала по кухне, одетая в короткий халатик, который возбуждал воображение.
В санузле, наконец, посмотрел на себя в зеркало. Ну, да. Физиономия меня восемнадцатилетнего. Патлы до лопаток. Надо с ними что-нибудь сделать. Отвык я от длинных волос, остриг их ещё в двадцать лет, причём налысо. Вот и сейчас надо так-же. Тело худое, даже можно сказать, костлявое. Рёбра выпирают. Ни о каком рельефе мышц речи не идёт, хотя занимаюсь в двух спортивных секциях. Но в обеих секциях упор делают на выносливость, скорость, прыгучесть и прочее, что росту мышц не способствует. «Если это не сон, то надо постараться сохранить тело в таком вот состоянии как можно дольше», подумал я.
Выйдя из душа, не отягощённый никакой одеждой, я заявился на кухню. На столе уже стояли тарелки с яичницей, несколько бутербродов с маслом лежали на ещё одной тарелке посередине стола. Также наготове стояли две кружки с чаем. Ленка окинула меня взглядом, задержавшись на некоторых деталях экстерьера.
– Хм. И ничего особенного. Прикрылись – бы чем-нибудь, молодой человек.
– Что естественно – не безобразно. И вообще, в здоровом теле – здоровый ху… дух, я хотел сказать – я уселся на табуретку. – Лен, здесь телефон есть? Домой-бы позвонить. Волнуются, наверное.
– Нет в квартире телефона. На углу дома есть телефон-автомат. Сутра, вроде целый был. И трубка не оторванная.
– Сейчас поем и позвоню схожу. Ты-же меня ещё не выгоняешь? А-то мне сейчас и добираться нечем.
– Ладно, пользуйся моей добротой, охальник.
– Лен, и там я покрывало с кровати снял, оно мокрое. Надо-бы постирать.
– Да я видела – она чуть покраснела, – ты уйдёшь звонить, я замочу, утром постираю и сушиться вывешу.
– Да ладно, не красней, подумаешь, чуть-чуть пи-пи.
– Вот-же засранец! – она замахнулась на меня полотенцем и покраснела ещё гуще.
После перекуса я быстро оделся, и уточнив у Ленки, где конкретно находятся телефоны, отправился звонить. Телефоны я нашёл быстро, но тут вспомнил, что для звонка нужно две копейки. Тряхнул пиджак – где-то звенела мелочь. Выгреб из кармана небольшую кучку монет, двушки среди них не было. Зато была десятикопеечная монетка, на неё тоже можно было позвонить, по размеру она с двушкой совпадала. Она была одна. «Ладно, позвонить хватит», ссыпал все остальные монеты обратно в карман. Сунул монету в монетоприёмник, снял трубку и набрал номер. Странно, этот номер я помнил всегда, даже когда о домашних стационарных телефонах уже давно забыли. В трубке раздались длинные гудки. «Вроде ещё не очень поздно, спать не должны» – подумал я. После четвёртого гудка трубку сняли.
– Алло – услышал я мамин голос. К горлу подкатил ком, мешая говорить. Мама… Мамочка… Ты ещё жива. Да что там, они-же все ещё живы и даже молоды. Чуть за сорок – это не возраст. А бабушке даже семидесяти нет ещё.
– Алло! Вас не слышно! – говорил мамин голос в трубке. А я всё никак не мог проглотить этот чёртов комок, застрявший в горле.
Вдруг из-за угла показалась троица нетрезвых типов. Они держались на ногах, но было видно, что с координацией у них всё не очень. И ещё было видно, что им очень хочется приключений.
– Опа! А кто это здесь в наш телефон звонит?! Кто разрешил?! Э! Ты, разрешение есть?!
– Алло! Слава, это ты? – сказала трубка маминым голосом. Ком в горле вырос в размерах и стал колючим, мешая дышать. Типы остановились поодаль и закурили, видимо решив, что пусть поговорит, никуда он не денется.
– Алло! Вас не слышно! Слава, это ты?.. Вас не слышно, перезвоните – трубка запикала короткими гудками. Я тоже повесил трубку и опёрся руками о колени, а задницей о стену. Ком в горле начал распадаться на фрагменты, появилась возможность дышать.
– Ну всё? Напи%делся? Подошёл сюда!
Я поднял голову. Трое. Построение классическое: в середине главный, торпеда, справа от него, ну, для меня – слева, основной помощник, правая рука, так сказать. Слева, для меня – справа – просто подпевала, смелый только если жертва не сопротивляется. Все правши. Значит, удара следует опасаться от левого, когда центрового вырублю. Ну ему и удобней правой рукой.
– Парни, двушка есть? Позвонить очень нужно.
– Чего-о?! Да ты ох%ел! Гусиски у нас стрелять будешь?! Сюда подбежал!
– Ну, вы сами просили… – я оттолкнулся от стены и быстро пошёл к ним, подстраивая шаг так, чтоб выйти на дистанцию удара в правосторонней стойке.
Войдя на дистанцию удара, я сразу, без лишних дерибасов пробил центровому носком левого ботинка по надкостнице передней ноги и следом, пригнувшись, в солнышко. Тут-же шагнул влево и, пропуская кулак левого над собой, и уходя влево пробил ему в гостеприимно открывшуюся печень. Выпрямился, вставая слева от них и выстраивая их перед собой в одну линию, чтоб мешали друг-другу при нападении. Полсекунды на оценку ситуации, и сильным толчком ноги пихаю ближнего ко мне в тазобедренный сгиб, на остальных, чтобы повалить их как кегли. Как здорово быть молодым! Чувствую себя в боевом азарте и готов продолжать эти танцы. Однако танцы заканчиваются. Так скоро, даже обидно немного.
В тот момент, когда я толкнул ближнего ногой, центровой решил присесть, ему тоже прилетело в солнышко хорошо. Поэтому правый просто перевалился через него и своей ногой съездил дальнему по хохотальнику. Не сильно, скорее вскользь. Но это деморализовало его ещё сильнее, чем осознание того, что в какие-то две-три секунды они из боевого клина перешли в состояние терпил.
– Две копейки – Я смотрел на него в упор и подходил. В нём боролись страх и остатки гордости. – Две копейки! Ну! – и он сломался. Зашарил по карманам, зазвенела мелочь. Я контролировал основную ударную силу, шевелящуюся на земле в попытках встать. Краем глаза фиксировал и его – вдруг в себя поверит.
– Вот – он протянул мне двушку.
– Всё, забирай этих и валите – я пошёл обратно к телефон-автомату.
– Ну, козёл, мы тебя запомнили, понял!? Лучше нам не попадайся! – но я уже набирал номер, встав так, чтобы контролировать эту троицу. Трубку сняли с третьего гудка.
– Слава, это ты? – опять мама, – Ты где? Домой когда придёшь?
– Мам, да, это я – в этот раз мне удалось справиться с эмоциями и комком в горле – Я сегодня не приду, не ждите. Я к парням в гости пойду, меня пригласили. Завтра приеду. Не беспокойтесь.
– До этого, минут пять назад ты звонил?
– Да, мам, я. Со связью были какие-то неполадки. Я – алё-алё, а ты не слышишь.
– Я в трубке какие-то крики слышала. Как будто хулиганы какие-то кричали.
– Да, мам, я тоже слышал. Говорю-же, со связью что-то. А у меня всего одна монетка была. Хорошо, хоть парни мимо проходили, монетку дали. А-то бы не знаю, что и делать.
– Смотри, осторожней там, не ввязывайся ни во что.
– Да-ну, мам, кому я нужен-то.
– Мне нужен. Да хоть вот Кате твоей. Чего к ней сегодня не пошёл?
– Да мам, с парнями, может, в последний раз видимся, сейчас все по армиям разбегутся, а два года – это долго. Кто знает, удастся ещё вот так встретиться или нет. А Катьке – не знаю, нужен я или нет. Подозреваю, что скорее – нет.
– Поссорились?
– Нет, мам, когда-бы я успел? Просто, общее направление отношений, похоже, катится не в ту сторону.
– Да ладно, помиритесь ещё.
– Может и помиримся. Ладно, мам, мне пора, вон ребята машут уже.
– Ну, беги, будь осторожен.
– Пока, мам, – и, не удержавшись, добавил – люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю – в голосе подозрение и сомнение, – у тебя всё в порядке?
«Ля, вот-же дурак! Она теперь волноваться будет. Это-же МАМА!» – Да, всё хорошо.
Мамы носят нас внутри себя девять месяцев. В это время с их телами происходят всякие метаморфозы, не всегда хорошие. Потом они нас рожают. В муках, по-библейски. Бывает, что по несколько часов. Потом они нас кормят соками своего тела, таскают нас на руках, укачивают, играют с нами, болтают с нами, рассказывают нам сказки. Мамы знают нас гораздо дольше, чем мы знаем себя, и знают гораздо больше о нас, чем мы знаем о себе. Они нас насквозь видят. Буквально. И если кому-то кажется, что он обманул свою маму – не обольщайтесь, это ваша мама позволила вам думать, что вы её обманули.
С отцами всё по-другому. Отцы считают, что главная их задача – притащить свежеубитого мамонта в пещеру, бросить его на пороге и, издав победный рык, завалиться на диван с пультом от телевизора. А мама идёт к туше мамонта, сдирает с него кожу, срезает мясо, крутит фарш, делает котлеты, варит борщ и прочее. При этом не важно, устала она или нет, работала она или отдыхала весь день.
– Ты выпил что-ли?
– Ну чуть-чуть шампанского с ребятами. По бокальчику. – шампанское мы и правда пили. Я – из чисто спортивного интереса. Сравнить вкус советского шампанского из СССР со вкусом шампанского, который я помнил. Никакой разницы, скажу я вам.
– Ладно, иди, веселись. Сильно не наклюкайся.
– Пока – я повесил трубку.
Боже, как я скучал по ней! Вот так-бы говорил и говорил. Мама умерла, когда мне было тридцать восемь. А я даже не знал и на похороны не приехал. А узнал в новогоднюю ночь, когда позвонил поздравить, от брата с сестрой. И позже, когда приезжал в родной город, всеми силами избегал ходить на кладбище. Так сохранялась иллюзия, что она ещё жива, просто мы не видимся, потому что мне некогда.
Я вернулся к Ленке.
– Чёт долго ты.
– Да, понимаешь, девушку встретил на улице. Симпатичную и одинокую. Пока до дома проводил, пока до квартиры, пока до кровати, так время и пролетело.
– Да вы – ходок, молодой человек. Ко мне только со справкой из вендиспансера теперь.
– Да ладно, я же осторожно. Всего на полшишки.
– Ладно. Что-то вымотал ты меня сегодня. Может спать пошли?
– Пойдём. Давненько я тебя голую не видел.
– Нет, Слав, просто спать. Завтра вставать рано. Надо покрывало постирать, вещи собрать, на поезд успеть.
– Всё-всё, обещаю не трогать. Но хоть смотреть-то можно?
Ленка уснула, кажется, ещё не коснувшись головой подушки. Лежала рядом со мной голая и сопела в две дырки. А я смотрел на неё и всё перебирал прошедший день с момента, как очнулся возле дерева. Пытался понять, что-же это – сон, похожий на явь? Или сном была вся предыдущая жизнь. А как-же моя жена, мои дети. Я ведь их люблю. Получается, их ещё нет? А как-же нет, когда я их знаю, помню. Помню с момента их рождения, помню все глупости, которые они совершили, все несчастья, которые они нам с женой принесли. Женился я когда мне было уже тридцать пять, и жена была на пятнадцать лет моложе меня. Вот такая вот причуда жизни. Она родила мне троих замечательных детей. И теперь вот, получается, всего этого не было?
Так и не придя ни к какому выводу, я повернулся к Ленке лицом и, закрывая глаза, подумал: «Если завтра проснусь с ломотой в пояснице – значит всё сон».
Глава 5
Первое, что я почувствовал проснувшись, была ломота в пояснице. «Ну вот и сказочке конец. Эх, жаль. Но всё равно, оттянулся, пусть даже во сне. Девчонку интересную повалял, молодым себя почувствовал. Будет что на свалке вспомнить, как говаривал один киногерой. Хорошо, но мало». Открыл глаза и взглядом упёрся в Ленкино спящее лицо. «Не понял». Я аккуратно, не шевелясь, попытался оглядеться. Ну, да, Ленкина квартира, какой я её запомнил. Никаких стоек для капельницы, никакого больничного интерьера. «Так чего-же спину ломит? А, ну-да, длительная нетипичная нагрузка. Мы с Ленкой вчера не меньше часа активно пёхались. Ну, что решаем? Получается, что это – самая настоящая, неподдельная явь, ни о каком сне речи не идёт. Или идёт? Короче, чтобы не терзаться, буду относиться к тому, что происходит, как к настоящей жизни. По крайней мере до тех пор, пока кто-то или что-то не докажет мне обратное».
Придя к такому решению, стал аккуратно переворачиваться, стараясь, не разбудить при этом Ленку. О, а вот и вторая причина моего пробуждения – железобетонный стояк, ранее замаскированный болью в пояснице. Ленка почувствовала моё шевеление и открыла глаза. Увидев меня улыбнулась.
–Привет, охальник. Что ты вчера со мной сделал, что я спала как в детстве – крепко и сладко – она зевнула и потянулась, – А я смотрю, ты снова рад меня видеть – сказала она, косясь на мой стояк.
– Это – утро, Лен. По утрам все мужики так радуются, не важно чему. Даже кирпичу или гвоздю. Хотя, то, что я сейчас вижу радует взгляд гораздо сильнее, чем кирпич. Я в туалет.
– Смотри, на потолок не наделай.
– Я на руки встану специально.
Да, ссать с утренней эрекцией – то ещё испытание. Однако справился. Просто поссал, стоя в ванне, а затем смыл все следы. На выходе встретил голую Ленку, которая сменила меня в санузле. Войдя в комнату заозирался в поисках смартфона. Я и переворачиваться стал, когда проснулся, чтобы время посмотреть на экране. Потом до меня дошло, где я и кто я. Вот-же привычка – вторая натура. Как без мобильника неудобно. Даже время посмотреть негде.
– Лен, где у тебя часы – спросил я у вошедшей в комнату Ленки.
– Да вон будильник на комоде.
– Что, только без пятнадцати шесть?
– Ну-да. И мы ещё кое-что успеем – сказала Ленка подходя ко мне и оттесняя меня к кровати.
После секса, в котором Ленка обкатала позу наездницы, мы сидели на кухне и пили пустой чай. Весь хлеб и яйца мы сожрали ещё вчера, потому сейчас довольствовались лишь сладким, но пустым чаем.
– Во сколько у тебя поезд? – спросил я.
– В девять – сорок.
– Я провожу, хорошо?
– Попробовал-бы не проводить.
– Угрозы?
– А ты как думал.
– Лен, а почему у нас так всё вчера легко вышло?.. Не притворяйся, что не поняла вопроса.
– Ну, во-первых – ты мне понравился, когда пел. И я загадала себе, что если удастся с тобой познакомиться, то у нас обязательно будет… Во-вторых, как я уже говорила, у меня год никого не было. Ну и в-третьих – квартира свободная, ну не пропадать же вечеру.
– А ты давно уже… Ну, не девочка?
– С шестнадцати лет. Как раз в день рождения и произошло первый раз. С парнем на год старше.
– И что? Так сразу понравилось?
– Да-нет. Первый опыт был так-себе. У него, наверное, когда-то что-то было до меня. А я толком и понять ничего не успела. Потом только и думала, как-бы не забеременеть. Слава богу, месячные вовремя пришли, через три дня.
– И всё? Это весь твой опыт?
– Нет, конечно. Потом долго боялась этого. Он, видимо, дружкам разболтал про нас, ко мне начали подкатывать парни. Город маленький, слухи расходятся быстро. Я никого не подпускала. А потом к нам из областного центра приехали строители школу новую строить. По каким-то новым технологиям. Там прораб был. Красивый, высокий, непьющий, с большими красивыми мускулами. Мне он тогда казался взрослым умудрённым человеком, хотя ему было-то всего двадцать девять. Вот с ним я и получила основной опыт. Он не чужд был экспериментам, и мне казалось, что он такой передовой и прогрессивный в этом плане. С ним я и распробовала всю прелесть интима. А потом он уехал. Я знала, что он женат, он этого не скрывал. Да и я замуж не собиралась.
Вот после него я и решила, что теперь если и буду с кем-то спать, то только со взрослыми мужиками, которые позаботятся о том, чтобы я и кончила, и не забеременела. Но всё оказалось не так однозначно. Следующий взрослый хоть и выглядел вроде солидно, но оказался скорострелом. Ладно, хоть не в меня.
Потом про меня слухи пошли. Какие-то доброхоты родителям рассказали. Скандал вышел грандиозный. Нет, ты не думай, родители у меня хорошие, умные. Просто среда вынуждает реагировать определённым образом. Как говорится, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
Вобщем, пришлось забрать документы после девятого класса, и я уехала учиться. С ещё двумя подружками. Приезжаю к родителям только на каникулы. Парни всё так же пытаются подкатить. Но они стесняются. А для преодоления стеснения принимают на грудь. А поскольку меры они не знают, то подкатывают, будучи уже в хлам. А в хлам у них и не встаёт даже. Дебилы.
Глава 6
Ленку я проводил до поезда. Постояли, поболтали, я дал ей номер домашнего телефона. Сказал, чтоб звонила, если соскучится. Поезд ушёл, а я пошёл на остановку, надо ехать домой. Маму увижу, сегодня воскресенье, она должна быть дома. Блин, по воскресеньям у меня ведь было ОФП. А по случаю наступления лета, тренировки проходили на лоне природы. Да, точно, ко мне вдруг вернулась старая память. Сегодня, сбор на трамвайном кольце на нашей окраине города, в два часа дня. Нормально, успеваю. Бросать занятия спортом я не собирался, по крайней мере пока. С баскетболом всё понятно, я больше не учащийся техникума, а вот ОФП бросать не стоит. Всё, пора ехать домой. А вот и автобус.
Войдя в нашу квартиру, я чуть слюной не захлебнулся. Мама и бабушка как обычно по воскресеньям что-то стряпали на кухне. Отец сидел в кресле возле журнального столика и читал газету. Вид у него был хмурый. «С похмелья, как обычно», подумал я.
– Привет пап, как дела? – он хмуро взглянул на меня поверх газеты, ничего не сказав уткнулся обратно. Да, как этот его алкоголизм побороть – даже не знаю. И мама давно рукой махнула. Не интересуется он ничем, ничем не увлекается. Да и чем можно было увлекаться, живя в совке взрослому мужику за сороковник, да ещё и инвалиду. В двухтысячных годах совок принято было почему-то хвалить. Причём хвалили его те, кто понятия не имел о том периоде времени, и составил своё мнение из каких-то благостных интернет-рассказов. А государство нимало не заботилось о том, чем гражданам заниматься в свободное время. Водка в магазинах есть – всё в порядке. Заодно и деньги в бюджет.
Я прошёл на кухню. Мама… Бабушка… К горлу начал снова подкатывать комок.
– Прив… Кхм-кхм… Привет мам. – Я шагнул и обнял её. Поцеловал в щёку. Глаза щипало, и я постарался скрыть свой взгляд от них обоих.
– Привет – мама оторвалась от меня и подозрительно посмотрела мне в лицо – С тобой всё хорошо?
– Всё в порядке, мам – я улыбнулся – всё просто замечательно. Я повернулся к бабушке.
– Бабуля, привет – я обнял и её и тоже поцеловал. В прошлом я, бывало, вёл себя по отношению к ней так, что мне было потом стыдно даже спустя десятилетия. Но вот исправить свои ошибки было уже невозможно.
– А что это вы, такое вкусное, готовите? – запахи снова заняли лидирующую роль в моём мировосприятии. Я увидел на столе на противне преснуху. Это такой большой капустный пирог.
– Славка, не мешай, иди руки вымой и умойся, скоро обедать будем – Ну-да, кухни в совковских квартирах не располагали к дружескому общению. Двоим взрослым людям уже тесно. Я глянул на часы, стоящие на холодильнике – одиннадцать сорок семь. Если до полпервого пообедаем – норм, до трени всё утрясётся и можно нормально заниматься.
Я пошёл в нашу с Лёшкой комнату переодеваться. Лёшка – это мой брат. Он на четыре года младше, сейчас седьмой класс закончил. Уже где-то пропадает. Ну так каникулы – же. Переодевшись в домашнее и умывшись, пошёл раскладывать стол в гостиной и таскать на него еду. На выходных, по возможности, мы старались обедать всей семьёй. Но сейчас сестра вышла замуж и переехала. Мы выросли, и не всегда были дома. Однако, традиция соблюдалась и в неполном составе. Потом мы обедали, перебрасываясь ничего не значащими фразами.
– Катя твоя с утра звонила – мама посмотрела на меня – просила передать, что придёт к трём.
– Я на тренировке буду. Она-же знает моё расписание.
– Спрашивала почему ты вчера не пришёл. Я сказала, что ты у ребят остался, не ночевал – мама вся в этом, патологически не может врать, обманывать, хитрить. Хотя – ну и хорошо. Я ведь знаю, зачем она придёт. Она придёт, чтоб расстаться друзьями, сказать мне, что я очень хороший, но она меня не любит, у неё появился другой, и всё такое. Да и пофиг мне сейчас. Я уже не тот сопляк, психика закалённая, не растекусь лужей.
– Ну, сказала и сказала. Я не в претензии.
– Всё-таки поссорились.
– Да-ну, мам, чего там ссориться-то было. Ну встречаемся, ну гуляем. Планов общих не было, свадьбу не планировали. Молодые ещё, базу надо создать сначала. А то, что полгода уже – да и ладно. Девчонок вокруг – пруд пруди.
– Ну ладно, ваше дело. Преснухи ещё?
– Нет, хорош, а-то бегать тяжело будет.
К назначенному времени я был на месте. Сумка со снаряжением и флягой с водой плотно подогнана на спине, чтоб не болталась при беге и не мешала. Да, всё приходилось колхозить. Специальных спортивных сумок или таких удобных рюкзаков с анатомическими вставками не то, что не было – о них даже не слышали. Сумка считалась спортивной, если её можно было носить через плечо и на ней была какая-нибудь спортивная символика. Всё. Об эргономике, внутреннем органайзере, вместимости, удобности – совковый легпром не заморачивался. К своей самой дешёвой квадратной сумке из кожзама я пришил ещё один текстильный ремень, которым мог притягивать её к телу поперёк корпуса. Сумка хорошо фиксировалась и не болталась при беге.
ОФП – общая физическая подготовка. На неё меня затащил мой дворовый дружбан Вовка Бабаскин. Он учился на класс младше. Я ушёл учиться в технарь после восьмого класса, и закончил второй курс, а он переходил в десятый класс. В начале учебного года в школе, повесили объявление об открытии на базе школы новой спортивной секции и приглашали всех желающих.
ОФП вел один десантный прапорщик, инструктор по рукопашному бою, год провоевавший в Афганистане и уволенный из армии по ранению. Он не скрывал, что готовит нас к войне. Об этом он заявил нам ещё на первой тренировке. Он построил нас всех, семьдесят три человека, пришедших на первую треню, и сказал коротенькую речь. Смысл её сводился к следующему: война идёт уже два года и конца ей не предвидится. И никакой бокс, никакой кёкушин, никакие нунчаку или тройные цепы не помогут нам в этой войне выжить. А помогут нам выносливость, скорость, быстрота реакции, способность быстро забраться на гору или даже на отвесную скалу и столь-же быстро с неё спуститься, способность долго бежать или идти, не уставая и тащить при этом на себе половину собственного веса. Вот этим мы и будем заниматься. Те, кто думал, что их здесь научат драться – могут быть свободны. На вторую треню пришло уже сорок восемь человек, и с каждой тренировкой количество людей неуклонно падало. Тренировки были тяжёлые, круговые. Я приползал домой после них и с трудом себя заставлял в душ сходить. Но не бросал.
К концу учебного года у нас на ОФП сформировался костяк из семнадцати человек. Школы закрывались на каникулы и тогда мы стали собираться и тренироваться на улице. Палыч, так мы звали нашего тренера, нашёл какое-то заброшенное село с полуразрушенной церковью, которое находилось от трамвайного кольца километрах в трёх, если по прямой через лес. Вот туда мы и бегали тренироваться, а на развалинах церкви отрабатывали альпинистскую подготовку и скалолазание.
Вот после одной из таких тренировок, перед уходом, Палыч собрал нас и сказал:
– Парни, у нас, я вижу, выработался костяк. Я говорил, что не буду учить вас драться. Это так. Уличной драке я вас учить не буду. Вероятность рукопашной схватки с противником на современной войне примерно три-пять процентов. Но поскольку такая вероятность всё же существует, я буду вас готовить и к этому. Для того, чтобы проводить такие тренировки нам нужно снаряжение, чтобы друг друга не покалечить. Поэтому, к следующему воскресенью вам надо сшить из какой- нибудь плотной ткани защиту для голеней и предплечий, наколенники, шлем для головы, и найти защитные бинты для кулаков, или снарядные перчатки.
Плотную техническую ткань мне помог найти тот самый дворовый дружбан Вовка, который меня на ОФП и привёл. Он тоже не бросил, хотя и порывался. Потом мы с ним несколько вечеров подряд кроили и шили всё необходимое. Получилось, конечно, то ещё произведение швейного искусства, но всё же лучше, чем ничего. На первой тренировке, посвящённой рукопашному бою, когда все достали то, что наваяли, оказалось, что у нас ещё не самый худший вариант.
Палыч опять произнёс коротенькую речь, смысл которой сводился к следующему: Рукопашная схватка в боевых условиях не может длиться три минуты. Этой роскоши у нас нет. Нам никто не настелет матов, не натянет канаты, рефери не прибежит и не будет нас судить. Противник может оказаться выше нас на две головы и тяжелее в полтора раза. Он может стоять на возвышении, а у нас даже твердой опоры под ногами не будет, и солнце будет слепить в глаза. И вот в таких условиях у нас будет три – четыре секунды на победу или смерть. Поэтому схватка в реальных боевых условиях должна быть скоротечной, поражение противника должно происходить максимально быстро, эффективно и безальтернативно. Ни о каких правилах и честности здесь речи не идёт. Уконтропупил противника – герой, нет – труп. Других вариантов нет.
