Начать сначала. Первый роман трилогии «Повернуть судьбу»

– Звали? – с тревогой переспросила мать.

– Мы разошлись чуть больше года назад, – спокойно сказала Светлана.

– Прости, если я бестактна… Но почему?

– Он всю жизнь гулял. Я терпела, надеялась. А он ушёл к другой. Наверное, я была плохой женой?! – Светлана отвела взгляд.

– Я в это никогда не поверю, – мягко, но твёрдо сказала Светлана Викторовна.

– Ну что вы так смотрите? – отозвалась Светлана, пытаясь сохранить нейтралитет. Видя, что мать молчит, продолжила: – Знаете, мне после развода стало даже легче. Мы с девочками живём спокойно. Не хочу возвращаться к прошлому. А он… Он ни разу не позвонил за это время. Не поздравил детей, не поинтересовался ими.

– А вы любили друг друга?

– Мне казалось, что да. Я его любила, а он....

– А он? – видя, что Светлана задумалась, подтолкнула к ответу Светлана Викторовна.

– Если честно сказать, то не знаю, наверное, ему просто было удобно? – задумавшись, ответила та. – Когда встречались, думала, что любит. Но это только казалось. Андрей быстро изменился, буквально сразу после свадьбы. В один миг, впервые же дни совместной жизни, перестал быть заботливым и внимательным.

– Так быстро всё изменилось?

– Почти сразу исчезла и забота, и внимание, а родилось хамство и себялюбие. Помню, как однажды дедушка на улице назвал меня «Божьей птичкой». Было приятно, я поделилась с Андреем, а он фыркнул: «Старик из ума выжил». Вот такой у меня был муж!

– Светочка, ты всё ещё обижена…

– Я обижена не на него. На себя. Что терпела. Ждала, сохраняла… Зачем?

– Не твой это был мужчина. Забудь. Всё впереди!

– Ну, моего-то мужчины уже не будет, жизнь прошла, – печально засмеявшись, сказала она.

– Нет, это неправда! Главное, чтобы сердце было живо. У тебя будет ещё счастье. Поверь!

Они замолчали, каждый погрузившись в свои мысли.

– Вы в однокомнатной квартире живёте? – первой нарушила молчание Светлана Викторовна.

– Да. Но мы уже привыкли, – понимая, к чему та ведёт разговор, настороженно ответила Светлана. – Нас всё устраивает.

Светлана Викторовна понимала, что трудности, через которые прошла дочь, закалили и сделали её крепче. Какой бы тяжёлой ни была жизнь, она не позволила, зависти и гневу поселится в своём сердце. Сохранила достоинство, не ожесточилась. Это вызывало в ней уважение и тихую гордость. У неё очень хорошая дочь. И она верила, что в жизни всё уравновешивается, и дочь ещё будет счастливой!

– Мы потом с тобой и девочками ещё поговорим об этом, – сказала она, разливая чай по чашкам и ставя коробку конфет.

– Расскажи, Светлана, чем ты живёшь? Что любишь?

– Работа и дети – моя жизнь. Работа интересная, люди, движение, развитие. Люблю готовить, следить за домом, заботиться о дочках. В театр иногда выбираюсь. Подруга есть, с ней встречаюсь. А больше никого. Родственников у меня нет, с братом не общаюсь.

– Почему, ведь никто не знает, что вы родные только по отцу?

– Он после свадьбы закрылся за высоким забором. Жена его нас не приняла. Даже маму не пускала. Внучку та видела только на улице. Мы с девочками были её единственной радостью.

– Господи, Света, как же тяжело ей было?! Вся жизнь – сплошная пытка. Она любила тебя и думаю, что поняла это только тогда, когда ты выросла и стала жить отдельно.

– Да, я чувствовала, что она изменилась. Старалась для нас. Никогда не упрекала её, хотя хотелось спросить: почему? Но жалко было. И не хотелось ранить.

– А брат? Как он?

– В итоге жена ушла. Он один. Пьёт. Внуков видит редко. Всё повторяется. Мама, бывало, ходила к его дому, заглядывала в щёлку. Я ругала её за это. А она плакала. Ей просто хотелось взглянуть на сына. А сейчас он рад бы увидеть дочь, да не показывают.

– Видишь, как всё вернулось. Эгоизм – путь в никуда. А ты молодец, Светочка. Ты справилась. Ты сильная. И я верю, что ты ещё будешь счастлива! – и, замолчав, с грустью посмотрела на дочь, понимая, какая трудная и безрадостная жизнь была у неё. За всю жизнь её никто не пожалел, не приласкал. С самого рождения одна!

Светлана молча улыбнулась. Было тяжело, но где-то в глубине души разгорался слабый, но настоящий огонёк надежды.

Глава 13: «Кофе с привкусом надежды»

Солнце медленно опускалось к линии горизонта, окрашивая небо в мягкие оранжево-розовые оттенки. Лёгкий ветерок шевелил листву деревьев, навеивая покой.

Стараясь отвлечь Светлану от тяжёлых воспоминаний, хозяйка предложила кофе. В этом жесте было столько тепла и заботы, что Светлана впервые за долгое время почувствовала лёгкость, как будто кто-то тихо приоткрыл окно в её душную, тревожную жизнь.

– Расскажи про подругу, – опустившись в кресло и обхватив чашку ладонями, мягко попросила Светлана Викторовна.

– Если интересно, то расскажу с удовольствием, – взглянув на часы, ответила Светлана, решив, что ещё есть время.

– Конечно, интересно! Мне всё интересно про тебя.

– Ольга – моя единственная подруга, – с лёгкой улыбкой ответила Светлана, откидываясь на спинку кресла. – И наверное, другой уже не будет?! Слишком поздно начинать новые привязанности, да и не нужно. Мы дружим около десяти лет, но, кажется, будто знаем друг друга всю жизнь. С первого дня знакомства я почувствовала: вот она, родная душа. Она стала для меня и подругой, и сестрой, и даже матерью в какой-то момент, – Светлана замолчала, вглядываясь в дымящийся кофе.

– Расскажи о ней побольше, мне так интересно узнать, кто рядом с тобой.

Светлана кивнула и улыбнулась, но в глазах и улыбке появилась грусть.

– До нашего знакомства Ольга работала поваром в хорошем ресторане, – начала она рассказывать. – Но в семье случилась трагедия, и она словно потерялась. Замкнулась, стала безразличной ко всему, кроме сына. На работе из-за её состояния начались проблемы, и её попросили уйти. Она не спорила, не возмутилась, просто ушла. Максиму тогда было шестнадцать. Нужно было как-то жить, кормить, учить сына. В поисках работы она пришла ко мне. Мы тогда только открыли наш магазин. Я взяла её кладовщиком. Она всё схватывала на лету. Позже окончила бухгалтерские курсы и теперь главный бухгалтер у нас, – Светлана немного помолчала. – Оля сильная женщина, но в её жизни было настоящее горе… страшное…

– Что случилось? – осторожно спросила Светлана Викторовна.

– Она потеряла мужа… но не так, как это обычно бывает. Он не умер. Он пропал. Исчез. Просто ушёл и не вернулся.

– Как это, ушёл и не вернулся? – в тревоге переспросила Светлана Викторовна.

– Муж Ольги, Сергей, был геологом. Обычно он по полгода не бывал дома, привычная история для их семьи. Она всегда ждала, терпела. Называла себя солдаткой. Так шутила. А внутри, я думаю, жила с постоянной тревогой. Весной, как обычно, он ушёл в экспедицию и не вернулся. Сергей взял тогда с собой студента, Семёна. Тот был его лучшим учеником. Осенью Семён вернулся и рассказал, что Сергей отправился в одиночный маршрут, как обычно, и пропал. Маршрут был известен, но ни его, ни следов, ничего не нашли.

– Боже мой!

– Поиски длились почти два месяца. Безрезультатно. Ни палатки, ни одежды, ни рюкзака. Никаких следов. Словно земля его проглотила. Семён до сих пор не оставляет попыток найти хоть что-то. Живёт в тех краях, работает охотоведом. Максим тоже каждый год ездит туда, с друзьями. Лес разбили на сектора, прочёсывали метр за метром уже много лет, но ничего.

Светлана замолчала. Лицо стало серьёзным.

– Представляете, что значит жить с такой надеждой: десять лет?! А вдруг он жив? А вдруг просто ушёл? Или случилось несчастье? А может… вообще другая история, о которой мы не знаем? И каждый год они с сыном надеются, ждут. Я всего один раз была свидетелем возвращения Максима из тайги.

– И ты была рядом в этот момент?! – тихо спросила Светлана Викторовна.

– Да… однажды. Это невозможно забыть. Он вошёл в квартиру: уставший, молчаливый, глаза опущены. А Ольга просто смотрит. Молча. Сердце замирает, глядя на них. Он медленно качает головой. Ни одного слова. Она уходит в комнату. Просто уходит… А в квартире тишина, – Светлана выдохнула. – Вот такое у неё горе. Каждое лето она замирает. Теряет аппетит, ходит по дому, заглядывает в окна. Словно ждёт, что вдруг кто-то постучит в дверь.

– Господи, Светочка, что же за судьба такая у женщин: всё терпеть, ждать, терять?! – со слезами в голосе прошептала Светлана Викторовна.

– Так уж сложилось… – вздохнула Светлана. – Но, кажется, сейчас у Ольги начинается новая страница. Максим познакомил её с девушкой. Похоже, всё серьёзно. И есть надежда, что у них всё получится?!

– Дай-то Бог! Так хочется, чтобы хоть немного счастья было у Оли. Ты меня познакомишь с ней?

– Конечно! Сейчас она уехала к сестре, но как вернётся, то сразу познакомлю. Думаю, вы понравитесь друг другу. Она удивительный человек.

Светлана взглянула на часы и, отодвинув чашку, встала.

– Мне пора. Завтра суббота, мы с девочками приедем в двенадцать.

Светлана Викторовна поднялась, провожая дочь до двери. Она улыбалась, но в глазах сверкали слёзы. Не от боли, а от тихого, согревающего счастья.

Когда дверь за дочерью закрылась, она медленно вернулась в комнату, села на диван.

– Благодарю тебя, Господи! – прошептала она. – Спасибо за этот день, за эту встречу. За то, что мостик между нами начал крепнуть. Я постараюсь сделать всё, чтобы его не разрушить. Дай мне мудрости!

Она закрыла глаза и вдруг с неожиданной тревогой посмотрела на окно. Сумерки наполнили улицу тяжёлым светом. Воздух стал гуще, как перед грозой, над домом, словно нависала туча.

– А вдруг всё это слишком хрупко? – подумала она. – А если Светлана передумает, отдалится снова? Что, если скажет: «Не вмешивайся»? – и тут же улыбнулась сквозь слёзы. – Нет… теперь всё будет по-другому! Надо верить. Надо просто быть рядом. Без условий и без упрёков. Нужно дать ей понять, что она не одна!

В глазах Светланы Викторовны стояли слезинки, но она была счастлива, потому что смогла немного сблизиться с дочерью и завтра, она даёт возможность познакомиться с внучками.

Глава 14: «Окно в прошлое»

Слабый ветер шевелил листья деревьев, и город, словно затаив дыхание, готовился к новому дню.

Собравшись, Светлана терпеливо ждала у двери, бросая взгляды на часы, следя, как дочери готовятся к первой встрече с родной бабушкой. День, которого она одновременно ждала и боялась. Как пройдёт? Найдут ли общий язык? Поймут ли друг друга?

Алёна и Ксюша встали рано, как по команде. Суета началась с первых минут: перебирали одежду, меняли футболки, закалывали волосы, спорили о серёжках и туфельках. То примеряли кофточку одну, то другую. В комнате царил мягкий хаос, как перед важным балом.

– Может, в голубом пойти? Он спокойнее… – размышляла вслух Ксюша, стоя у зеркала.

– А может, в полосатой? Мы же к бабушке, а не на подиум, – поддразнила её Алёна, и обе расхохотались.

Светлана, наблюдая за ними, не вмешивалась. Только молча улыбалась, ощущая, как волнуется сама. Сердце стучало в груди, и это было волнение не страха, а надежды. Такая встреча может многое изменить, особенно если в ней будет место искренности.

Наконец-то девочки были готовы. Чуть запыхавшиеся, с румянцем на щеках и лёгким блеском в глазах. Как будто знали, что на встрече им открывается что-то важное?!

Позвонил помощник адвоката, машина уже ждала. Они спустились, и по дороге никто особо не говорил. Светлана украдкой поглядывала на дочерей. Видела, как они стараются держать лицо, но по движениям, по чуть приоткрытым губам, по взглядам, скользящим по окнам, она чувствовала: волнуются, как перед экзаменом.

– Всё будет хорошо… – шепнула про себя, – они добрые, они поймут. Сердце ведь не обманешь?!

В это время Светлана Викторовна не находила себе места. Уже который раз подходила к окну, приподнимала уголок занавески, вглядывалась в улицу.

– Девочки… мои девочки, – повторяла она про себя. – Какие они? Что скажут? Примут ли меня?

Когда у подъезда остановилась машина, она бросилась к двери. Открыла ещё до того, как прозвучал звонок. И замерла. На пороге стояла Светлана и две девочки.

– Золотые мои, какие вы большие, какие вы красивые! – пробормотала она и, не удержавшись, заплакала.

Слёзы текли по щекам, как у настоящей бабушки, которая ждала полжизни эту минуту. Она не обняла их сразу, побоялась спугнуть. Просто стояла и смотрела, а потом осторожно подошла, дотронулась до плеча одной, до руки другой, как бы проверяя: не сон ли это?!

– Заходите, мои хорошие, проходите!

Алёна и Ксюша немного смущённо переглянулись и вошли. Взгляд у них был настороженный, но не холодный. Светлана Викторовна заметила это и вздохнула с облегчением.

– Проходите, мои красавицы, у меня для вас всё готово!

В комнате их ждал накрытый стол, тёплый чай и домашняя выпечка. Всё пахло уютом, чуть ванилью, чуть печёными яблоками и чем-то детским. Так вкусно и тепло, и должно быть в доме бабушки!

– Мы столько лет не виделись… Я только представляла себе, какие вы. А теперь вы здесь. Настоящие!

Она ходила между девочками, поглаживая их по плечу, поправляя пряди волос. Девочки смущённо улыбались, не зная, как реагировать. Алёна поглядывала на маму, ища подсказку в её лице. Светлана чуть кивнула: всё хорошо, родная, не бойся.

Девочки осмелели. Разговор завязался. Сначала о школе, потом об Англии, о друзьях, о кино. Бабушка расспрашивала, не пропуская ни одной детали, слушала жадно, будто каждое слово, это капля воды в пустыне одиночества.

– А у вас есть фотографии, когда вы были маленькой? – вдруг спросила Ксюша.

– Конечно! Сейчас принесу альбом, – оживилась Светлана Викторовна. – Там и прабабушка, и прадедушка есть. Вот только дайте немного времени, всё найду.

Пока она искала, Алёна с Ксюшей рассматривали фото на полках. Чуть позже они сели рядышком на диван, прижались плечами, и бабушка положила перед ними большой альбом.

– Вот это я, совсем молоденькая. А это мои родители. Видите, какие строгие? Но добрые. Бабушка ваша, прабабушка, – поправилась, – всю жизнь проработала в колхозе, а дедушка погиб на войне.

– А расскажите о них? – попросила Ксюша, присаживаясь поближе.

– Да! Откуда вы родом? Кто ваши родители? – рассматривая фотографии в очередном альбоме, поддержала Алёна.

Светлана удивилась, что ей не пришло в голову спросить об этом. Ведь родители Светланы Викторовны – её бабушка и дедушка!

– Это будет длинная история, – с улыбкой и блеском в глазах ответила бабушка. – Но если вам интересно?

– Очень интересно! – в один голос проговорили девочки, уже совершенно расслабившись.

Светлана Викторовна взглянула на дочь. Та улыбнулась. Её глаза блестели от слёз, от счастья, от облегчения. Всё происходящее, казалось, чудом.

– Может, не всё ещё потеряно? Может, теперь мы сможем быть вместе… хотя бы немного? – подумала она.

Глава 15: «Корни, что прорастают в сердце»

Бабушка начала рассказывать, а девочки слушали, не отрываясь, как сказку. А в окне солнце коснулось ветвей старого дерева, и по комнате рассыпался золотой свет. Начинался новый день. День, в котором у этой семьи появилась ещё одна надежда.

– Ну что ж, слушайте, мои хорошие! – Светлана Викторовна удобно устроилась в кресле и ласково посмотрела на внучек. – Как я уже говорила, история нашей семьи будет длинной. Потому что она непростая и интересная, и в то же время трагичная!

Она помолчала, словно собираясь с мыслями, и продолжила:

– Моя девичья фамилия – Дивногорская. Запоминайте, девочки, это красивая фамилия с историей. В вас течёт польская кровь. Мой дед по отцу, Александр Дмитриевич, был поляком по происхождению. Представьте себе: из семьи священнослужителей. Его отец, Дмитрий, был священником, причём большого чина. Брат тоже священник. А сестра была агрономом. Образованные люди… Дед учился в духовной семинарии, был грамотный, с хорошими манерами. Не деревенский мужик, нет. Он умел пользоваться ножом и вилкой, знал, как правильно накрыть на стол, и учил этому свою жену.

– Ого! – воскликнула Ксюша, – прям как в фильмах про старину!

– Да-да, – улыбнулась Светлана Викторовна. – Но всё изменилось. Началась революция, и мой дед, человек горячий, вступил в ряды революционеров. За участие в революционном саботаже его арестовали и сослали в Сибирь. Так он оказался в деревне Ояш Колыванского уезда Новониколаевской губернии. Сейчас это Новосибирская область.

– Он там и остался? – тихо спросила Алёна.

– Да, – кивнула бабушка. – Женился, осел, начал новую жизнь. Его жену, мою бабушку, звали Евдокия, я звала её баба Дуня. Он устроился заведующим складом, был уважаемым человеком. Баба Дуня часто вспоминала, каким он был чистоплотным, воспитанным, добрым. С гордостью говорила, что он даже учил её правильно готовить и красиво сервировать стол. Жили они небогато, но дружно.

Она на миг задумалась, опустив глаза, а потом, вздохнув, заговорила тише:

– Но в 1922 году в Сибири вспыхнуло Колыванское восстание. Кулаки, белогвардейцы, те, кто был против новой власти, подняли мятеж. Уничтожали активистов и их семьи. Мой дед стал жертвой. Его вместе с другими поймали, бросили в подпол, это как подвал под домом, а потом… потом… – голос бабушки дрогнул. – Его убили. И очень жестоко. Старуха, кулачка, выколола ему серпом глаза…

– Бабушка… – Ксюша не выдержала.

Слёзы тихо стекали по щекам, и она отвернулась, чтобы никто не заметил. Светлана Викторовна вскочила и быстро подошла к внучке.

– Ксюшенька, милая? – подсела она к ней. – Я тебя испугала? Прости меня, родная! Не буду больше рассказывать.

– Нет, нет, бабушка, – Ксюша всхлипнула, вытирая глаза, – рассказывайте, я больше не буду плакать. Просто… просто жалко его!

Светлана подошла и обняла дочь, погладила по голове.

– Рассказывайте, Светлана Викторовна. Ксюша больше не будет плакать, – поддержала Светлана. – Правда, Ксюшенька?

Девочка кивнула, пряча лицо в мамино плечо. Светлана Викторовна замерла, первый раз услышав, как дочь обратилась к ней. Комок подкатил к горлу.

– Бабу Дуню с детьми спасла дочка кулака – Арина Речкина, – продолжила она. – Представьте, дочь тех, кто убивал, приютила вдову и детей у себя в чулане?! Благодаря ей мы живы. Наш род продолжился. Арина спасла всех! И с тех пор я всегда вспоминаю её с благодарностью.

– А что было дальше? – осторожно спросила Алёна, заметив, как бабушка замолчала.

– Дальше… – Светлана Викторовна сделала паузу. – Восстание подавили. Но возвращаться было некуда. Дом сожгли, вещи уничтожили. Остались только бронзовый крест и две иконы, всё, что баба Дуня успела схватить перед побегом вместе с детьми.

Она настороженно взглянула на внучку и увидев, что та успокоилась, продолжала рассказ, но контролируя себя.

– Наступала осень, начался голод, тиф. Люди умирали целыми семьями. Им пришлось уехать в город, искать спасение. Но даже здесь судьба не пощадила! Один из детей, грудная девочка Дора, заболела тифом, и их не пустили на пароход. Тогда баба Дуня сделала невозможное: она оставила малышку, чтобы спасти остальных!

– О Господи… – прошептала Светлана. – Какой ужас!

– Только трое детей выжили. Среди них был мой отец – Виктор, твой дедушка. Дети подросли, и она вернулась в деревню. Виктор женился, построил дом. Он погиб в 1941-м, в феврале. Даже не узнав, что я родилась.

Она сделала глоток воды и на миг замолчала.

– Я родилась уже после его смерти. Моя мама Елена умерла давно. Если бы она была жива, когда я родила тебя, Светочка… Я бы поехала к ней. Всё могло быть иначе. Но я осталась одна. Без дома, без поддержки, с грудным ребёнком на руках.

В комнате повисла тишина. Только часы тикали, да лёгкое дыхание девочек нарушало покой.

– Я не справилась, – Светлана Викторовна с трудом сдерживала слёзы, – а должна была! Ради тебя. Ради будущего. А теперь вы рядом, мои девочки. У меня снова есть семья!

– А что стало с остальными детьми? – тихо спросила Ксюша.

– У отца были брат и сестра. У них остались дети, но я давно потеряла с ними связь. Иногда думаю, что надо бы поискать, восстановить род. Но всё откладываю… Всё как-то не до того. А сейчас для меня главное – вы.

Она встала, чтобы скрыть охватившее её волнение.

– Давайте я поставлю чай, кофе. У нас всё остыло. А потом ещё чуть-чуть расскажу, если хотите.

– Хотим! – воскликнули обе девочки в один голос.

Светлана Викторовна улыбнулась. Сердце наполнилось радостью и болью одновременно. Её слушали, сочувствовали, сопереживали. Семейная память оживала в глазах тех, кто станет её продолжением.

Глава 16: «Пепел памяти»

Она ушла на кухню, а в комнате за окнами падал мягкий, тёплый свет. И всё в этот миг казалось правильным: встреча, разговор, боль, передающаяся как завещание, и надежда, которая медленно, но верно прорастала сквозь время.

Светлана тихо направилась следом за матерью, в голове звучал лишь один вопрос, который не давал ей покоя с момента рассказа.

– Что стало с той девочкой, с Дорой? – на кухне, наблюдая за Светланой Викторовной, спросила она. – Известно хоть что-нибудь? Как её судьба сложилась?

Та на миг замерла, бросив взгляд на дверь, ведущую в гостиную.

– Я не стала говорить при девочках, – сдержанно ответила Светлана Викторовна, – Ксюша взволнованно реагирует на рассказ. Видела, как её тронула история с дедом. Она ранимая, чувствует всё глубже, чем показывает, – голос у бабушки снова задрожал. – Дора осталась на пристани, больная, беспомощная… И больше её никто не видел.

– Так что же с Дорой? Она выжила? – голос Светлана стал тише, почти шёпотом.

Светлана Викторовна отвернулась, поправляя кружки на подносе.

– Нет, Света… она не могла выжить.

– Почему? – голос дочери дрогнул. – Ну хоть какая-то надежда была?

– Нет, милая. Надежды не было. Баба Дуня оставила её на лавочке, на пристани.

– Как на лавочке?! Одну?! Больную?! – в глазах Светланы метались ужас и непонимание. – Как она могла это сделать? Это же грудной ребёнок!

– Не суди, Светочка! – мать обернулась, в голосе было усталое терпение. – Не суди. Тогда был другой мир. Безысходность, голод, тиф, смерть. У неё на руках было шестеро детей. Она понимала, что если останется, то погибнут все. Тогда бы погиб не один ребёнок, а шесть! Что ей оставалось делать?

– Как страшно?! Но… как же… это так страшно?!

– Страшно, – кивнула Светлана Викторовна. – До боли страшно. И жить с этим тоже страшно. Ты понимаешь? У неё не было выбора. До ближайшей деревни – полдня пути, а девочка уже была без сознания, лихорадка… врачи не пускали их на пароход.

– Значит… она просто ушла?

– Она оставила её, завернув в одеяльце, – голос у матери дрогнул. – Положила на лавочку у стены, заплакала и ушла.

– И что, никто ничего не узнал о ней, о её судьбе?

– Света, нет. В те дни царили голод и болезни. Люди умирали прямо на улицах. По пристаням бродили псы… голодные, безумные. И… – она замолчала. – Баба Дуня видела всё с палубы. Пароход шёл медленно, она стояла и смотрела… до последнего. Это убило её душу.

Светлана сжала рот рукой и села на табурет.

– Я не представляю, как она это пережила?! Как можно жить после такого? – прошептала она.

– А у неё было пятеро других детей. Мал мала меньше. Жить надо было ради них. Работать, кормить, укрывать от холода. Она не позволила себе сойти с ума.

Светлана Викторовна тяжело вздохнула, и на мгновение в взгляде появилось что-то далёкое, как будто она увидела ту пристань, ту лавочку…

– Я… я ведь, когда отдала тебя Александру, – добавила она вдруг тихо, – стояла и караулила из-за этого страха. Боялась, что он может не справиться? Что может, оставить тебя также на лавочке. Этот страх во мне жил всегда… – она посмотрела на дочь, в глазах стояла печаль и боль. – Я никому об этом не говорила.

Молчание окутало кухню. Светлана не знала, что сказать, только подошла и взяла мать за руку.

– Вы правильно сделали, что рассказали. Мы должны знать правду. Даже если она страшная. Это наша история.

– Спасибо, родная, – слабо улыбнулась Светлана Викторовна. – Ты такая сильная, такая мудрая, не по гадам.

Она разлила чай и проверила, всё ли готово на подносе.

– Ну что, Светочка, хватит грустного, – наконец произнесла, взяв себя в руки. – Пойдём к девочкам. Пора продолжить знакомство с нашими предками.

Они вернулись в комнату. Алёна и Ксюша сидели рядышком, перелистывая старые альбомы. Когда вошли мать и бабушка, девочки с интересом повернулись к ним.

– Ну что, продолжим? – оживлённо спросила Светлана Викторовна, ставя поднос на стол и присаживаясь рядом. – На чём я остановилась?

Поставив поднос на стол, Светлана Викторовна опустилась на диван.

– Продолжим знакомство с предками? – спросила она. – На чём я остановилась? – выдержав небольшую паузу, Светлана Викторовна продолжила: – Из ссылки Александр держал связь с матерью через сестру. Они переписывались, та даже посылки высылала тайно от отца. Родители, вернее, отец Александра – Дмитрий отказался от сына и запретил даже упоминать его имя, тем более общаться! Но сестра любила младшего брата и, втайне от отца, старалась поддерживать с ним связь. Дмитрия можно понять, священник высокого чина, а сын – революционер. Родственники и родители ничего не знают о судьбе изгнанника и о том, где его потомки.