И тут и там, везде я

Исмоил Дасаев

И тут и там, везде я

В многомиллионном городе тяжело сохранить свою индивидуальность. С одной стороны, это хорошо, поскольку в таком пространстве, полном индивидуальностей, жизненные пространства превратились бы в бесконечные сцены из фильмов, заслоняющие друг друга. С другой, это плохо, поскольку теряется личность, хотя модальная и остаётся. Здесь, конечно, важен и сам размер города, и как эти миллионы в нём.

Проблема доверия между преподающими и учениками. Если вам действительно нужно доказывать, что ваш материал нужно учить, это уже говорит о некотором вашем собственном недоверии к значимости преподаваемого. И да, студенты, скорее всего, не читали материал, но что их мотивирует это делать? Я заметил в университете, что можно совершенно ничего не делать, кроме твоего невзрачного присутствия в целом. Тебе дают лишь задания, которые трудоемкие, но уж точно не наукоемкие и не требующие вложения в них твоих интеллектуальных сил, а по большей части бюрократической укладочности формата материала.

Страшно, конечно, что даже для профессоров приходится создавать нормы и регламенты, например о том, что нельзя унижать студентов, хотя сам процесс обучения в любом формате можно убедиться, что это унижение по принципу знаний. Хотя, наверное, именно потому они и должны быть студентами, что их не вызывает это неравенство знаний, великого гнева и ущемления.

Каждый второй человек пытается поделить им, а другие, наоборот, его объединить по какому-либо признаку, которые в принципе дрейфуют вместе с географической пространственным положением человека.

Политика, проводимая с благими намерениями, может не соответствовать потребностям общин коренных народов, если не будут услышаны голоса местных жителей и не будут использованы знания коренных народов.

В ходе исторического развития эти потребности сходятся с теми, кто им хочет помочь, правда, отставание в развитии может быть ещё больше. Голоса местных жителей по итогу могут быть обрушены на самих, условно говоря, колонизаторов, что не могли помочь, но предоставили свободу развития в этом отношении.

Замечательно было бы, если бы эти знания действительно были бы изолированными по политическим соображениям в целях защиты от технологического шпионажа, но зачастую это использования колеса теми же инками в качестве игрушек, так что…

Однако интуиция непрофессионалов демонстрирует заметное сходство в определении актов как террористических, когда присутствуют конкретные ситуационные особенности, такие как неизбирательное насилие и совершение действий вне группы.

Насилие как раз таки избирательно, иначе в чём смысл террора, если не посылания месседжа определённой группе, на которую это насилие направлено напрямую или косвенно.

Как раз таки, как можно выявить из определения террористического государства, подобные действия могут быть определённым структурным элементом общества и восприниматься им не как часть террора, а проводимой политики государства, что не вычёркивает из их малоразвитой, но всё-таки группы.

Модель также предполагает, что интерпретации насилия могут различаться из-за неполных сигналов и социального положения оценивающего, что приводит к общественным разногласиям и несоответствиям в определении терроризма. Следовательно, прийти к однозначному и общепринятому определению терроризма может оказаться невозможным.

Интерпретация предполагает, что тот, кто совершил действие, не даёт сам ответ, зачем он это сделал, или же сделал что-то, что сам не может объяснить, например, из-за гениальности содеянного, например, в области культуры.

Если мы говорим про организованное насилие, то всегда сталкиваемся с тем, что интерпретация там однозначна, потому что всегда раскрывается, кто спонсор и что у него за открытая цель, а то, что здесь зовётся, это уже последствия недопонимания конкретных последствий актов насилия.

Само определение довольно однозначно, люди не могут прийти скорее к проявлениям этого явления, в основном это признаки поляризации общества по этническому, религиозному и, в первую очередь, идеологическому, политическому признаку, это не только терроризм, но и понятия геноцида, например, что чаще всего интерпретируется.

Космополитические идеологии могут стремиться к делегитимации гегемонии. Да только делегитимации чьей гегемонии, под чьим началом проводится глобализация и идея всемирного государства, а иначе это лишь показывает, что пост-имперская политика лишь способствует космополитизму. Мрачная наука или оптимистичная, такое соображение снизошло, поскольку условный ВВП на душу населения был одинаков до конца 19 века, впрочем, как и политические институты не отличались разнообразием. При всём при этом не было достаточный материальных благ для экономики и общественных течений для политики, но первое очень быстро превзошло второе и стала использовать общественно-политическую сферу для достижения экономического роста, в то время как формы правления или электоральные методы во многих странах не меняются десятилетиями, а циклы правления тех или иных партий можно предугадать.

Условно есть предмет обладает теми свойствами, которыми мы их наделяем, и здесь не только зависимость от отражения света и тени, правильного ракурса, а соответственно и цвета. С другой стороны, мы говорим, что у соответствующей вещи есть физические свойства, но люди и в этом случае исключают одно и включают другое, например, от своей профессиональной принадлежности. В этом понимании есть практическое восприятие именно на том свойстве, которое является важным сейчас или в общем, либо философское стремление увидеть истинную сущность вещей, и практическое восприятие относится к видимым вещам, а философское к реальному или действительному, но здесь уже нисходит всё в то, чтобы либо включить все восприятия на объект, либо же сконцентрироваться на одном. Хотя все восприятия эти и строятся на опыте, что уже строится на восприятии, и даже собрав всех очевидцев и сложив все мнения, не получаешь истинного опыта.

Наши чувственные ощущения, чувства и прочие восприятия – всё вызывает сомнения, если объекты существуют независимо друг от друга, то существование материи в самом начале должно быть множественно, а если зависимы, тогда как объяснить сны, в них предметы являются предметами или их нереальность лишает их терминологии. Если человек мыслит, то он считает свои мысли своей собственностью. Он не может отделить их от своего ума или разума. Поэтому мы не можем представить себе духовное поле, где наше существование не было бы связано с нашими мыслями.

Однако если мы признаём, что существует множество мыслей, то мы должны верить в то, что все люди существуют. Это позволяет нам опираться на наши чувства, но может привести к ошибкам.

Собственное существование основывается всегда на опыте и, казалось бы, невозможно опровергнуть, но сам разум появляется слишком поздно, предметный опыт можно сфальсифицировать, а геномика поможет полностью изменить.

Какой-либо объект может быть у нас в сознании, реальность его от этого не зависит, но тогда возникает его слияние с другим и их функциональная путаница. Если наша природа вещей ментальна, у нас воспроизводится на уме осознание вещи, и общий коллективный опыт условно применения подсказывает нам верность суждения.

Что-либо недоступное нашему пониманию, как будто бы в сознании массы людей, вызывает куда больший интерес даже без практической надобности в этих вещах.

Значимость или незначимость уже придаётся свойству степени и функционально обделяется этими рамками, например, зависимости объектов во вселенной, созависимость их существования или несуществование пространства между ними, а соответственно, реальность этого объекта воспринимается при непосредственном контакте.

Ношение дуалистического начала у всего создаёт мотивацию универсалий и нейтрализации поляризации терминов.

Бля, мне не продилили боник в зал из-за студенческого, но как он должен быть у меня, если у нас его забрали, как доказать, что я студент :( Имбовая схема, конечно, чтобы челы в августе другой тариф взяли, хотя я на жадничаях отказался, а вообще студенческий, как и зачётку, нельзя онлайн сделать, он же буквально не нужен нигде, кроме зала и басика в «Юниверсити».

Философия не отвергает все знания, а только те, которые не подкреплены критическим анализом. Здесь возникает вопрос о том, где заканчивается критический анализ. Нужно ли анализировать, зачем человек ходит в определённое место, какие интервалы он соблюдает и какие свойства у него есть? И так можно дойти до происхождения человека, начиная с конкретного лица.

С другой стороны, можно оставаться на том уровне бытия, где этот человек нужен. Очевидно, что можно делать одно без другого. Можно говорить о человечестве без отдельного человека, об объекте, не упоминая его. В восприятии людей всплывут образы, и их восприятие должно проходить с новой аргументацией устаревающего.

Самоочевидна моральная структура, где проходит критика, а где скептицизм. Например, утверждение, что геноцид – это зло, прежде чем его отвергнуть, тоже должно поддаться аргументации уходящего. Очевидно, что найдётся человек, который сможет объяснить это без манипулирования информацией.

Возникает вопрос о риске ошибок. Размышления, что людей убивать плохо или хорошо, уменьшают риск неправильных убийств и убийств в целом. Или мы признаём неизбежность? Если неизбежно, то нормы предопределены до конца времён, остаётся ждать начала этого процесса. Если любое знание станет истинным, то это произойдёт оттого, что процесс не остановим.

• «Независимые» охранные агентства сталкиваются с ухудшением положения из-за запрета на самостоятельное обеспечение прав. Как будто бы минимальное государства делает так, чтобы подобное положение было именно таким для обеспечения прав остальных.

• Модель демократии используется как образец и теоретическая основа для оценки политических систем. Доминанта в любом таком сравнительном или оценочном суждении может затмевать иные формации, люди могут столетиями искать пути становления монарха в просвещённого и того, как совместить его с конституционным строем, пока не поймут, что это худшая опция.

• Условия, обеспечивающие защищенность как правительства, так и оппозиции, могут способствовать расширению полномочий оппозиции в оспаривании политики правительства. Подобные условия могут создать ситуацию комфортного сосуществования системной оппозиции, и точно также общественное оспаривание станет институциональным, что часто и происходит, корреляции терпимости могут создавать ложные послабления и договорники.

Великая страна может вести себя подобно самому слабому человеку, уклоняясь от ответственности за свои ошибки и перекладывая вину на других. Она может жестоко наказывать тех, кто пытается указать ей на её просчёты, считая их врагами народа или кем-то ещё хуже. При этом она стремится сохранить своё величие в глазах истории и людей на протяжении хотя бы одного периода своего существования.

В целом, любой процесс, наблюдаемый издалека, без прямого контакта, позволяет получить более честные ответы. Особенно это касается ситуаций, когда люди не знают друг друга или когда они находятся в изоляции – как фактической, например, в другом государстве, так и фиктивной, например, в другой социальной группе. Такая изоляция снижает фактор угроз и позволяет понять истинные намерения.

Однако на практике участники конференций и исследователи-политтехнологи часто разочаровываются в описываемых объектах, особенно в области демократизации. Кажется, существует тенденция, согласно которой ноосфера является действующим пространством, где происходят все важные общественные и экономические процессы. Поэтому выражения в виде толпы, её власти и социальных всплесков будут происходить именно в этом пространстве.

Возрастные особенности людей, особенно в сочетании с семейными традициями, создают ощущение наследственности и схожести черт, которые можно сравнить с династией Ланкастеров.

В исторических исследованиях часто обращаются к историческим параллелям, не понимая, что в большинстве случаев можно описывать частные случаи, не используя их. Слишком частое обращение к параллелям становится художественным приёмом, и чем больше персонажей, тем шире круг этих параллелей.

– Абсолютные монархи не злоупотребляли властью, а наоборот, окультуривались. Эти процессы могут идти одновременно: вы можете окультуриваться и уменьшать свою абсолютную или относительную власть, при этом ваша политика под гнётом истории смягчалась по отношению к подданным. Что есть злоупотребление, когда единственным источником морального нарратива является сам монарх, и единственным источником тоже он, но есть внешнее воздействие, и автохтонность не защищает от мысленного оспаривания.

– В монотеистической картине мира бог не может создать совершенный мир. Как будто бы уже невозможность какого-либо действия уже полностью исключает термин, который относят к объекту, например, правительство в изгнании. И ладно если это в мире 21 века с огромными диаспорами, но в условном 19 веке звучало бы странно. Точно также любой, у кого есть такая возможность, уже может претендовать на твою сущность или сама возможность, или невозможность наделяется божественным началом.

Концепция глобализации возникла в середине XX века, хотя изображение Земли в виде глобуса было известно ещё с XV века. -Важно понимать, в каких пределах и как именно очерчивает этот самый глобус границы расширяющегося пространства цивилизации, которое распространяется на все его полюса.

Глобалистские проекты основаны на понимании того, что государства являются главными акторами, которые одновременно препятствуют и формируют глобальные ценности. В рамках этих проектов цивилизационные границы, а также рамки колонизации людей в пространстве ограничивают это камерное представление.

1960–1980-е годы отмечены антиколониальной борьбой и подъёмом Третьего мира. Как будто бы добровольный отпуск территорий не является следствием великой борьбы, а подъём Третьего мира сопровождался и общемировым, это не однопоточный процесс с пониманием колониальных властей того, что, оказывается, существует что-то вне их абсентеизма на атласе.

Вы умираете не потому, что вы созданы, или потому, что у вас есть тело. Вы умираете, потому что вы – лицо будущего. -Да, в представлении людей можно умереть, ещё не родившись, на примере идей или формаций общества, хотя сами идеи никуда и не исчезают. В той же мере мы являемся лицом будущего постоянно, но не можем не увидеть это, поскольку не можем искусственно создать задержку во временном пространстве объекта на той стороне. Если говорить о художественном смысле, то будущее автохтонно существовало и без человека, а потому в представлении и не нуждается. В объекте, нисходящем откуда-то неведомо из пространства и одновременно клеймящем каждого, кто умер, можно сказать.

Убийства в странах третьего мира рассматриваются как акты уничтожения, бросающие вызов имперскому/колониальному господству.– Но эти страны при этом всё равно хотят принадлежать и приходят, как многие считают, неоколониальным организациям. Что есть вызов, если вы просто повторяете то, благодаря чему страны колониальные и стали таковыми? Хотя про уровень насилия, становится ли его меньше, в какой прогрессии ещё надо судить и насколько кинетическая энергия держалась долго в этих самых колониях, так вот повторения пути убийств первого мира, чтобы показать, что такими же методами можно стать странами глобального севера и в новейшей истории, похоже на то же представление туземца и некий карго-культ, но только с оттяжкой на два или три века назад.

Трагическое произведение становится таковым лишь тогда, когда из него исчезает всякая надежда на будущее. Это происходит как по воле автора, так и по воле читателя, словно трагический эффект достигается благодаря самоисполняющимся пророчествам и определённому настрою пишущего по отношению к читающим.

Казалось бы, надежда, как вера в возможность изменений, может привести к ещё более драматическим последствиям, но уже в сфере неопределённости.

Выдающиеся произведения искусства обладают особой притягательностью, поскольку вся их безмерная глубина остаётся земной.

Похоже, что всех авторов влечёт возможность предоставить читателю шанс задуматься и сделать так, чтобы многообразие интерпретаций и выводов стало главной задачей читающего.

Утверждения о том, что не существует хорошего выхода из ситуации, всегда отражают пессимизм и готовность смириться. Тем не менее, есть модели развития, которые кажутся более или менее приемлемыми. Они основаны на идее, что «все зависит от личностей, воли и воплощения духа в процессе принятия решений».

Считается, что проблемы со средствами массовой информации, инфраструктурой в целом и памятниками глубокой истории могут служить барометром общественного недовольства в гибридных режимах. Более того, они могут указывать на трещины в государственности и административные дисфункции, которые вызывают негодование у граждан.

Однако требования аудитории к этой ситуации могут быть занижены. Многие люди считают, что «не жили хорошо и не будем», и не стремятся к лучшему, чтобы избежать новых страданий.

Они видят, что руководство не справляется с инфраструктурой, и это вызывает недовольство. То же самое происходит и в гражданском рыночном спектре, где трудно понять, где чья собственность, особенно когда всё наполовину командное, наполовину частное. В таких условиях постоянно происходит перестановка менеджмента и чиновников, и ответственность перекладывается с одних на других.

Когда читаешь исследование, в котором упоминается определённое количество стран, всегда задаёшься вопросом: а как же остальные? Потом понимаешь, что материал, вероятно, довольно устаревший, а эти конкретные страны могут быть своего рода примерами для других из своей категории. Или же, наоборот, выборка слишком большого количества предметов может привести к неточности.

Важно улучшить представление граждан об отзывчивости правительств и их способности влиять на принятие решений. В странах с высоким уровнем доверия люди воспринимают государство как магазин, а не как начальника, и поэтому они рассчитывают на обратную связь от него.

Доверие к национальному правительству, местным органам власти, государственной службе, парламенту, полиции, политическим партиям, судам, правовым системам и межправительственным организациям.

Из этой градации можно увидеть, что в некоторых странах, например, в Косово, люди больше доверяют межправительственным организациям, чем своему собственному государству. А в Сербии, наоборот, больше доверяют местным органам самоуправления.

Фактор мягкой силы также играет свою роль: люди могут сразу понимать, что нужно определённым организациям на их территории, буквально по тому, какую символику они с собой несут, и у них включается мышечная память или общенациональная трагедия, будь то гуманитарные цели или что-то другое.

Однако в этой парадигме почему-то не затрагиваются примеры ложного недоверия к институтам развитых стран у людей из развивающихся стран. Как ненависть к колониализму смешивается с тем, что народы этих стран при первой возможности побегут в Гаагу судить своего диктатора.

Религиозные течения можно классифицировать в зависимости от способа получения доходов от места своего пребывания.

Первые буддийские храмы располагались в крупных городах, где верующие могли просить подаяние. Это было обусловлено пониманием дома для бездомных и института паломничества.

В странах с высокой плотностью населения, куда бы вы ни пошли, всегда можно наткнуться на поселение. В других же случаях монастыри, особенно на архипелагах, как исповедуются другие религии, были антиподами: одни приходили за подношениями, другие – к ним.

Интересно, что в буддийском каноне упоминается только место совершения какого-либо деяния, но не время. Будто бы это было сделано для того, чтобы люди приходили туда чаще, а не в определённое время раз в несколько лет. Это создавало бесконечный поток паломников, у каждого из которых были свои настроения.

Кажется, именно из-за этого организационные моменты были весьма несовершенными. Существуют паломничества в религиях, где люди идут в определённое место большой группой, и все знают об этом и готовы к этому.

Ещё в этой же буддистской культурной традиции можно видеть то, как они манипулировали тем, как должны приноситься милостыни. Например, существует изображение полуистории, полулегенды, и основной смысл в том, что это канон, а потому так действительно и было, у него нет авторства, а потому вы и не должны заподозрить в злостном умысле. Но суть такова, что нужно показать, насколько были щедры условный купец, что устелил целый храм золотыми монетами и был богаче царя. Могли ли быть такое? Да, вполне, но будто бы это создавалось для воодушевления меценатов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.