Шашлык из козла отпущения

Надежда вспомнила жуткий поезд с неудобными жесткими сиденьями, и сосед слева ел отвратительно пахнущие чебуреки, а другой сосед всю дорогу пил пиво и ходил мимо Надежды в туалет, каждый раз с неизменным упорством наступая ей на ногу. И в вагоне было душно, и пахло потом и чесноком, и окна задраены наглухо. И проводница заперлась в своем купе и отлаивалась через дверь, что окна открывать она не будет, а кипятка им не положено, поскольку поезд не ночной. И чей-то ребенок орал все шесть часов без перерыва, так что в конце пути весь вагон дружно мечтал его придушить.

И после такой дороги ее ожидает такой нелюбезный прием!

Первым побуждением Надежды Николаевны было развернуться и немедленно уехать домой, но она вспомнила, что поезд в Козодоеве останавливается только раз в сутки, так что до завтрашнего дня ей все равно никуда не деться.

– Надя, это ты? – донесся наконец из-за двери тот же приглушенный голос. – Ты одна?

Надежда растерялась, не зная, что ответить, но ее провожатый пришел на помощь:

– Одна она, одна, я сейчас ухожу!

Он и правда развернулся и удалился прочь по коридору, оставив Надежду в растерянности перед закрытой дверью.

– Заходи! – раздалось наконец из номера.

Надежда толкнула дверь и вошла внутрь.

В комнате, куда она попала, было почти темно. На окнах задернуты плотные шторы, свет не горел. В глубине помещения в кресле угадывалась человеческая фигура.

– Галь, это ты, что ли? – недоумевая, спросила Надежда и вгляделась в эту фигуру.

– Я, – ответил голос из темноты. Впрочем, в этом голосе не было уверенности.

– А что вообще здесь происходит? Что это ты в темноте сидишь, никого к себе не пускаешь?

– А-а… – протянул голос из темноты. – Ты меня не видела… увидишь – больше не будешь спрашивать!

Щелкнул выключатель, и на столе вспыхнула настольная лампа под розовым абажуром. В ее неярком свете Надежда Николаевна увидела в кресле свою подругу. Впрочем, узнать Галину было трудно.

Лицо ее было перекошено, как будто Галка чего-то жутко испугалась. Глаза, обычно довольно большие и выразительные, превратились в узенькие заплывшие щелочки. Под глазами образовались огромные темные мешки. Губы ужасно распухли, да к тому же рот искривился. Кроме того, все лицо было жуткого багрово-синего цвета, как будто представляло собой сплошной кровоподтек.

– Боже мой! – Надежда Николаевна не смогла сдержать удивленный вопль. – Что с тобой сделали?

– Ага! – В голосе Галины, как ни странно, прозвучало торжество. – Теперь ты больше не спрашиваешь, почему я сижу в темноте и не выхожу из своего номера!

– Извини, – пробормотала Надежда виновато. – Я не хотела тебя обидеть, само вырвалось.

– Извиняю, – небрежно отмахнулась Галина. – Видела женщину на ресепшен?

– С косой вокруг головы?

– Она самая, Аней зовут. Так вот, когда она меня увидела – вообще в обморок упала.

На этот раз Надежда промолчала. Она боялась опять ляпнуть что-нибудь бестактное. Поэтому Галина заговорила сама.

– Что стоишь? Располагайся. И можешь не произносить никаких воспитательных слов, сама себя ругаю последними словами. Но, понимаешь, как стала я с Игорем ходить всюду на тусовки… Там бабы кругом молодые, красивые. Некоторые меня старше, а выглядят… Думаю – чем же я хуже? А они косятся, смотрят так пренебрежительно, как на букашку какую-то или на вошь.

– Да и наплевать на них!

– Да, тебе легко говорить, ты человек не публичный, – протянула Галка с совершенно непередаваемым выражением, так что Надежда Николаевна порадовалась, что в комнате темно, иначе Галка заметила бы ее гримасу и обиделась.

– Как тебя угораздило? – спросила она. – Врачи напортачили?

– Да нет, доктор очень хороший, Иван Петрович, опытный… Просто это у моего организма такая особенность – аллергия на некоторые препараты. А без них все очень долго заживает.

– Ужас какой! – Надежда решила не щадить Галку. – Это же надо – самой на такое решиться!

– Я же не знала, – возразила подруга. – И потом, Иван Петрович говорит, что все пройдет, только нужно время. Главное – чтобы Игорь не узнал. Если он меня такую увидит – я повешусь!

Надежда промолчала. Она раздвинула занавески, открыла форточку и взялась распаковывать чемодан.

– Ты надолго, Надя? – спросила Галка после того, как смазала лицо какой-то мазью и накапала в глаза капель.

– Послезавтра хочу уехать, – призналась Надежда, – вот выясню, как у тебя дела, пообщаемся, поболтаем, да я и двину до дому. Там Саша один, работает много, устает…

Тут Надежда подумала некстати, что муж не слишком расстроился, узнав о ее отъезде, предвкушая, очевидно, тихие вечера в компании кота. А можно еще друга пригласить, в шахматы поиграть в тишине и покое. Можно за столом газету читать, пить крепкий кофе, да мало ли еще вещей, которые не разрешает делать жена?

– Вот и я тут застряла… – всхлипнула Галка, – а Игореша там совсем один…

– Не реви, – строго сказала Надежда, – делать нечего, нужно ждать улучшения. Что уж теперь, после драки-то кулаками махать. Нужно взбодриться.

– Какая уж тут бодрость… – Галка совсем сникла.

– Так что, ты тут так и сидишь безвылазно в своем номере? – ужаснулась Надежда.

– Да нет, – вздохнула Галя. – Иван Петрович мне велел гулять, дышать свежим воздухом, иначе, сказал, это безобразие очень долго не заживет. Так что я выхожу, но только когда совсем стемнеет. Когда меня никто не увидит… Может, раз уж ты приехала, погуляем вместе? А то знаешь, как надоело бродить в одиночестве, как тень отца Гамлета! Случайные прохожие шарахаются…

– Давай, – согласилась Надежда, – я тоже с удовольствием прогуляюсь.

Ей, конечно, хотелось отдохнуть после дороги, но она решила, что дружба – прежде всего, и раз уж приехала в это захолустье, то надо поддержать подругу.

– Но сейчас еще слишком светло! – проговорила Галина, раздвинув шторы и выглянув в окно. – А пока… извини, ты не могла бы сходить в аптеку? Мне очень нужен спрей для маскировки синяков… Вот тут записано его название!

Она протянула Надежде смятый листочек с неразборчивыми каракулями.

– И почему это у врачей всегда такой плохой почерк? – вздохнула Надежда.

– Ну, так что, сходишь? Или так и будешь в листок пялиться?

У Галки от стресса и сидения в четырех стенах явно испортился характер.

– А зачем я сюда приехала? – огрызнулась Надежда, которую кольнуло вдруг нехорошее предчувствие.

Но она отнесла его за счет дорожной усталости и отправилась в аптеку.

Аптеку Надежда нашла без проблем. Она располагалась на первом этаже типовой бетонной пятиэтажки. Внутри было пусто, только парень с бритым затылком, лениво облокотившись о прилавок, болтал с молодой румяной девушкой-фармацевтом, на налитой фигуре которой едва сходился форменный белый халат.

– Ты это зря насчет Верки, – говорил парень, растягивая слова. – Если тебе что сказали, так это брехня…

– Ну да, брехня! – недоверчиво отвечала девица. – Я вас сама видела! Ты ее у выхода тискал!

– Да ничего я ее не тискал, там просто тесно было… Ты че, Лариска, ты же ее видела – разве это мой кадр? Да она же страшнее Фредди Крюгера! Я такую не то что тискать – мне с ней одним воздухом дышать, и то неинтересно!

– Девушка, – нетерпеливо проговорила Надежда, протягивая через плечо парня бумажку с названием лекарства. – У вас есть такой спрей? Это от ушибов…

– Тетя, – парень обернулся и неприязненно оглядел Надежду. – Ты че, не видишь, мы разговариваем?

– Вы можете разговаривать в свободное время, а сейчас ваша подруга на работе!

– Ты откуда такая деловая взялась? – процедил парень и сплюнул на пол. – Что-то я тебя раньше в наших местах не наблюдал!

– А что, аптека только для местных? – сухо осведомилась Надежда. – И, кстати, молодой человек, вам никогда не говорили, что с незнакомыми людьми принято разговаривать на «вы»?

– Понаехали тут! – Парень исподлобья уставился на Надежду, но все же отступил на полшага, пропустив ее к прилавку.

– Девушка, – Надежда Николаевна снова обратилась к фармацевту, – так как насчет этого спрея?

– Нет у нас никакого спрея! – ответила девица неприязненно.

– Но вы даже не взглянули на рецепт! – возмутилась Надежда.

– Все что надо, я видела! – огрызнулась девица. – И нечего тут у нас свои порядки устанавливать!

– А начальник у вас есть? – сухо осведомилась Надежда Николаевна.

– Есть, да далеко лезть! – отрезала девица. – Вот, хотите – есть новое средство от геморроя, вам пригодится!

Надежда Николаевна была женщина смелая и решительная. И если ее разозлить, могла держаться твердо. И постоять за себя умела. Но в данном случае она ужасно устала после тяжелой дороги, и не хотелось в незнакомом месте ввязываться в скандал. Тут их еще двое…

Надежда возмущенно фыркнула, развернулась и направилась к выходу.

За спиной она услышала приглушенный издевательский смех сладкой парочки.

К счастью, рядом с пансионатом она увидела круглосуточный магазин, в котором был аптечный киоск, где толковая продавщица средних лет нашла ей нужный спрей.

Вместо Ани за стойкой сидела курносая веснушчатая девчушка. Она углубилась в глянцевый яркий журнал и даже не поглядела на Надежду Николаевну.

– Вот что, дорогая моя подруга, – сказала Надежда Галке по возвращении, – больше ногой не двину, пока не приму душ и чаю не напьюсь! Сил моих больше нет!

– Конечно, Надя, – Галка обрадовалась спрею и была сама кротость, тем более что тут же явилась к ним Аня и предложила переехать в другой номер – там, дескать, попросторнее и вид из окна лучше.

Вид, и правда, был на парк. Огромные деревья в сумерках были похожи на сказочных великанов. Возле разрушенной усадьбы таинственно горел одинокий фонарь.

Ужин по просьбе Галки принесли в номер. Надежда с опаской попробовала нечто необъяснимое, лежащее на тарелке. Оказалось, ленивые голубцы, причем вкусные. И ватрушка к чаю была свежей, пахла ванилью. Галка, увидев ватрушку, только вздохнула – она с трудом пропихивала в себя только вязкое и жидкое.

После ужина, примирившего Надежду с жизнью, Галка смотрела телевизор, а Надежда попыталась позвонить мужу, но отчего-то не было связи. Она прилегла на кровать и провалилась в сон до утра.

Утром выяснилось, что Галке нужно в клинику на осмотр. Она наскоро проглотила завтрак – пшенную кашу и какао. Полагалась еще булочка с маком, но у Галки были проблемы с пережевыванием твердой пищи.

Булочка была такой вкусной, что Надежда едва не съела две, в последний момент призвала себя к порядку. Какао она не пила с детства, и сейчас оно ей очень понравилось. Она подумала даже, что неплохо готовить его дома, но вспомнила, что какао на чистом молоке да еще с сахаром – дико калорийный продукт.

Галка достала откуда-то марлевую маску, какую надевают хирурги перед операцией, но явившаяся Аня воспротивилась:

– Пойдете через холл, проживающие увидят – еще всполошатся, что вы заразная, потом неприятностей не оберешься.

– Если они ее без маски увидят, то еще больше всполошатся, – заметила Надежда.

– И я о том же, – поддакнула Галка.

Утром она была полна энергии и не обижалась по пустякам.

В конце концов за небольшую мзду Аня согласилась провести Галку по служебной лестнице. А там Василий Верленович машину подгонит прямо к дверям, авось никто не заметит.

Они ушли. Надежда причесалась и подкрасила губы, радуясь, что не пришла ей в голову дикая мысль обратиться к пластическому хирургу. Сидела бы теперь с такой рожей, как у Галки, из дому не выйти, да еще неизвестно, что будет, когда все заживет. Вполне возможно, что собственный муж не узнает…

Утро было чудесным. Надежда решила не тратить времени зря, а прогуляться в отсутствие подруги по городу, при свете и солнышке. Посмотрит на парк, воздухом подышит…

– Хорошей прогулки! – проводила ее Аня широкой улыбкой.

Коса ее по утреннему времени не была обернута вокруг головы, а свободно змеилась вдоль спины.

Надежда прошла вдоль полуразрушенной парковой ограды и оказалась возле калитки. Собственно, от этой калитки остались только два каменных столба, увенчанных какими-то диковинными птицами. Должно быть, сама калитка была кованой, чугунной, и ее давно уже сдали на металлолом местные умельцы.

Сразу за калиткой начиналась тропинка, уходящая в глубь парка, и Надежда решительно ступила на нее.

Едва она вошла в парк, ее окружили тонкие и терпкие запахи – запах осенней листвы, влаги и увядания, запах прежней, давно ушедшей и забытой жизни.

Надежда шла по тропинке, шурша листьями, и представляла, каким был этот парк, допустим, сто лет назад.

По этим дорожкам и аллеям прогуливались дамы в широкополых шляпах, барышни в кисейных платьях, мужчины в светлых костюмах и лайковых перчатках… По таким же осенним листьям пробегали борзые и охотничьи собаки…

В кустах зашуршало, и на тропинку перед Надеждой Николаевной выбежал красивый черно-белый спаниель.

На какое-то мгновение Надежде показалось, что таким образом материализовались ее мысли о прошлом, она даже закрыла на секунду глаза и снова их открыла…

Спаниель никуда не делся. Он стоял перед Надеждой, приветливо виляя хвостом.

– Маркиз, не приставай к прохожим! – донесся из-за кустов приятный мужской голос, и на тропинку вышел, опираясь на трость, немолодой мужчина в светлом плаще и старомодной шляпе. Надежда вспомнила, что уже видела этого человека, когда проезжала мимо парка сразу по прибытии в Козодоев.

В наши дни встреча с незнакомым мужчиной в пустынном парке может быть небезопасной, но этот мужчина, как и его спаниель, с первого взгляда вызвал у Надежды доверие.

– Он не пристает, – улыбнувшись незнакомцу, проговорила Надежда. – Он просто подошел познакомиться.

– Ну и как? – спросил мужчина. – Познакомились?

– Ну, я теперь знаю, что его зовут Маркиз. А меня – Надежда Николаевна…

– А меня – Сергей Сергеевич, – представился мужчина и старомодным жестом приподнял шляпу.

Доверие, которое с первой секунды почувствовала к нему Надежда Николаевна, упрочилось.

– Хорошее имя – Надежда! – проговорил ее новый знакомый, приближаясь. – Не слишком распространенное, а главное – оптимистичное. Надежда – это последнее, что остается с нами в любых испытаниях… Вы ведь недавно в нашем городе?

– Только вчера приехала.

– И как он вам? – В голосе Сергея Сергеевича прозвучала интонация, какая бывает у любящих родителей, когда они говорят о своем болезненном, но горячо любимом ребенке.

– Ну, честно говоря, первое впечатление было не очень благоприятным, – призналась Надежда. – Но когда я увидела парк, это меня со многим примирило…

– Да, – оживился мужчина. – Это замечательный парк! Он почти без изменений сохранился с начала XIX века! Конечно, усадьба сильно пострадала, но сам парк, его планировка почти такие же, как двести лет назад!

– Да что вы говорите? – Надежда недоверчиво оглядела окружающие деревья. – Что, всем этим деревьям по двести лет?

– Нет, конечно, – Сергей Сергеевич скромно улыбнулся. – До революции его поддерживали, чистили, вовремя заменяли состарившиеся деревья, и потом, когда закончилась Гражданская война и жизнь вошла в колею, здесь жил один энтузиаст, который следил за парком… В последние годы его, конечно, запустили, но пока все еще можно привести в порядок. Если, конечно…

– Если что? – переспросила Надежда, расслышав в голосе собеседника грустную интонацию.

– Если его не вырубят.

– Зачем же его вырубать? – удивилась Надежда Николаевна и заботливо прикоснулась к морщинистому стволу старого дуба. – Кому он мешает?

– Не то чтобы мешает, – Сергей Сергеевич поморщился. – Как всегда, здесь замешаны деньги. Очень большие деньги. Через наш город пройдет скоростная дорога, так вот кому-то оказалось выгодно провести ее прямо через парк.

– Как жаль! – Надежда вздохнула и огляделась по сторонам.

Она словно заново увидела увядающую красоту старого парка, почувствовала наполняющий его аромат прошлого. Сквозь деревья проглядывали желтоватые стены усадьбы.

– Жаль! – согласился с ней мужчина. – А вы сюда надолго? У вас здесь родственники?

– Нет, ненадолго. Может быть, на несколько дней… Родственников у меня здесь нет, я приехала к подруге…

Надежда подумала, что нет смысла рассказывать все подробности своего визита этому незнакомому человеку, и так она ему рассказала слишком много.

– Действительно, будет очень жаль, если не станет этого парка, – проговорил Сергей Сергеевич напоследок. – Ведь вы совершенно правы, без этого парка наш город лишится своего лица!

– А что, это имение действительно называлось Державино? – спросила Надежда Николаевна, вспомнив слова водителя, который привез ее с вокзала в пансионат. – Оно каким-то образом связано с Гавриилом Романовичем Державиным?

– Ну, в каком-то смысле связано, – улыбнулся ее собеседник. – В начале XIX века имение принадлежало Петру Степановичу Державину, внучатому племяннику поэта. Существует предание, что знаменитый дядя несколько раз приезжал сюда, гостил подолгу и что именно в этом парке он написал свое знаменитое стихотворение «Приглашение к обеду». Там есть такие слова:

…стерлядь золотая,Каймак и борщ уже стоят;В графинах вина, пунш, блистаяТо льдом, то искрами, манят…

По этим стихам мы видим, что племянник принимал дядю с традиционным русским гостеприимством…

– Так только ради этого стоит сохранить парк и имение! – воскликнула Надежда Николаевна.

– Я-то с вами согласен, – вздохнул Сергей Сергеевич. – Но, сами знаете, когда замешаны большие деньги, все остальные соображения отходят не то что на второй – на десятый план… Маркиз, брось сейчас же эту гадость! Что я тебе сказал!

Последние слова Сергея Сергеевича относились, разумеется, к спаниелю, который откопал в опавших листьях дохлую крысу и умчался с ней в кусты. Хозяин бросился за ним следом, на прощание махнув рукой Надежде Николаевне. Она проводила его взглядом и отправилась домой… то есть в пансионат.

Ей было грустно – жаль парка, этих деревьев, которые помнили Гаврилу Романовича Державина, жаль всей атмосферы тихого запустения. С другой стороны, скоростная магистраль – это прогресс, сонный город встряхнется и обновится.

И все равно жаль парка…

Возвращаясь в пансионат, Надежда проходила мимо той самой аптеки, где ей накануне нахамили. На тротуаре перед аптекой стояло несколько человек, среди которых Надежда Николаевна узнала вчерашнюю хамоватую девицу-провизора. Она была заплакана и визгливым, истеричным голосом оправдывалась перед красной от злости теткой средних лет, по всей видимости, хозяйкой аптеки.

– А я что, Марьсергевна? Я разве что могу? Что мне, гоняться за ними? Я не могу свое место покидать! Я не охранник! На мне материальные ценности!

– Ах, за ними? Значит, ты их все-таки видала?

– Да никого я не видала! Только мне и дела, что смотреть! Я не охранник, я провизор!

– Из твоей зарплаты вычту! – орала тетка. – Все до копейки мне возместишь! Знаешь, сколько это стекло стоит?