Сталкер. Истории. Ч.З.О. Сестра Радиации

– Да, мам.

Поцеловала их обоих в лоб и щёки, обняла.

– Если задержимся все втроём и не сможем сегодня прийти… тогда завтра смотрите сами, по обстоятельствам. – Вышла и проследила как Данька запер дверь. Дёрнула ручку, проверила. Спустилась с крыльца и направилась к ожидавшим её бабушке Жене и Ведомиру у калитки.

Часть 2

Они шли втроём по не асфальтированной, хорошо накатанной деревенской дороге, довольно широкой и ровной, без сильных ям, впадин и перепадов. Ведомир шёл рядом, с края от женщин. Изредка задевал носками своих тупоносых ботинок мелкие камни, выковыривая их из земли. Чертыхался, спотыкаясь, что-то бубнил под нос. Женщины шли по обочине, по мягкой не высокой траве, и такой проблемы не испытывали. Молчали, размышляли. Думали о своём, вдыхая свежесть этого утра, грелись под ласкающими лучами мягкого солнца.

Бабушка Женя была довольно спокойной, или по крайней мере, не подавала виду. Марина тоже особо не нервничала, но всё-таки переживала сильнее. Волновалась за оставшихся одних дома детей, за то, что вдруг это правда. А если и так, тогда кто же это? Нашу Ольку ведь так и не нашли… неужто… Да нет, это уже совсем чертовщина какая-то. Невозможно. Девчушка просто потерялась после ссоры с Катькой. Убежала сдуру, куда глаза глядят, и заблудилась. А там… Кто уж знает, что случилось. Но не аномальщина же какая-то? Не может такого быть. Хотя, наслушаешься историй Ведовских, о его прошлой жизни, когда он на ЧАЭС работал, так и вправду верить начнёшь во все это. Таких необъяснимостей раньше отродясь не было. А сейчас, с каждым годом, всё больше и больше непонятно чего происходит.

– Скоро придём, красавицы мои, – Ведомир сошёл с дороги на тропу. – Вы только вместе со мной близко не подходите, на случай, если прибор и вправду не ошибся и пищит-трещит не просто так. Тем более, что у меня в аптечке всё равно радиозащитных препаратов на всех не хватит. Осталось очень мало.

– Как скажешь Ведь, как скажешь. Нам и самим в пекло лезть не очень-то и хочется. Мы со стороны посмотрим.

– Угу, вот и ладненько, – он кивнул, не поднимая головы. Шли ещё минут десять, не больше.

– Во, считай пришли. Мои следы. А вот и сумка с удочкой, – Ведомир остановился и показал рукой на примятую траву. – Вон там девоньки, видите? – Марина и Женя стояли позади Ведомира, который вытянул руку в правую сторону и указывал на слишком высокую ненормальную траву, с чересчур перенасыщенным зелёным цветом, аж глазам смотреть неприятно и почему-то больно. Сначала они отвели взгляд, потом и вовсе отвернулись. В глазах защипало, проступили слёзы.

– Ведомир, ты что? Раньше всех, втихаря, луком здесь всё засеял? Натоптал, наломал поле ядрёное и поиздеваться над нами решил, аж глаза слезятся.

– Не-ет, – Ведомир сам диву дался, рассматривая стебли травы толщиною с трость словно бамбук, и высотою ещё больше, чем с утра. Выросли почти по пояс. – Ну и ле-еес етить, топором колотить. С утра ещё не такой был. Когда ж он вырасти успел? Ну-ка, стойте здесь, около вещей моих. Я попробую туда пробраться. Разгребу эти джунгли и покажу, что там.

– Ну давай Ведя. Токмо особо не пужайся. А то кто ж нас, дам беззащитных, от страху дикого да неизвестной жути зловещей, что предстанет перед глазами, защищать да успокаивать будет? – они притихли немного. Лужайка высоченной непонятной травы странно-зелёного цвета дело конечно необычное когда в округе всё по-другому, но страх и волнение в женских сердцах пока не вызывало.

Погода испортилась за минуты. Поднялся ветер, заполняя голубое утреннее небо серыми косматыми тучами. Постепенно оно разделилось на две полосы – серую, внизу на горизонте, и верхнюю, из тёмно-баклажановых облаков. Ветер становился всё сильнее. Поднимался громкий шум с протяжными завываниями и шелест. Шаги Ведомиру давались с большим трудом. Порывы воздуха били в лицо, во всё тело, словно не пускали и хотели его сдуть. Стебли травы, которые стали тонкими деревцами, имели чрезвычайную гибкость. Сильно качались, хлестали его по лицу и всему телу. Били так сильно, что несколько раз Ведомир всё-таки пропустил внезапные удары. На лице образовались сильные порезы, как от плети, которой избивали непокорных и плохо работающих в древности рабов. В момент удара он вздрагивал и жмурился, перед глазами мелькала яркая вспышка света с последующим тёмно-бордовым угасанием. Парой секунд позже проступала сильная жгучая боль, словно в эти глубокие надрезы на лице напихали раскалённые угли. Она распространялась, растекалась по всей голове. Чувствовал, как из ран по лицу текла и капала тёплая кровь. Она падала на здоровенную траву и ладони. Пробиралась всё глубже, касалась земли и пачкала красным стволы этого сочного, тёмно-зелёного, травяного леса.

Женщины стояли позади и что-то кричали. Он их не слышал. Не мог разобрать ни слова. Ему было страшно, но он просто не мог отступить. Даже развернуться всем телом, повернуть голову. Несколько метров до цели казались ему километром, не меньше. И вот, когда он был должен увидеть то самое детское тельце из костей – его там не оказалось. Только след на земле. Внушительных размеров ожог, который полностью совпадал с очертанием маленькой фигуры. И трещин тоже не было. Они превратились в лысые, полностью лишённые травы, сильно выпирающие рубцы. Он ничего не понимал. Тело… Оно же было здесь. Лежало. Вот след от него. Отпечаток. Прибор молчал. Не реагировал, подтверждая, что здесь абсолютно безопасно. Высоченная трава шумела, издавая сипящий воющий звук, словно что-то хотела ему сказать.

"Какая глупая ложь… Нигде больше не безопасно, после того, что произошло. Авария на атомной станции, лишь вершина айсберга", – промелькнуло у него в голове. И тут он услышал. Голос. Тонкий женский голос, полный невыносимой боли и отчаяния. Тихим змеиным шёпотом доносился из шелестящих, бьющихся друг о друга, и об него, травин.

– Спас-с-си-и-и меня-я… прекрат-ти-и… меня… отпусти-и-и меня…

Грянул гром. В небе сверкнула ослепительная линия и ударила прямиком в озеро, что находилось совсем недалеко. Озарило светом тёмную зеркальную поверхность. Ведомир увидел, как водную гладь, которая является одним из множества тысяч зеркал нашего мира, даёт трещину. Она расползается паутинкой, превращается во множество нитей, что разрывают поверхность с ужасающим звоном и треском. И когда все трещинки разошлись, оно лопнуло с устрашающим грохотом, который содрогнул под ногами землю. Прозрачные осколки вперемешку с водой ударили в небо громадным столбом. Огромный напор с неведомой силой пробивал демонического цвета тучи – по-другому это явление описать было просто не возможно. И даже стоя здесь, довольно далеко от озера, его обдало влажной волной воздуха такой силы, что он пошатнулся. Отпрянул назад и упал на одно колено. Упёрся кулаками в землю и склонил голову. Небо с сиреневыми тучами и бордовыми прожилками всё продолжало впитывать в себя тонны литров воды. Никак не насыщалось. Не могло остановиться. Но… Куда подевалась вся эта вода, куда исчезала? Он не знал на это ответ. Зловещие, злые небеса, продолжали втягивать в себя всё содержимое озера, пока в нём не осталось ни капли. Пустое дно. Грязь, ил и песок. Зелёные водоросли посерели, и лежали пластом на мокрой поверхности. Сотни больших и маленьких рыбёшек бились хвостами и раскрывали рты в немом крике, вращали в диком ужасе выпуклые стеклянные глаза. За звуком дождя и раскатами грома он различал их шум и их боль, как они бились о безводное дно: шлёп, шлёп, шлёп…

Наконец он встал, обернулся. Смог повернуть голову. Или ему позволили? Уже не обращал внимание на боль и тянущуюся по лицу тоненькую струйку крови. Успел заметить подбежавших женщин, которые двигались так долго… Время замедлилось. Он ничего не слышал. Уши заложило, будто в них напихали ваты. Они что-то говорили, открывали рты. Возможно кричали, но он их не слышал. Волосы Марины сильно и хаотично развевались, сиреневая кофта ходила как флаг на ветру, а с Жени сорвало платок, что укрывал голову. Тот улетел высоко-высоко, куда-то в тёмную, бездонную высь. Начался крупный дождь. Крупицы слёз, проступившие на испуганных женских лицах, перемешались с небесной водой.

Это она… плачет. – Ведомир поднял лицо к небу, выставил окровавленные ладони под дождь и ловил капли. Те разбивали кровяные кляксы, смешиваясь с красным.

– Олька. Её больше нет.

Глава 3. Человек и события

Часть 1

Интересно… сколько уцелело хат, колоколен, церквушек, да прочих строений? Осталось ещё хоть что-то? Поросшие дикой травой, занесённые песком и землёй… Мало кто знает, что там происходит сейчас. И с каждым днём, эти знания падают в лету всё дальше и дальше. Превращают эти прекрасные места, каждый час и минуту, в нечто неизвестное и всё более опасное. В то, что всем хорошо известно под названием Зона.

Кирпичные стены старой заброшенной церкви съедены временем. Расщеплены порывами ветра, льдом и морозом. Подточены долгим осенним дождём и бегущей журчащей водой. Свет солнца, что проникает сюда, никогда не высушит этот пол, доски и стены. Тяжёлый воздух, наполненный влажным смрадом и затхлостью, никогда не просохнет и не выветрится. Влажная взвесь, что неподвижно парит в невесомости в безветренную погоду, переливается на свету бесполезного солнца как маленькие жемчужинки. Но их ни в коем случае нельзя трогать. Могут быть очень опасны. Каждая такая капля – крупинка смертельно ядовитого яда. Находиться без респиратора слишком рискованно. Всего лишь несколько вдохов легко могут стать последними. Но в дождливую, – сильно дождливую погоду, – может и пронести даже без респиратора или противогаза. Но, всё же не стоит. Противогазов много, а жизнь – у всех одна.

Бесстыже оголился скелет и внутренности заброшенного дома. Деревянный брус треснул, загнил и разбух. Шифер лопнул и обвалился. Солома покрыта плесенью. Одичавший без людей ветер, словно разбойник, налетает на комнаты и коридоры. Бушует в шкафах, скрипя и хлопая дверцами. Устраивает внутри хаос и погром. Где-то, в одной из комнат, стоит тёмная лошадка-качалка с понурой головой, белой гривой и хвостом. Коричневое, слегка выпирающее на теле лошади седло с нарисованной ярко-красной попоной и жёлтой каймою, с кисточками-хвостиками. Тёмная краска на детской лошадке сильно облупилась. Местами проступает посеревшее тело. Одинокий ветер гоняет её и в хвост и в гриву, иногда раскачивая очень сильно. Когда идёт дождь, или бушует гроза, она плачет – из глаз, по её мордашке, стекают и падают капли тоненькими ручейками. Ей больно. Одиноко, и страшно. Страшно от гремящей, перевёрнутой посуды, дребезжащих на полу выцветших и пожелтевших газет, которые тоже растеряли свою храбрость вместе с испуганными, шелестящими страницами раскрытых ветхих книг…

Детская кукла… серая, облезшая. Но такая реалистичная. Местами ещё осталась краска песочного цвета, которая шелушилась подобно коже. Лежит, похожая на мёртвого ребёнка. Только потерянный искусственный зелёный глаз делает её не настоящей. Превращает в пластиковую холодную куклу. Он валяется рядом, на прогнившем полу…

Пробежал жучок, задел глаз. Тот покатился в сторону. Когда-то ранее в длинных, роскошных, золотых волосах большой куклы, которые превратились во что-то выцветшее и слипшееся от грязи и паутины, ползало нечто, и извивалось. Сначала было одно. Потом их стало много. Мелкие, длинные, с усиками, и без. С мохнатыми лапками и покрывающим всё тело ворсом. Ворс жёсткий, колючий, пронзающий до крови, словно металлические иглы. И мягкий в других местах, словно кусок ваты. Лёгкое цоканье твёрдых конечностей о пластик. Жалобное пищание и злобное шипение. Иногда возникающие драки между собой, отчего поблёкший ком грязных и золотых, когда-то, волос, начинал бурлить и неестественно извиваться. Лишь один целый глаз смотрел безразличным взглядом куда-то далеко.

Дальше – обрушенная стена, через которую перекинулись колючие, ядовитые, неизвестные лианы. Их концы тыкались во все щели. Бились в гнилые полы, кирпичную кладку или пытались залезть между брёвен. И рушили. Пробивали, ломали. Распространялись дальше, неостановимые, будто чума. Всё им не имелось и всё было ни по чём.

Вот какая-то зверушка… Совсем ещё ребёнок по человеческим меркам. Не смогла убежать. Прижата к стене. Приколота дюжинными, острыми, тёмно-коричневыми наростами, похожими на ржавые, загнутые арматурины. Язык животного вывалился на бок, голова задрана вверх и оттянута назад. На рту – следы белой пены. Оно долго находилось в сознании. Мучилось, пока не иссякли все жизненные силы. Можно было сказать, что кто-то хотел перерезать ему горло, но это постаралось неизвестное растение.

Животное напоминало косулю, но имело пять конечностей – три передние и две задние и непонятной, ломаной хаотичной формы, тоненькие, как веточки, рога. Такие запутанные, что в них с удовольствием свила бы гнездо какая-нибудь птичка. Скорей всего и птичка будет довольно необычной – двухголовой и трёххвостой.

Толстые стебли зелёного растения-монстра пригвоздили, стянули, и не намеревались отпускать это животное, пока полностью не опустошит его. На светло-коричневой шкурке отчётливо видны следы и подтёки потемневшей запёкшейся крови. Пятна или лужи под ним на полу не было. Растение не могло позволить себе такую роскошь, пустую трату драгоценного нектара в никуда. Оно старалось впитывать всё, не теряя ни единой капли. Подставляла в тех местах свои шиповатые зелёные щупальца, и впитывала красное. Капли постепенно исчезали на стеблях как в губке.

Лианы опутывали ноги, обтягивали всё сильнее… Сдавливали, продирались сквозь шкуру и плоть, добирались до кости. Тыкались в рёбра, пробивали и заполняли собой всё внутреннее пространство. Обхватывали внутренние органы – лёгкие, сердце, печень. Даже кишки с говном. И ели. Питались, постепенно сжимая внутренности всё сильнее с каждой минутой, пока не останется ни капли питательной влаги.

В течении пары недель из области живота они пробирались прямиком в голову, где иссушали гниющий серый мозг. Пробивались через глазницы, всасывая в себя остатки жидкости из глазных яблок. Рога, естественно, не трогали. Мёртвые костяные наросты, без малейшей капли источника жизненных сил совсем не интересны уже довольным, блестящим от лоска и достаточно толстым, тяжёлым шипастым лианам.