Забег на невидимые дистанции. Том 1

– Ты прав, – заметила она на выдохе.

Надбровные ямочки стали разглаживаться. Сейчас нужно было закрепить эффект.

– Зато с такой железной психикой ему открыто множество дверей, недоступных чувствительным и слабонервным. Я имею в виду профессию, которой можно посвятить жизнь.

– Например, полицейский, да? – грустно усмехнулась блондинка, прекрасно улавливая, к чему он клонит.

Лейтенант выдержал паузу (очень просто это делать, когда ты за рулем, и в любой момент можно прикинуться, что ты слишком занят, чтобы отвечать сразу). В глубине души он мечтал о том, что сын пойдет по его доблестным стопам, с того самого момента, как узнал, что у него будет сын.

– Почему бы и нет, – произнес он с напускным отчуждением, зная, что жена отлично разбирается в его интонациях. Пытаться провести ее в этом плане так же нелепо, как надеяться на внезапное отключение гравитации.

Скарлетт предсказуемо закатила глаза.

– Только не это. Еще одного такого в своей семье я не перенесу. Сначала переживала за отца, что он может вообще домой не вернуться с работы, потом за тебя, а теперь за сына? Что за проклятие по мужской линии? Я и так за все годы поседела из-за твоих операций и задержаний, а ты говоришь, а почему бы и Ларсу не заняться тем же самым… нет, ни в коем случае.

И хотя Скарлетт была категорически против, ее слова звучали без малейшей агрессии. Расшифровать их можно было так: я вас обоих слишком люблю, чтобы даже мысленно допускать угрозу вашей жизни, это причиняет мне боль. Будучи женщиной своенравной и на все имеющей личный взгляд, в семейной жизни она выражала несогласие мягко и аргументированно, не поднимая голос, не перегибая палку, не переходя на личности и не припоминая того, что к делу не имело отношения.

К своему мнению Скарлетт заставляла прислушиваться иными способами. Сказывалось воспитание отца-полицейского, главный принцип которого Майкл узнал, общаясь с ним в ночных патрулях: если хочешь что-то доказать, ты должен быть, во-первых, полностью уверен, что прав, во-вторых, отключить эмоции, в-третьих, быть адекватным и не терять самообладания, и последнее – ни в коем случае не провоцировать конфликт. В принципе, если задуматься, все эти пункты идеально подходили и под правила счастливой семейной жизни (отец девушки как будто заранее его к этому готовил), поэтому супружеские отношения Клиффордов стали предметом зависти.

Майклу с самого начала нравился в жене идеальный баланс между внешней кротостью и внутренней энергией. Слушая истории коллег в курилках или в служебных машинах на задании, лейтенант, пожалуй, единственный мог бы ручаться, что жена не изводит его и не действует на нервы по поводу и без, заставляя брать себе больше смен, в том числе ночных, лишь бы не находиться дома. Клиффорд, наоборот, всегда спешил домой, зная, что его там ждет человек, который души в нем не чает, с которым ничего не страшно, и так будет всегда.

– Что ты там сказала про седые волосы? – засмеялся Майкл, проводя рукой по своей серебристой шевелюре. Сам он полностью заиндевел к сорока пяти, а когда будущая жена впервые его увидела, короткие белые волоски топорщились только на висках. – Тебе это не грозит еще лет десять, и вообще, ты всегда шикарно выглядишь, не о чем переживать.

– К твоему сведению, такой я и хочу остаться, но вряд ли муж и сын мне это позволят. – Она щелкнула мужчину по носу, на что он с готовностью клацнул зубами, якобы чтобы откусить ей палец. Взвизгнув, женщина ловко увернулась и тоже рассмеялась.

Переведенный в шутку разговор до поры до времени рассеял тучи над их союзом, привыкшим к свету и теплу. Тем не менее будущее Ларса казалось обоим уже почти решенным в этом мимолетном диалоге. Словно это единственная доступная ему дорога. «Может быть, и не оперативником вовсе станет, – успокаивала себя Скарлетт, – может, каким-нибудь судмедэкспертом или патологоанатомом, с этим я еще сумею смириться».

Клиффорды знали своего сына лучше, чем школьный психолог со своими тестами, и, возможно, даже лучше, чем сам Ларс, ведь они помнили, каким он был до того, как дети обретают осознанность.

На личном опыте испытав, как много значат для службы в полиции интеллект и находчивость (гораздо больше, чем сила и смелость, применяемые постфактум), офицер Клиффорд был уверен, что из сына получится талантливый и своеобразный детектив, но старался не думать об этом всерьез, дабы не спугнуть невидимую удачу. Невесомой надежды пока достаточно, остальное – не ему решать.

В то же время, пока супруги добирались домой, постепенно успокаивая друг друга, Рави Тополус сидел за рабочим столом, водрузив гладко выбритый подбородок на скрепленные замком большие ковшеобразные ладони, и с лицом, сосредоточенным и слегка ленивым, разглядывал завалы документов. Нужно было разгрести тесты, распределив на проверенные и непроверенные, затем первую стопку разбить на те, что вызывали у него тревожные ощущения, и те, которые укладывались в стандартные ответы относительно нормальных детей.

Заполненные убористым каллиграфическим почерком бланки Лоуренса Клиффорда, ученика предвыпускного класса старшей школы Уотербери, без сомнения, попадут в первую подгруппу. Его ответы были вызывающе честными, потому и пугающими. Мальчик не старался обмануть или умолчать, что странно. Позволить всем узнать о себе подноготную обычно не в интересах людей, вынужденных коммуницировать в обществе. Тополус подозревал, что подростку все равно, что о нем подумают – кто угодно, включая психолога, – таким людям совершенно незачем лгать. Более того, они могут приукрашивать действительность ради провокации. Чтобы, например, доказать несовершенство тестирования и его бессмысленность, недостоверность результатов.

Интересно, почему родители упрямо сокращают его имя до Ларса, если вернее было бы называть его Ларри, потому что Ларс – совсем другое имя и не имеет отношения к Лоуренсу?.. Что за вольность такая? В старшей школе у мальчика не было друзей, чтобы вычислить, называл ли его так, как родители, еще кто-нибудь. Может, ему самому так нравилось больше. Эскапизм от собственной личности путем деформации имени? Если бы Лоуренс сам заставил всех называть себя Ларсом, это бы точно говорило о том, что мальчик тоже чувствует проблему и пытается от нее бежать. Но, если быть честным, верилось в это слабо.

Тополус был доволен проведенной беседой. Неприятно устраивать профилактику – так или иначе сообщаешь не очень приятные новости, но груз с души определенно уходит, когда выполняешь то, что должен. Умалчивать о таких индивидах, как Лоуренс, было бы этическим преступлением. А школьный психолог затем и существует, чтобы нести ответственность за психоэмоциональное состояние учеников и вовремя слышать тревожные звоночки в громком ученическом гомоне. Поэтому Тополус высказал все, что думает, даже в более грубой форме, чем планировал и мог себе позволить в своей должности.

Родители правильно поняли его тон, сигнализирующий скорее о небезразличии к тревожной ситуации, чем о негативном отношении к их сыну, хотя практически все родители идут вторым путем, попадая в этот кабинет. Клиффорды услышали его сообщение, а это большая удача. Мало кому из родни проблемных подростков действительно есть дело до предмета разговора, ведь общаться приходится с причиной, которая эту проблему в ребенке и взрастила. Обычно они демонстративно не вникают в суть, как будто это их не касается, ведь им лучше знать, как воспитывать ребенка, или делают вид, что вникают, но по той же причине, а это еще хуже…

Мысль увела Тополуса в другую сторону, и внезапно он задумался о том, что огромная разница в возрасте отца и матери может стать для мальчика неосознанным примером для подражания. То, что всю жизнь маячит у нас перед глазами, вызывает привыкание и воспринимается как норма, чем бы оно ни являлось на самом деле – от каннибализма до чистки зубов два раза в день.

Взрослея, сыновья неосознанно смотрят на своих отцов, если они есть в наличии, конечно, – это фактор неизбежный и старый как мир. Все, что делает старший мужчина в семье, безошибочно впитывается на подкорку и обрабатывается в будущую модель поведения. Даже если никто об этом не подозревает, механизм все равно работает, медленно, но верно, как эволюция.

Так что же наблюдал и запоминал взрослеющий Клиффорд-младший? Зрелого мужчину при сединах и хрупкую девушку, которых связывают чувства и законный брак. А если эти двое вместе, значит, это в порядке вещей, когда мужчина гораздо старше. Даже так: подобный расклад воспринимается им скорее как наиболее верный из возможных, даже если противоречит нормам морали – родителей он увидел раньше, чем познал нравственную разницу между плохим и хорошим. В его семье определенно царит теплая, благоприятная атмосфера любящих друг друга людей, что придает всему происходящему в ней статус закономерного и правильного явления.

Мысль цеплялась за мыслью и вытаскивала на свет новые опасения, словно цепная реакция в синапсах. В итоге Тополус, ворочаясь в кресле, вдруг ставшем неудобным, всерьез забеспокоился. А нет ли связи между уже известными данными о Лоуренсе и теми, которые он предполагает, о которых стал догадываться только сейчас, пообщавшись с родителями? Не логично ли предположить, что при имеющемся психологическом портрете вполне вероятны специфические наклонности, что могли незримо формироваться в юноше шестнадцати лет, если уже не укоренились к этому возрасту, не разрослись прочными корнями?

Рави Тополуса прошиб холодный пот, стало кисло во рту и противно в голове. Он не знал, как проверить свои догадки, но потребность в этом ощущал. Нетрудно было заметить по изменениям в поведении, что Лоуренс уже несколько лет как вступил на путь полового взросления, активно пользуясь полученной от матери привлекательностью. Но Тополус ни разу не видел его с девочками значительно младше. Эта мысль его успокоила, но не полностью. Неизвестно, чем подросток занимается во внеучебное время, и проследить за этим невозможно.

С другой стороны, это всего лишь домыслы, и так глубоко вникать в проблемы отдельного ученика – вообще не его обязанности. На данном этапе он сделал все, что от него требовалось (и что было в его силах), – предупредил родителей. Дальнейшая ответственность возлагалась на них. Но все же Тополусу стало неспокойно. Он принялся перечитывать результаты тестирования Клиффорда-младшего, чтобы найти в них какую-нибудь зацепку, не замеченную в первый раз.

* * *

Стройный юноша с белыми волосами и тонкими чертами лица стоял перед длинным зеркалом и изучал отражение. В комнате было тихо и сумрачно из-за плотно задернутых штор оттенка «темный петроль».

Помимо молочного пятна своей обнаженной фигуры, в прямоугольнике опыленного алюминием стекла он видел кусок бежевой стены, увешанной плакатами (актеров и эстрадных айдолов, чье молчаливое присутствие в этой комнате более чем логично, если вспомнить, кто в ней живет), грамотами (за участие в олимпиадах по биологии, литературе и искусству, благодарности, высокие баллы на промежуточных экзаменах в средней школе) и красными флажками с блестками (наверняка остались после какого-нибудь семейного праздника); видел он и мягкие игрушки размером с ребенка (инфантильность), скромных размеров кровать с мятой простыней и сбившимся одеялом (следствие его пребывания здесь), часть маленькой и тонкой, словно бы восковой ступни, выглядывающей из-под постельного белья, и взрыв каштановых кудряшек на влажной от пота и слез подушке; вторая подушка лежала на полу.

Девочка спала как убитая. Они все почему-то вырубаются, лишившись невинности, словно тратят на этот шаг весь запас энергии организма. С другой стороны, пожалуй, нужна выносливость, чтобы претерпеть боль и довести начатое до конца, а еще – ни в коем случае не закричать, как бы сильно ни хотелось, чтобы родители или соседи ничего не заподозрили и не поспешили на помощь.

Он не насиловал ни одну из них (ему это было неинтересно), хотя мог бы себе позволить и это: создавалось впечатление, что они готовы ради него на любые жертвы. Насилие было ни к чему, всего лишь умение пользоваться тем, что имеешь, включая голос и мимику, немного красноречия и харизмы, а в остальном имя работало на него, разводя любые колени, словно мосты. Однако без причинения повреждений все равно не обходилось. Первый полноценный половой акт большинству девочек давался тяжело, в то время как сам он уже позабыл, каково это: быть с кем-то впервые. Сбился со счета полгода назад и больше не считал. Счет ведут, чтобы им хвастаться, неуверенные в себе придурки, а ему это ни к чему.

Многие плакали, но сопротивления он не встречал, даже намека, иначе остановился бы. В этом его самоконтроль осечки не давал. Все было гораздо проще: ни одна девочка в здравом уме во всем Уотербери не стала бы кричать и звать на помощь, увидев, как кто-то вроде Ларса Клиффорда пробирается в ее комнату через окно с отчетливым намерением во взгляде. Это было равносильно визиту любимого актера, фотографиями которого завешиваешь комнату, а перед сном смотришь на них в надежде, что запечатленный в глянце человек приснится тебе в эротическом сне. Поэтому глупость в виде отказа даже не рассматривалась как возможный вариант событий, причем обеими сторонами.

Случалось, самые смелые из них сами намекали ему на посещение, зная, что он не откажется. Девочки определенного возраста средней школы Уотербери знали о необычном «хобби» Ларса, но никто из парней или взрослых не имел об этом представления, информация предназначалась исключительно для девичьих ушей, и по понятным причинам утечки быть не могло.

Клиффорд, пристрастившийся к подобному времяпровождению, словно к героину, не находил в себе сил игнорировать намеки на визит. Особенно это касалось тех, кто был чуть младше него, к ним юноша питал особую слабость, о природе которой не задумывался, и готов был простить любые ошибки (а чужая глупость обычно выводила его из себя).

У всех, кого он посещал, имелись свои комнаты с возможностью запереть дверь изнутри (это оговаривалось заранее), иначе было бы слишком рискованно. Если игра не стоит свеч, он за нее не берется. Правило простое, но никогда не подводит. Лоуренс Клиффорд не из тех, кто надеется на удачу и действует наугад. Он сам создает для себя благоприятные условия, используя точный расчет и теорию вероятности, и никогда не согласится на переменные, которые потенциально разрушат его план. Как бы привлекательны (и юны) они ни были.

Этот час в душной мокрой постели с тихоней-отличницей Энни Киз был самым сладким за последние месяцы. Сейчас Ларс вспоминал микрособытия этой близости с легкой дрожью в теле. Несмотря на удовлетворение, граничащее с новым возбуждением, он знал наперед, что не пройдет и получаса, как приятный осадок бесследно улетучится, оставив вместо себя гнилое опустошение, словно в старом склепе. Пристально глядя через зеркальный портал на мирно сопящую Энни, он не испытывал симпатии или умиления к той, что принесла ему временное наслаждение, предоставив доступ к своему субтильному телу.

Ларс был уверен, что гормональная химия внутри взрослеющего мужчины (и соответствующие ей потребности) не имеет ничего общего с настоящими чувствами, источник которых находится в голове. Однажды пережитые, эти эмоции больше не возвращались, а надежда вновь испытать эмоциональную привязанность из ничтожной превратилась в ненужную. Зато быстро удавалось забывать о посещаемых, что значительно упрощало ему жизнь, чего не скажешь о тех, кто принимал гостя. Ларсу в голову давно пришла аналогия: если бы человек помнил обо всех яблочных огрызках за свою жизнь и испытывал на этот счет муки совести, он бы сошел с ума.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Игра слов: «идол» (в значении «кумир») по-английски произносится как «айдол», а Билли Айдол, популярный рок-исполнитель 1970–80-х годов, тоже носил белые волосы и выступал в образе панка и сорвиголовы.

2

Синестезия – малоизученный, но доказанный феномен восприятия, при котором раздражение в одной системе ощущений ведет к автоматическому отклику в другой.

3

Вид автомобильных гонок на выживание, проводятся до разрушения победителем всех машин соперников.