Охота на эмиссара

– Простите, можно? – уточнила, не поднимая взгляда на мужчину.

Сердце часто колотилось. Одновременно и радостно от того, что мне вновь удалось случайно встретиться с Робером, и тоскливо, потому что меня не узнали. Мистер Совершенство так сильно был поглощён какими-то мыслями, что только после озвученного вопроса сосредоточился и, кажется, удивился моему присутствию. Тоненькая морщинка между черных бровей разгладилась, а брови удивленно поползли на лоб.

– А ты не боишься?

Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду себя, а потому ответила предельно честно:

– Нет, а надо?

– Ну тогда садись.

Фабрис усмехнулся краешком рта так, как усмехался только он, и пододвинулся, а когда я смущённо опустилась на лавочку рядом, накинул на меня купол от дождя. Вроде бы он не сделал ничего особенного, простая вежливость, но от этого жеста стало так тепло на душе, что сложно описать словами. Как будто я проглотила маленькое солнышко, и оно стало греть в животе.

Длинные тонкие мужские пальцы машинально помешивали кофе одноразовой пластиковой палочкой, а мне невольно подумалось, какие у Робера красивые руки. Куда красивее, чем я видела на фотографиях и голограммах. Рукав кашемирового пальто чуть задрался, и сейчас виднелся кусочек манжета шёлковой рубашки и густая сеть вен, опутывающая запястье. Вроде бы мужское, сильное, но утончённо-элегантное, что ли. И коммуникатор у Фабриса интересный – с циферблатом вместо обычного электронного экрана. Оригинально. А пальцы… такими на музыкальных инструментах играют. Чувствительные, наверное… Стоило мыслям чуточку потечь в сторону того, насколько сексуальными могут быть у мужчины одни лишь пальцы, как в тусклом свете фонаря тонким ободком сверкнуло обручальное кольцо, возвращая меня с небес на землю.

– Вы сейчас думаете о жене?

«Браво, Даня, ты умеешь завязать диалог. Десять баллов из десяти».

Фабрис вновь перевёл на меня удивлённый взгляд.

– Почему ты так решила?

– Ну, вы такой задумчивый, и у вас обручальное кольцо на пальце…

На самом деле мне безумно хотелось, чтобы вот так, сидя бок о бок со мной, он думал не о Лейле Виланте. Небеса услышали мою молчаливую молитву.

– Нет, не о жене.

– О любовнице? – уточнила я, затаив дыхание.

«Права была Ульяна, когда сказала, что вести с мужчинами разговоры – не моё…»

Цварг отрицательно покачал головой с лёгкой полуулыбкой.

– Нет, у меня нет любовниц.

– О работе?

Он кивнул.

У меня в голове роилась масса вопросов, потому что верфи были уже достроены, и я в последнее время перестала видеть эмиссара в районе космопорта. Мне безумно сильно хотелось расспросить, чем он сейчас занимается, но я понимала, что это будет архинекорректно, а потому пришлось импровизировать.

– Вы эмиссар?

– Да. – Цварг вновь посмотрел на меня, но теперь уже серьёзно. Между бровями снова возникла вертикальная морщинка. – Откуда ты знаешь?

– Так у вас, вон, из-под пальто край нашивки торчит. – Я невинно хлопнула ресничками.

Значок эмиссариата Цварга я изучила досконально, разглядывая фотографии в инфосети: хромированный герб со схематичными изображениями муассанитовых гор и озёр, украшенный символичными рогами-резонаторами – отличительной чертой всех мужчин этой расы.

– Хм-м-м… а ты внимательная. – Мужчина поправил верхнюю одежду и вновь сосредоточился на мне. – Девочка, а сколько тебе лет? Тебя родители-то не ищут в такое время?

Меня как будто свинцовым листом по мозгам огрели.

«Девочка».

«Вселенная! Он принял меня за ребёнка!» – Это было первой мыслью, но на смену ей пришло понимание, как я сейчас выгляжу. В рабочей одежде, без макияжа, в дурацкой кепке, с намокшим куцым хвостиком… И рост, разумеется. Шварх, мне двадцать семь, а не все верят, что я совершеннолетняя.

– Я взрослая, – пробормотала расстроенно.

Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать неприятное ощущение, что Мистер Совершенство не распознал во мне даже женщину. Это было… больно.

– И нет, родители не ищут. Я с Танорга. – Я провела пальцами в воздухе, пытаясь деликатно обрисовать ситуацию на родной планете, а затем плюнула и сказала как есть: – Государство решило, что я там лишняя. Спустя несколько лет после моего рождения ввели квоты на детей и обложили налогами большие семьи3. Коэффициент штрафов повышается с каждым ребёнком. У меня два старших брата, а после меня мама вновь забеременела… случайно. Чтобы не отягощать жизнь родителям ежегодными выплатами, я улетела с Танорга, как только позволил закон.

– И как тебе на Тур-Рине? Нравится? – зачем-то уточнил цварг.

Я пожала плечами:

– Планета как планета. Здесь шумно по ночам, это да, надо закрывать окна в качестве шумоизоляции, а в остальном нормально. Порой даже весело, если отправиться куда-нибудь в клуб, иллюзион и комнату с квестами. Люблю такие развлечения. Уровень развития планеты хороший, в качестве туристов гуманоиды прилетают сюда со всей Федерации, а следовательно, нет предрассудков по расовым признакам. Экология вообще отличная, так как производств на Тур-Рине практически нет, а в ресторанах очень вкусная еда.

«Особенно когда на неё хватает денег», – добавила я мысленно.

Цварг слушал с возрастающим удивлением.

– А как же преступность? Ты не боишься, что на тебя нападут среди ночи?

Я пожала плечами:

– Преступность везде есть, потому что везде есть гуманоиды с плохими мыслями. Глупо уповать на то, что ничего плохого не может произойти с тобой в одном месте, но произойдёт в другом, потому что там уровень преступности выше. На Тур-Рине вполне безопасно, если говорить о площади Золотого Сечения, районе космопорта ну и десятке благополучных кварталов, отстроенных для отдыхающих. И дело не только в уличных видеокамерах и патрулях Системной Полиции. На каждой планете есть определённые законы выживания, и даже преступники понимают, что если разойдутся и станут нападать на горожан везде, то туристы перестанут посещать планету, а следовательно, здесь всё очень быстро придёт в упадок.

Фабрис несколько секунд молчал, переваривая мои слова, затем отрицательно покачал рогатой головой.

– Нет, я не согласен. Я считаю, что существуют места объективно более приятные и безопасные и объективно менее.

– Если ты говоришь о небольших изолированных участках, учреждениях и заведениях, то да, но в рамках планеты – нет. На планете проживает слишком большое количество гуманоидов.

Я сама не заметила, как увлеклась разговором и перешла на «ты».

– Мне странно такое слышать от подростка с Танорга, ведь твоя родная планета считается одной из самых чистых, технологичных и безопасных, – пробормотал Фабрис, делая первый глоток кофе. – Я всегда считал, что Цварг и Танорг в этом плане очень похожи друг на друга. Во всяком случае, в обоих Мирах количество криминальных элементов в разы ниже, чем на Тур-Рине. Уж поверь, я как эмиссар прекрасно знаю, о чём говорю.

Я усмехнулась. Конечно же, я верила тому, что говорит Фабрис Робер. В своих интервью он всегда был предельно честным и никогда не врал… Я несколько секунд мучительно соображала, что ответить, но всё же сказала:

– Наверное, мы немного разное понимаем под словом «преступность».

Мужчина высоко поднял брови:

– Разное? А что тут может быть разного? Грабить, убивать, угрожать – плохо. Быть честным гражданином, соблюдать законы и платить налоги в казну Аппарата Управления – хорошо. Вот на моей планете нет грабителей, и можно спокойно ходить в любое время суток по любым улицам, а не только относящимся к конкретным кварталам. Это действительно безопасно.

Я поняла, что Фабрис воспринимает меня как ребёнка, а потому и разговаривает в формате «хорошо-плохо». А ещё я много раз читала его интервью с прессой и знала точку зрения относительно любого вопроса. Особенно ярко на фоне всех вопросов всегда выделялась его негативная реакция именно на ночных бабочек. И… пользоваться информацией о собеседнике было против правил, но я не удержалась.

– А ночные бабочки? Как ты относишься к ним?

Фабрис поперхнулся кофе и посмотрел на меня, прищурившись:

– Сколько тебе лет, говоришь?

– Я взрослая, – повторила упрямо. – Мне есть двадцать один.

– Ну-ну. – Эмиссар покачал головой, явно не поверив, но всё же ответил на предыдущий вопрос: – Я отрицательно отношусь к любви за деньги. На Цварге такие вещи запрещены законом.

– А на Тур-Рине райские дома декриминализованы. Ночные бабочки… – я подумала и добавила то, от чего Фабрис вновь поперхнулся, – и мотыльки платят налоги, имеют страховки и пенсионные. У них есть свои профсоюзы, и зарплата, кстати, хорошая. – Эмиссар посмотрел так, что я почувствовала приливший жар к щекам и попыталась поскорее завершить мысль: – Для общества легализация этой сферы стала абсолютным плюсом, так как больше нет места коррупции, а если сравнивать с другими планетами Федерации, то на Тур-Рине существенно ниже процент нападений на женщин с этой целью.

Цварг посмотрел на меня, неодобрительно поджав губы.

– Не знаю, где ты, девочка, всей этой ерунды набралась, но на Цварге запрещены райские дома, и сотни лет не было нападений на женщин.

– А ты в этом уверен?

– В чём?

– В том, что на цваргинь не было нападений.

***

Фабрис Робер

Конец октября. Тур-Рин

Верфь была достроена. Несколько недель прошло с разговора с Эстери Фокс в «Госпоже удаче», необходимая паллета с медикаментами была загружена на склад эльтонийки, но всё шло не так, как я планировал. Что за ерунда?! Впервые в жизни я обставил и рассчитал всё так, чтобы у меня украли лекарства, но их никто не крал. Ни полностью, ни частично, вообще никак! И если судить по видео, установленным в скрытых видеокамерах, никто даже не заинтересовался арендованной ячейкой в квартале Карнавальных Масок. А ведь она приводила туда клиентов с далеко не самой кристальной репутацией, я всё отслеживал и… понять не мог, что не так!

Тур-Рин.

Редкие лекарства.

Склад полулегальных клиник, хозяйка которого совершенно точно не станет обращаться в случае проблем к Системной Полиции.

Чего, швархи меня задери, я не учёл?!

Это дело не давало мне покоя. Каждое новое видео в сети, словно тупой кинжал, вонзалось в сердце и медленно проворачивалось. Цваргинь похитили и использовали, это совершенно точно, но у меня не получалось ухватиться ни за одну ниточку. О нормальном сне можно было только мечтать, а ещё стало чудиться, что за мной следят. Чушь собачья. Кому я сдался, это во-первых. И никто не знает, каким делом я занимаюсь, во-вторых. Но я постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Однако резонаторы молчали, и это сводило с ума. Если бы кто-то решил подослать ко мне убийцу или просто свести счёты по старым делам, меня бы уже накрыло бета-колебаниями ненависти преследователя, но… я не ощущал ничего, кроме стандартного ментального фона. Ни-че-го! Интуиция бывшего агента алеф-класса выла, что меня пасут, рога же упрямо молчали, и с каждой неделей эта ядрёная противоречивая смесь вкупе с простоями по делу действовала как затягивающаяся удавка. Мешала есть, мешала дышать, мешала просто жить. Внутри копилась густая тёмная концентрированная злость на себя, на беспомощность, на рога, которые, очевидно, меня подводили, и на сутенёров, что продолжали использовать женщин и щедро выкладывали ролики в дарк-инфосеть.

Один раз, когда я навещал склад госпожи Фокс, пожарный флаер остановился напротив здания. Меня захватило будоражащее предчувствие, что вот-вот что-то произойдёт. В крови забурлил адреналин. Ну не ездят по Тур-Рину просто так пожарные с типовыми проверками! По Цваргу – да, по Таноргу – снова да, по какому-нибудь Зоннену – наверняка, а на Тур-Рине принято давать откаты, чтобы никакие государственные организации не совали нос в их дела. Но ребята вышли из флаера, хлопнули дверцами, прихватив с собой чемоданы и какие-то бумаги, нырнули в здание напротив, а через час так же цивилизованно вернулись в машину и… уехали.

Голова стала раскалываться всё чаще, несколько раз вызывал Леандр Ламбе, но после последнего нашего разговора даже он решил со мной больше не связываться. Лейла, будто чувствуя за миллионы километров, что не стоит меня тревожить, не звонила вовсе, а коллеги стали сторониться. Даже глупые шутки и стандартные оскорбления пропали из их уст. Гравитационная аномалия! Нестабильная сингулярность! Ни одному паршивцу больше не потребовалось смотреть видеоматериалы моего дела, и ни один Роджер-Жан-Сисар не завалился беспардонно в кабинет ради рекомендации. Они будто чувствовали, что я на краю, и обходили меня десятым сектором.

Я всё чаще и чаще стал оставаться ночевать на Тур-Рине, словно таким образом был ближе к похищенным цваргиням. Менеджер отеля молча забронировал полюбившийся мне номер до конца года, а в спортзале «Луннора» неожиданно появилась очень качественная груша, на которой я отводил душу, если нервы совсем давали сбой.

А ещё из головы всё никак не хотели выметаться воспоминания о случайной встрече в туалете «Госпожи удачи» с незнакомкой. Тщательно прокручивая кадр за кадром и воссоздавая её эмоции, я вдруг с удивлением осознал, что не почувствовал рогами ничего плохого – ни грязной похоти, ни ненависти, ни презрения, ни досады, ни всего вороха тех бета-колебаний, после которых страшно хотелось почистить зубы и выпить таблетку обезболивающего. Да, девушка на несколько секунд испугалась, но, похоже, не меня, а того, что разлила воду… и искренне хотела помочь.

Разумеется, я это понял лишь задним числом. И стыдно так стало… Ведь в столкновении моя вина была в том числе, я отвлёкся на выкидывание салфетки. Был бы сосредоточен – поймал бы бутылку, на это моей реакции точно хватило бы. Да и девушку оставил в мокром платье в туалете… Я тогда был так зол на Фокс, что даже не подумал предложить таноржке пиджак, а ведь мог бы. Когда я попытался вспомнить её лицо, то, к колоссальному стыду, ещё и осознал, что грудь и сжавшиеся очертания сосков запомнил лучше. Несколько раз после того случая я ужинал в «Госпоже удаче», надеясь вновь увидеть девушку и как минимум извиниться, но всё было тщетно.

Посетив под надуманным предлогом склад Фокс, чтобы взять данные со скрытых видеокамер, я решил пешком пройтись до «Луннора». Настроение было скверным, чутье подсказывало, что записи снова окажутся чистыми и уборщики на складе эльтонийки работают исключительно согласно расписанию и не заглядывают в контейнеры. Я учуял запах кофе. Кофе – единственная вещь, которая последнее время не вызывала у меня тошноту.

Мальчишка в драных джинсах, надвинув козырёк кепки на лицо, копался в ранце, выискивая мелочь ради чашки горячего напитка. Я протянул кредиты за две чашки кофе, чтобы не ждать, пока он выпотрошит всё содержимое рюкзака, взял бумажный стаканчик и сел на единственную лавочку. Хотя в это время ночные заведения Тур-Рина только-только открывались, в октябре на планете народу было мало, а на улице Бронзовых Псов с учётом непогоды и вовсе пустынно…

Я пытался сосредоточиться на проблемах дела, не обратив внимания на подростка, но удивился, когда по лицу понял, что это вовсе не мальчишка, а девчонка, а потом ещё сильнее – когда эта самая девчонка вывела меня на разговор и абсолютно серьёзно утверждала, что она взрослая. Дальше – больше. Разговор, который, по идее, должен был свестись к чему-то безобидному вроде отвратительной погоды в октябре на Тур-Рине или предстоящих школьных каникул, постепенно начал набирать обороты и свернул совершенно в иное русло…

Симпатичная малышка в ветровке грела руки о такой же стаканчик с кофе, морщила очаровательный носик и рассуждала на совершенно не детские темы: декриминализация райских домов, коррупция, устройство общества. Она даже про ночных мотыльков знала, что даже на Тур-Рине считалось в некоторой степени экзотикой! И вопросы так странно ставила…

– А ты уверен в том, что на цваргинь не было нападений?

Карие глаза в смешных очках смотрели на меня серьёзно, а миниатюрный носик чуть морщился. Я усмехнулся. Что-что, а Цварг – моя родная планета, и о её устройстве я знаю всё.

– Разумеется, уверен.

– Я сейчас говорю не только и не столько про нападения с оружием или физическое насилие. – Она даже не моргнула. – Но ведь цварги умеют не только считывать эмоции окружающих с помощью рогов, но и насылать их. Почему ты так уверен, что мужчины твоей расы не воздействуют на женщин?

– Потому что это строго запрещено и карается законом. – Я пожал плечами. – Сильные воздействия совершенно точно учуют другие цварги, и суд будет неминуем.

– То есть если воздействия не очень сильные, но регулярные, то этого могут и не заметить? – тут же по-своему ввернула малышка. – А сильные, но, например, там, где нет свидетелей? А быстро, кстати, эманации от воздействия затухают? То есть я имею в виду, что если бы я была мужчиной-цваргом, то могла бы затащить женщину в безлюдное место и воздействовать, и никто бы не догадался, да?

Мне не нравилось то, в какую сторону она клонила. Совершенно.

– За такими вещами следит Системная Полиция, – ответил, тщательно взвешивая слова, – и такие вещи теоретически могут случиться, но очень и очень теоретически. Мягкое воздействие должно быть действительно длительным, а сильное… рискованно. Любое обследование головного мозга цваргини покажет, что оно имело место быть.

Девчонка покивала с серьёзным видом, и стоило мне уже расслабиться, как вновь выдала:

– То есть если цваргиня не обратится за обследованием в медцентр, то никто никогда не узнает, что воздействие имело место. А если цварги покидают родную планету и прилетают на Тур-Рин, то они, в принципе, вообще направо и налево могут использовать свои способности, ведь вряд ли здесь их кто-то поймает за руку – концентрация-то ваших представителей тут ниже.

– Так, я не понял, ты сейчас намекаешь на то, что все мы преступники?! – Сам не осознал, но намёк девчонки привёл меня в ярость. Долбаных пять месяцев я пытаюсь выйти на тех, кто похитил наших женщин и устроил омерзительный притон, а эта мелкая пигалица рассуждает так, будто наша раса ничуть не лучше всей этой швали.

От девочки практически сразу же полыхнуло искренним сожалением.

– Прости, если я тебя обидела. Я… не хотела. – Она уткнулась носом в свой кофе. – Я просто пытаюсь сказать, что «уровень преступности» – это не то, что можно чётко оценить в числах. В каждом Мире он свой. Здесь, на Тур-Рине, да, постоянные драки, украденные кошельки, наркотики… да много всякого по мелочи.

Я фыркнул. Ничего себе «по мелочи»!

– Но зато здесь абсолютная свобода выбора. Тот же запрет услуг ночных бабочек на Цварге… Оно вроде и законно. – Она неловко повела плечом. – Но с учётом ахового перекоса в сторону рождаемости мальчиков, как по мне, это преступление государства против граждан.

– Большинство членов Аппарата Управления, так же как я, считают получение интимных услуг за кредиты неприемлемым.

– И потому существуют визы категории «беллеза»4?

– Что? Откуда ты знаешь?! – потрясённо ответил вопросом на вопрос.

– О чём? О том, что для не-цваргинь на посещение вашей планеты есть ограниченное количество виз в год для ночных бабочек? Так в инфосети при желании много чего найти можно. Я искала, куда иммигрировать с Танорга, вот и наткнулась.

– Тогда, если ты знаешь про визы «беллеза», обвинение в преступности запрета на райские сады на Цварге беспочвенно.

– Как раз наоборот! – Собеседница внезапно оживилась. – Во-первых, правительство запретило райские дома на законодательном уровне, чем сделало подавляющий процент общества несчастными.

Я усмехнулся формулировке «несчастными». Деловая мелкая так рассуждала о сексе, как о базовой потребности, и как будто он у неё уже был неоднократно.

– Во-вторых, – продолжила она серьёзным тоном, – «беллез» выдается Цваргом всего пару сотен в год на самых-самых, так сказать, мужчин. То есть правительство не только устроило искусственный дефицит, но ещё и наживается на этом. А это коррупция. Вероятно, изначально это и не закладывалось, но по факту ты вообще в курсе, сколько стоит одна такая виза?!

Я нахмурился, глядя на не по годам смышлёную девочку. Откуда она знает так много о Цварге? Незнакомка же в ответ смотрела очень серьёзно, совершенно не по-детски. Да и разговор вышел… до мурашек странным. Ни с одним из коллег, ни будучи агентом алеф-класса, ни эмиссаром я не поднимал столь щекотливых тем. Есть начальство и задания свыше, есть Аппарат Управления Планетой и законы, которые никогда не обсуждались. А ведь не все они идеальны, взять то же обязательное замужество чистокровных цваргинь до пятидесяти лет. Я сам фактически нарушил непреложное правило Цварга, организовав фиктивный брак для Лейлы Виланты. Другое дело, мне и в голову не приходило рассматривать ситуацию под таким углом.

– И что же для тебя преступление?

Она поправила пластиковую оправу смешных очков и неожиданно легко ответила:

– Для меня преступление – это то, что не даёт сделать совесть. Если я понимаю, что что-то сделаю и последствия моих действий заставят кого-то страдать, – это преступление. Если же никому ни холодно ни жарко от моих действий, то они законны.

– То есть, по-твоему, если ночная бабочка принимает оплату услуги от клиента и оба остаются довольны, то это никакое не преступление вне зависимости от того, на какой планете происходят события, – произнёс я, задумчиво рассматривая юную собеседницу. – Ты считаешь, что секс за деньги – это нормально?

Она склонила голову к плечу и прикусила губу, явно о чём-то задумавшись. В воздухе разлились терпко-пряные бета-колебания. Я не мог понять, что это за эмоции, и распробовать их на вкус, но они определённо были приятными.

– Я считаю, что секс за деньги мог бы быть выходом в некоторых ситуациях, – медленно проговорила она, тщательно подбирая слова. – И порой это даже безопаснее, чем поставить галочку «Я согласен с пользовательским соглашением».

Девчонка прикусила губу. Карие глаза за круглыми стёклами смеялись. Эта маленькая бестия виртуозно перевела всё в шутку.

Я не удержался и улыбнулся в ответ. Остроумно.

***

Даниэлла

Я смотрела на Фабриса Робера и понимала, что тема для него явно личная. Он старался не показывать этого, но за несколько месяцев я просмотрела все доступные видео в инфосети и разбиралась в мельчайших оттенках мимики конкретно взятого цварга. В том, как он прищуривает глаза и в уголках появляются тоненькие морщинки-лучики, когда он действительно заинтересован. Как зрачки сужаются, а крылья носа, наоборот, раздуваются, когда он злится. Как каменеет его лицо, если ситуация нестандартная или репортёры закидывают неудобными вопросами, но при этом он всегда остаётся предельно вежливым. Даже тогда, когда на заднем фоне слышны неприличные выкрики или оскорбления, эмиссар высшего звена всегда в первую очередь оставался джентльменом. И это подкупало.

Ох, да кому я вру? В Фабрисе подкупало вообще всё, начиная от острого ума и изобретательности, с помощью которых он раскрыл не одно дело, и заканчивая элементарно внешностью. Когда я попыталась заговорить с мужчиной, мне и в голову не пришло, что разговор примет такой оборот.

Я прекрасно знала об отношении к проституции на Цварге и о том, что эмиссар поддерживает общественное мнение, но при этом не могла не высказаться. Тема безопасности на Тур-Рине сама собой перетекла в тему преступлений, а там и до ночных бабочек оказалось рукой подать. И самое любопытное, что, поняв, что у меня совершенно иная точка зрения на какой-то жизненный аспект, Фабрис не стал спорить или переубеждать. Он попытался понять мои аргументы. Я всегда считала, что лишь гуманоиды с высоким уровнем интеллекта способны не скандалить, брызжа слюной, а попытаться понять чужую точку зрения. Проанализировать. Не оскорбляться, а подумать.

На самом деле мне впервые за долгое время захотелось выговориться и рассказать, что правительство Танорга я тоже считаю преступным ведь из-за зверских налогов, которыми оно обложило многодетные семьи, мне пришлось покинуть родную планету. А Тур-Рин неожиданно принял, и образование моё оказалось не таким уж бесполезным… Но было бы странно, если бы я ни с того ни с сего начала жаловаться случайному прохожему, а потому я свела всё в шутку.

Бескрайний космос! Он понял мою шутку! Если бы я не сидела на скамейке, ноги бы задрожали. Он так ослепительно улыбнулся, что мысли в голове мгновенно превратились в кашу, а солнце в животе грозило переродиться в сверхнового гиганта.

Вселенная, умоляю, продли это спонтанное свидание… Но, к сожалению, Вселенная на этот раз не услышала моей молитвы.

Тёмные брови внезапно сошлись над переносицей, восхитительная улыбка пропала.

– Ты замёрзла, вон губы посинели, что неудивительно для такой промозглой погоды. Если просидишь здесь ещё немного, то заболеешь. Люди не цварги, у вас хрупкое здоровье.