Никому о нас не говори

– Точно. Это Чернышевского. А из возраста хождения по клубам я вышел лет тридцать назад, – усмехается он. – Но пару раз забирал отсюда компании парней и девчат, значит, может, где-то и клуб здесь.

Я на всякий случай сверяю адрес в сообщении, что прислала Соня. Все совпадает. Еще раз покосившись на таксиста, я все-таки выхожу из машины, а через несколько мгновений уже остаюсь одна посреди незнакомой улицы. Вытащив телефон из кармана ветровки, сразу же набираю Соню. Но слышу не гудки, а автоответчик. Растерянно осматриваюсь, не прекращая звонить Трофимовой.

Бетонный забор, тишина, один фонарь неподалеку на узкой улочке и прохладная апрельская ночь. Но Соня написала именно этот адрес. Только телефон подруги не отвечает, а в груди уже неприятно покалывает. Я ведь одна посреди совершенно незнакомой мне улицы. Еще немного потоптавшись на месте и с опаской оглядевшись, я замечаю чуть поодаль железные ворота. А вот, видимо, и вход.

Мысленно ругаясь с Трофимовой, направляюсь к ним. Правда, никакой калитки я не вижу. Просто два приоткрытых железных полотна, за которыми заметно какое-то здание. Еще раз осматриваюсь в потемках, пока в телефонной трубке со мной разговаривает автоответчик Трофимовой. Что-то у меня нет совсем никакого желания находиться в этом месте, даже если здесь проводят самые крутые квесты. Мне мой квест уже не нравится. К черту! Вызываю такси и еду обратно домой.

Но я не успеваю развернуться. Ногой задеваю что-то, лежащее на земле. Знатно чертыхнувшись, лечу прямо в проход между воротами и приземляюсь на четвереньки, больно стукнувшись коленками об асфальт. А то, обо что я споткнулась, с грохотом бьется о ворота.

Жуткий звук металлического удара пролетает по округе. Я уже до слез жалею, что когда-то сдуру что-то наобещала Соне. Нужно было не брать сегодня трубку

или соврать, что меня мама не пустила. А в итоге приходится морщиться от неприятной боли в коленке и неуклюже подниматься на ноги, проклиная все на свете.

– Ну, Трофимова, – бормочу себе под нос. – Чтобы я еще раз с тобой…

– Какого черта ты здесь лазишь? – слышу резкий незнакомый бас у себя за спиной.

ГЛАВА 4

Холодная волна мурашек пролетает вниз по спине, заставляя меня резко обернуться. И та же волна мурашек поднимается обратно по позвоночнику, когда вижу перед собой квадратного амбала, одетого во все черное: футболка, джинсы. В его руках крохотный неяркий фонарик, а на лице красуется уродливый шрам, тянущийся от переносицы по щеке и до самого подбородка.

– Здравствуйте, – сдавленно говорю я, втягивая голову в плечи.

– Ты кто? – басит амбал, осматривая меня с головы до ног.

– Я на квест, – издаю писк, а заодно неосознанно пячусь обратно к воротам.

Мне вообще не нравится, где я нахожусь и с кем говорю. Все это непохоже на то, что обещала Соня.

– Ты чет попутала, малая. Никаких квестов нет. Вали давай отсюда, – гаркает мужик, а я вздрагиваю. – Здесь вообще охраняемая территория.

Я молча и испуганно киваю и все быстрее отхожу спиной туда, откуда ввалилась. Но амбал вдруг озабоченно хмурится. Уставившись на мои ноги, указывает на них подбородком.

– У тебя там это… кровь…

Я резко опускаю взгляд. Света от фонарика хватает, чтобы увидеть разодранные джинсы с расплывшимся

кровавым пятном на правой коленке. Черт! Касаюсь раны, а еще замечаю, что стою на осколках битого стекла. Вот куда я «удачно» приземлилась. И как только ощущаю что-то теплое и вязкое на пальцах, к горлу подступает тошнота.

О нет. Нет. Нет. Только не сейчас! Не могу же я отключиться от вида крови именно здесь. А в груди у меня уже покалывает знакомый холод. Обычно с этого начинаются мои приключения в стенах любой лаборатории, где из меня нужно выкачивать эту красную жидкость.

– Все нормально? – вдруг спрашивает амбал.

– Ага, – отвечаю, но как-то вяло.

Хочу продышаться. Это всего лишь кровь. Моя кровь. Теплая. Вязкая… Мерзкая… Вот черт. Это же все равно кровь. Мое сознание резко мутнеет и так же резко гаснет.

* * *

Все звуки в моей голове смешиваются: чьи-то голоса, крики… Приоткрываю глаза, и в них попадает тусклый свет. На мгновение фокусируюсь на нем, а потом обвожу взглядом пространство. Я уже не на улице. Потому что вместо ночного неба вижу облупленный потолок, такие же стены, зачем-то обтянутые железной сеткой. Значит, в обморок я все же грохнулась.

Осторожно пытаюсь приподняться. Упираюсь ладонями во что-то мягкое. Это старый облезлый диван. Окончательно прихожу в себя, приняв вертикальное положение. Я нахожусь в какой-то каморке, которую освещает всего одна лампочка.

Мои губы пересохли и слиплись, в горле застрял колючий ком, а чувство паники схватывает в тиски. Меня куда-то притащили, и, скорее всего, это сделал

тот самый мужик со страшным шрамом. Ватными руками я хаотично ощупываю свои плечи, тело, бедра… Испуганно осматриваю саму себя: одежда на месте, ничего не болит. Только на коленке все так же красуются порванные джинсы и уже слегка запекшаяся кровавая корочка.

Нервно выдыхаю. Так. Меня притащили после обморока, но точно не трогали. Даже телефон и ключи от квартиры спокойно лежат в кармане толстовки. В этой странной каморке, обтянутой сеткой, я одна и нахожусь здесь максимум пару минут. На более долгое время я никогда еще не отключалась. И того амбала рядом нет. Радоваться мне или бояться – даже не знаю. Вытаскиваю телефон из кармана. Мобильный сигнал отсутствует, а вот желание бежать как можно скорее лишь нарастает с каждой секундой.

Несмотря на все еще витающий в голове туман, я поднимаюсь на ноги, и напряжение появляется уже во всем теле. Видимо, приземление во время обморока было не самым удобным.

Но все, чего хочу, – это убраться отсюда. Я плохо понимаю, где я и что за человек со шрамом здесь обитает. Почему все обтянуто сеткой и откуда идет этот странный гул? Не то музыка. Не то вой.

Окинув комнатушку еще раз взглядом, я нахожу дверь. Прихрамывая, быстро добираюсь до нее. Трясущимися руками хватаюсь за ручку и толкаю ее от себя. В голове проносится жуткая мысль. А если меня заперли? Но дверь легко поддается. Она открыта, и я делаю осторожный шаг вперед, оказываясь в узком, плохо освещенном коридорчике с черными стенами. И этот глухой гул перестает быть таковым. Хватает секунды, и он уже режет мне слух.

Я теперь не слышу собственного дыхания и сердцебиения. Вокруг дикий ор голосов. Невыносимо жуткий и громкий. А еще здесь невыносимо воняет табаком. Этот запах настолько едкий и плотный, что сразу же щиплет глаза.

Я ни жива ни мертва стою между этим коридором и каморкой. Хочется бежать, но я не двигаюсь. Мой взгляд упирается в яркую вертикальную полоску света прямо в стене. Оттуда и доносятся крики. Делаю шаг и осторожно заглядываю в эту щель в стене.

Как только мои глаза привыкают к свету, сразу становится понятно, почему от этих криков готова взорваться голова. За стеной толпа. И, по-моему, там одни мужчины. Их очень много. Орут, размахивая руками. И все находящиеся по ту сторону сосредоточены только на одном. Именно к этому обращены их хаотичные выкрики.

Это небольшая круглая площадка, слегка возвышающаяся над толпой. Со всех сторон она огорожена такой же железной сеткой, как и стены той каморки. А происходящее на площадке заставляет меня сглотнуть сухой ком. На ринге парень. Я вижу его со спины. Он коротко стрижен, крепкого телосложения, обнажен по пояс, босой и в перчатках, защищающих только кисти рук. Его предплечья украшены непонятными узорами татуировок, а на спине всего лишь один рисунок: тонкая стрела острием вверх вдоль позвоночника.

Он похож на боксера, а происходящее – на боксерский поединок. Именно татуированный, стоя на коленях, наносит зверские удары своему сопернику, который безвольно лежит под ним, раскинув руки в разные стороны. Заметно лишь, как мотается его голова от ударов. От каждого взмаха кулаком толпа, собравшаяся у ринга, просто ревет, излучая одобрение.

Тошнота медленно подползает к горлу. Лицо парня, что лежит у ног татуированного, как кровавое

месиво. А тот, кто бьет, похож на коршуна. Только заклевывает свою жертву резкими ударами кулаков. Это мерзко. Жутко. От этого скручивает желудок. Но мой взгляд прилип к этому парню в татуировках. К его напряженным мышцам на спине с четким рисунком стрелы. Я словно в слоу-мо, и его движения тоже.

И только резкий свист, накрывший орущую толпу и ринг, заставляет парня замереть. Он ставит ладони по обе стороны от обездвиженного соперника. Опирается руками о пол. Я вижу, как хаотично вздымается его спина, а через секунду он встает на ноги. Парень вскидывает руки – это жест победителя. И вся безумная толпа просто взрывается одобрительным воем. А под его ногами лежит другой… весь в крови и без движения.

Я снова чувствую, как меня засасывает в неприятный омут. Но резкий захват моего плеча и разворот на сто восемьдесят градусов спасают от очередного приближающегося обморока.

– Очнулась, девочка! – Мое плечо сдавливает пальцами тот самый амбал со шрамом на лице.

Мне бы заорать. Вырваться и дать деру, но я лишь лепечу и сама не знаю, почему вообще об этом спрашиваю:

– Он его убил?

На губах мужика появляется ухмылка:

– Как знать… – неопределенно пожимает плечами, а выражение его изуродованного лица меняется. Теперь амбал хмуро смотрит на меня из-под бровей. – Нечего тебе здесь бродить! Катись-ка ты отсюда, пока я добрый.

– Где выход? – шепчу, почти не дыша.

– Прямо. Налево. И по лестнице вверх. Дальше все время прямо, до ворот. И не суйся сюда больше.

Не знаю, кто ты и что тебе здесь надо было, но свали. Девочкам тут не место, – грубо цедит амбал.

И я больше не думаю. Плевать на то, что еще болит нога, что меня вот-вот может накрыть тошнота и что вместо крови в венах у меня дикий испуг. Я срываюсь с места, и дальше все как в беспамятстве.

Прямо. Налево. Я бегу вдоль обшарпанных стен, расписанных граффити, по крутой железной лестнице. Я бегу так, что не успеваю дышать. Легкие режет от боли. Бегу прямо до ворот, спотыкаясь о какие-то кирпичи. Не замечаю ни жжения в коленке, ни того, что уже ноет в боку. Я никогда так не бегала. И больше не хочу. Бегу не оборачиваясь по той улице, что привез меня таксист. Старые гаражи, заброшенные здания, шиномонтажки.

Останавливаюсь я уже далеко за теми проклятыми воротами. Сколько километров я летела на одном дыхании, даже не знаю. Теперь я где-то в частном секторе. Торможу возле крохотного продуктового магазина с надписью «24 часа». Это единственное здание, где есть вывеска с адресом.

В памяти почти не задерживается, как вызываю такси. Замечаю только, что в машине я дрожу так, что могу зубы себе расколотить, а телефон в моих руках то и дело сообщает о пропущенных звонках и сообщениях. Это Соня. Но я не отвечаю ей. Перед глазами все еще удары тех татуированных рук и кровь.

Оказавшись дома, закрываюсь на все замки. Я подпираю спиной дверь и медленно стекаю по ней к полу. Обхватываю руками колени, забыв даже о том, что рану на одном из них нужно обработать. Я не думаю, где я была, что увидела и кто этот мужик, что отпустил меня без вопросов. Потому что я просто задыхаюсь от ужаса прямо на полу в коридоре.

ГЛАВА 5

«Ань, прости меня! Пожалуйста! Я правда не специально. Это все Т9. Черняховского, Чернышевского… Один в один же улицы. Я не заметила даже. Так по-дурацки вышло. Я приду на вторую пару и принесу тебе вкусняшек. Прости!» И куча рыдающих смайликов.

Это пишет мне Трофимова еще со вчерашнего вечера. Но я до сих пор ей ничего не ответила. Теперь она без перерыва извиняется. Думает, пирожными или шоколадкой сгладить вчерашний косяк. Трофимова ведь просто перепутала адреса. Она перепутала, а я поехала черт знает куда. Она не заметила, а я побывала в лапах какого-то мужика. Для Сони все вышло по-дурацки, а я пережила кошмар. Драпала посреди ночи с каких-то боев от толпы бешеных мужиков. У Сони просто не ловила сеть, а я словила такую дозу адреналина, что всю ночь не смогла сомкнуть глаз.

Так и пролежала под одеялом, с замирающим сердцем прислушиваясь к звукам квартиры и подъезда, и лишь иногда проваливалась в какое-то забытье. Но и там меня опять находил тот мужчина со шрамом на лице и тащил прямо на ринг. А на нем уже ждал он… Стоял спиной ко мне. И очертания всего и всех вокруг были размыты. Я видела лишь ту стрелу, набитую черными линиями вдоль позвоночника. В таких

видениях прошла вся ночь. Мое сознание хотело отключиться от пережитого страха, но этот же страх не давал мне выпасть из реальности.

Только через несколько часов дома я кое-как смогла понять, куда меня угораздило попасть. Заброшенное здание в какой-то промзоне, толпа диких мужиков, смотрящих на то, как один бьет другого. Кажется, я побывала в месте, очень похожем на бойцовский клуб. Звучит странно, но это единственная светлая мысль, которой я смогла хоть что-то для себя объяснить. Трофимова ошиблась адресом и отправила меня в подпольный бойцовский клуб.

Сегодня утром мне на мгновение показалось все это ночным кошмаром, но знатный синяк на коленке вернул меня в реальность. Злюсь ли я на Соню? Да я даже не знаю, как на все это реагировать. Хочется высказаться, но не в переписке. На парах найду время, чтобы «мило» поболтать, как я заработала гематому и рану на ноге. Но пока иду к спортивному комплексу, где проходит в это утро наша первая пара, все, о чем думаю, – так это о том, что я жива. Не перестаю перебирать в голове каждое свое слово и движение. Даже оборачиваюсь несколько раз. Мерещится мне тот амбал… А что, если он будет меня искать? Вдруг я видела что-то, за что вообще можно отправиться на тот свет?

Снова и снова в моей голове рисуются жуткие картинки того, что со мной может случиться. Я очень хотела бы остаться дома, лежать под одеялом и не двигаться, но мама придет с дежурства, а как объяснить ей мои увечья и пропуск учебного дня, не придумала. А объяснять все равно придется. Синяк и ссадину она точно увидит.

Сидела по вечерам дома – и не надо было начинать проводить их по-другому! По спине ползет

холодный пот, стоит только представить, что я могла стать героиней новостной криминальной сводки с заголовком: «Найден труп девушки. Особые приметы: разбитая коленка и…»

– О, кто к нам пришел! Наша фотогеничная, – врывается в мои мысли противный голос Полины, как только я хлопаю дверью женской раздевалки. – Как дела?

Петрова уже красуется в ярко-красном слитном купальнике возле огромного, в пол зеркала, где мы и встречаемся взглядом. Настроение уходит еще больше в минус. Моя надежда на то, что Петрова и все остальные забудут о нашей стычке, померкла. Полина зло прищуривается, а парочка моих одногруппниц замолкают, с интересом поглядывая на нас. Долбаные любопытные Варвары. Но теперь мне это кажется незначительным. То, что было вчера со мной на той заброшке, не идет ни в какое сравнение с приставаниями Полины.

– Отлично, – отвернувшись от зеркала, отвечаю я сквозь зубы, двигаясь к шкафчику у окна.

Обычно я всегда оставляю свои вещи там. Самый укромный уголок, чтобы спокойно блистать голой попой. Но я все равно дожидаюсь, когда Петрова и остальные девочки покинут раздевалку. В этом семестре у нас плавание, поэтому не спеша переодеваюсь в тесный слитный купальник черного цвета и прячу волосы под резиновой шапочкой. Я прихожу на построение к бассейну самой последней. На этом мое занятие заканчивается.

– Просветова, это что? – слышу я от преподавателя, стоит мне только появиться в его поле зрения.

Он недовольно указывает подбородком на мое колено, залепленное широким лейкопластырем.

– Ссадина, – неловко пожимаю я плечами.

– Аня, пустить тебя в бассейн со свежими ранами не могу. Оставайся сидеть здесь на скамейке или в раздевалке. Пропуск ставить не буду, – строго отчитывает меня преподаватель и тут же переключается на остальных девочек. – Итак! Разминка…

Растерянно потоптавшись на месте, решаю, что лучше просижу всю пару в раздевалке, чем буду видеть ехидную рожу Петровой. Поэтому возвращаюсь туда, громко чавкая резиновыми тапками по мокрому полу. И в очередной раз вспоминаю Соню. Счастливый человек: и в квесты вчера поиграла, и дрыхнет поди сейчас, пропуская первую пару физкультуры.

В раздевалке все так же никого, поэтому я, не прячась, сбрасываю тапочки, снимаю жутко тесную шапочку, раскидываю волосы по плечам, стягиваю лямки, а затем и весь купальник. Оставшись голой, достаю свою сумку, запихиваю его туда, но дверь моего шкафчика с резким хлопком закрывается прямо перед моим носом.

Вздрогнув, я роняю сумку.

– Бу! – слышу рядом. – Не пугайся. Это мы. Резко оборачиваюсь. Петрова и Красно. Обе в ку-

пальниках.

– Вижу, – сипло отвечаю я.

Руками сразу же прикрываю свое тело. Перевожу взгляд с одной стервы на другую. И дурное предчувствие уже заползает в мысли.

– Как-то не задался вчера у нас с тобой разговор. Еще и отвечать меня вызвали, минус влепили. И получается, что от тебя у меня проблемы, – хмыкает Полина, наигранно рассматривая свои длинные разноцветные ногти.

– Что-то опять она молчит, Поль. – Женя неожиданно делает шаг, приперев меня спиной к дверце шкафа.

Прохладная поверхность неприятно покалывает мне кожу.

– Слушайте, девочки… – сглотнув, начинаю я. Но Женя хватает меня за плечи и с силой прижимает к шкафу. – Жень, отпусти. Ты чего? – Мои глаза округляются.

Инстинктивно дергаюсь, пытаясь освободиться. Но Красно чуть выше и крупнее. И этого ей хватает, чтобы удержать меня. Ее пальцы вдавливаются мне в предплечья, вызывая боль.

– Знаешь, Просветова, – в это время спокойно заявляет Полина, продолжая демонстративно изучать свой маникюр. – Я терпеть не могу выскочекзаучек – «это неправильно, а это правильно». Но я хочу, чтобы ты зарубила себе на конопатом носу. Правильно – это не раздражать меня.

И Полина наконец теряет интерес к своим ногтям. Она присаживается и хватает мою сумку, валяющуюся на полу у меня под ногами. Что задумали Петрова и Красно, теперь становится очевидным.

– Отдай вещи! – Делаю еще один бесполезный рывок из рук Жени.

– И что будет, если не отдам? – Полина выгибает нарисованные брови. – Поругаешь меня? Пожалуешься в ООН? Или поплачешь?

– Скорее второе, – фыркает мне над ухом Женя.

– Руки убери! – Мой голос уже срывается. Я дергаюсь как рыба, выброшенная на берег.

Но Красно – богатырь, а каждое мое движение лишь заставляет ее сильнее сжимать мои плечи. Еще чуть-чуть, и доберется до костей.

– Держи ее, Жень, крепче, – спокойно изрекает Полина. – А то мне охота повеселиться! – И, прижав к себе мою сумку с вещами, она пятится к двери.

– Полин… – обессиленно сиплю я.

Смотрю ей прямо в глаза. Уже все равно, что мой взгляд сейчас беспомощный и просящий. Я так себя и чувствую. Я, голая, прижата сильными лапами Красно к двери. У меня закрыта всего лишь одна часть тела – коленка, залепленная лейкопластырем. Это отчаянно неуютное и стыдливое ощущение. Оно прокатывается по внутренностям, делая меня все более уязвимой с каждой секундой. И Полина чувствует это, потому что издевательская улыбка на ее лице становится лишь шире.

И, пока я беспомощно брыкаюсь в руках Жени, Петрова открывает дверь нашей раздевалки. Все еще глядя на меня в упор, она продолжает пятиться. Спиной заходит в маленький общий коридор между женской раздевалкой и мужской, дверь которой напротив.

Меня трясет мелкой дрожью, а Полина, не сводя с меня взгляда, распахивает дверь соседнего помещения. Там пусто, и она просто кидает мою сумку туда. Не глядя. И перед тем как она закрывает дверь, я успеваю заметить, что мои вещи и полотенце разлетаются там по полу. Тут же хватка Жени на моих плечах слабеет. Она буквально отшатывается, будто я могу на нее кинуться. Но все, на что я сейчас способна, – это подпирать голой спиной и ягодицами шкафчик, нервно хватать носом воздух и смотреть, как Полина вальяжно приближается ко мне.

– Где вещи забрать, ты знаешь. Так что оревуар. И еще, Просветова, – она вызывающе пробегается по мне взглядом и останавливает его у меня на бедрах, – ты бы хоть там побрилась. Фу.

Мое лицо вспыхивает, а пульс шумит в ушах. Хохот этих мегер доносится до меня уже издалека. Мои дрожащие руки неосознанно тянутся к низу живота. Скрещиваются, пытаясь прикрыть все интимное, что

должно остаться только при мне. Я так и стою на месте, когда хохочущие Полина и Женя исчезают из раздевалки.

Мне хочется плакать в голос. Слезы наполняют глаза. От стыда кровь закипает в венах. Прошлая стычка с Полиной, тот проклятый клуб и снова выходка Полины… Я даже переключиться с одного на другое не успела. Куда мне сейчас? А главное, как в таком виде? Даже позвонить Соне и позвать на помощь не могу: мой телефон лежит в той же в сумке, что теперь валяется в мужской раздевалке. И обратиться к преподавателю тоже не могу. Я совершенно голая.

Закусываю губы до ощущения боли и глубоко дышу. Не реветь! Только без истерики! Но она уже подступает к горлу. Я ведь еще от вчерашнего не отошла. Сколько прошло времени, как Петрова забросила туда мою сумку? Кажется, не больше минуты. Мне остается лишь надеяться на чудо, что там все еще никого.

Вытерев тыльной стороной ладони мокрые щеки, я решаюсь на то, чего никогда бы не сделала, даже если б на мне была хоть какая-то одежда. Но и стоять в чем мать родила всю пару тоже не могу. Пока скачет в груди сердце, я на негнущихся ногах преодолеваю расстояние от своего шкафчика до двери раздевалки. В общем коридорчике никого. Еще шаг и резкий вдох. Больше не дышу, когда хватаюсь за ручку двери в мужскую раздевалку. Медленно толкаю ее от себя, а перед глазами уже черные мушки. Боже, спасибо! Я выдыхаю. Вижу перед собой только закрытую дверь, ведущую в мужскую душевую, два ровных ряда шкафчиков, пустые лавочки между ними и свою брошенную сумку и полотенце на полу прямо посреди

раздевалки.

Решаю все сделать на счет три.

Раз. И я босыми ногами пробегаю несколько шагов вперед.

Два. Хватаю полотенце. Сердце вот-вот выскочит из-под ребер.

Два с половиной. Тянусь теперь к сумке. И замираю, как и мое сердце. Слышу скрип двери. И явно не той, в которую вошла я. Перед моими глазами, прямо возле сумки, пара голых мужских стоп. А еще по раздевалке разлетается довольный смешок:

– Вот это задница!

Мои лицо и уши вспыхивают огнем, а ноги подкашиваются. Я приземляюсь голой попой на лавочку, испуганно поднимая глаза. Я здесь больше не одна. На меня направлены две пары глаз, а через секунду сюда заваливаются еще двое. Теперь здесь четверо парней, бедра которых обернуты полотенцем.

В одном из последних вышедших в раздевалку я узнаю Горина. Он, так же как и остальные, застывает в дверях душевой, изумленно таращась на меня. Но тот, кто вошел первым, уже лыбится шире всех. Он слегка склоняет голову, облизывая губы:

– Пацаны, а кто из вас девочку заказывал?

Три…

ГЛАВА 6

Мои пальцы впиваются в мягкую махру. Я прижимаю к себе скомканное полотенце, но прикрыть получается лишь грудь и верхнюю часть бедер. Мои плечи, ноги, спина и все, что ниже, еще обнажены. Мне бы обернуть всю себя полотенцем, но любое мое движение чревато полным стриптизом.

Я просто прирастаю голой попой к скамейке, пока на меня направлены четыре пары мужских глаз. Ни дышать, ни сглотнуть противный спазм в горле не получается. Каждый миллиметр моей кожи, выставленный напоказ этим парням, сгорает от стыда.

– Ну и как ты здесь оказалась, птичка? – ухмыляется тот, кто первым вошел в раздевалку.

Этот брюнет, худощаво-мерзкий экземпляр, в прямом смысле лапает меня взглядом, пока я дышу через раз.

– Чик-чирик, птичка, что молчишь? – Мне адресуется еще один вопрос вместе с противными смешками стоящих позади него.

Это двое совершенно незнакомых мне парней и все тот же Горин. Они переглядываются, медленно расходясь к своим шкафчикам. Я делаю над собой усилие, прежде чем издать хоть какой-то членораздельный звук.

– Мои вещи сюда закинули, – тихо произношу я.

– Во девчонки развлекаются, – тут же ржет на всю раздевалку брюнет, запрокинув голову. – Мне такие приколы по душе. Почаще бы.