Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 3

Сходство с отцом прослеживалось и в улыбке: при едином взгляде на неё в сердце Шэнь Цинцю зарождалось дурное предчувствие.

– Я не так уж долго занимаю этот пост, – наконец опасливо отозвался он.

– Однако я уже давно всей душой восхищаюсь главой пика Цинцзин, – в ответ расплылся в улыбке Тяньлан-цзюнь.

Обменявшись с ним парой фраз, Шэнь Цинцю сполна проникся осознанием того, что столь царственная манера держаться происходит не только от благородства крови – она прививается воспитанием с малолетства.

Взять хоть эту парочку, отца и сына: первый восседает в гробу со столь внушительным видом, словно возвышается на драконьем престоле; если же посадить в гроб Ло Бинхэ… что ж, остаётся признать, что при всех своих внешних данных выглядел бы он просто-напросто сидящим в гробу красивым парнем. Неудивительно, что Сян Тянь Да Фэйцзи, почуяв в Тяньлан-цзюне угрозу гегемонии главного героя, недрогнувшей рукой выпилил его из сюжета.

В присутствии двух наследников крови небесных демонов, а также прочей опочившей демонической аристократии – эти цзунцзы на разных стадиях «готовности» [26] окружали его со всех сторон, будто зеваки, – Шэнь Цинцю ощутил, что на него чересчур давит торжественность момента.

– Право, я не заслуживаю подобной чести, – натянув на лицо фальшивую улыбку, отозвался он. – Но, раз уж ваша милость желала встречи с моей скромной персоной в течение столь долгого времени, почему бы вам… не выйти ко мне?

Как бы ни старался Тяньлан-цзюнь пустить ему пыль в глаза, сидеть при этом в гробу всё-таки чересчур странно. Разве что…

Он не может встать.

В зрачках Тяньлан-цзюня заплясали ядовито-зелёные огни погребальной камеры. Неторопливо постукивая пальцем по краю гроба, он с готовностью отозвался:

– Хорошо. Могу я попросить главу пика помочь мне?

Даже если он задумал какую-то каверзу, Шэнь Цинцю ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Скрепя сердце он склонился над гробом и протянул руку:

– Прошу вас.

Придерживаясь за неё, Тяньлан-цзюнь поднялся на ноги. «Выходит, дело отнюдь не в скрытой слабости», – разочарованно подумал Шэнь Цинцю.

И тут до него дошло, что его движение не встречает сопротивления, словно он хватается за пустоту.

Однако его пальцы совершенно определённо сжимали предплечье Тяньлан-цзюня. Опустив взгляд, Шэнь Цинцю обнаружил, что рука ниже локтя ни к чему не присоединяется.

Его лицо окаменело.

Самого же оставшегося с пустым рукавом Тяньлан-цзюня это, казалось, ничуть не смутило:

– Ну вот, опять отвалилась, – с вежливым смешком отозвался он. – Могу я затруднить главу пика просьбой подать её мне?

У Шэнь Цинцю при виде всего этого на время пропал дар речи. По счастью, его пальцам не передалось дрожи, что охватила его душу, так что он как ни в чём не бывало протянул руку владельцу. Очутившийся за его спиной Чжучжи-лан приделал её обратно со щелчком – нет, правда, с натуральным щелчком, – как будто это было как для него, так и для Тяньлан-цзюня самым что ни на есть обычным делом.

Приделал, вашу мать!

«Ты что, типа, шарнирная кукла?!»

Присмотревшись повнимательнее, Шэнь Цинцю заметил, что не только место соединения руки, но и сосуды на других участках кожи приобрели нездоровый тёмно-фиолетовый оттенок, создавая пугающий контраст с белой кожей демона. Из-под ворота одеяния также выглядывали тёмно-серые пятна.

Поколебавшись какое-то время, Шэнь Цинцю благоразумно решил ни о чём не спрашивать.

Похоже, на сей раз взмах крыльев бабочки породил нечто большее, чем ураган. Первая догадка Шэнь Цинцю о том, что Чжучжи-лан использовал гриб солнечной и лунной росы, чтобы создать новое тело для Тяньлан-цзюня, была абсолютно верной, вот только «гриб бессмертия» оказался не слишком совместим с телом демона.

У души Шэнь Цинцю не возникало затруднений с новым телом, потому что, во-первых, гриб солнечной и лунной росы был взращён на его собственной крови и энергии, а во-вторых, субстратом для существования этого гриба была та самая духовная энергия, которая и служила основой совершенствования Шэнь Цинцю. Иными словами, они с грибом идеально подходили друг другу.

Ну а с Тяньлан-цзюнем всё было иначе. Будучи демоном, в своих практиках он использовал демоническую энергию – ничего удивительного, что «гриб бессмертия» естественным образом его отторгал. Тут ни о какой сохранности тела и речи быть не может – скажите спасибо, что оно не разлагается на ходу.

Тяньлан-цзюнь пошевелил новообретённой конечностью и с улыбкой произнёс:

– Право, как неловко. А ведь в том, что мы оба смогли покинуть гору Байлу, есть немалая заслуга главы пика Шэня.

Шэнь Цинцю украдкой бросил взгляд на безмолвно стоящего рядом с гробом Чжучжи-лана. Когда они впервые встретились в лесу Байлу, на него в змеиной форме невозможно было смотреть без содрогания. И всё же за все те долгие годы, что Тяньлан-цзюнь томился под горой, он ни на миг не покидал его, а заполучив «гриб бессмертия», без малейших колебаний использовал, чтобы сотворить новое тело для своего господина, даже не помышляя о собственной выгоде.

Что за воплощённая ода преданности!

– Вам следует благодарить за это Же… Чжучжи-лана, – отстранённо бросил Шэнь Цинцю, украдкой рассматривая фрески на стенах погребальной камеры. – Подумать только, столько лет прозябать отшельником на горе Байлу, тщетно ожидая возможности, которая может никогда и не представиться; воистину Тяньлан-цзюню можно только позавидовать – подобную верность нечасто встретишь.

– Разве вы не слышали девиз моего племянника? – спросил Тяньлан-цзюнь.

– Слышал, слышал. «За единую каплю милосердия вам воздастся фонтаном благодарности».

Чжучжи-лан тут же зарделся – в царящем здесь тёмно-зелёном свете это смотрелось довольно причудливо.

– Зачем Цзюнь-шан с мастером Шэнем поднимают меня на смех? – смущённо пробормотал он.

Однако Шэнь Цинцю вовсе не собирался его высмеивать: по правде говоря, в настоящий момент всё его внимание без остатка поглотила одна из фресок.

От прочих её отличали прямо-таки кричащие краски и до того небрежные мазки, будто творец малевал её в исступлении, и всё же Шэнь Цинцю различил обращённое ко входу в зал огромное лицо женщины. В уголках её глаз собрались морщинки, а уголки губ приподнялись, будто она не в силах сдержать ликующую улыбку. Выходит, он очутился в Зале восторгов – одной из трёх главных погребальных камер Гробницы непревзойдённых, наряду с Залами ярости и сожалений.

– Таким уж он уродился, упрямым и твердолобым, – продолжал Тяньлан-цзюнь, не замечая, что собеседник отвлёкся. – Потому-то он и умолил меня залучить вас в мир демонов.

По правде говоря, именно это оставалось для Шэнь Цинцю самым непостижимым. Собравшись с мыслями, он перевёл взгляд на Чжучжи-лана:

– И как моё пребывание в мире демонов связано с благодарностью, позвольте поинтересоваться?

– Самым что ни на есть прямым образом, – невозмутимо отозвался Тяньлан-цзюнь. – Четырём великим школам уготован неотвратимый конец. Останься глава пика Шэнь на хребте Цанцюн, он разделил бы участь своей школы. Само собой, Чжучжи-лан не желает этого.

Сам глава пика Шэнь не знал, что на такое можно ответить.

А ведь до этого момента Тяньлан-цзюнь казался ему вполне здравомыслящей личностью – и вот тебе, оказывается, что он ничем не лучше всех этих разнокалиберных боссов с их извечным девизом: «Уничтожить мир, истребить всех праведных!»

Хотя, если подумать, стоит ли удивляться тому, что прекрасный молодой человек благородной крови и высокого положения, долгие годы протомившись под горой, куда его заточила шайка совершенствующихся, в конечном счёте преисполнится к ним лютой ненависти?

Какое-то время Шэнь Цинцю не мог подобрать слов, но в конце концов, стараясь не противоречить ему, спросил:

– А следующим вашим шагом станет истребление всего человеческого рода?

– Что навело вас на эту мысль? – не на шутку удивился Тяньлан-цзюнь. – Разумеется, нет. Люди как таковые мне симпатичны, в отличие от четырёх великих школ. – Затем он с улыбкой добавил: – Напротив, для человеческой расы я приготовил великий дар.

Что бы он ни имел в виду под этим «великим даром», это едва ли будет перевязанный шёлковой ленточкой свёрток, который наполнит любое сердце ликованием!

Шэнь Цинцю открыл было рот, чтобы выпалить несколько не соответствующее его утончённому образу «Бля!», от которого его язык уже успел отвыкнуть, когда стены зала внезапно содрогнулись.

С купола вновь посыпались мелкие камни и пыль. Хоть Шэнь Цинцю удалось удержаться на ногах, его зашатало, словно пьяного. Издалека до него донёсся приглушённый вопль неведомого зверя, способный всколыхнуть небо и сотрясти землю.

– Что это? – опасливо поинтересовался Шэнь Цинцю.

– А они явились быстрее, чем я ожидал, – прислушавшись, пробормотал Тяньлан-цзюнь, а затем развернулся к Чжучжи-лану. – Сколько их?

– По меньшей мере сотни две, – ответил тот.

– Даже чтобы изловить десяток, нужно немало помучиться, – усмехнулся Тяньлан-цзюнь. – Он воистину сил не жалеет.

Шэнь Цинцю совершенно не понимал, о чём они, и, похоже, старейшины демонов не горели желанием его просвещать.

– Глава пика Шэнь, – вновь обратился к нему Тяньлан-цзюнь, смахивая с плеча горстку пыли, – в течение долгих пяти лет мой племянник делал всё возможное, чтобы заставить вас порвать с хребтом Цанцюн[27]. И что вы думаете на этот счёт? Готовы вы последовать за ним по доброй воле?

«Раз уж вы меня уже затащили в свой семейный склеп, какого фига спрашивать меня об этом сейчас? Хотя постойте-ка, пять лет назад?..»

Сердце Шэнь Цинцю гулко стукнуло в груди.

– Сеятели в Цзиньлане, – вырвалось у него. – Они и были ключевым пунктом вашего плана, согласно которому я должен был порвать с родной школой?

Ведь, как ни посмотри, тот случай и впрямь положил начало цепи событий, в результате которых он не смог вернуться на хребет Цанцюн.

– Тот сеятель, который тогда указал на меня, – это вы его подучили? – в лоб спросил он.

Чжучжи-лан понурился.

– На самом деле изначально это должно было стать небольшим экспериментом по решению продовольственной проблемы южных племён, – ответил за него Тяньлан-цзюнь, ободряюще похлопывая племянника по плечу. – Просто так уж совпало, что там весьма кстати очутился глава пика Шэнь. Чжучжи-лан хотел, чтобы вы сами больше не пожелали возвращаться в мир людей, только и всего.

Шэнь Цинцю устремил негодующий взгляд на Чжучжи-лана. Вот тебе и «фонтан благодарности»: натравил на него сеятеля, который тонким слоем размазал его репутацию по всей площади, – вам не кажется, что это чересчур? Увольте меня от змеиной благодарности, право слово!

– Мастер Шэнь, – еле слышно обратился к нему Чжучжи-лан, – Цзюнь-шан ведь сказал, что желает стереть с лица земли четыре великие школы, истребив всех их адептов до единого… а ваш покорный слуга правда не в силах был ждать, пока…

– А явление Цю Хайтан – тоже твоих рук дело? – процедил Шэнь Цинцю, усилием воли подавив гнев.

– А кто это? – с любопытством отозвался Тяньлан-цзюнь, устремив взгляд на Чжучжи-лана, который, в свою очередь, непонимающе воззрился на Шэнь Цинцю.

– Ваш покорный слуга правда не имеет к этому никакого отношения! – поспешил он внести ясность.

И что же, скажешь, что обвинение сеятеля и внезапное явление Цю Хайтан, из-за которых Шэнь Цинцю вынужден был сдаться добровольно и угодил в Водную тюрьму дворца Хуаньхуа, – не более чем совпадение? Впрочем, в сложившихся обстоятельствах это уже не имело никакого значения.

– А что насчёт второй причины, по которой я здесь очутился? – нетерпеливо спросил Шэнь Цинцю.

На сей раз ему ответил Тяньлан-цзюнь:

– Призывая главу пика Шэня в мою скромную обитель, я руководствовался также и собственными эгоистическими целями. Это всё мой сын, – неторопливо продолжил он, – должно быть, забота о нём стоила главе пика Шэню немалых трудов.

Хоть Шэнь Цинцю с самого начала подозревал, что всё это как-то связано с Ло Бинхэ, при этих словах его сердце тревожно сжалось. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом, прежде чем он спросил:

– Вы о Ло Бинхэ? И какое это имеет отношение к нему?

– Как бы вам сказать?.. – хмыкнул Тяньлан-цзюнь, опустив голову. – От меня не укрылось, что по отношению к главе пика Шэню он питает определённые…

Пусть он и не высказался прямо, предпочитая туманные намёки, для Шэнь Цинцю не составило труда выстроить цепь умозаключений.

Чем дольше Тяньлан-цзюнь владеет этим телом, тем сильнее даёт о себе знать его демоническая энергия, и, как следствие, по мере восстановления его основ совершенствования тело из «гриба бессмертия» будет разрушаться всё быстрее. Рано или поздно нужда в новом теле станет безотлагательной. И лучше всего, если его «донором» окажется кто-то связанный с Тяньлан-цзюнем родственными узами – такой же, как и он, наследник крови небесных демонов. Если же это тело благодаря смешанному происхождению обладает сразу двумя системами совершенствования – духовной и демонической, – то так даже лучше.

И кто, спрашивается, подходит на роль подобного «донора» лучше Ло Бинхэ?

– Выходит, вы призвали мою душу, – прищурившись, медленно проговорил Шэнь Цинцю, – чтобы заманить его в Гробницу непревзойдённых?

– А главе пика Шэню не откажешь в проницательности, – признал Тяньлан-цзюнь.

– Но ведь Ло Бинхэ ещё не достиг вашего изначального положения, – напомнил ему Шэнь Цинцю, – а значит, не сможет войти под своды Гробницы непревзойдённых, даже пожелай он этого.

Однако, похоже, Тяньлан-цзюнь куда больше верил в способности своего сына:

– Разумеется, сможет, если по-настоящему захочет.

– Но, что бы вы ни собирались сделать, – медленно произнёс Шэнь Цинцю, – он ведь всё-таки ваш родной сын.

– Несомненно, – подтвердил Тяньлан-цзюнь.

– Ваша и Су Сиянь родная кровь.

– И что?

Теперь Шэнь Цинцю понял всё.

Тяньлан-цзюнь удосужился упомянуть Ло Бинхэ от силы в паре фраз, и при этом, хоть лёгкая улыбка не покидала его губ, слова были насквозь пропитаны бессердечной жестокостью.

Этот образ слишком сильно расходился с представлениями, что невольно сложились в сознании Шэнь Цинцю: о миролюбивом и любящем Тяньлан-цзюне, чьи чувства глубоки, как море. При упоминании о Су Сиянь его голос даже не дрогнул. Пусть Тяньлан-цзюнь и называл Ло Бинхэ «мой сын», ничто другое не выдало бы их связи.

Выходит, он был чужд не только миролюбия, но и романтики. В общем, реальность попросту вывернула наизнанку все выпестованные в течение долгого времени безосновательные чувства[28] Шэнь Цинцю по отношению к этому персонажу.

Не то чтобы это его удивляло: в конце концов, демоны, создания довольно холодные и отчуждённые, вообще не придавали чувствам особого значения, отдавая предпочтение вкусной пище, силе и власти; и всё же, воочию узрев подобное равнодушие, Шэнь Цинцю поневоле внутренне поёжился.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Негодование – в оригинале 窝火 (wōhuǒ) – в букв. пер. с кит. «гнездо огня».

2

Закатывает истерику – в оригинале 撒娇 (sājiāo) – в пер. с кит. также «капризничать, жеманничать, ластиться», а также «избалованность». Этим словом, как правило, обозначают капризное женское поведение, которое в Китае считается непременным атрибутом женственности – девушка при этом может вести себя по-детски, закатывать истерики, дуться и даже игриво бить своего парня. Мужчинам же такое поведение позволяет чувствовать себя более значимым, опекая свою избранницу даже в мелочах.

3

Не считал себя настолько проницательным – в оригинале чэнъюй 明察秋毫 (míngchá qiūháo) – в пер. с кит. «ясно разглядеть даже осеннюю шерстинку [на теле животного]», в образном значении – «улавливать тончайшие детали», «быть способным безошибочно отличать правду от неправды».

Чэнъюй происходит из произведения Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) «Лянский Хуэй-ван»:

[Мэн-цзы] сказал: «Если бы кто-либо сказал Вам: “Моей силы достаточно, чтобы поднять 300 цзинь, но недостаточно, чтобы поднять перышко; [моего] зрения достаточно, чтобы рассмотреть кончик тончайшего волоска, но недостаточно, чтобы увидеть телегу с дровами”. – Вы поверили бы ему?» [Сюань-ван] сказал: «Нет». (пер. Л. И. Думана, по изданию Древнекитайская философия: собрание текстов в двух томах. Том 1. – М.: Мысль АН СССР, 1972).

4

Как дракон на мелководье и тигр на равнине 龙游浅水虎落平阳 (lóng yóu qiǎnshuǐ hǔ luò píngyáng) – кит. идиома, означающая попавшего в невыгодное/безвыходное положение человека.

5

Сто восемь тысяч ли 十万八千里 (shí wàn bāqiān lǐ) – обр. в знач. «очень далеко», ср. «за тридевять земель».

В романе «Путешествие на Запад» говорится о том, что Сунь Укун способен одним махом преодолеть на своём волшебном облаке сто восемь тысяч ли, но неспособен усидеть на месте в позе созерцания.

6

Князь демонов – в оригинале 混世魔王 (hùnshìmówáng) – в букв. пер. «князь демонов, дезорганизующий мир», в образном значении – «великий смутьян, злой гений мира, главный преступник».

7

Берущая длань коротка, накормленные уста сладки (букв. мягки) 拿人家手短，吃人家嘴软 (ná rénjiā shǒuduǎn, chī rénjiā zuǐruǎn) – пословица, означающая, что, принимая что-то от другого человека, потом неудобно выступать против него или говорить о нём дурно.

8

Дада – 大大 (—dàda) – неформальное вежливое обращение, пер. с кит. «отец», «дядюшка».

9

Лавхейт – в оригинале 相爱相杀 (xiāng ài xiāng shā) – в пер. с кит. «взаимно любить, взаимно убивать» – о парах, которые, любя друг друга, причиняют друг другу боль.

10

Длинное изящное лезвие – в применённых к Сюя эпитетах зашифровано его имя: 修长纤雅 (xiūcháng xiān yǎ) – первый и последний иероглиф составляют имя «Сюя».

11

Всё не так уж плохо – в оригинале 悲观 (bēiguān) – в пер. с кит. «видеть всё в чёрном свете», «пессимизм, мрачность», «видеть суетность материального мира и тщету существования в нём», а также буддийское «проявлять сострадание».

12

Крепкие бёдра – в оригинале используется идиома 金大腿 (jīn dàtuǐ) «золотые бёдра», означающая сильного и могущественного человека. Шан Цинхуа тем самым делает отсылку к другой поговорке – «обнимать бёдра», что означает «стремиться к покровительству сильных мира сего».

13

Марти Стю – здесь, в отличие от первого тома, где Ло Бинхэ именовался «Мэри Сью», используется мужской аналог – Джек Сью 杰克苏 (Jiékè Sū).

14

Опереточный злодей 贱人 (jiànrén) – в пер. с кит. «человек низкого происхождения, никуда не годный человек», употребляется в китайской театральной лексике в качестве «негодяй, мерзавец, дешёвая тварь».

15

На три чи от земли – где-то на метр, чи 尺 (chĭ) – единица длины, равная около 33,3 см.

16

Вытянул руку – в оригинале используется интернет-мем «рука Эркана» – это когда кто-то тянется за кем-то рукой, типа: «Не-э-эт, не уходи!»

Фу Эркан 福尔康 (Fú Ěrkāng) – главный герой сериала 还珠格格 (Huán zhū gége) – в рус. пер. «Моя прекрасная принцесса» или «Возвращение жемчужной принцессы» – основанного на истории династии Цин XVIII века.

17

Призывал душу – в оригинале 招魂 (zhāohún) – букв. «призвание разумной души» – знахарский метод лечения души больного заговором, также – ритуальное призвание душ умерших, спиритизм.

18

Подобно смене созвездий на небе – в оригинале 斗转星移 (dǒu zhuǎn xīng yí) – в пер. с кит. «ковш повернулся, звёзды сместились», обр. о беге времени и больших переменах.

19

Цунь 寸 (cùn) – около 3,33 см.

20

Принудить – в оригинале 霸王硬上弓 (bàwáng yìng shàng gōng) – в букв. пер. с кит. «натянуть тетиву на лук голыми руками», образно в значении «изнасиловать».

21

Как верхнюю, так и нижнюю половину тела – в оригинале 上下三路 (shàng xià sānlù) – в пер. с кит. «верхние и нижние три пути», где下三路 (shàng xià sānlù) означает нижнюю половину тела – брюшную и тазовую области и ноги, а 上三路 (shàngsānlù) – верхнюю половину тела: голову, шею и грудь. В боевых искусствах считается, что атака на три пути – наиболее жестокий приём, который может привести к потере сознания или к смертельному исходу; для верхних трёх путей это атака по носу, глазам и ушам, для нижних – по груди, животу и паху. Поскольку последние атаки могут привести к бесплодию, в боевых искусствах они считаются неприемлемыми.

22

Четыре цуня – цунь 寸 (cùn) – около 3,33 см., итого толщина стен – где-то 13 см.

23

Трипофобия 密集恐惧症 (mìjí kǒngjù zhèng) – в букв. пер. с кит. «боязнь густоты», боязнь кластерных отверстий (к примеру, плодов лотоса или пузырьков в тесте). Существует мнение, что эта фобия связана с боязнью, что в этих отверстиях могут таиться опасные существа.

24

В оригинале прозвище Желейки пишется как 喜之郎 (xǐ zhī láng), где 喜 (xǐ) переводится как «радость, счастье, любить», 郎 (láng) – как «молодой человек, сударь, господин, муженёк», таким образом это прозвище можно перевести как «любимый муженёк» – понятно, отчего смутился Чжучжи-лан.

25

В этих вариациях всё же прослеживалась общая тема – в оригинале чэнъюй 异曲同工 (yì qǔ tóng gōng) – в пер. с кит. «одинаковое мастерство в разных мелодиях», обр. в знач. «разные методы или формы при одинаковой сущности», «похожи несмотря на различия», а также муз. «тема с вариациями».

26

Цзунцзы на разных стадиях «готовности» – в оригинале 干湿粽子 (gānshī zòngzi) – в пер. с кит. «сухие и влажные цзунцзы», где «сухие и влажные» 干湿 (gānshī) означало также угощение клиента сушёными плодами и свежими фруктами в публичном доме, а 粽子 (zòngzi) – кушанье из клейкого риса с разнообразными начинками в бамбуковых или иных листьях, традиционно подаётся на праздник «Двойной пятёрки» (5-го числа 5-го месяца), в который проводятся состязания драконьих лодок.

В романах о расхитителях гробниц, таких как «Призрак задул свечу» Чжан Муе и «Записки расхитителя гробниц» Сюй Лэя, слово «цзунцзы» используется как сленговое обозначение оживших мертвецов – страшных монстров, встречающихся в гробницах.

27

Порвать с хребтом Цанцюн – в оригинале чэнъюй 一刀两断 (yīdāo liǎngduàn) – в букв. пер. с кит. «одним ударом разрубить надвое», в образном значении – «решительно порвать отношения, покончить раз и навсегда».

28

Безосновательные чувства – в оригинале чэнъюй 一厢情愿 (yīxiāng qíngyuàn) – в пер. с кит. «одностороннее согласие (предпочтение)», «безответное чувство», также в знач. «субъективное желание», «действия без учёта интересов другого» и «принимать желаемое за действительное».